Текст книги "Мия. Семь прях. Книга 1"

Кошачья Лапка и ее окрестности

Круговая дорога казалась бесконечной. Они ехали по ней день за днем, день за днем. Мимо каких-то лесов, рек, вдоль озера Тун, огромного, как море.

Однажды Марга разбудила ее в утренних сумерках.

– Тсс! Тихо. Идем со мной.

Мия поежилась, поняла, что тулукт уже ушел, наверное, почувствовал Маргино приближение. Она вылезла из-под кибитки и молча пошла за Маргой в лес. Было зябко, но не страшно. Предрассветный воздух целовал ее щеки и голые плечи Марги. Мия подумала, что хотела бы она быть Маргой. Ехать в кибитке, без всяких преград и сложностей, без цели, просто ехать и ехать, ради самой дороги, вдвоем с любимым…

– Почему вы не женитесь? – вырвалось у Мии.

– Потому что я могу выйти замуж только за хофолара, а он – атуанец, – просто и спокойно ответила Марга, нисколько не удивившись вопросу.

– А почему только за хофолара?

– Потому что я последняя хофоларка в мире.

– Как же ты выйдешь замуж за хофолара? Если ты последняя?

– Ну, я последняя женщина-хофоларка, а мужчина-хофолар, может быть, где-нибудь да есть! Хоть самый завалящий! Не может не быть! Иначе наш народ сгинет во мраке времен.

– Значит, ты ездишь по миру в поисках последнего хофолара?

– Можно и так сказать, – тихо засмеялась Марга.

Марга привела ее на тропинку в лесу, всю исписанную корнями деревьев, что росли тут. Один корень был удивительно похож на вытянутое человеческое ухо. Марга опустилась перед ним на колени и что-то зашептала прямо в его середину.

– Что ты делаешь?

Но Марга не ответила, пока не поднялась с колен.

– Это ухо земли. Земля любит послушать, что творится у нас тут, наверху. Еще ее можно попросить о помощи. Обычно она рада помочь, если ей это под силу. Есть у тебя просьба? Подумай. Самое время понять, чего ты действительно хочешь.

Черные глаза Марги сияли в предрассветной синеве. Она была такой красивой сейчас и почему-то напомнила Крошку Си, хотя они были совсем разные. Может, все дело в этих сияющих глазах. Мии стало так больно, так тоскливо оттого, что она никогда больше не увидит Крошку Си, что она побыстрее упала на колени и зашептала быстро-быстро:

– Пожалуйста! Я не знаю как, но пусть Крошка Си будет жива! И Рич, и Арс, пусть они как-нибудь спаслись!

Ей показалось, что ухо слегка шевельнулось, но, наверное, все дело в сиреневом утреннем свете. По дороге к кибитке Мия подумала, что, может быть, надо было попросить вернуть ее домой. Но вряд ли уху земли это под силу.

У кибитки их ждал Бородач. Он хмуро смотрел на обеих, и Мии казалось, что он готов убить ее голыми руками. Марга что-то сказала Бородачу, прижалась к нему и провела пальцем по лбу, будто желая разгладить морщинки. Тот в ответ криво усмехнулся.

– Это хофоларский? – спросила Мия.

– Да. Только я знаю его. Ну, и он выучил ради меня.

– Теперь у вас есть совсем тайный язык, только для вас двоих.

И Бородач странно посмотрел на Мию, долго и очень внимательно. А потом вдруг напрягся, вытянулся в струну. Марга забеспокоилась.

– Что?

Бородач лег на дорогу, прижался ухом к земле, вскочил, бросился к лошадям, что-то крича Марге на хофоларском.

Марга охнула, схватила Мию за руку и втолкнула в кибитку, прыгнула следом. Кибитку качало – это Бородач впрягал лошадей. Через минуту засвистел кнут, и маленькие тихие лошадки помчались вскачь. Мия потеряла равновесие, упала, поцарапав бедро о какой-то ящик.

– Что это значит?

– Тихо! Сиди и молчи! Нет! Помоги мне!

