Текст книги "Он тебя недостоин"

Глава 10

Наташа ушла. Он вернулся в кабинет, сел на диван и обхватил голову руками. И тут зазвонил телефон.

– Привет. – Голос Дениса звучал как из бочки.

– Привет, – Леша вздохнул, – слушаю тебя.

– Леха, тут такое дело… Я разговаривал с Наташей…

– Когда?

– Где-то час назад. А что?

– Да она только что ушла от меня.

– От тебя? Хм… И что?

– Что – что?

– Вы поговорили?

– О чем мы должны были поговорить?

– А разве она тебе не сказала?

– Нет, она мне ничего не сказала, – солгал Алексей.

– А чем ты расстроен?

– Чем я расстроен? – воскликнул Леша. – Понимаешь, заходит ко мне Ленка Рева. Просто так. Она зачастила в мой клуб с подружками.

– Это хорошая реклама.

– Да, наверное, – отрезал Леша. – Так вот… – Он запнулся, подбирая слова, уж очень хотелось сказать что-нибудь ругательное. – Она пришла ко мне в кабинет и стала лезть… А тут Наташа входит… В общем, идиотская ситуация. Короче… они подрались, я их еле растащил… – Голос его упал. – Я не знаю, чем все это закончится. Денис, я в шоке.

– Хм… Нехорошо это…

– Не то слово. Ее папаша тут такое устраивает… Похоже, он хочет забрать клуб.

– Почему ты так решил?

– Понимаешь, я только приехал, – Леша прикрыл дверь кабинета, – а мне ребята говорят, что два раза свет отключали на полчаса… А позавчера в самый разгар работы снова отключили! У меня банкет, сто пятьдесят человек! – Голос его срывался от волнения. – Я Реве звоню, а он телефон не берет. Тут у меня парнишка новый появился, Василий, из него получится отличный ресторатор… Так вот, он кому-то позвонил, и через полчаса привезли два генератора. В общем, обошлось. Что будет сегодня – не знаю.

– А что свет? Включили?

– Да, в начале пятого.

– А Рева? Ты до него дозвонился?

– Нет. Я написал ему на почту, на вайбер… Он не ответил. Но это еще не все. Сегодня кухня начала работать, а вентиляции нет… Я вызвал бригаду. Ты не поверишь: каналы были затянуты полиэтиленом! А перед Ленкой заваливает ко мне Аркаша, Ревына шавка, и заявляет, что я буду распространять не только… ну, ты понял, а и… ну, более сильный. Денис, я на это не пойду. Я знаю клубы, где люди умирали. На месте. Нет, я не пойду на это. Вот тогда как раз Наташа позвонила. Полный идиотизм…

– Ты Нестору про все это говорил?

– Да ничего я пока не говорил. Отцу тоже не говорил. Знаешь, мне не пять лет, чтобы по каждому чиху бежать к папочке.

– Но это уже не чих.

– Да, это не чих. – Алексей вдруг почувствовал страшную усталость и прилег на диван. – Сегодня придется сказать.

– Давай скажи им и не психуй, все наладится.

– Вряд ли… Если Рева хочет отнять бизнес, он его отнимет. Ты это не хуже меня знаешь. А ты чего звонил? – Алексей напрягся.

– Чего я звонил? Понимаешь, Наташа получила на ящик письмо, в котором написано про какой-то случай в Шахтово…

Леша сел на диване и прикрыл лицо ладонью.

– Что именно там написано?

– Там было написано, что ты… – Денис сглотнул, – что ты убил человека.

В горле вдруг пересохло, и рука, державшая смартфон, дрогнула.

– Лешка, ты меня слышишь?

– Да, – с трудом произнес Алексей. – Убил человека? – переспросил он.

– Да.

Леша почувствовал, будто на него навалилась огромная глыба.

– Денис, – прошептал он, – я никого не убивал. Это было ДТП.

– ДТП?

– Да. Я сбил человека… Насмерть.

– Насмерть?

– Да. Он был пьян. Я не виноват. Это доказали.

