Текст книги "Спроси свое сердце"

Дашу, бледную девушку с забинтованной половиной лица и головой, вывезли через несколько минут двое мужчин в белых халатах. Когда ее каталка проезжала мимо, Настя подняла голову и проводила Дашу глазами.

– Что с ней? – спросила она у худенького, и услышала сдавленный мужской голос: «Дашка… Любимая, родная». Она повернула голову, а один из мужчин, тот, что помоложе, наклонился над Дашей и ее руку целует.

В груди защемило, и на глаза навернулись слезы.

– Осколочные ранения, – тихо произнес худенький. – Медик она, много хлопцев спасла.

– А этот… ну… он ей кто? – так же тихо спросила Настя.

– Любовь у них, очень красивая любовь. Он ее на руках носит. Гуляет во дворе, как с ребенком. В субботу они поженятся.

– Поженятся? – удивилась Настя.

– Ну да… Мы подарки готовим. У нас тут уже были свадьбы.

– В госпитале?

– Ну да…

Каталка сдвинулась с места, и худенький улыбнулся:

– Ну все… Тебе пора. Счастливо…

– И вам тоже скорого выздоровления.

Санитары переложили Настю в томограф и вышли из помещения. Врач, сидящий за столом в помещении, отделенном от томографа стеклянной перегородкой, сказал в микрофон:

– Извините, у нас форс-мажор. Подождите немного.

Галя кивнула и повернулась к Насте:

– Ну вот, скоро мы увидим, что с твоей головушкой.

– Галя…

– Что?

– Скажи… – Племянница нахмурила белесые брови.

– Что сказать?

– Вот как мой парень и моя лучшая подруга могли такое сделать?

Галя погладила Настю по голове:

– Может, ты преувеличиваешь?

– Нет, я ничего не преувеличиваю.

– Хорошо, только не злись.

– Я не злюсь, я просто не понимаю, как так можно? Я бы не смогла предать свою подругу ни за что. – Она сдвинула брови. – Это же настоящее предательство. Скажи, у тебя так было?

– Конечно было.

– И что?

– Как что? Я перестала общаться с подругой.

– Я тоже Оксану больше видеть не хочу. И его не хочу видеть. Я переведусь на медфакультет в Каразина, чтоб их не видеть. – Настя замолчала и уставилась в потолок. – Это ж надо… Никому нельзя верить!

– Настюша, ты не права.

– Права! – На ее глазах снова появились слезы. – Я доверяла ему, я думала, он любит меня так же, как я его. А Оксана называла меня сестрой, говорила, что за меня горло любому перегрызет, и вот…

– Девочка моя, через такое многие проходят, это еще не конец света. Одна моя подруга тоже утверждала, что мы ближе, чем близнецы. Горло она не собиралась перегрызать, но говорила: «Даже если Галя кому-то голову отрежет, я буду на ее стороне».

– И предала тебя?

– Ага.

– А как она это сделала?

– Она завела роман с моим другом. Я тоже все это видела, но мне в голову не приходило, что она может пойти на такое, я просто не хотела верить своим глазам.

– Вот стерва! И что?

– Они прожили два года и расстались. Настюша, если парень уходит к другой, то неизвестно, кому повезло.

– Это точно.

– Лучше раньше все прояснить. А то представь, вы с Алексеем женаты, у вас ребенок, и ты вдруг видишь его с Оксаной.

– Ужас!

– То-то… Радуйся, что все так сложилось.

– Радоваться? – Глаза племянницы полезли на лоб. – Я не могу радоваться, мне больно, очень больно. Но я это переживу! – Она сжала кулаки.

В ее голосе звучала решительность, но в глазах по-прежнему плескалось отчаяние.

– Конечно переживешь. Я тоже любила того парня, тогда казалось, что не переживу, а сейчас вижу и удивляюсь, как могла полюбить?

– Ты его видишь?

– Конечно вижу. Иногда на базаре сталкиваемся, он в Люботине живет. Настюша, так лет же сколько прошло? Мне тогда было тридцать.

– И что? Ты ни о чем не жалеешь?