Марга спешно собирала какие-то семена, рассыпанные тонким слоем на столе и фанерках, лежащих под столом, на кровати и на полу. Она ссыпа́ла семена в холщовые мешочки и прятала на дно сундука, а сверху наваливала цветастые тряпки – платья, шали, шаровары…

– Что происходит? От кого мы убегаем? Это ливневый ветер? Или люди? Что это за семена? Почему ты их прячешь? Разве это запрещено? Вы поэтому меня сюда не пускали?

Кибитку страшно трясло, и слова у Мии выходили дробные, будто спотыкались. Марга хмурила темные брови.

– Марга! Ответь! – закричала Мия. – Если нас арестуют, что мне им говорить?

Марга посмотрела на нее так, будто увидела впервые, качнулась ей навстречу, чтобы обнять, зашептала в ухо:

– Правду. Тебе – говорить только правду. Ты случайно встретила нас на дороге, попросила о помощи… Не думай об этом, нас еще не поймали.

И в тот же миг кибитка резко встала. Лошадки закричали, будто испуганные дети, Марга выругалась и прикрыла глаза. Похоже, им преградили путь. Похоже, их путь окончен.

Тюрьма в городке с милым названием Кошачья Лапка состояла всего из двух камер, и обе они пустовали. Теперь в одну втолкнули Бородача, а в другую – Маргу и Мию.

– Надо же, – проворчала Марга, – какая забота о нашей нравственности!

Было видно, что им обоим трудно расстаться даже на день. Марга скрестила руки на груди. Она не была напугана, просто очень сердита. Мия залезла на топчан, ухватилась за каменный подоконник и подтянулась, чтобы выглянуть в окно. Оно было такое узкое, что на него даже не поставили решеток, все равно никто не пролезет. «А я, пожалуй, пролезу», – подумала Мия. Но толку-то? Окно было высоко от земли, а тюремный двор окружала стена.

Из окна была видна река, крутой берег и славный тихий городок, весь в зелени и нежной закатной дреме. Мия смотрела на Кошачью Лапку и думала, как живут там люди, по ту сторону стены, на том берегу? Что едят, о чем разговаривают, бывают ли у них ярмарки?.. Мия вздрогнула. За рекой, на том берегу, стояла старуха в темном плаще с капюшоном и грозила ей пальцем. Мия спрыгнула на пол. Сердце ее будто остановилось на минуточку. Нет. Нет, конечно же, нет! Ну откуда здесь быть этой старухе? Она осталась в далекой Контакоре! А это… это просто какая-то местная старуха. Это не имеет к Мии никакого отношения. Совсем никакого.

– Марга, – сказала Мия, подсаживаясь к ней, – скажи, что случилось, почему нас арестовали? Куда вы ехали? Кто вы? Почему они говорят, что давно вас ищут? Разве вы разбойники?

– Хуже, – горько ответила Марга. – Мы контрабандисты. Самые опасные враги Империи.

– Империи? – Мия никогда не слышала, чтобы Объединенное королевство называли Империей, но она знала, что такое империя, и понимала, что да, пожалуй, Объединенное королевство можно назвать и так. – Но почему? Почему вы враги?

– Мы зарабатываем на жизнь тем, что нарушаем волю императора.

– А нет другого способа зарабатывать на жизнь?

– Ты не понимаешь! – вспыхнула Марга. Она вскочила, заходила кругами по камере, и Мии показалось, что на стены темницы ложатся отсветы огня. – Атунский лес полон растений, самых разных! Деревьев, цветов, диких ягод, фруктов. Он так переполнен, что устал от своего изобилия! А люди островов умирают от голода, потому что война выжгла их леса и поля дотла, но закон Империи запрещает торговлю с островами! И им негде взять семена, чтобы вырастить новые леса и новый урожай, и теперь там только камни и пепел.

– И вы возите семена? В этих ящиках семена растений?

– Да.

– Но это же хорошее дело… оно же всем во благо!

– Да. И оно запрещено законом.