Повисло молчание, которое наконец нарушил Денис:

– Леха, Наташу больше всего волнует, что если это правда, то почему ты не рассказал ей?

– Почему не рассказал? – Леша усмехнулся. – Она бы бросила меня… Наверное… А я ее очень люблю. Очень.

Денис что-то говорил о том, что старался Наташе все объяснить, а Леша смотрел перед собой и видел темноту, исполосованную светом фар, выхватывающим то покосившийся забор, то отливающие черным глянцем окна домов, то низкую крышу хаты-мазанки, одинокого прохожего, собаку, с лаем бросающуюся под колеса. И вдруг удар… Что-то темное и большое, кувыркаясь, медленно взлетает вверх, закрывает собой звездное небо и так же медленно, с глухим тяжелым шлепком падает на ветровое стекло внедорожника, под визг тормозов скользит по капоту. Алексей упирается руками в руль и давит на тормоз с такой силой, что мышцы шеи сводит судорогой. Он понимает – произошло непоправимое. Внедорожник перекатывается через что-то мягкое. Алексей никогда не забудет охватившего его ужаса и того, как свет фар, будто нехотя, гигантскими снопами мазнул вверх, от дороги к звездам. До звезд не достал, качнулся вправо, как толстая курица, потом влево, вниз, лег на утрамбованный снег и замер. Девушка – ее имя Леша не запомнил, а запомнил такое же белое, как снег, лицо, огромные глаза, искаженный ужасом рот – кричала что-то невнятное, гортанное и дрожащими руками шарила по дверце. Глухой щелчок, она вываливается в темноту, и порыв ледяного ветра смешивается с цветочным запахом ее духов. Истошно лают собаки, а Леше видятся искусственные цветы. Много цветов и запах свежей могилы… Он не помнит, сколько сидел в машине с закрытыми глазами, потерявшись во времени и пространстве, пока в его сознании не образами, а словами не возникла надпись: «Я убил человека. Он лежит под машиной. Я раздавил его…» Он вышел из машины и упал на колени как подкошенный: между передними и задними колесами, наискосок, лежал человек. Не в состоянии остановить поток странных, каких-то бесчувственных слез, Алексей позвонил отцу: они вчера приехали из Одессы на юбилей папиного друга, и сейчас шумная компания гуляла в ресторане в центре поселка возле памятника Ленину. Леша выпил и решил побаловаться с симпатичной незнакомкой в каком-нибудь укромном местечке – что ему делать со старперами? Вскоре приехали папа и Федор Федорович, начальник местной милиции, папа с ним давно водил дружбу. Узнали в погибшем бывшего горного инженера, а ныне алкаша на пенсии. Потом экспертиза показала, что он был пьян. Леша тоже был пьян, но чуточку. Правда, если бы все по закону, то эта «чуточка» сыграла бы свою зловещую роль. Лешу и внедорожник тут же отправили в Одессу, а папа остался разруливать ситуацию. Больше Алексей в Шахтово ни ногой, и с отцом об этом происшествии они не говорили. Никогда. Как будто ничего не было. Но с каждым годом оно все сильнее напоминало о себе из-за той самой «чуточки». Она его мучила. В тысячный раз прокручивая все перед глазами, Алексей молил Бога открутить время назад и все исправить. И в том, новом прошлом он не выпил те проклятые сто граммов водки и успел вильнуть в сторону. Успел! Как раз этого не хватало – крошечного поворота руля. Он видел это во сне… И не один раз. И еще он видел того инженера: мужчина стоит на снегу, вместо лица кровавая каша, и из «каши» на Алексея смотрит глаз. Один. Черный. Без радужки. Леша сразу просыпался. И все сильнее ему хотелось покаяться и попросить прощения у родных погибшего.

– Денис, спасибо тебе за поддержку, – негромко сказал он, потирая глаза, – поверь, я не был виноват… Этот человек шел по дороге в полной темноте. Я не мог ничего сделать.

– Лешка, можешь мне не объяснять, я знаю, как это, когда кто-то возникает перед машиной из ниоткуда… Прости, что заставил тебя говорить об этом…

– Не извиняйся… Наверное, пришло время рассказать. Как ты думаешь, Наташа простит меня?

