Текст книги "Математика на раздевание"

Глава 6

Владимир

От ярости я не нахожу слов и сжимаю кулаки. Пытаюсь взглядом Жорика хотя бы покалечить, если не убить, но этому хмырю хоть бы хны – он уже полчаса ухохатывается и вытирает слезы.

– Ты чего ржешь, морда чешуйчатая? – я наконец соображаю, что пора подавать голос. – Забыл, кто на кого работает? Если еще и хрюкать начнешь, то точно уволю!

На него не особенно действует угроза, он как раз через хрюки и отвечает:

– Так я же был прав – ты запал на Куприяновское чадо! Ржачно! Но не парься, дружище, на такую любой бы запал.

– Ты меня каким местом слушал?! – гаркнул я громко, после чего друг немного притих. – Я говорю, она сама на меня вешается!

– Прям-таки вешается? – Жорик прижал руку к груди и поддержал, как только он умеет: – Верю, Володенька, верю! Это она снаружи маленькая и щуплая, но такого медведя ловким приемом скрутила, раздела, оседлала и как давай на нем прыгать! Ты уже заяву в полицию накатал за изнасилование? Постой-ка, у тебя ж как раз юрист знакомый есть – ща быстро накатаем!

Я закатил глаза к потолку ресторана. Зря решил поделиться – мне нужен был взгляд постороннего на вещи, которые я сам себе объяснить не сумел. Глас разума! А не ржач разума. Вспомнил интересный аргумент:

– Знаешь, что она мне устроила, Жорик? Математику на раздевание! Делает ошибку – и стягивает с себя футболку. Клянусь, если бы это происходило не на моих глазах, я бы не поверил. И до сих пор не могу понять, на каких шарнирах тогда смог от нее уйти – до сих пор в штанах больно.

Жорик под полным впечатлением замолчал и даже неверяще замотал головой.

– Серьезно? Вот это у нее выдумка! Чудо, а не девочка! Ты ведь попросил ее подуть на ваву?

– Это не у нее выдумка, – нехотя поправил я. – Честно говоря, идею я подкинул…

– Вона че! – протянул он и снова начал хохотать. – Сразу видно, что ты совсем-совсем не виноват! То есть ты ее открытым текстом провоцируешь, она в какой-то момент начинает на твои провокации реагировать и автоматом становится во всем виноватой? Давай уже как-нибудь пообъективнее на вещи смотреть, а?

Я вздохнул и признал:

– Ненавижу, когда ты прав, но да – я просто места себе не нахожу. Ася – мало что красивая, она шустрая, умная, смелая, четко осознает свои желания и, вопреки всему сказанному, немного зажатая и скромная. Ей до блядской раскованности сто километров ползком, но годам к тридцати из девочки вырастет такая сказка, что она будет мужиков в стопки укладывать. Ну и какие у меня были шансы? Но я тебе это не просто так рассказываю – мне нужен совет.

Жорик умеет быть серьезным и дураком отнюдь не является. И сейчас все-таки успокаивается и пожимает плечами, почувствовав, что хватит с меня насмешек:

– А какой тут совет дать? Доделай дело и дожми Куприянова. Потом, через пару-тройку недель позвони Асе и продолжи общение, никогда не попадаясь ее отцу на глаза. Не обещай ей золотых гор и любви до гроба – она от тебя все равно этого не добьется, будь честен. И надейся, что нравишься ей ровно настолько, чтобы она согласилась на несерьезный роман. Наедитесь друг другом – и разбежитесь счастливыми людьми.

– До этого я и без тебя додумался, – отзываюсь ворчливо. – Я про честность понять не могу. Какие могут быть отношения, если она даже имя мое не знает, не говоря уж об остальном?

– А-а, – Жорик будто только сейчас об этом подумал. И снова тянет лукавую лыбу – не иначе новую гадость придумал: – Ну скажи ей, что обожаешь математику и потому превратил ее в свою работу. А в качестве увлечения в свободное время управляешь строительной компанией.

– Очень смешно. Сил нет, сейчас оборжусь до колик. Я серьезно! Какие отношения? Чебуреками ее на лавке угощать и там же с ней спать?

– Зависит от того, сколько продлится ваша взаимность. – Жорик уже отвлекается от меня, все его внимание улетает в сторону грудастой официантки. – Если она тебе на пару встреч нужна, тогда проще квартиру снять, чем открывать карты. От настоящего имени до настоящей фамилии – рукой махнуть. Узнает твоя Ася, что ты ее семейке натворил – никогда не простит, и больше ты на ее длинные ножки лапу не наложишь. Потому тут или враньем, или никак.