– Нет.

– Может, он тебя не любил?

– Может.

Настя уставилась в потолок.

– Ты так легко об этом говоришь… Может, и я тоже через какое-то время буду о Леше вспоминать с улыбкой? – Ее голос дрожал. – Но сейчас мне больно, очень больно, и я так хочу, чтобы боль эта ушла прямо сейчас. – Она зажмурилась, а из-под закрытых век снова потекли слезы.

– Девочка моя, – Галя сжала в ладонях руку племянницы, – все пройдет, но нужно время. Надо потерпеть. У меня тогда болело очень сильно, это ж двойная боль, и обида двойная, когда тебя предают двое самых близких. Ничего, солнышко, ты выкарабкаешься, и все у тебя будет хорошо.

– Да, я выкарабкаюсь, у меня все будет отлично, а они пусть идут к черту!

Повисло долгое молчание. Прервала его Настя:

– Галя, а кто эта твоя подружка?

– Алена, та, что готовила конкурс «Мисс Люботин».

– А… Я помню, как она бегала по посадке, а потом приседала с бревном на плече. Мы с девочками гуляли и наблюдали за ней, а она, конечно, видела нас и выпендривалась, как на сцене. – Настя улыбнулась. – А недавно я была в кофейне на «трешке», так Алена там одну тетку из собеса учила считать калории.

Галя тоже улыбнулась – это правда, Алена все делала так, будто она на сцене в свете софитов, но Галка этого тогда не замечала, хотя лет ей было намного больше, чем сейчас Насте. Галя видела, как Алена смотрит на ее парня, но слова Алены о том, что он ей не нравится, мол, с ним она бы никогда и ни за что, сделали свое дело – подозрения притупились. И насчет калорий правда, Алена считала каждую съеденную калорию и помнила, сколько их в яйце вкрутую, всмятку, жареном на масле, куриной грудке и куриной ножке. О яичнице, жареной на сале, она не говорила – для нее сала не существовало вообще. Если Алена вдруг срывалась и съедала вареную куриную ножку, а не грудку, то потом бегала по Люботину ровно шестьдесят минут. Она не ела сдобу, макароны, картофель, свинину. Перечень того, что она не ела, был невероятно длинным, и Галя как врач пыталась давать ей советы, основанные на медицинских знаниях, но подружка ее не слушала. Иногда эти назойливые высказывания по поводу фигуры и здорового питания немного раздражали, но Галка прощала это подруге, которую любила как сестру, потому что с родной сестрой отношения так и не сложились. И еще она помогала Алене, деньги одалживала. В общем, вела себя так, как хотела бы, чтоб Алена вела себя по отношению к ней. Между ними была разница в два года – Галя была старше, а Алена считалась первой красавицей класса и вообще никого вокруг не замечала. Сдружились они, когда красота Алены под ударами судьбы потускнела, и произошло это ближе к тридцати. Алена к тому времени развелась два раза, а Галя один. После развода Галя вернулась из Харькова к родителям, а Алена из Люботина никуда не уезжала. У них уже были дети – Алена воспитывала сына, а Галка двоих, Стасика и Ромку. Они вместе проводили свободное время, вместе все покупали, от пальто и носков до гардин и кастрюль, причем обязательно советовались. Вернее, Галя спрашивала мнение подруги, потому как вкус Алены считался лучшим – не более изысканным, а более ориентированным на моду. Вместе проводили выходные, вместе ездили с детьми к морю, в общем, подруги взасос. Алена была весьма эффектной брюнеткой с длинными ногами, а Галка невысокой худенькой блондинкой и о таких ногах могла только мечтать. Алена утверждала, что все ее разводы были легкими, а вот развод Гали оказался драматичным – она развелась сразу после возвращения из Армении, из зоны бедствия. Вернулась и поняла, что дальше так жить не сможет, потому что осознала скоротечность времени и хрупкость жизни.