– Простит. Она тебя очень любит. Она умная девушка, добрая… А вот за Реву она тебе помотает кишки. – Денис усмехнулся. – Ну, не знаю, как ты выкарабкаешься. У нее однажды был парень, который решил на вечеринке подразнить ее и принялся обнимать какую-то девушку. Закончилось это плохо.

– Что значит «плохо»?

– Она вычеркнула его из своей жизни. К ней даже та девушка ходила, объяснить пыталась… Все бесполезно.

– О господи… – простонал Алексей.

– Да, вот такая она.

– Сегодня плохой день. Скорее бы он закончился. Спасибо, что предупредил…

– Удачи.

Леша посмотрел на экран смартфона и открыл фотографию Наташи – на ней загорелая девушка счастливо улыбалась, а за ее спиной, до самого горизонта, лежал бирюзовый океан. Он увеличил изображение так, чтобы на экране остались одни глаза, и всмотрелся в них. Это придавало сил – в синих глазах он видел любовь… Он сможет все объяснить, и она его не покинет.

– Я люблю тебя, очень люблю, – прошептал он и удивился внезапному спокойствию, затопившему сердце.

Хотя удивляться было нечему – наконец он откроет Наташе то, что так боялся рассказать, о чем опасался проговориться во сне. Что ж, уже легче… Он мотнул головой – неправда, легче ему не будет никогда. Никогда. Ему жить с этим до последнего дня. Даже если он поделится всем с любимой… Он не станет звонить Наташе, он поедет к ней часов в шесть, у него как раз будет свободный час, а вместо себя оставит Васю. Хороший парень, все на лету схватывает. Раньше он работал на заправке, мыл машины, и Леша не понимает, почему взял его к себе, он же набирал профессиональных официантов. Но этот парень пришел на должность уборщика и… И он Леше понравился. Улыбчивый, высокий, стройный, симпатичный. Двигается красиво. Ни разу даже виду не подал, что устает, а работа в клубе еще та, особенно у официантов. Ни разу ни на что не пожаловался и однажды признался, что мечтает открыть свое кафе.

– Это очень хорошая мечта, – Алексей похлопал его по плечу, – я лет с десяти мечтал иметь свой ресторан. Давай дерзай!

Глава 11

«Сегодня был плохой день», – думала Наташа, свернувшись клубочком на кушетке в своей комнате. С глазами, полными слез. Иногда слезы высыхали, и она всматривалась в копию Ван Гога «На пороге вечности», картину более грустную, чем ее настроение, – и зачем папа купил эту картину?.. Она ждала звонка Леши и… не ждала. Если он позвонит, она не ответит. Или ответит. Наташа не знала. И думать об этом не могла. Она хотела пить, но сил встать не было. В какой-то момент ей показалось, что самым лучшим сейчас было бы перестать дышать и умереть. Потому что все очень плохо. И никого рядом. Никого… Если бы у нее была мама, она сидела бы вот здесь, на краю кушетки, и плакала вместе с ней. Нежно гладила бы по ее волосам… Наташа закрыла глаза и подвинулась, будто давала маме место рядом. Слезы, стоявшие в глазах, хлынули потоком.

К счастью, слезы обладают волшебным свойством – они умывают не только щеки, но и душу. Ведь не зря говорят: «Поплачь, и станет легче». И Наташа плакала. Плакала навзрыд, как никогда до этого, будто мама, родная, любимая, только что ушла на небо по той самой лестнице, которую Наташа искала все свое детство, но так и не нашла. «Мама, мамочка родная, помоги мне, мне так плохо, так одиноко…» – стонала девушка, не в силах остановить рвущиеся рыдания и не в силах смириться с тем, что коварная судьба забрала у нее маму, а теперь забирает любовь. О, сколько раз она хотела, чтобы мама пожалела ее! Поцеловала содранное колено, ушибленный локоть, была рядом, когда она болела ангиной, когда едва не умерла, увидев на трусиках кровь. Сколько раз она представляла, что мама расчесывает ее волосики, надевает на нее красивое платьице. Что они идут с мамой по улице… Наташа так отчетливо это представляла, что тянула руку вверх, к маминой… А восьмое марта… Она не любила этот день – все рисовали маме открытку, а она… Она рисовала Любе. Потому что у нее даже бабушки нет. Ни одной.