Мия помолчала. Некоторые вещи никак не укладывались в ее голове.

– А что такое эти острова? Где они? – спросила она. – Почему торговля с ними запрещена?

Марга в удивлении уставилась на нее, потом протянула, как показалось Мии, разочарованно:

– Ах да… ты, значит, из этих… ну, просто острова. Далеко. За озером Тун.

– Озеро Тун?

– Да. Дальше идут Ничьи земли, там нет дорог, но мы нашли способ дойти до океана, минуя Рионелу. А на берегу океана нас встречает человек с островов.

Они помолчали. В голове у Мии было так много всего, что казалось, она лопнет от вопросов. «Рионела, Рионела», – билось в голове, как птица в клетке.

– А почему ты сказала, что запрещено торговать по ту сторону озера Тун? Почему запрещено?

– Потому что считается, что по ту сторону озера Тун ничего нет. Только Ничьи земли, непроходимые заросли.

– А как же острова?

– А вот в этом и штука, – усмехнулась Марга. – Это и есть самый большой секретик. Есть ли острова? Почему о них никто не знает… по эту сторону озера Тун? Не только такие маленькие девочки из Хотталара, как ты, спроси у любого жителя Срединной долины – никто на свете не скажет тебе, где они. С кем воевала Империя все эти годы? И выиграла ли? И есть ли вообще какие-то острова на севере? Но они есть, мы возим туда семена уже не первый год. Элиша, Патанга, Эйса, Ласса, Птичка, Окаём и Скользящая Выдра. Союз Семи островов – называют они себя.

Мия помотала головой, будто хотела вытряхнуть из нее и безжизненные острова, и войну, и голод тех, кто эту войну проиграл… Или выиграл? Ведь если они проиграли, то почему не в составе Объединенного королевства теперь? А если победили, то кто может запретить им торговать с кем угодно? Мия запуталась. Она устала, хотела есть и спать. Раньше ее жизнь была такой простой! Утреннее море, всегда одно и то же, и одни и те же хлопоты днем, книга на чердаке вечером. Огород и костер во дворе летом, сказки у камина зимой. Как легко и понятно все было тогда!

Скоро им принесли поесть. Еда была довольно сносной: кукурузная каша и лепешки, горячий сладкий чай. Забирая посуду, стражник подмигнул Марге и сказал:

– Деткам пора спать, а, красотка?

Марга на него даже не посмотрела.

Ночью Мии не спалось. Да и как тут спать, в этом холоде? Топчан в камере был только один, и они с Маргой легли на него, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться. Марга, кажется, уснула, и Мия старалась лежать тихо-тихо, чтобы не потревожить ее. Контрабандисты! Вот с кем свела ее дорога! Пока она жила дома, ее жизнь напоминала незатейливую песенку, где мелодия состоит из трех нот, да и слов немного. И тянулась эта песенка без конца, по кругу. А теперь она будто попала в эпицентр дикой необузданной пляски. В ней били барабаны, плакали скрипки, заливались трубы… Мия вздохнула. Она сама не могла понять, жалеет ли, что сбежала из дома. Она все время думала теперь о маме. То и дело мелькала мысль: «Как там мама? Наверное, она сильно обиделась на меня. Наверное, она волнуется!» А еще Мия понимала: маме без нее тяжело. Тяжело без ее, Мииной, помощи. Теперь Лиза стала старшей и выполняет часть ее обязанностей по дому. Мия думала только о себе! Они никогда не ссорились с мамой и очень любили друг друга, а теперь Мия ее бросила. Захотела повидать мир!