И еще в Спитаке она почувствовала, что время может останавливаться. Да, там оно стояло, просто день сменялся ночью, потом снова приходил день, но наступления нового дня никто не чувствовал и «доброе утро» не говорили – эти слова она не услышала там ни разу. Наверное, время стояло, потому что об этом просила Бога ее душа, и все просили – каждая минута была бесценной, потому что речь шла о человеческой жизни. Уже вернувшись домой, в предновогодней суете и ожидании праздника, никак ею не ощущаемого, она поняла, что время уже не стоит, а двигается с безумной скоростью, и надо что-то решать.

Она решила и развелась с Тарасом. Спустя два с половиной года снова пришлось принимать решение: что делать с новой, ярко вспыхнувшей любовью, взявшей начало посреди развалин и непоправимой трагедии тысяч и тысяч людей?

И тут она встретила на улице Алену. Зашли в кафе, разговорились. И оказалось, что их проблемы схожи, как внешность и повадки единоутробных сестер – Алена как раз была в очень натянутых отношениях с очередным гражданским мужем. Стали встречаться чуть ли не каждый вечер, подружились, и как-то незаметно проблемы Алены одна за другой свалились на голову Галки. Приняв всерьез ее замечание про сестринство – ей так нужен был в ту пору единомышленник, «жилетка», советчик и просто подруга, – Галка засучила рукава и начала разгребать авгиевы конюшни в судьбе «сестренки». Это отвлекло от собственных проблем и помогло их пережить. Пусть не легче, но мужественнее. «Конюшни» были очень загажены, но Галя выросла на принципе «глаза боятся, а руки делают» и не испугалась. И пока орудовала «лопатой» – одалживала деньги, мирила с одним мужем, потом с другим, потом с ухажерами, выслушивала жалобы и вытирала слезы на щеках Алены, – не заметила, как подруга превратилась в довольно капризную сестренку, требующую все больше внимания. Ну и денег. Поначалу Галя об этом как-то не задумывалась. Наверное, потому что в ее душе была потребность помогать более слабому и несчастному, тем более сестре, пусть даже названой, и в ответ она ничего не ждала. Ей даже в голову не приходило ждать. Но жизнь штука хитрая, невнимания к себе не прощает, и в какой-то момент стала мстить. Момент этот наступил, когда Галя уже крепко стояла на ногах в профессиональном плане, была готова к новым серьезным отношениям и начала встречаться с давним приятелем, он тоже к тому времени имел опыт развода. Приятель этот преподавал в политехническом институте. Тут звезды, уже начинавшие сверкать холодным блеском в глазах Алены, сверкнули с такой силой, что пелена с глаз Галки упала и она увидела бесценную сестрицу во всей красе. И неожиданно осознала, что Алена решила наконец устроить жизнь за ее счет. А почему не устроить? У «сестры» и так всего больше, чем у нее, – и должность хорошая, и зарплата, и куча частных пациентов, а у нее ничего нет: ни собственного жилья, ни специальности, ни хорошего дохода. К тому же она обожает интриги, драйв, свои слезы и истерики. Обожает доказывать свою позицию, какой бы абсурдной та ни была, по два, а то и три часа повторяя одно и то же, одно и то же… Пока Галя не плюнет и не одобрит все ею сказанное. Еще она обожает сыр с плесенью, креветки и душ Шарко. В общем, Алена увела возлюбленного из-под носа Гали с ошеломительной беспардонностью, а потом написала Гале письмо на двенадцати страницах, в котором самой себе доказала, что поступила правильно. Галя прочла и поблагодарила Бога за то, что отвел ее от такой подруги, но вот денег было жалко. К тому времени люботинская сплетня донесла до Галкиных ушей, что Алена показала преподавателю «небо в алмазах», потому он и не устоял. Что значит это самое небо и алмазы, Галя знала – Алена практиковала этот прием на первом же свидании, но почему-то он не помогал ей быть счастливой долго. Собственно, так и не помог: через два года препод ушел к другой, но за эти два года Алена понемногу отдавала Гале долг. Правда, пятьдесят долларов она таки заныкала.

Глава 2

– Вот и получается, раз веришь, то ты дура. – Настя тяжело вздохнула. – Получается, я глупая, а думала, что умная.