Около семи она позвонила отцу, хотела рассказать обо всем, но он довольно резко оборвал ее:

– Я занят!

А ей так нужна его поддержка! Именно сейчас. В начале десятого она снова позвонила. Он отклонил вызов. Наташа легла на кушетку и не заметила, как уснула.

Без десяти одиннадцать Нестор Андреевич вышел из офиса депутата горсовета Леонида Ревы, думая только о том, как поставить суку Реву в позу прачки и отодрать. Он имел в виду не настоящую суку Елену Реву, а ее отца, омерзительную тварь, чиновника и бандита без понятий, пустивших крепкие корни в душе Нестора еще в девяностые годы прошлого века, когда нарушить слово можно было, но последствия оказывались довольно тяжелыми. В основном фатальными.

– Дочка просто дурацкий предлог. – Денис забежал вперед и открыл перед Нестором стеклянную дверь.

– Заткнись! – заорал Нестор и пошел к автомобилю.

Денис заткнулся и бросил взгляд на Алексея и Николая Петровича. На Лешу невозможно было смотреть – он на глазах осунулся. И Денис, не привыкший к такому повороту дела, никак не мог сложить в голосе случившееся: Рева вел себя как последняя мразь – собственно, таким он и был – и отправил Нестора искать правду в суде или в прокуратуре.

А поворот дела был самый неожиданный – вскоре после драки Наташи с Леной в клуб пришел Аркаша с крепкими ребятами в масках и без и приказал персоналу клуба и охране покинуть помещение. Алексей начал спрашивать, в чем дело, и ему сунули в нос какую-то бумажку – мол, они задолжали за аренду полмиллиона гривен, – однако в руки бумажку не дали. Бухгалтер уже ушла домой, но Алексей точно знал, что она отправила платежку еще на прошедшей неделе, а копию прислала ему. Он дернулся к компьютеру, чтобы показать оплату, но двое в масках тут же встали на его пути, а третий ловко выдернул из его рук новенький айфон и спрятал в карман куртки. Алексей сжал зубы – он понял, что дешевле не сопротивляться. Он попросил сотрудников не оказывать сопротивления, сохранять спокойствие и разойтись по домам. Сам же забрался в машину и стал ждать. Василий и еще несколько ребят сначала сгрудились возле въезда на стоянку, а потом Леша позвал их в машину – на морозе и простыть недолго. И они дождались: Аркаша вышел через главный вход и в сопровождении нескольких крепких ребят направился к микроавтобусу. Алексей с пацанами кинулись им навстречу.

– Объясните, что происходит, – потребовал Алексей.

– На это мои полномочия не распространяются, – с наглой ухмылкой, не сбавляя шага, ответил шестерка Ревы.

– Где мой айфон?

– Какой айфон? – удивился тот, садясь в машину.

– Который у меня забрали ваши люди.

– Наши люди забрали у тебя айфон? – переспросил Аркаша и пожал плечами. – Я об этом ничего не знаю. – И захлопнул дверцу.

– Я должен войти в клуб! Я имею право! – заорал Алексей и ударил рукой по дверце.

Взвыв, микроавтобус сорвался с места.

Алексей с ребятами долго пытались войти в клуб, стучали во все двери, но им никто не открыл. Тогда он позвонил отцу, отец – Нестору, Нестор – Реве, и закрутилась карусель, толку от которой ноль.

Вот с этим нулем Нестор Андреевич и пришел домой. Пришел, как обычно, тихо – он вообще не любил шум. Даже очень сложные дела он разрешал тихим басом, и бас этот народ не любил, потому как веяло от него могильным холодом. Он отдал пальто Денису, прошел в столовую к буфету и налил полный стакан виски. Денис плеснул себе хересу и сел в кресло, с опаской наблюдая за отцом, – таким он видел его только раз, когда какой-то пузырь из налоговой решил устроить в одном из супермаркетов маски-шоу. Не по своей воле, естественно, а по заказу, но отец вычислил заказчика и поговорил с ним. Тихим голосом. Заказчик отстал. Пузыря, конечно, с работы выкинули, и вот уже восемь лет они живут спокойно.