Больше я его не донимаю. Жорик вывалил всю мудрость, на какую был способен. И невзначай поставил вопрос ребром: мне Ася на пару встреч нужна или на целых пару месяцев? Откуда ж я сейчас-то об этом должен знать? Но то, что я хочу ее больше, чем когда-либо хотел Ирку – неоспоримый факт. Быть может, разгадка в том, что Ира не дала мне возможности прочувствовать это желание – я охотился на нее секунд тридцать до полной капитуляции. И если бы с Асей произошло так же, то я бы точно не мучился каждую ночь, представляя ее под собой.

Вторник для меня – самый простой день, потому что при возможных свидетелях удержать себя в руках проще. Вторник – невозможно легкий в сравнении с четвергом, ведь мы просто сидим и занимаемся математикой, а двусмысленные фразы вылетают тихо и чаще остаются без ответа. Я так настроился на простоту, что расслабился, выпустил из вида накопленное взаимное напряжение – и именно во вторник весь самоконтроль разлетелся в пух и прах. Никогда нельзя терять сосредоточенности, а иначе шибанет сразу во всех направлениях – и обязательно в такой момент, когда ты не готов.

В конце мая уже слишком жарко, я являюсь в знакомую квартиру в белой рубашке без пиджака – образ образом, но о себе тоже нужно позаботиться. Ехал на такси с почти завершенного объекта, где успел испачкать рукав в какой-то грязи. Это не беда – закатываю почти до локтя, не забываю нацепить дурацкие очки и надеюсь, что Ася сегодня не потащит меня в какое-нибудь кафе.

И уже с первого взгляда, когда она открывает мне дверь, что-то идет не так. Девушка смотрит странно – и я только в этот момент жалею, что все же не нацепил привычный пиджак. Он как будто был для меня броней, которую я раньше не замечал, а теперь по непонятной причине ощущаю себя почти раздетым. Однако улыбаюсь во все зубы:

– Прости за расхлябанный вид. Жара.

Ася переводит взгляд с моего предплечья на улыбку – и снова замирает. О черт, нервная система запутывается в тугой клубок от осознания: она хочет меня не меньше, чем я хочу ее! Это не просто романтическая влюбленность – в девочке полно уже разгоревшегося огня. Мысль изводит, она сжирает остатки разума: о том, что я здесь не единственный, кто хочет схватить эту красивую девочку в безразмерной футболке и уже опостылевших джинсах, вжать ее в себя, пока мы оба не захрустим, и прижимать настолько тесно, чтобы она корни в меня пустила. Мы уже обменялись уколами на эту тему, но последней каплей стал именно ее взгляд. Ася тоже играет безразличие, в которое я теперь никак не могу поверить:

– Да ничего страшного, Алексей Владимирович. Проходите.

Я почти не соображаю, пытаюсь вынырнуть из наваждения и потому забываю захлопнуть за собой дверь – просто шагаю вперед. А Ася в тот же момент двигается в мою сторону, чтобы дверь закрыть. Прихожая у них большая, хватит места и десятерым разойтись, но происходит необъяснимое – край широкого рукава ее футболки скользит по моему предплечью. Не скользит даже – прикасается одним миллиметром. Одним микроном на миллионную долю секунды. Но нам никак нельзя было друг к другу прикасаться, тем более так ощутимо и на такое долгое время. Как удар под дых. Если до сих пор напряжение зашкаливало, то теперь срывает последние планки. Ася вздрагивает – ее тоже ударило, я перехватываю ее и разворачиваю. Дверь мы закрываем вместе – ее спиной.

Врезаюсь в ее губы, сразу проникаю языком внутрь глубоко. Дорвался. Как я вообще столько протянул? Но наконец-то дорвался – и оттого в груди, в животе обрываются последние нитки, за которые я еще мог управлять собственным телом. Ася вся дрожит под моими руками, она задыхается от того же переизбытка ощущений, что рвет меня. Отвечает на поцелуй безвольно, но мое вырвавшееся на свободу животное почти не дает ей такой возможности. Запах, вкус перемешиваются с выстраданным желанием, я наверняка сжимаю тонкое тело почти до боли. Но стон, который слышу, когда на секунду отстраняюсь от нее, не похож на болезненный – он в точности отражает мой. Я продолжаю терзать ее губы, руки оглаживают бедра – хочется схватить девочку, вздернуть выше, врезаться между ног. Мысль о мешающей одежде заставляет вспомнить и о другой – мы в квартире не одни. Моя кожаная сумка падает на пол, я вообще о ней забыл. Ася от резкого звука сжимается, наверняка тоже подумав о неуместности. Но как оторваться-то друг от друга? Теперь-то как оторваться? Сейчас, когда ее уже покрасневшие губы в миллиметре от моих?