А мама никуда ни разу в жизни не уезжала из Хотталара! Мия вздохнула. Она скучала по маме и сестренкам. По Санди, пожалуй, тоже. Папа и Дик с Марком жили своей взрослой, мужской жизнью, в каком-то отдельном мире, но и по ним Мия тоже скучала. Точнее, по тому, что объединяло их всех: совместный ужин, когда все собираются за круглым столом и обсуждают то погоду, то улов, то последние новости; воскресные пикники у бабушки в саду, бабушка пекла им яблоки и посыпала их ореховой крошкой с корицей, это так вкусно, Мия ничего вкуснее не ела! А еще – сбор лесных орехов, когда с утра пораньше они едут на одолженной у лавочника Буна телеге в Куналарский лес, и папа каждому выдает по большому мешку, даже Мисе и Тине, и надо обязательно набрать целый мешок орехов. Миса и Тина, конечно, скоро устают, капризничают и не хотят собирать, но мама быстро набирает свой мешок, а потом помогает им. В такие ореховые дни бабушка всегда встречает их на крылечке, когда они возвращаются домой, и всегда восторгается, какие молодцы малышки, как много собрали орехов. Каждая мелочь вдруг стала значимой и важной. Она так долго живет среди чужих людей! Ест с ними за одним столом, вдыхает их запахи, слушает их голоса. Среди всего этого надо удержать внутри себя свое, свою семью, уцепиться за нее, как за якорь.

Вдруг что-то скрежетнуло у окна. Мия приподнялась на локте и увидела на фоне ночного неба знакомый силуэт.

– Тихо, – прошептала Марга еле слышно. – Не двигайся, молчи. Кажется, это тулукт.

– Да, – улыбнулась Мия весело. – Это именно он.

Она соскочила с топчана и бросилась к окну. Тулукт беззвучно мяукал, будто звал ее.

– Иди, иди ко мне, – протянула ему руки Мия. – Как же ты меня нашел, умница?

Тулукт спрыгнул вниз, стал тереться о ее ноги, мурлыкать, как самый обычный кот. У Мии намокли глаза.

– Ты поклоняешься тулукту? – хриплым голосом, будто кто-то сжимал ее горло, спросила Марга.

– Я? Я никому не поклоняюсь. Это мой друг.

– Друг?!

– Я спасла его от разъяренных мальчишек, когда он еще умещался в моей ладони. С тех пор он всюду следует за мной.

– Что-то я не видела его ни разу.

– Потому что он приходил только ночью, под кибитку, и уходил, когда вы просыпались. Мне кажется, он боится вас. Или это вы его боитесь, а он чувствует.

– Да уж! Кто же захочет встретиться с тулуктом!

– Что с ним не так? Это просто дикая кошка! Почему все так их не любят? Те мальчишки в Контакоре чуть не убили его голыми руками только потому, что он тулукт!

– Не бывает просто тулуктов. Тулукт – это всегда непросто. Ты никогда не была в Срединной долине и мало о них знаешь. Никто не любит тулуктов, а страшных сказок о них даже больше, чем о ливневой неделе или флигсах.

– Почему? Он просто котенок! Он ни разу не причинил мне вреда!

Про дракона и заросли Мия решила промолчать.

Марга сидела на топчане, поджав под себя ноги, и смотрела, как Мия целует усатую морду.

– Послушай, что я расскажу тебе, птичка.

Давно это было. Очень давно. Пожалуй, надо прожить пять моих жизней да еще две твоих – вот как давно. Однажды пришел в Срединную долину страшный голод. Ваола его знает, что было тому причиной – засуха или сильный мороз. Люди вымирали целыми семьями. Матери боялись выходить из дома с малышами, потому что от голода люди сходили с ума и готовы были есть младенцев. И вот в один из городов ночью пришли кошки. Они были больше обычных, с острыми ушами, а на ушах – кисточки. Узкие морды с темной полосой от кончика носа до хвоста. Но главное – это их глаза. Не просто кошачьи – желтые или зеленые, – а по-настоящему дьявольские глаза: черные и непроглядные, как сама смерть. Эти кошки уселись на центральной площади и стали призывно мяукать. У взрослых мороз по коже шел от этих звуков, но дети… дети как один сбежались на площадь со всего города, даже из самых отдаленных кварталов! Старшие несли на руках своих братиков и сестренок. Они обнимали кошек, ласкали их, целовали их морды. А потом дьявольские кошки поднялись и пошли прочь из города, и все, все дети пошли за ними. И сгинули в лесах. И так, детка, случилось в ту ночь в каждом из городов Срединной долины. И те из взрослых, кто еще не умер от голода, умерли от горя. Вот какой он, твой тулукт.