Отец выпил виски и снова налил. И снова выпил.

– Папа, может, ляжешь? Давай я помогу тебе, – предложил Денис.

– Я не хочу спать.

Отец мотнул головой, уронил голову на грудь и через пару минут засопел.

Так он сидел минут двадцать. Денис за это время успел подняться к себе на второй этаж, переодеться и снова спуститься. Наташа, похоже, спала – из-под ее двери свет не пробивался. Люба оставила им записку, что можно взять в холодильнике, если вдруг захочется есть, и попросила написать, чего бы они желали на завтрак. Денис думать не мог о еде и ничего не написал. Он выпил минеральной воды и вернулся в столовую. Пошатываясь, отец как раз направлялся к дивану с полным стаканом виски.

– Папа, идем в спальню, – предложил Денис и услышал на лестнице шаги.

Через минуту в дверях появилась заспанная Наташа. Отец в несколько глотков опустошил стакан и плюхнулся на диван. Стакан выскользнул из его руки на пушистый ковер. Не отрывая взгляда от отца, Наташа подошла к дивану.

– Папа, где ты был?

– Я? – Нестор вскинул голову. – Я спасал будущего зятя… Но не спас…

Повисла мертвая тишина, слышалось только тихое подвывание ветра в камине.

– Что значит «спасал»? – Наташа бросила взгляд на Дениса. – Денис, о чем он говорит?

И тут отец прошипел. Прошипел так, что, кажется, ветер в камине затих, испугавшись его ярости:

– О чем я говорю? О том, что меня сегодня отымели… Я могу потерять кучу бабла. – Он потряс руками в воздухе. – Кучу… Ты это понимаешь?

– Нет, я не понимаю… – Наташа уставилась на него.

– Я унижался, понимаешь? Я, Нестор Петрик, разговаривал с сукой Ревой… Я унижался… Ох, как мне погано… – Отец икнул.

Наташа выскочила из столовой и вернулась со стаканом воды.

– Папа, выпей!

– Не… не надо… Сынок, ты ей объясни… А то я это… не могу… – Нестор упал на диван.

Денис, не вдаваясь в подробности, объяснил, в чем дело, и к концу рассказа лицо Наташи мало чем отличалось от мертвенно-бледного лица Нестора.

– Я не знаю, чем это закончится, – сказал Денис.

– И ничего нельзя сделать? – растерянно прошептала девушка.

– Не знаю… Он как клещ вцепился в вашу драку… М-да, это война.

– Какой ужас… – простонала Наташа, – это все из-за меня… – Ее подбородок задрожал. – Это я виновата… Я одна… – Она зажала рот рукой и заплакала.

– Доча… – вскинулся Нестор, – не плачь. Ты не виновата… Это сука Рева… – Он снова опустил голову на грудь и затих.

– Что тут происходит? – В дверях стояла испуганная Люба в пижаме и пестрой шали, наброшенной на плечи.

Наташа пулей выскочила из столовой и через ступеньку помчалась наверх. Она заперлась в комнате и не слышала, как Люба и Денис отвели отца в спальню.

Глава 12

В это время в доме Николая Петровича шел мужской разговор. Дом этот находился на той же улице, что и дом Нестора, и расстояние от ворот до ворот, в соответствии с показаниями спидометра, было пятьсот десять метров. Дом этот Петрович купил по совету друга – бывший хозяин обанкротился и превращал все в деньги, а Колян как раз искал, где бы свить уютное гнездышко с молодой женой. Покупать квартиру он не хотел – собирался реализовать мечту молодости о собственном доме с подъездной дорожкой и крытым бассейном, которую никак не удавалось внушить бывшей супруге, оставшейся в квартире в центре города.