– Настюша, ты не глупая, это все любовь, она слепа. Твое сердце любит, потому и верит.

– Они сейчас смеются надо мной, это точно.

– Знаешь, что я тебе скажу? Может, я не права, это тебе судить. Твое поколение общается в Фейсбуке, у вас там десятки, сотни друзей. А друзей не могут быть сотни, даже десяти друзей быть не может, только один. Что это значит? Это означает девальвацию понятия «друг». Может, так и с любовью? Может, Леша не знает, что такое любовь, не знает, как себя вести. Извини, что я так говорю, но все может быть. И потом, Оксана может на него вешаться, а он просто не в силах сказать ей об этом в лицо. И тебе не может сказать.

– Ой, не надо! – Настя махнула рукой. – И насчет поколения ты не права. Мы с тобой только что видели настоящую любовь и настоящую верность. Ты помнишь, как парень смотрел на Дашу? Как руку целовал? А какие слова говорил? Он ее на руках носит, забинтованную, раненую, а ему столько же, сколько Леше. Они поженятся прямо в госпитале, он не будет ждать, когда с нее снимут повязки, он ее такую любит. Ты понимаешь, какая это любовь? Я так думаю – все очень просто. Человек умеет любить или не умеет. Умеет быть верным или не умеет, и это не зависит от возраста. Я не знаю, от чего это зависит. – Она слегка сдвинула брови: – Вот твоя сестра, ей скоро пятьдесят, а она понятия не имеет, что такое любовь.

– Не нужно так говорить, это нехорошо.

– Я знаю, что говорю. Твоя сестра никого не любит. Ладно, с ней все понятно… Знаешь, что я думаю? Что Леша и Оксана только и ждали, чтоб я свалила в закат. Что ж, пусть так. – Она нахмурилась, на ее глаза снова навернулись слезы, губы задрожали. – Пусть.

Через несколько секунд Настя с шумом втянула воздух в легкие.

– Все нормально, – нарочито бодрым голосом сказала она. – Нога заживет, и я уеду куда-нибудь. Девчонки из группы собираются в августе на море, и я с ними поеду. Надо только купить новый купальник и шорты, а так у меня все есть. Нет, еще надо шлепки купить, те в прошлом году надорвались.

– А ты в ремонт отнеси.

– Не хочу, я хочу все новое.

– Это тоже правильно. – Галя улыбнулась.

– Конечно правильно. – Настя устремила на нее пытливый взгляд. – Такие ситуации мне больше не нужны, к черту все это! Подружек у меня больше не будет, их тоже к черту. Я больше не хочу нервничать, анализировать чужое поведение – это только выбрасывать время. Вот что: я хочу полюбить один раз и на всю жизнь. Хочу выйти замуж один раз, чтоб муж был верен мне, как я ему. Чтоб детей воспитывать в счастливой семье, а не в такой, как я воспитывалась. Ну и как это сделать?

– Ты у меня спрашиваешь?

– Да, а у кого еще я могу спросить?

– Но я не замужем. Солнышко, я могу дать один совет: как остаться одной.

– Неправда, – Настя мотнула головой, – ты что-то знаешь. – Она испытующе смотрела на Галку. – Я думаю, ты не просто так одна, это твой выбор. Я думаю, ты все делаешь осознанно. Я знаю, что у тебя есть друг и тебе этого достаточно. Ты просто не хочешь замуж. Ты извини, что я говорю об этом, но сейчас мне нужна твоя помощь.

– Ну да, я не хочу замуж, это мой выбор.

– Совсем не хочешь?

– Пятьдесят на пятьдесят, – ответила Галка.

– Не поняла…

– То хочу, то не хочу.

– А почему так?

– Потому что я состоявшийся человек, самодостаточный. Мне нужен рядом тот, с кем можно разделить третью часть жизни, самую интересную, самую трогательную, чистую и щемящую; кому я в любом настроении положу голову на грудь, кому доверю всю себя, от седины в волосах до болей в спине. Ну и храп во сне… – Галка засмеялась. – Да, да, я храплю, а то ты не знаешь! – Она перестала смеяться и, с нежностью глядя на племяшу, продолжила: – Солнышко, не отчаивайся, все будет хорошо.