У нас же урок – тяну ее к комнате. Но даже ради конспирации не могу выпустить из рук. Замечаю темноволосую женщину лет пятидесяти в пролете – она выглядывает из кухни, привлеченная шумом, и теперь таращит на нас круглые от удивления глаза. Да насрать на нее. На все на свете насрать, кроме Аси, которая теперь тоже одурманена до полного сумасшествия. Там, за нашим обычным местом занятий, ее спальня, но туда нам точно не нужно. Мы оба сильно пожалеем, если впервые дорвемся друг до друга именно в таких обстоятельствах. Но целовать-то ее мне никто не запретит. И руку мою никто не остановит, когда я скольжу под футболку и застываю от прикосновения к ее коже.

– Леш, не надо, не надо, пожалуйста… – шепчет Ася.

От чужого имени, в такой момент кошмарно неуместного, поднимается бешеная ярость. Но я остервенело трусь разбухшей ширинкой о ее бедро. Ладонью сжимаю грудь поверх лифчика – и даже так чувствую ее напряженный сосок. Я совершенно точно через минуту кончу, даже не раздев ее. Но Ася выгибается, пытается отстраниться от моих губ:

– Остановись, пожалуйста…

– Ася, хорошая моя, красивая моя девочка, – я почти задыхаюсь. – Ты прямо совсем не вовремя вспомнила о скромности…

– Представляю… – ей тоже трудно дышать. – Но не сейчас, не здесь… Леша, очнись уже! Если это произойдет, то точно не так.

Второй раз это идиотское имя меня немного остужает. Я отступаю от разгоряченной девочки – и она сразу срывается в сторону, как будто все это время мечтала о побеге. Раскрасневшаяся, красивая, как никогда прежде. Но разум из нас двоих остался только у нее – и Ася говорит правильные вещи:

– Нам обоим надо остыть. Я в ванную. Леша, это не отказ, ты действительно мне очень нравишься. Но мы сейчас наворотим дел, которые потом не расхлебаем.

Она убегает. Слышу, как нервно захлопывает за собой дверь в ванную комнату. Я стону от отчаянья. Но Ася совершенно права – это неуместно. И Жорик правильный совет подкинул – я должен встретиться с ней потом, когда все будет закончено. Наши с ней отношения будут короткими или долгими – мы потом вместе об этом узнаем, но они точно будут. Тогда и получится что-то более чудесное, чем разовый перепихон почти на глазах у бедной женщины, которая сюда готовить еду приходит, а не наблюдать эротические сцены с участием молодой хозяйки. Надо просто немного потерпеть – вернее, сначала сделать одно дело, а потом уже переходить к следующему.

Я возвращаюсь в себя быстро – и как раз потому, что приз в будущем замаячил ярче и желаннее, если только ничего прямо сегодня не испортить. Быстро выхожу в гостиную. Вода в ванной шумит: страстной девочке нужно куда больше времени для того, чтобы взять себя в руки, а это не может не радовать. Так, стоп, сейчас не об этом. Отмычки у меня были всегда наготове – я не представлял, когда выдастся удачный момент. Бегло оборачиваюсь к проходу на кухне – женщины не вижу совсем. Возможно, бедняга так впечатлилась увиденным, что сейчас забралась куда-нибудь под стол, чтобы случайно еще больше не увидеть. Мне подходит.

Открываю с первой попытки. Кабинет небольшой, и потому дубовый стол гигантских размеров выглядит как-то слишком громоздко. Спешу: выдвигаю ящики, быстро просматриваю бумаги, попутно радуясь, что сейфа здесь нет. Мы боялись такой вероятности, нашли специалиста на всякий случай, но обошлось. Просто Куприянову и в голову не пришло, что враг проберется прямо в его дом. Но он все равно параноик – дверь-то запирает. От кого он тут-то прячется? Да от своей дочери и прячется – вряд ли отец хочет, чтобы Ася знала, как на самом деле он зарабатывает намного больше своей официальной зарплаты.