Мама Лешки, Лиля, коренная киевлянка, ко времени знакомства с Коляном с наследственной гордостью и кротостью влачила полунищее существование в старом доме с прогнившими лагами и перекошенными дверями и даже в страшном сне не видела себя где-то еще, кроме родного центра. Старый дом сыграл свою роль в жизни Коляна, потомственного шахтера, – он охренел от антикварной мебели и изящных кофейных чашечек, ни одну из которых так и не смог взять за причудливо изогнутую ручку своими неуклюжими пальцами, но быка за рога в виде Лилечки взял. Родители Лили, работники библиотеки имени Вернадского, сдались не сразу – им было дико видеть толстые пачки денег в корявых пальцах мужчины, не читавшего Пастернака и Бродского, что, по их мнению, было непостижимо, и то, с какой легкостью дочкин ухажер, не торгуясь, расплачивался на базаре. Их сердцу роднее было скорбное подсчитывание мелочи и перелицовка старого пальто на новый жакет. Сообщение о свадьбе и то, где она состоится, резко пошатнуло кротко-истовую любовь библиотекарей к нищете, и папа слег с предынфарктом. Но это не помешало свадьбе: Колян определил тестя в лучшую по тем временам клинику, приставил к нему круглосуточных сиделок, отплясал на свадьбе и уже наутро активно взялся за вытряхивание из жены и любимых тестя с тещей непонятных ему взглядов на жизнь.

Тестя с тещей он действительно любил, потому как отца потерял в детстве, как и Нестор, с которым они босиком гоняли по улицам и с завистью заглядывались на «богатых», то бишь ребят, у которых отцы исправно приносили домой зарплату. Или мамы приносили, потому как папа мог оставить всю зарплату в генделике. Как получилось, что они с Нестором еще пацанами с полуслова поняли друг друга и отобрали у мальчика-«богача» восемьдесят копеек, неизвестно. Мама тогда сильно отлупила Коляна. Отлупила и расплакалась. Нестор тоже получил свое, а через неделю они снова отобрали деньги. У того же мальчика. И пригрозили, мол, наябедничаешь родителям, сильно побьем. Мальчик наябедничал, и снова Колян с Нестором получили свое. И поняли, что надо не отнимать, а потихоньку красть. Крали по мелочи: то в темноте на чужом огороде картошки накопают и на костре испекут, то консервацию из соседского погреба утащат и съедят с той же картошечкой, то в кладовку проберутся и стащат пару колец свиной колбасы и шмат сала. Потом в дом одного «богача» забрались – он как раз с семьей к морю уехал – и стибрили парадный костюм, две рубашки, кое-что из женского. Рванули на базар в соседний поселок, там их и повязали. Было им по пятнадцать, и они отделались легким испугом – сам директор шахты за них заступился, и их отпустили, пообещав, что следующий раз такое им с рук не сойдет.

Пока мамы растрескавшимися отцовскими ремешками через задницы пытались вбить в их головы аксиому касательно того, к чему приведет такое поведение, Нестор влюбился в белобрысую Маринку, одноклассницу, и ходил за ней по пятам как блаженный, ничего вокруг не видя и не слыша издевательств пацанов. Правда, время от времени он вырывался из пут любви и какому-нибудь особо активному обидчику бил морду, но тут же снова сам себя добровольно опутывал, впадая в несвойственную хулигану эмоциональную спячку. Так казалось Коляну – на самом же деле в душе Нестора бушевал огонь любви, первой и последней. Но Маринка огня этого не видела, потому как на Нестора не смотрела, а смотрела на Генку-картежника. Несколько раз Колян подбивал Нестора, мол, давай накостыляем Генке, но Нестор не хотел. Почему? Наверное, боялся сделать Маринке больно. Попутно с любовью Нестор научился играть в карты, но переплюнуть Генку так и не смог и проигрывал ему сначала рубль, потом пять, потом двадцать пять, а когда на кону стояла сотня, Колян попытался оттащить Нестора от шаткого деревянного ящика, выполнявшего роль стола, и получил в глаз. Но зла не затаил, а помог отдать проигрыш, и больше Нестор играть с Геной не сел, потому как и его, и Коляна на следующий день вызвали повесткой в военкомат, и оставшуюся неделю они прощались с «гражданкой» в соответствии с обычаем: пили водку и таскали девок в кусты. Генка получил повестку на день позже…