Мия молчала и продолжала гладить тулукта, трепать между ушами. Он мурлыкал, безразличный к рассказу Марги. Мия не могла понять своих чувств. История жуткая. Но ей не страшно. Что, если все не так? Если человеческая память сохранила все в искаженном виде?

– А может, они увели их, чтобы спасти? – спросила она.

– Спасти? Интересно как?

– Мало ли… может, они смогли прокормить их в лесу или увели в земли, где не было голода.

Марга фыркнула и не стала спорить. Она смотрела на тулукта с неприязнью и страхом одновременно. Тулукт тоже косился на нее недоверчиво. Потом вывернулся из-под руки Мии и боднул ее в бок. Он толкал ее к окну и тихо фыркал, будто хотел что-то сказать.

– Дурачок, – сказала Мия. – Мне оттуда не спуститься, ты что. Да и окно узкое. Я же не тулукт.

Но тулукт вдруг встал на задние лапы, как собака, дотянулся до веревки, обмотанной у Мии на талии, стал рвать ее зубами.

– Ох! – только и выдохнула Мия.

Веревка! У нее же есть веревка! Какое счастье, что их даже не обыскали перед тем, как бросить в тюрьму!

Она быстро развязала веревку. Показала ее Марге. Та тоже охнула, посмотрела на окно, потом на тулукта и сказала:

– Он прав. Уходите. Я буду держать веревку, и ты сможешь спуститься вниз по стене.

– Пойдем вместе!

– Окно слишком узкое.

– Хотя бы попробуй!

Марга покачала головой.

– Я и так вижу.

Она посмотрела в сторону, на стену, за которой сидел в своей камере Бородач, и Мия все поняла.

– Тебя убьют, если я сбегу, – пробормотала Мия.

Марга недобро усмехнулась.

– Ну, при чем тут я? Ты унесешь веревку с собой, дверь была закрыта, окно узкое и высоко, я спала. Откуда мне знать, куда ты делась? Может, тебя вообще не было? Иди! Я подсажу тебя.

Мия обвязала тулукта веревкой вокруг живота, он взметнулся к окну и исчез в проеме так быстро, что Мия едва успела ухватить свободный конец. Она взобралась Марге на плечи. Кое-как дотянулась до подоконника и вскарабкалась на него.

– Умничка! – прошептала Марга, и Мии захотелось плакать.

Она поняла, что даже не обняла Маргу на прощание.

– Я тебя больше не увижу?

– Как знать? Мир большой, но дорог в нем немного. Лети, птичка, лети, пока не начался рассвет!

Но Мия не могла так уйти, это было неправильно. И она спрыгнула вниз.

– А как же ты? Как вы?

– Не думай о нас, мы выберемся.

– Марга…

– Уходи! Давай, детка, не трать время! Будет ужасно жалко, если тебя убьют при попытке к бегству!

Мия обняла ее. Марга пахла цветущей вишней и немного костром. Ее кожа была горячей, несмотря на промозглый холод темницы.

– Я попрошу тебя кое о чем, – прошептала вдруг Марга ей в ухо, будто Мия была тем самым ухом земли, в которое они говорили свои заветные желания еще сегодня утром.

Мия кивнула: все что угодно.

– Вдруг встретишь в своих скитаниях какого-нибудь хофолара, передай ему: пусть не отчаивается. Пусть знает, что я еще есть.

Мия заплакала. Марга приподняла ее лицо за подбородок, заглянула в глаза:

– Ну-ну, детка, ты что? Думаешь, я сдохну здесь? Да ни за что! Нас, хофоларов, не так просто извести! Не печалься! Беги. Тулукты не любят ждать.

– Поможешь мне снова туда забраться? – попросила Мия.

