Текст книги "Татуаж сердца"

Моя весна

 
Это просто такая весна…
Очень странная, очень холодная…
Нет симптомов, привычки и сна —
Я – свободная, я – свободная…
 
 
Это просто погоды протест,
Изливаемый с неба ливнями…
В кассе в «Вечность» сказали нет мест —
Я – счастливая, я – счастливая…
 
 
Я боялась просить и любить,
Чтоб не стать, как природа – безмолвною…
Я училась, как ты учил жить —
Быть обычной, слегка однородною…
 
 
Превратившись в сухую мозоль,
На пути сквозь тернии к звездам,
Я не вынесла эту боль —
Я – серьезно, я – серьезно…
 

Август. Осенне-летнее

 
Уходит лето в нежный август —
К дождям и хладным вечерам…
Поспел подсолнечник и гарбуз,
И сладко-горький плод сандал…
 
 
Тускнеет солнце, ждет покоя.
Темнеет ночь, стихает лес…
И красно-желтых листьев рои
Летят, стремглав, в страну чудес…
 
 
Молчит свирель лесного мэтра —
Гастролей нет у соловья…
Он убирает свою флейту
До лета завтрашнего дня…
 
 
И вместе с ним, в свою коробку,
Для сладко-вещих теплых снов,
Укутав мыслями, чуть робко,
Сложила до весны любовь…
 

Содом и Гоморра

 
Чуждая кровь из искусственной вены.
Душно. Кушетка. Больничный угар.
Кто-то в палате из светской богемы
Молится новым гламурным богам…
 
 
Рядом – ребенок со взглядом старухи.
«В сказки не верит», – сетует мать…
Тут же фанатик советской разрухи
Флагом пурпурным стелит кровать…
 
 
Слышится рядом шепот игривый:
«Страсть. Па-де-де. Пуанты. Кан-кан…» —
Бред постбалетной брошенной примы,
В чьем теле спилась Айседора Дункан…
 
 
У стенки – засохшая тонкая розга —
Мать, потерявшая в утробе дитя,
Со страшным диагнозом – мертвого мозга,
Мертвого чрева и мертвой себя…
 
 
Эта лечебница – чистилище словно…
Страшный, убогий, жестокий Содом…
«Жизнь» – та больница зовется условно…
Мы все в ней лежим и свихнемся…
Потом…
 

Недописанное стихотворение

 
Неотправленное письмо,
Как в себя вдыхаемый дым…
Что останется все равно
Терпкой горечью нам двоим…
 
 
Недосказанные слова,
Превратились в трусливый ком…
Как же кружится голова
Лишь от мысли о нем одном…
 
 
И нетронутая рука,
В ней бегущий по венам ток…
Я сегодня, как и вчера,
После выдоха делаю вдох…
 

Весне

 
Сковал февраль в объятьях властных
Чуть теплый, юный, вешний март.
Прохожих он вгоняет в краску —
Румянцем красит боди-арт.
 
 
Февраль лютует и резвится,
Как будто начисто забыл
О леденеющей границе,
Разделе честном весен-зим.
 
 
Но март премудрости природы
Усвоил много лет назад…
Он обнимает месяц злобный
С любовью пущей во сто крат.
 
 
Он обнимает вербной почкой,
Чуть удлиняющимся днем,
Капелью, нежностью бессрочной,
Любовью, солнцем и огнем.
 
 
И постепенно тает лютый,
Холодный и седой февраль.
И распускается повсюду
Любви весенней пастораль…
 

Ангел Исаакия

 
В ящике старом, наполненном стружкой,
С ликом ребенка, размером с игрушку,
 
 
Медною щечкой прижавшись в углу,
Ангел заснул в нашем тленном миру…
 
 
Тихий подвал без роскошных убранств
В годы военные Ангела спас…
 
 
Спрятал его белоснежные крылья,
Спас от бомбежки, врага и насилья…
 
 
Небо вмиг домом вдруг быть перестало —
 
 
Вокруг разрывались осколки снарядов,
Дрожала брусчатка от маршей отрядов…
 
 
Гремело и силилось в городе горе…
Война и болезни – людские две доли…
 
 
И Ангел просился на купол собора:
«Я должен, я справлюсь! Спасу этот город».
 