Мария Львовна почти ничего не рассказала, мы собирали намеки из ее оговорок – и сделали самую верную ставку. Найдя нужную пачку, я просто фотографирую каждый лист своим сотовым, чутко прислушиваясь к звукам. Как только показалось, что вода выключилась, сразу шагаю на выход, закинув документы в выдвинутый ящик, сотовый запихиваю в задний карман брюк. И через секунду сталкиваюсь с Асей. Она вздрагивает.

– Леша, ты почему здесь?

– Тебя жду, – вру, глядя в глаза. – Хотел сказать, что сегодня мне не до математики. Я, пожалуй, пойду.

– Да, уходи, – кивает она. – Нам обоим надо понять, чего мы хотим от этих отношений – до того, как их начнем.

Чего хотим от отношений? Да ведь сегодняшнее – исчерпывающий показатель! Я хочу ее трахать, Ася хочет, чтобы я ее трахал. Если в промежутках мы пару раз сгоняем в ресторан – тоже неплохо. Но романтическая принцесса пока не ставит акценты так отчетливо. Ее губы все еще припухшие, а огромные голубые глазища блестят. До судорог жаль оставлять ее прямо сейчас – именно такую. Но чтобы начать правильно, надо все ходы делать по очереди. Нам обоим придется подождать друг друга несколько дней. Всего несколько дней! Это ничто в сравнении с почти тремя месяцами томления.

Звоню Жорику сразу, как только оказываюсь в такси:

– Я их достал. Сам не верю, но я их достал!

Друг, который постоянно караулил офис Куприянова во время моего «репетиторства», впадает в тот же восторг:

– Постановление с правильной датой? Теперь мы без труда докажем, что он незаконно отозвал наше разрешение и выдал другое задним числом!

– Бери выше! – я безудержно смеюсь, все еще пытаясь осознать победу до конца. – Помимо этого еще и блокнот с именами и суммами.

– Откаты? – предполагает Жорик.

– Сто процентов, что не счета за ресторан! Причем с указанием номеров договоров. По некоторым ему башляли на регулярной основе. Прокуратуре хватит двух первых страниц, чтобы открыть десяток дел.

– Завожу машину! – друг тоже не может сдержать смеха. – Где тебя подхватить?

– Оставайся на месте, – решаю я. – С детства помню поговорку: не откладывай на завтра то, что прибыльнее сделать сегодня.

Он хохочет, скидывая вызов. А я немного успокаиваюсь – эйфорию можно будет пережить чуть позже. И все равно радуюсь, что мы со школьным другом так удачно встретились снова, что уже три года вместе выстраиваем тылы. Ни один другой человек на всем белом свете не вызвал бы мне такого доверия, чтобы провернуть подобную аферу. Да и стоит признать: сама идея тоже принадлежит Жорику. Только хитрожопый юрист мог продумать стратегию до всех мелочей.

В приемную входим вместе. Этот клоун раздобыл розу, пока меня ждал, и теперь сжал ее зубами, изображая какого-то карикатурного мачо. Секретарша от его вида деревенеет.

– Георгий?! – она восклицает громко, но тотчас сбавляет тон: – Но я сейчас не могу уйти, у меня работа!

Он изящно вытаскивает розу изо рта и кладет на стол перед ней.

– А я на этот раз не к тебе, прелестница. Шеф у себя?

Женщина вначале рдеет, но быстро собирается и устремляет взгляд на меня, пытаясь понять, где меня видела. Возможно, у нее хорошая память на лица – и она вспоминает, что я здесь один раз бывал, когда получал первое разрешение. Но определенно она не может сопоставить мое лицо с фоткой из анкеты репетитора – без круглой оправы и обработки фотошопом я совсем другой человек.

– Михаил Евгеньевич занят, – произносит неожиданно сухо. – Есть окошки на четверг и пятницу, я вас запишу. Вы из какой компании?

А Жорик молодец – он так запудрил ей мозги, что она вообще его персону с делами шефа не связала. И Казанова тянет, обиженно надувая губы:

– Мари-ия Львовна! Мы буквально на минуточку!

Секретарша поднимается на ноги и вид имеет такой, будто бы готова грудью бросаться на нас обоих. А у нее ничего такая грудь, внушительная. Присмотревшись к женщине внимательнее, я отдаю Жорику должное – из тысячи вариантов он умеет отбирать самый сок. Даже ее волосы, стянутые в тугой пучок, не прибавляют ей возраста – наоборот, делают ее образ строгим и доминантным. В некоторых ролевых играх ее место автоматически определяется.