Но солнышко продолжало хмуриться.

– А твой муж часто гулял?

– Да, очень даже.

– Скажи честно – все мужья гуляют?

– Нет, не все. Слушай, давай так: во-первых, успокойся, у тебя сейчас будет томографическое обследование мозга, а ты психуешь. А во-вторых, пойми раз и навсегда: в отношениях с мужчиной тебе никто никогда не поможет. Никто не скажет, иди туда, говори это, делай то-то, и все будет прекрасно, и всю жизнь ты будешь в шоколаде. Жизнь – это не один день, всякое может быть. Ведь говорят же, хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах.

– Мрак!

– Вовсе не мрак. Все очень просто: спрашивай не чужое сердце, а свое, оно самый лучший советчик.

– Так я ж его спрашивала, и вот результат!

– Настюша, все очень неоднозначно. Когда мы влюбляемся, мы слепнем, мы многого не замечаем. А на то неприятное, что замечаем, мы закрываем глаза. Да, так часто бывает – мы выдаем желаемое за действительное, потому что боимся разочароваться, потерять любимого. Ох, солнышко, повторяю, все это так непросто! – Галка горестно покачала головой. – Просто одно: мы чувствуем другого человека сердцем, чувствуем, умеет он любить или нет, может хранить верность или не может. Настюшенька, не отчаивайся, у тебя нет большого опыта, это твоя первая любовь. Со временем ты будешь видеть больше.

– Да я уже достаточно увидела! – Настя прикусила нижнюю губу. – Надо было расстаться с Лешей еще в прошлую пятницу.

– Ну вот ты опять лезешь в бутылку. Ты уже решила за себя и за Лешу, что вы расстаетесь.

– Я за него решила? – возмутилась Настя. – Это он за меня решил. Уверена, он и дальше так себя поведет, а мне такой парень не нужен. Я хорошо помню, как бабушка с соседкой разговаривали про суп. Я была маленькая, но запомнила. Нет, я такой суп есть не собираюсь, тем более всю жизнь.

– Про какой суп они разговаривали?

– Это они так измены мужей обсуждали. Мол, любовь – это суп, мы его варим, пробуем. То он вкусный, то в нем горчинка. Горчинку можно убрать – сахару насыпала и все прекрасно, не разводиться же! А бабушка ей: оттого, что ты добавила сахар, горчинка не исчезла, она просто перестала чувствоваться. А соседка: мол, ничего страшного, мужик выгуляется, но домой все равно вернется. А держать его на коротком поводке только хуже будет, вырвется и уже не вернется, потому что мужчины по своей природе охотники. И если мужчина приметил цель, то он к ней пойдет. Мда… Это просто ужас! Тихий ужас… И совета, как жить, нет! Надо же… Как все сложно. Я не хочу чего-то сверхъестественного, я хочу счастья себе, близким, своим детям, а тут… Бли-ин! Галя, а ты сразу ушла от Тараса? Как только узнала, что он гуляет?

– Нет. Я долго делала вид, что этого нет. Я просто боялась себе в этом признаться – жизнь была налажена, ребенок, жилье, привычки, устроенность… Это крепко связывает по рукам и ногам.

– Так почему развелась?

– Потому что посмотрела на все другими глазами. Но у меня с Тарасом все было ясно, а у тебя с Лешей не ясно. Ты должна поговорить с ним, обсудить ситуацию, чтоб потом не жалеть.

– Я не буду жалеть! – огрызнулась племяшка.

– Это ты сейчас так говоришь, а через пару дней все поменяется. Попомнишь мои слова.

Некоторое время Настя пристально смотрела на Галку, а потом опустила глаза.

– Ты хочешь сказать, что, если он мне не позвонит, я должна сама позвонить?

– Да, должна. Ты должна сделать все, чтобы потом не укорять себя.

– А если он скажет, что не любит меня, а любит Оксану?

– Тогда все станет на свои места.