 
Но тихий подвал лишь устало молчал
И пуще от ветра собой защищал…
 
 
Теперь же, спустя половину столетья,
Все те же холодные мокрые клети
 
 
Остались пенатами для Херувима.
Ни небо, ни церковь, а сырости климат…
 
 
И сила молитвы ничуть не слабее,
И место значенья совсем не имеет:
 
 
В соборе ли, в подвале открытая дверца —
Ведь вера заходит в открытое сердце…
 

Тату

 
Под кожей ведь набиты мои татуировки —
Имен и чисел вязь, струится водопад…
Читаю каждый день и даже как неловко
Становится от тех, кто выбит невпопад.
 
 
Иных не помню уж. Их имена – помарки,
Но тело благодарней, чем памяти гештальт —
Ему ведь наплевать, что был роман неяркий
И что не пел над вами Амура тонкий альт..
 
 
Все пишет мне хронограф под беленькую кожу,
И видит изнутри не ангельскую суть.
Ведь помню лишь о тех, кто смачно плюнул в рожу,
А тех, кто вытер все, стесняюсь помянуть…
 
 
Под кожей ведь набиты мои татуировки.
Из чисел и имен рождается судьба.
Все меньше мест осталось для новой зарисовки —
А бить поверх других, увы, никак нельзя…
 

Тебе

 
Ступень за ступенью,
Тупик, снова – дверь…
Живу ощущеньем,
Без счета потерь…
 
 
Без скарба, без чина,
Рутины земной…
И даже Мужчина
Не может быть Мой…
 
 
Здесь все эфемерно,
Все временно-чуждо…
Нет четкого «верно»
И точного «нужно»…
 
 
Ты волен творить
Судьбоносные вехи…
Где дверь отворить,
Где исправить огрехи,
 
 
Где выбрать Ее,
Где оставить как есть,
Где решить – что твое,
Где нести Миру весть…
 
 
Но на этой планете
Я хочу быть с тобой,
Где крылатые дети
Вновь играют с судьбой…
 

Двое…

 
Сжигает предательски мосты…
Осень.
«Я здесь, я рядом, где же ты?» – …
Спросишь.
Туман кальяна, коньяк, слезы…
Снова.
У Божьей дочери ведь нет…
Дома.
Сегодня, завтра, никогда —
Вечность.
Я проживаю как века
Встречность.
Мелькают мысли, ночи, лики.
Устала.
На сердце холодом… вкус
Металла.
Мне б вены страха – вон!
Наружу.
И вылететь б в окно… да в
Стужу.
Седой туман обнимет нежно
Плечи.
Лететь, звенеть, любить и ждать
Встречи.
Но сердце хочет жить…
Ноет.
Скажите, суженые, мне… Зачем вас
Двое…
 

Дочке

 
Ты – больше чем дочка. Ты – больше чем небо.
Ты – больше моей самой громкой победы.
 
 
Ты – сила и слабость. Усилье и воля.
Ты – мой апокалипсис родовой боли.
 
 
Ты – вера и Бог. Ты – сгусток религий.
Ты – первые буквы и первые крики.
 
 
С тобой я учусь равновесью и жизни.
С тобой формулирую новые мысли.
 
 
Ты все поменяла. Ты все разбросала.
Все то, что неправильно, в общем, лежало.
 
 
Учи меня, дочка, любви и заботе.
Учи меня буквам, примерам и ноте.
 
 
Учи, чтобы мама твоя защитила
Свою диссертацию. Тема: «Любила…».
 