Попали Колян с Нестором в горячую точку – в Эфиопию, про которую народ узнáет только после перестройки, натерпелись разного и домой вернулись другими. А Генка уже дома и снова с Мариной. Погуляли хлопцы пару недель и полезли в шахту. Генка в шахту не полез, он вообще не работал. Марина забеременела, они поженились. Дружба продолжалась, но в каком-то странном русле: Нестор был у Маринки чуть ли не на побегушках. Генка вернулся к картам, «работал» по ночам, а днем спал. Родилась Юлечка, и Маринка попросила Нестора стать ее крестным отцом. Такой вот поворот… Нестор подошел к просьбе очень серьезно: приготовил малышке дорогой подарок, золотую цепочку с золотым крестиком, куклу, набор детской посуды и ярко-красную дерматиновую коляску. С той поры его частенько можно было видеть рядом с этой самой дерматиновой коляской. Вдруг Генка повел себя по-свински – завел любовницу, и Маринка об этом узнала. Нестор решил воспользоваться случаем, мол, выходи за меня, я тебя люблю и в обиду не дам. То ли из-за довольно резкого отказа Марины, то ли из-за взрыва метана, в ту неделю унесшего жизни восьми друзей-горняков, Нестор заявил, что больше в забой ни ногой, что соберет чемодан и уедет к чертовой матери.

К чертовой матери ехать не пришлось – очень скоро вырисовался вектор направления. Друг по той самой горячей точке предложил непыльную работу. Колян послушал и тоже согласился. Они закатили прощальный банкет в ресторане у памятника Ленину, и поезд умчал их на восток, в Ростов. Работа заключалась в перекраске легковых автомобилей. Уже через неделю они получили по двести рублей в беленьком конвертике. Они не спрашивали, за что такие деньги, – догадывались. Потом им велели перебивать номера на двигателях и кузовах. Платить стали больше, но работать приходилось в поте лица и даже по ночам. Часть денег отсылали домой. Нестор два раза в год, ко дню рождения Юлечки и к Новому году, ехал в Шахтово и после этого еще долго носил в сердце счастливый смех крестницы и улыбку Марины – любовь его оказалась вечной. Марине он тоже делал подарки, то колечко, то цепочку, но ходили упорные слухи, что Генка подарки эти проигрывал. Почти шесть лет Нестор и Колян горя не знали, но внезапно нагрянула милиция, и ОПГ, как их окрестили в деле из восемнадцати пухлых томов, пошла по этапу за угоны и убийства владельцев авто, о которых Колян и Нестор догадывались, потому как иногда салоны были забрызганы кровью. Через пять с половиной лет их освободили по амнистии, и они рванули домой – проведать могилы матерей, которых то ли они в гроб загнали, то ли жизнь, то ли все вместе взятое. Нестор с подарками наведался к Марине, а она какая-то чумная – Генка ушел к очередной любовнице в верхний поселок, и все было бы как обычно, но любовницей оказалась подружка детства и по совместительству крестная мама Юльки. Марина угостила Нестора чаем и пирогами и сказала, что видеть никого не хочет и его, Нестора, тоже. Нестор чаю выпил, перекинулся с крестницей парой слов, и они с Коляном снова уехали. На северо-запад, в Киев, там их уже ждали. Но теперь они не красили автомобили, теперь они работали на умного человека, а в телевизионных новостях и прессе такая работа называлась «рейдерство». Деньги потекли рекой. Колян влюбился в полудохлую интеллигентку Лилю, превратил ее в утонченную куколку, завернутую в меха, купил квартиру ныне покойным тестю с тещей, себе тоже купил и отвел Лешку в детский сад. Нестор же смотреть не мог на женщин – его сердце под завязку было наполнено любовью к Маринке. Он усыновил Дениса, приобрел подержанный «мерседес», хороший костюм, дубленку и рванул в Шахтово. На что он надеялся – неизвестно…

Тома уже отправилась спать, а Николай Петрович, пока сын разговаривал по скайпу с бухгалтером клуба, потягивал какой-то премерзкий, но очень полезный витаминный коктейль, который жена заставляла его пить, и пялился в телевизор, ровным счетом ничего не понимая и ничего не видя.