– Тебе легко говорить, – фыркнула Настя, сцепила пальцы на животе и уставилась в потолок, а в выражении ее лица было столько горя и безысходности, что Галкино сердце сжалось. Она погладила племянницу по плечу и тихо сказала:

– Не нужно так переживать, все образуется.

– Ничего не образуется, – горестно молвила Настя и скривилась.

И снова по ее виску скатилась слеза.

Надо же, а она считала племяшку взрослой. Нет, Настя ребенок, она большая, но… еще маленькая. И подруги ее такие же, и мальчики. Ой, парни. Удивительное поколение, невероятно интересное своим прагматизмом, но при этом они куда более дети, чем она в свои двадцать. Она ни за что не попросила бы взрослого человека, даже самого родного, помочь разобраться в подобной проблеме, она все переваривала бы сама. А они… Ко всему, что им непонятно, они относятся с неподражаемой детской непосредственностью. Вроде взрослые, а на самом деле дети. С одинаковым азартом играют в компьютерные игры и запускают дроны, создают программы и бегут в кино, общаются, спорят, делятся новостями, дружат, любят, расстаются. Снова влюбляются и снова расстаются, и делают это не так, как ее поколение: влюбился – значит, вы пара, больше по сторонам не смотри, – а так, будто любовь – это один из способов познания мира. Но так оно и есть. Любовь – это главный способ познания мира. Познания жадного, ненасытного и непреходящего. Ну и понятие «семья» для них окрашено совсем в другой цвет, чем у ее поколения. В этом возрасте ее ровесники, да и она сама, думали о семье, и родители в этом поддерживали, старались показать, что семья – это важно, это основа благополучия и счастья. А у них все по-другому – в большинстве своем они не хотят семью, не хотят детей, потому что их будущее размыто, потому что в стране, да и во всем мире, все нестабильно. Получается, для этого поколения, которое обвиняют в бездуховности, любовь всего важнее. Хотя Настюша – это еще не все.

– Галя, а ты не знаешь, что происходит между мамой и Димой? – тихо спросила Настя.

– Нет, а что между ними не так?

– Да я не понимаю, что именно. Они ссорятся из-за пустяков, и мама всегда первая начинает. То Дима слишком громко телевизор включил, то комнату сильно охладил, то неправильно посуду в посудомойку поставил. А сегодня она так орала, такое несла… Просто ужас! У меня такое впечатление, что я живу в сумасшедшем доме. И еще эта ее подруга, – Настя брезгливо скривилась, – эта Машка. Что у них за дружба? Они все время соревнуются, а в чем – не поймешь, все время друг друга подначивают. Вроде беззлобно, но там есть злость. А теперь эта Машка по всему свету разнесет, что я попала под машину.

– Это ее хобби – разносить новости.

– Это не хобби, это дурость и жажда славы.

– Настюша, ты не права, она талантливый художник. Согласись, у нее получаются хорошие комиксы.

– Рисунки хорошие, но реплики – дерьмо собачье. Она показывает жизнь Люботина как-то по-злому, даже хорошие события имеют неприятный привкус. Все видят, что Михалыч у нее как кость в горле, без него ни одна серия не обходится. Я б за это дала ей по голове, а Михалычу, видимо, плевать. Хотя, может, в Инстаграм он вообще не заглядывает.

– Ну, солнышко, Маша человек сложный. Она мечтала стать великим художником, но не стала, а Михалыч не собирался, а стал известным фотографом, вот тебе и ответ на все вопросы. Наверняка он видел ее рисунки, но они его не заботят. Хотя для многих попасть в ее комиксы – большое счастье.

– Ну да, теперь я тоже попаду, – сказала Настя.

Однажды молоденькая участковый терапевт пришла к дедушке и, когда Галя провожала ее за калитку, задумчиво произнесла:

– Я могу у вас кое-что спросить?

– Да, пожалуйста.

– Что вы скажете про семью Дахно? Вчера я была у Марии, она простудилась, я хотела послушать ее, а Людмила Ивановна запретила, причем довольно резко.

– Запретила? Чем она это обосновала?