Хоть музой, хоть любовницей

 
Своей рукою стерла грань…
Сама всему виновница…
С колен своих немедля встань —
Не муза я – любовница…
 
 
Ждала я вверенных надежд,
Что, мол, вернутся сторицей…
А стала средь других невежд
Не музой, но любовницей…
 
 
Лишь церкви свод хранит меня,
Где сердце тихо молится…
И завтра снова ждет тебя
Не муза, но любовница…
 
 
И слух людской донес вчера —
В народе кличут «горлицей»…
Я б в твоем сердце умерла —
Хоть музой, хоть любовницей…
 

Твоя причина

 
Вонзает капли хищный дождь,
Лишая солнечной надежды.
И ты рассеянно бредешь
По закоулкам жизни прежней…
 
 
Ты вспоминаешь о былом,
Что растворилось в этих лужах…
И рассуждаешь об одном —
Кому теперь ты будешь нужен…
 
 
Она казалась безграничной,
Вмещая весь вселенский смысл,
На мир жестокий и циничный
Смотрела как-то сверху вниз…
 
 
Была прозрачно-невесомой,
Витала в розовых мечтах…
А ты наигранно-сурово
Ругал ее за крыльев взмах…
 
 
Не верил ты в ее мечтания
И не кормил нектаром грез…
Теперь на фото очертания —
Твоя причина тихих слез…
 

А в доме моем

 
А в доме моем – кружева и ваниль,
Зефрные мягкости плюша.
Шкатулку, в которой играет кадриль,
Совсем стало некогда слушать.
 
 
А в доме моем живут розовый слон,
Тряпичная кукла и мишки.
Все жители дома хранят сладкий сон
Одной непослушной малышки.
 
 
А в доме моем живет кавардак,
Он очень похож на бабая.
И кажется всем, хотя это не так,
Что редко совсем убираю…
 
 
А в доме моем – цветное пюре,
Как радуга летних приветствий,
По стенам почти как шедевры Мане —
Сведетельства баночных бедствий.
 
 
А в доме моем – разноцветный горшок,
Как символ прорыва сознания…
И первый счастливый родительский шок,
И первые дни ожидания…
 
 
А в доме моем – заливистый смех,
Царапины, зубы и сласти…
Так хочется мне, чтобы было у всех
Такое ванильное счастье.
 

True

 
Поле не пахано, стихи не дописаны.
Голова, словно флэшка – заюзана мыслями.
Уходящих людей провожаю улыбкою,
Даже если их правда оказалась ошибкою.
Не делю одеянья – на праздник и будни.
Не люблю состояний, когда хрупкое губят.
Ненавижу подземку, не верю в удачу.
Я решаю, как в школе, основную задачу —
Для чего, почему, для кого существую.
Почему не лукавлю, не вру, не блефую.
Почему слово «честность» такое родное?
Доиграем ли мы в эту «правду» с тобою?..
 

Не жду

 
Не жду я следующих шагов —
Останься там, где был…
На сердце слишком много швов,
От тех, кто нас любил…
 
 
Не приближайся на сто миль —
Пишу другой абзац…
Боюсь, что радостную быль
Ты превратишь в эрзац…
 
 
Не знать бы вовсе про тебя.
И никогда не ждать,
Что, за день Землю обойдя,
Придешь меня обнять…
 

Февральский пожар

 
Февральский ветер без надежд
Оставил нас в немую стужу…
Он будто выдувал протест
Из душ устало-непослушных…
 
 
Томится в теле сильный дух,
И сердце ритмы выбивает.
Стуча, как будто плачет вслух,
В пустынном питерском трамвае…
 
 
Гордыню треплет на ветру,
А страсть – ожогами по коже…
Нам в полыхающем бреду
Февраль с ветрами не поможет…
 

Весенний ликер

 
Нежно пахнет хвоя,
Зацветает мир.
Питерской весною
Разбавляю сидр.
 
 
Пью тридцатилетье
Свой лесной отвар.
Он из многоцветий
Сваренный нектар.
 
 
Пахнет он сиренью,
Ландышем слегка.
Залихвацким пеньем
Серого скворца.
 
 
С каждым новым залпом
Чувства все новей.
Охмеленный мартом,
Жаждешь уж апрель…
 
 
За апрелем теплым
Выпиваешь май…
С терпкою душицей,
Словно пряный чай.
 
 
Вот и выпил белый
Яблоневый цвет,
Писк птенцов несмелый,
Соловьев квартет.
 