– Тварь! – Алексей заскрежетал зубами и ударил кулаком по стене. – Мы все оплатили!

Николай Петрович посмотрел на сына:

– Это не имеет никакого значения…

– Папа, но ведь я все делал честно…

– Дело не в твоей честности. Дело в жадности Ревы. Ночной клуб не хоспис и даже не ресторан, и мы с Нестором предупреждали тебя о рисках. Теперь надо спокойно обдумать, как сохранить свои бабки. – Он подался вперед и поставил стакан на дизайнерский журнальный столик. – У тебя есть какие-то идеи?

– Убить его! – выпалил сын.

– Ну… Это плохое решение.

– А какое решение ты предлагаешь?

Колян задержал взгляд на сыне.

– Я завтра позвоню Гоги. Против лома нет приема, окромя другого лома.

Глаза Лешки ожили.

– Ты… Ты серьезно?

– Конечно. За Гоги маленький должок, – продолжил Петрович, надеясь, что вор в законе Гоги до сих пор живет по понятиям, иначе бы его лишили столь высокого звания. – А насчет того письма… – он скривился, – детский сад какой-то. – Он прикусил губу и пожевал ее. – Расскажи Наташе и забудь.

Алексей отрицательно мотнул головой:

– Я расскажу, я письма этого не боюсь… Но Лена… Наташа не простит меня. – Он сел на диван рядом с отцом и прижал руку к груди. – Я не знаю, как получилось… Я не оттолкнул Ленку, понимаешь? Не оттолкнул из-за ее отца. Я боялся… – Он пожал плечами. – Я ненавижу себя за это! Я повел себя как… как последняя проститутка. – Он откинулся на спинку дивана и закрыл лицо руками.

– Не оскорбляй проституток, среди них есть очень порядочные девочки.

– Папа, – Леша взглянул на отца с упреком, – сейчас не об этом речь. Речь идет о нас с Наташей.

– М-да, бабы такого не прощают, – задумчиво произнес Петрович, – твоя мама мне ничего не простила… Ничего… – Он печально качнул головой. – А ведь я ее люблю… Все еще люблю… Так-то вот…

– Я тоже люблю Наташу, а с Ревой у меня ничего нет. Ты мне веришь?

Николай Петрович скривился:

– Я тебя умоляю! Даже если было… Какое это имеет значение? – Николай Петрович тяжело вздохнул. – Сынок, ты должен понять: бабы – они другие. Они могут простить нам все, кроме измены. У них на первом месте отношения. – Последнее слово Петрович произнес с нескрываемой иронией и потянулся к коктейлю. – Вот я пью эту гадость, давлюсь, но пью. Знаешь почему? Потому что если я вылью ее в унитаз, то Томочка увидит это в моих глазах и накажет меня. Такие вот они, женщины. В этом их прелесть.

Повисла пауза. Отец и сын внимательно смотрели друг на друга.

– Вот что, идем-ка спать. Я устал. Я очень устал, – сказал наконец Николай Петрович.

– Папа, а где твой телефон?

– Кажется, я оставил его на тумбочке в коридоре.

Леша выскочил в коридор и вернулся с телефоном.

– Ты что, Наташе собираешься звонить?

– Нет, я просто напишу, что люблю ее. Ты не против?

Его пальцы забегали по экрану.

– Я-то не против… – Петрович усмехнулся. – Но только напиши, что это ты, ну и что айфон у тебя забрали. А то Томочка мне все открутит по часовой стрелке, она такая…

Николай Петрович уже храпел под боком супруги, а Леша все сидел в гостиной и сжимал телефон в руке.

Ответа он так и не дождался и уснул прямо на диване.