– Она сказала, что ее муж профессор и что он уже поставил диагноз, а от меня только больничный лист требуется. Простите, Галина Сергеевна, я здесь человек новый, я никого еще не знаю. Она что, со всеми вот такая?

– Да, со всеми. А что касается вас, вы должны выполнять свои обязанности и чужие диагнозы ни в коем случае не принимать во внимание, даже если это профессорский диагноз. Отвечать будете вы.

– Но Людмила Ивановна была очень категорична.

– Людмила Ивановна технолог швейного производства, а не врач, – довольно жестко возразила Галя.

– Скажите, а Мария не стоит на учете в психоневрологическом диспансере?

– Насколько я знаю – нет. А почему вы спрашиваете?

– Я вошла в комнату и говорю: «Откройте, пожалуйста, окно», – там было душно. И Мария вдруг начала повторять: «Одеяло, окно, дверь… одеяло, окно, дверь». А потом на стишок переключилась: «Мне мама в детстве выколола глазки, чтоб я в шкафу варенье не нашел. С тех пор я больше не читаю сказки, а только нюхаю и слышу хорошо». Может, я чего-то не понимаю, но Марии Дахно не десять лет, а в три раза больше, – терапевт недоуменно дернула плечом.

– Стишок вы правильно запомнили, – Галя улыбнулась уголками рта, – его она с детства повторяет. Понимаете, она всегда стремится быть в центре внимания, для нее важно, кто и как на нее смотрит. Она не психопатка, но склонна к истерии, а Людмила Ивановна женщина авторитарная, она давит на дочку. Мой вам совет – будьте с этими женщинами поосторожнее, но свои обязанности выполняйте.

– Галина Сергеевна, извините, что подняла эту тему, я просто знаю, что ваша сестра общается с Марией Дахно.

– Да, они общаются. Не стесняйтесь, если будут еще какие-то вопросы, звоните, я здесь почти всех знаю.

– Что ж, спасибо, до встречи. У меня сегодня еще четыре вызова.

Галя закрыла калитку и медленно направилась к дому.

Про одеяло, окно и дверь Галка много раз слышала – повторяя эти слова, Мария выпучивала глаза и испуганно озиралась. Галя увидела этот спектакль, когда Мария впервые пришла в их дом, было ей девять лет. Гале было тринадцать, она посмотрела на все это и забыла – мало ли что выкидывают малявки. Вскоре это снова повторилось, и Галя поняла, что эти три кодовых слова в присутствии Маши просто нельзя произносить, и она их не произносила. Но в выпускном классе случилось еще более интересное – Маша как-то неожиданно изменила, как сейчас принято говорить, имидж: подстриглась коротко, в стиле тридцатых годов прошлого века, выщипала брови, оставив две изогнутые ниточки, спустилась с высоты каблуков и обулась в туфли на низком ходу и убрала из гардероба все цвета, кроме черного и коричневого. Выглядело все это парадоксально – уж кто-кто, а технолог швейного производства могла одевать дочь со вкусом, не навязывая ей бесформенный стиль, но для семьи Дахно этот стиль стал чем-то наподобие знамени, на котором было нацарапано: «Я не такая, как все!» Видимо, кто-то из местных «проехался» по этой теме, потому как, покупая на базаре бурячки, Людмила Ивановна довольно громко сказала: «Моя дочь вылитая Грета Гарбо», сунула бурячки в сумку и переместилась в ряды с салом. Интернет тогда еще был здесь в новинку, и найти портрет Греты было очень трудно, но помогла бабушка, она прекрасно помнила, в каких фильмах снялась эта шведская красавица актриса. В общем, Галя не поленилась, нашла старый журнал с фотографией Греты Гарбо и с того дня очень сильно засомневалась в адекватности Людмилы Ивановны. Да, для любой матери ребенок – самое прекрасное создание на планете, но не настолько же… Ритке это, конечно же, всегда было на руку, уж очень выгодно она смотрелась на фоне Машки – просто сказочная принцесса.

– Может, ты и попадешь в ее комиксы, – ответила Галка племяннице, – но волноваться по этому поводу не нужно.