 
Опьяненье это
Каждый год манит…
И танцует сердце,
Ускоряя ритм…
 

Любимому художнику

 
Сверкают капли дождевые,
Купаясь в солнечном свету,
Семь красок разом в небо взмыли,
Холста разбавив синеву…
 
 
На небосклоне акварелью
Из года в год, из века в век,
По чудотворному веленью
Рисует кто-то ночь и свет…
 
 
Рисует звезды, день и месяц,
Туман, грозу и снегопад…
Где тучи гроздьями развесит,
А где – сиреневый закат…
 
 
Художник этот всем известен,
Ведь самый чтимый на земле…
Собрав все краски мира вместе,
Нарисовал он душу мне…
 

Я видела тебя голым

 
Я видела тебя голым.
Рваным, облезлым, пустым.
Забытым, ненужным, неновым.
С желанием чьим-то чужим.
 
 
Я видела тебя ночью.
Отвязным, слегка во хмеле.
С открытою раной пупочной —
Больным недоверьем ко мне.
 
 
Я видела тебя острым.
Ты брил всех гребенкой своей.
Ты был неугодным и костным
Для многих овальных людей.
 
 
Я видела тебя разным.
Тем, что противен и люб.
Ты был и алеюще-красным,
И цвета заношенных брюк.
 
 
Я вижу тебя настоящим.
Ревнивым, любимым, моим.
Я вижу – на кузнице счастья
Куешь нам подковы двоим…
 

Показ мод

 
Глянцевидные листья сирени,
Как дельфинов зеленых носы.
Их цветы от ветров облетели
В капли лета июньской росы.
 
 
Распустился взамен эстафетно
Королевский роскошный жасмин.
Так пленителен сладко-конфетный
Куст-король, аромат-исполин…
 
 
Приготовились алые розы,
Одевают поярче наряд,
И на подиум колкой угрозой
Хамовато пройти норовят.
 
 
Впереди тонконогие маки.
В пестрых шляпках идут на поклон.
Закулисами – часто до драки;
Разнимает моделей сезон.
 
 
Весь мой сад – дом высоких моделей,
Дивных редких портных-кутюрье.
Дни показов – с начала апреля
До прохладных ночей в сентябре.
 

Битва

 
Всплеск нечаянной отваги
Забурлил в крови.
Оголили наши шпаги,
Вопреки любви…
 
 
Бьемся оба не на жизнь —
Хлещем по душам.
И любовь скользнула ввысь,
Чуть едва дыша…
 
 
Нам же вовсе невдомек,
Что трофей пропал…
С битвой вместе срок истек,
Что Господь нам дал…
 

Я никогда…

 
Я никогда не видела такой осени.
Обычно осенью я всегда умирала.
Курила, крутила на нерв локон с проседью,
Пила горький ром и куском от тебя заедала.
 
 
Я никогда не видела такой осени.
Чтобы топазное небо било в глаза свежестью.
Когда-то раньше, когда меня без приличий бросили,
Мне казалось, на осеннем небе можно лишь вешаться.
 
 
Я никогда не видела такой осени.
Малахитовость трав вся покрыта янтарными каплями…
И под сыпью мурашек сердце с силою просится
Позабыть о ком раньше неистово билось и плакало…
 

Питерская весна

 
Плотней задерну в окнах шторы,
Чтобы тускнеющий фонарь
Не слышал наши разговоры,
Те, что веду с тобой, Февраль…
 
 
Ты все метешь своей поземкой,
Повсюду след большой метлы.
И солнцем полируешь звонким
Адмиралтейский шпиль страны…
 
 
Сдуваешь белые сугробы,
Лучами сушишь Летний сад.
Ломаешь лед, чтоб талым водам
Теченью не было преград…
 
 
Ты увлечен своей уборкой,
Но горожанину не лень
Ругать столь долгую зимовку
И петербургский краткий день…
 
 
А ты, Февраль, мети – не слушай!
Буди, буди нас ото сна!
Чтоб в синих петербургских лужах
Здесь отражалась вновь весна!
 

Мелодичная поэтика или поэтичная мелодия

For F. K.

 
Перебирая рифмы, словно струны,
На грифе чуть разлаженной души,
Из-под пера, как звонкие ноктюрны,
Слова идут: пиши, пиши, пиши…
 
 
И в этом композиторстве – утеха,
И в этих ритмах – жизненная новь…
А сердце бьется в такт певучим вехам
Стуча в висках: любовь, любовь, любовь..
 