Пока она не успела, я просто шагаю к тяжелой двери и открываю. Жорик спешит за мной – он ни за что не пропустит момент нашего общего триумфа. У Куприянова в кабинете два посетителя, они вздрагивают и оборачиваются при нашем появлении. Конечно, он сразу узнает меня. Эта гнида точно помнит каждого, кого опрокинул. За моей спиной визжит секретарша:

– Они сами вломились, Михаил Евгеньевич!

Куприянов смотрит только на меня – ему становится совсем плевать на остальных. Но рассудок не теряет и отдает самый здравый приказ:

– Мария, вызовите охрану.

Но я уже шагаю к нему, показывая экран телефона. Удивительно, что он узнает свою подпись даже с большого расстояния. Бледнеет и снова демонстрирует чудеса сообразительности:

– Мария, не надо охрану… – Переводит взгляд на замерших посетителей и обращается к ним: – Господа Ивановы, прошу подождать в приемной, у меня срочное дело.

Мужчины выходят – понимающе кивают, не выдают ни капли раздражения от задержки их вопроса. Они такие же, каким я когда-то был: верят, что в этом кабинете сидит честный человек, у которого море важных обязанностей. И он обязательно уладит все по справедливости, дойдет очередь и до них. Наивные, лучше б деньги собирали на взятку, вот тогда, может, и решат свои проблемы.

Мне нет нужды далеко проматывать фотографии, Куприянов – не дурак, он уже после первой все понимает. И задает глупый вопрос:

– Как?!

Жорик в стороне усмехается. Я не вижу смысла затаптывать поверженного мудака в асфальт с головой и говорю бесконечно вежливо:

– Михаил Евгеньевич, неправильный вопрос. Не «Как?», а «Где?». Вот тут, пожалуйста. И тут.

Кладу перед ним бумаги, которые он подписывает, сжимая челюсти. И разрешение на застройку, и отзыв постановления на имя Пшелнаха. Кстати говоря, Куприянов теперь должен вернуть Пшелнаху откат, а то как-то некрасиво с его стороны получается. Ну, договорятся уж как-нибудь, не буду же я им обоим слезки подтирать.

На выходе Жорик зачем-то задерживается в приемной и снова зовет Марию Львовну на свидание. Женщина растеряна, она не знает, что отвечать. Его комплименты сейчас в ее ушах звучат как издевательства. Я не жду, выхожу на улицу, с удовольствием жмурюсь на солнце. Друг догоняет с предсказуемым предложением:

– Володя, это надо отметить!

– Надо, – соглашаюсь я. – Устроим корпоратив на следующей неделе. Сегодня победили все, даже наши монтажники, которые представления не имеют, что висели на грани увольнения. А сейчас лучше еще раз перепроверить расчеты, мы не имеем права оступиться.

– Трудоголизим неизлечим! – хвалит меня Жорик. – Подкину до офиса, твоя машина там.

В тот же день я еду посмотреть на территорию другими глазами – сейчас-то она действительно моя, потому и с такой точки зрения я увижу ее впервые. Пшелнах снова бежит ко мне. Он там круглосуточно, что ли, живет?

Показываю ему документы, мужчина не сразу понимает, но через несколько секунд меняется в лице. Начинает материться, крыть Куприянова такими словами, которыми даже я того не крыл. И неожиданно начинает мне очень нравиться. Хороший ведь человек, основательный! И компания у него отличная, не какие-то дилетанты. Мы с ним абсолютно в одной лодке и в каком-нибудь другом мире могли бы работать вместе. Он нравится мне настолько, что я открываю ладонь и протягиваю ему:

– Семен Витальевич, давайте без обид. Составьте смету понесенных расходов – я их покрою. Это будет справедливо.

– Пшелнах! – орет он уже на меня, брызгая слюной.

Забавно, что он обращается ко мне своим же недавним прозвищем. Руку, конечно, не пожимает. Но остынет и смету все-таки пришлет – я бы на его месте обязательно прислал. Конечно, это не та прибыль, которую он уже в уме расписал, но хоть что-то.

Пару дней я очень занят. Асе звонить не хочу – следующий наш разговор состоится с глазу на глаз, когда каждая реакция видна, когда взаимное притяжение выкручивает вены. Я откладываю все это волнение в груди до четверга, ведь именно тогда моя горячая девочка будет меня ждать. Сразу скажу, чтобы искала себе другого репетитора. Но мое к ней влечение – самое настоящее, оно возникло с первого дня, когда я ее увидел, к нему мы и приступим, когда начнем с нуля. И мне тоже нужно немного времени, чтобы правильно оформить свою речь и быть верно понятым. Она ведь про какие-то отношения намекала.