Свободный конец веревки лежал у нее в ладони и казался тяжелым. Марга обвязала его вокруг своей талии и встала к стене, Мия снова вскарабкалась на подоконник. Тогда Марга села у стены. Конечно, Мия не такая уж и тяжелая, но лучше все-таки упереться во что-нибудь, чтобы удержать ее.

Мия посмотрела на Маргу в последний раз – бледное лицо, запрокинутое вверх, длинные брови, темный рот, огромные глаза, – а потом начала спускаться вниз с другой стороны стены. На одну короткую секунду ей показалось, что она слышит плач, но представить плачущую Маргу не смогла.

Тулукт ждал ее за большим камнем, и Мия побыстрее отвязала его, чтобы не мучить. Ночной воздух, теплый и пряный, вливался в нее, вытравляя тюремный холод. Тулукт посмотрел на Мию темными глазами, кивнул и двинулся вдоль стены. Мия шла за ним, сматывая на ходу веревку. Веревка еще была натянута, еще связывала их двоих, контрабандистку Маргу, последнюю хофоларку, и Мию, дочь смотрителя маяка. Потом она ослабла, послушной змеей поползла за ней. Мия обмотала ее вокруг пояса, мысленно прощаясь с Маргой, с ее танцем, ее улыбкой и запахом, с ее жизнью. Она вспомнила Бородача и как он смотрел на Маргу, и ей стало так нестерпимо жаль их обоих!

Где-то прокричала стража. Кажется, смена караула. Тулукт метнулся к забору, Мия тенью следовала за ним, но вдруг остановилась. Силуэт кибитки темнел посреди тюремного двора. Мия оглянулась и скользнула к ней, не обращая внимания на недовольное фырканье тулукта. Кибитку тщательно обыскали и нашли, что хотели: все сундуки стояли открытые и были пусты. Маргины наряды, браслеты, бусы, сандалии с бусинами разбросаны по полу, постель перевернута. Рядом с ней Мия увидела свою холщовую сумку, она раскрыла ее и с облегчением поняла, что ее жалкие пожитки никого не заинтересовали: книга северных песен и коробка из-под бабушкиного печенья были на месте.

Мия окинула последним взглядом кибитку, где Марга и Бородач были счастливы. Может, наказание будет не таким уж и страшным? Они же не воры, не убийцы, они просто хотели, чтобы на островах рос лес! Мия разглядела у ножки стола горсть семян. Наверное, они просыпались во время обыска. Мия собрала их, ссыпала в коробку из-под печенья и убрала в сумку.

Ливневый ветер

Мия снова шла по Круговой дороге. Было тихо. Как-то излишне тихо, неправильно тихо, будто Мию и все, что вокруг, накрыли прозрачным колпаком. Так ее брат Марк накрывал иногда стаканом залетевшую в дом осу. Тулукту эта тишина тоже не нравилась. Он фыркал, чихал и дергал хвостом. Неожиданно резко стемнело. Небо посерело, наполнилось тучами, темнота навалилась на дорогу и была будто бы ощутимой, густой, хоть рукой трогай. С новой силой нахлынула на Мию тоска о доме, маме, сестрах, о Крошке Си и Марге, хотелось завыть в это непроглядное небо, закричать. «Ливневая неделя», – поняла вдруг Мия и поежилась.

– Ерунда, – сказала она вслух, – Марга никогда сама не попадала в эту ливневую неделю. Она просто пересказывала всякие слухи и сказки. Ну кто же верит этому?

И тут тулукт зарычал. Он поднял голову к небу, оскалил зубы, вздыбил шерсть на загривке и рыкнул так, что у Мии уши заложило.

– Думаешь напугать тучи?

Нет, он так не думал. Он заметался по дороге, заплакал, закричал, будто от боли, а потом нырнул в лес.

– Стой! – рванула следом Мия. – Подожди меня!