 
Скрипичный ключ мне открывает строки
Души Маэстро, вскинув взор на зал…
Кивнул тебе, чей несравненный профиль
Мелодию стихов писать мне приказал…
 

Возвращение в Питер

 
Июльская нега
Накрыла собой.
Ты словно здесь не был…
Иль был, но другой.
 
 
Мой город менялся,
Как форма из льда…
Ты в ней потерялся,
Парижи любя…
 
 
И снова ноктюрны
Из желтых домов…
Оплеваны урны
Поэтикой слов.
 
 
Беленые стены
Больничных палат…
Избитые темы,
Которым ты рад…
 
 
Волна послевкусий.
Эклектики новь…
Нальем и закусим
Стихами любовь…
 
 
За нашу столицу,
Петра и мосты…
Мы можем напиться
В развязное «ты»…
 
 
Обсудим игриво
Немытых Митьков…
Где «Невское» пиво,
Там творчеству кров…
 
 
Мой город гуляет,
Мой город поет…
Кто прожил без сердца —
Тот вряд ли умрет…
 
 
Все смешано в кучу —
Минздрав и табак,
Дождливые тучи
И солнечный град…
 
 
Убийства и нега,
Закат и рассвет…
Покатости брега,
Заросший кювет…
 
 
Паласы и смрад,
Хитрый Пыжик и кот…
Простуженный бард
В Мариинке поет…
 
 
Мой город гуляет,
Мой город поет…
Меня возвращая
В трясину болот…
 

Моя копия

К Варваре

 
Мы с тобою – две точные копии.
Как матрешки – одна из одной.
Мы не видели, как в Эфиопии
Многозверенно там в водопой.
 
 
Мы не видели, как в Индонезии
Многочаянны земли в цвету.
Как слоны, которыми грезили,
Многорозово топчут ко сну.
 
 
Мы не видели тихую Шамбалу,
О которой нам шепчет Тибет.
И волшебную толстую камбалу,
Что взлетает из горных их рек.
 
 
Мы не знаем, о чем многодумствуют,
Серебром покрываясь под ночь,
Звезды с их планетными чувствами.
Может, тоже мечтают про дочь?
 
 
Мы с тобою – две точные копии.
Как матрешки – одна из одной.
С каждым днем мне твоя Эфиопия
Уже кажется самой родной…
 

Лабиринт

 
Витиеватости судьбы
Нас привели с тобой друг к другу…
Ходили долго мы по кругу
Среди холодной пустоты…
 
 
И Ариадны нить в пути —
Сердечный компас – вздрогнул стрелкой…
Не меря чувства общей меркой,
Смогла в толпе тебя найти…
 
 
Теперь же связаны навек —
Забыв зигзаги лабиринта,
Мы дышим обвенчавшим миртом
И слышим звонкий детский смех…
 
 
Мы не плутаем боле там,
Где чувств пустынны коридоры…
Мы создаем моря и горы
И делим радость пополам…
 

Призрак

 
Так тихо внутри.
И в сердце уже не стучится
Прозрачной рукою твой призрак,
Похоже, ушел.
 
 
Луной фонари
Освещают отдельные лица.
Слегка непривычно без снов,
Но скорей – хорошо.
 
 
Сложила вчера
Бесконечно широкую стену.
Из наших иллюзий остатков,
Почти что – гробов.
 
 
Проститься пора
Нам обоим с придуманным пленом,
Остаточным прошлым
И сказкой о счастье рабов…
 

Про весну. Детское

 
Белое облако низко летит,
Солнышко нам заслоняя.
Звонкий ручей, заливаясь, бежит,
В городе вешнем, петляя…
 
 
В марте Мороз подустал и хандрит.
Вновь возвращается в Устюг.
Громко Нева меж гранитом трещит,
Ждет, когда лед уж отпустит.
 
 
На нос наклеил веселый апрель
Россыпь задорных веснушек.
Тихо ушли белый снег и метель,
След свой оставили в лужах…
 
 
Скворушка серый поет про капель,
Радость свою не скрывает.
Песни его виртуозная трель
Будет звучать нам до мая.
 

Все сначала

 
Я так устала все сначала…
Стоять у старого причала,
Встречая корабли да шлюпки,
В цветастой яркой старой юбке…
 
 
Портовой шлюхой наряжаться,
Просить, любить и унижаться.
«Люби меня, моряк беспечный!
Тебя я, хочешь, завтра встречу?
 
 
А хочешь, я рожу ребенка?» —
И хохочу так ложно-звонко…
А все внутри клокочет скверной.
Я так стараюсь быть всем верной,
 
 
Что снова прихожу к причалу…
И так по кругу – все сначала.
А грудь сжимает боли стон —
Один, другой, опять не Он…
 
 
К чертям порты, суда и ветры.
К чертям любовь и писем метры.
К чертям попытки и начало.
Побрал бы черт, да грязи мало…
 
 
И так уж очень много лет —
Даю я праведный обет
Вновь прибывающим в мой порт,
Даю любовь, тепло и кров…
 
 
Но уплывают, как и прежде,
Все чувства, страсти и надежды…
И снова я, портовой шлюхой,
Собравшись с мыслями и духом…
 
 
Иду к обрыдшему причалу
И начинаю все сначала…
 

А ты знаешь…

 
А ты знаешь, я все-таки победила…
Предрассудки, грехи, заводские в предсердиях браки…
Когда было отчаянно вовсе – писала стихи,
Чтоб ничком не подохнуть в зловонной клоаке.
 
 
А ты знаешь, я все же – достойный борец
За любовь, за идею, за жизнь и за честность…
Даже если сейчас призовет мой Творец,
Мне не страшно идти будет в ту неизвестность…
 
 
А ты знаешь, ты все-таки был одинок.
Я изрядно вокруг с бубенцом танцевала.
Ты не сделал и шаг, хотя в общем-то мог.
Как ребенок, закрыл свою жизнь одеялом.
 
 
А ты знаешь, ты прав. Я – плохая жена.
Не варила борщи и усердно не гладила тряпки.
И наверно, когда-то останусь одна,
Когда некому будет мне бросить перчатку.
 

Плюсы метрополитена

 
В метро все ниже…
В самое нутро…
В подземке зябко,
Как в унылом склепе…
Но есть тут чувство —
Ценное одно —
Ты не одна совсем
На голубой планете…:)
 

Спасибо, ветер

 
Спасибо, ветер, что дуешь сильно,
Снося собою тоску в вуаль.
Когда-то солнце я так просила
В алмаз превратить мой горный хрусталь.
 
 
Когда-то раньше в июле пекла
Мне было мало, как вешних дней.
Теперь посыплю вчерашним пеплом
Ожоги те, что всех больней.
 
 
Когда-то раньше мне было сухо
Под ливнем мокнуть, душой скуля.
Как жаль, что тело бездарно глухо
К стихам, написанным про тебя.
 
 
Спасибо, ветер, что дуешь сильно.
Теперь живу, никого не кляня.
Мне так удобно, что есть причина
Сказать, что слезы мои от тебя…
 

Алтай. Восхождение

 
Благоухающих соцветий
Ковер изысканный лежит…
Дарует веру в долголетье
Высокогорный колорит…
 
 
Пестреет острая вершина,
Манит доступной красотой…
И вот мой путь к истокам мира
Петляет узенькой тропой…
 
 
Лукаво шепчет горный ветер,
Что, мол, еще совсем чуть-чуть…
Без сил валюсь я в разноцветье,
Вдыхая полной грудью суть…
 
 
Как невесомую награду,
Что путь свой выбрала не зря,
Гора дарует мне отвагу
Для покорения себя…
 

Письмо Ангелу

 
Здравствуй.
Я знаю, что ты читаешь…
Маску
Я лишь пред тобой снимаю…
Знаешь,
Вполне тебя представляю
Настежь
Окно в свой мир открываю…
Жду ведь,
Что прилетишь однажды…
Сдуешь
Все, что казалось важным…
Крылья
По-детски хвастливо сложишь…
Былью
Меня окрылить поможешь…
Я ведь,
Хоть и послушна к догмам,
Каюсь
В том, что не знаю Бога…
Так же,
Как ты, не болтаю вдвоем о небе,
Важно б
Узнать, где Он был и не был,
Скажешь,
Я нескромна излишне…
Дважды
Кажусь себе третьей лишней…
 