Но тулукт бежал не разбирая дороги, не оглядываясь, и Мия ощущала его страх, как ощущают очень резкий запах. Ей тоже стало страшно, и чтобы унять свой страх, она бежала, рычала, скулила и выла. Она чувствовала – он близко. Тот самый ливневый ветер, который сносит все на своем пути. Никто не знал, откуда он приходит, говорила Марга, из каких глубин или высей. Никто не знал, куда он уйдет. Никто не понимал его природу. Может, ливень пожирает путников, замешкавшихся на дороге. Может, уносит с собой. Некому дать ответ. Никто не выжил. Никто не вернулся. Никто не знал даже точного дня, когда он обрушится вдруг. Где-то в конце июля или начале августа. Поэтому уже с середины июля Круговая дорога пустеет, никто не ездит по ней. Только Марга с Бородачом, отважные контрабандисты, рисковали проехать здесь в самом конце июля, чтобы не попасться властям и доставить семена на острова. «Как они не боялись?» – думала сейчас Мия. Страх ослепил ее, темнота, тишина и какой-то панический ужас – вот что такое Круговая дорогая перед ливневой неделей.

Тулукт вдруг остановился, глянул ей в глаза и нырнул в какую-то нору у дерева. Он мяукал оттуда жалобно, как побитый котенок, но не хотел вылезать. Мия потопталась рядом, чувствуя, как время уходит, он все ближе, еще немного, и ее, Мии Гаррэт, дочери смотрителя маяка, сбежавшей из дома с агибами и уцелевшей в лапах дракона, любительницы бабушкиных сказок и помощницы контрабандистов, просто не станет, она растворится в струях дождя. Тулукт плакал в норе. «Он спрятался, – поняла Мия. – Мне тоже нужно укрытие!» Но нора была слишком мала для нее, а ничего другого поблизости не находилось. «Ливень и ветер, это просто ливень и ветер, а он спрятался, он вцепился в землю, ливень и ветер, очень сильный ветер», – и Мия поняла, что нужно успеть сделать то единственное, что она еще может сделать сейчас. Лихорадочными пальцами она развязала и сняла с пояса веревку, сложила ее вдвое и, как смогла, примотала себя к дереву. Узел завязала хороший, отец называл его «чары Эрли». Эрли – так зовут ее маму. Этот узел не развяжется, хоть как его тереби. Мия вздохнула и закрыла глаза. И ливневый ветер упал на нее.

Дома, в Хотталаре, Мия любила дожди. Любила смотреть, как приходят от горизонта пышные белые облака, предвестники ненастья, как они набирают силу и цвет, как гремит гром, будто ворочаются тяжелые волны небесного моря; любила ждать, когда первые капли застучат по крыше дома, по грядкам, по песку на пляже, по воде. Как резкий порыв ветра вдруг принесет острый запах водорослей и мокрой земли. Она любила шторма (только если братья вернулись домой), когда море встает на дыбы, будто хочет заглотить небо и всю дождевую воду. Любила короткие солнечные ливни и затяжные зимние дожди. Но то, что обрушилось на Круговую дорогу сейчас, было мало похоже на дождь. Это вообще не было похоже ни на что, что Мия знала и видела раньше, и никакое слово ему не подходило.

Сначала Мия услышала высокий резкий звук, будто пищит возле уха огромный комар, потом завибрировало дерево, к которому она себя привязала, и земля у нее под ногами. Она обхватила ствол руками, зажмурилась. Казалось, что еще секунда, и мир рухнет под напором страшной силы. Мия передернула плечами: какой-то жучок или паук, а может, гусеница свалилась ей за шиворот, ища спасения. В тот же миг огромная волна упала с неба на землю, захлестнула ее. Мия оглохла и ослепла, потеряла возможность шевелиться. Вода лупила ее, будто огромными палками, отдирала от дерева и, если бы не веревка и «чары Эрли», давно бы унесла с собой, в своем мутном потоке.

«Как там тулукт? Никто не выживет, если не спрячется», – подумала Мия, и это была ее последняя мысль.

Ливень будто вытягивал из нее жизнь – по капле. По капле, еще и еще. Она теряла зрение, она перестала слышать, она не ощущала ни холода, ни голода и мокрой тряпкой висела на веревке. Она старалась думать о тулукте.