Экзистенциализм. Сартр. Тошнота

 
Россия тем и интересна – что будет завтра – неизвестно:
Погода, НДС, налоги…
Коттедж иль серые чертоги…
Был Ходорковским – станешь зеком…
Был олигархом – стал абреком…
Хотел карьеру – будь рабом!
И позвоночник стал горбом…
Страна моя, мои просторы!
Где у руля стоят мажоры,
Где в думе геям только место…
Твоя ль я светлая невеста?!
Тебе детей рожать должна?!
Чтоб в них вонзила ты кинжал
Самоуправства, самодурства,
Душевных истин, чуждых чувства…
Чтоб жизни вкус пришел со смертью?!
Чтоб счастье – связано лишь с нефтью?!
Чтобы карьера – от декана?!
Чтобы в крови – марихуана?!
Страна моя, моя обитель,
Роддом?!.. уж лучше вытрезвитель…
 

О такой говорят…

Посвящается Наташе Юдиной, дорогой подруге

 
Про таких говорят – не на той ты сошла эпохе,
Век не этот слезой растворился в твоих глазах.
Кринолинов, гвардейцев и взглядов предельно строгих —
Твое время с тобою запуталось в волосах…
 
 
Про таких говорят – а она посильнее многих.
Не скулит, не рыдает и не ждет мужского плеча.
О такой не пекутся ни черти, ни в общем-то боги —
Свою ношу несешь, по асфальту изящно стуча.
 
 
О такой говорят – посмотрите – какая же стерва!
Залихвацки танцует и водит проворно за нос.
Подозрительно шепчут, какой можешь быть неверной,
Пряча взгляд, опасаясь задать столь простой вопрос.
 
 
О такой говорят – а она ведь в душе – одиночка,
Ей не нужен никто, чтобы сердцем его спасти.
Есть и дом, и береза, и милая лапочка-дочка,
Дай ей Бог настоящей, как мама ее, расти.
 
 
Ведь немного секретов от нас схоронено дружбой.
Знаю каждую мелочь о той, что по духу близка.
Пусть тебя в этот год в новом танце красивом закружит
Помудревшая годом и все же младая судьба.
 
 
Береги свои слезы – не плачь по ушедшим и бывшым.
Береги свое сердце – оно так открыто всему.
Громче пой и, возможно, ты скоро услышишь
Свою песню в дороге, ведущей навстречу к Нему.
 

Люди, скажите, а как вы забываете?

 
Люди, скажите, а как вы забываете?
То, что когда-то казалось единственным смыслом.
То, что на ум приходит, когда задуваете
Свечку последнюю на юбилее кислом?
 
 
Люди, скажите, куда прячутся ваши мысли?
Те, что казались библейским почти абзацем?
Мысли, которые меж парой людей повисли
И оказались поддельным больным эрзацем?..
 
 
Люди, прошу, скорее вы мне ответьте:
Где хоронить тех, кто любил на разрыв аорты.
Знать бы то место, где беспристрастный ветер
Прахом рассеет предательский прошлый опыт.
 
 
Люди, скажите, а вы тоже верите в что-то,
Что непременно случится наперекор судеб?
И что когда-то прекрасный кто-то
Рядом и до последнего вздоха с тобою будет?..
 
 
Люди, скажите, вы ведь давно живете:
Боль по былому должна ведь пройти с годами?..
Что говорите? Вы часто за бывших пьете?
И всех вспоминаете добрыми почти словами?..
 
 
Люди, прошу, вы лишь одно ответьте —
Сколько пройдет, чтобы дышалось полно?..
Что, говорите? Когда забияка-ветер
Вновь понесет по любовным опасным волнам?..
 
 
Люди, помилуйте. Но как же забыть былое?
Чтобы собрать всю команду и в море без старых трапов…
Люди, вы знаете, что со мною?
Что, говорите? Люблю еще?.. Ваша правда…