И тут зазвонил телефон, это был Александр Николаевич.

– Галина Сергеевна, простите, что отвлекаю. Как ваши дела?

– Все идет по плану, мы сейчас в кабинете компьютерной томографии, ждем врача.

– Ну, я рад. Держите меня в курсе. Я буду ждать, сколько потребуется.

– Спасибо, я позвоню вам, – ответила Галя и спрятала телефон в карман.

– Это кто? – поинтересовалась Настя.

– Александр Николаевич, он за тебя волнуется.

Настя усмехнулась:

– Ты ему нравишься.

– Я? С чего ты взяла?

– А он на тебя смотрит по-особому.

– Тебе показалось. – Галя повернула голову в сторону открывающейся двери и от неожиданности лишилась дара речи – она ожидала увидеть здесь кого угодно, но не Юру.

Он тоже остановился, и несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Первым в себя пришел Юра:

– Галка? Надо же… А я собирался тебе звонить. – Он шагнул к ней, руки протянул.

– Юрка… Что ты здесь делаешь? – выдохнула она, и сердце екнуло.

Екнуло больно – кольнуло, подпрыгнуло к горлу, перевернулось, немножко повисело в бесконечности и безвременье и снова вернулось на свое место с мощным толчком, от которого ее слегка тряхнуло.

Они обнялись. Она уткнулась носом в воротник его халата, вдохнула медленно, с наслаждением, и опустила веки. И будто все ее тело, ее душа только и ждали этих объятий, этого запаха, теплого, немного терпкого… Запах, столько лет сводящий ее с ума, родной и близкий. Его волосы щекотали висок, и она едва заметным движением потерлась о него, и он тут же ответил, прижав ее к себе еще сильнее. Вдох, выдох, нужно открыть глаза, опустить руки… Нужно отойти. Она опускает руки, отходит. Ее лицо пылает, по телу разлилась истома. Еще несколько мгновений они прощупывали друг друга глазами, прощупывали жадно, с любопытством – так было всегда, даже если они не виделись всего пару дней. В его глазах восторг и то давнее, радикально изменившее их жизни, спихнувшее на другие рельсы, другую дорогу: странное, удивительное и неповторимое чувство – горькая смесь неописуемой боли и нового восприятия мироустройства, жизни, смерти, страданий и… любви. Все это много лет назад в один миг свалилось на их головы, опалило сердца, вывернуло наизнанку души и все из них вытряхнуло. И в звенящей пустоте, жадно, до кровавых царапин хватаясь друг за друга, они создавали себя заново. И создали.

– А я собирался сделать тебе сюрприз. Хотел неожиданно приехать к тебе и все рассказать.

– Как видишь, я первая приехала. А ты что здесь делаешь? Ты же в Киеве!

– Уже неделя как я сотрудник госпиталя.

– Но мы разговаривали по телефону, а ты ничего не сказал… – недоумевала она.

– Говорю тебе, я готовил сюрприз. Я решил вернуться в Харьков навсегда.

– О господи… – выдохнула Галя. – Не смотри на меня так, – прошептала она, косясь на племянницу.

– Я не могу смотреть на тебя иначе, – прошептал он. – Итак… – он повысил голос и посмотрел на Настю, – начальник госпиталя сказал: «Посмотри родственницу нашего сотрудника». Получается, сотрудник – это Ромка?

– Да, – Галя кивнула, – а это Настя, дочь Риты.

– Будущая врач?

– Да.

– Понятно. А как Ромка?

– Нормально. Пишет, звонит.

– Передай ему привет. – Юра взял ее за локоть. – Ты не сердишься, что я вот так… с сюрпризом?

– Нет, но ты меня огорошил, я чуть не упала.

– Надеюсь, мы скоро встретимся.

– Обязательно.

– Отлично. А сейчас, как я понимаю, мне надо обследовать это прелестное создание. – Он отпустил ее руку и подошел к томографу.

Глаза прелестного создания кочевали от Гали к Юре и обратно, как медленный маятник, и с каждым разом в них появлялось все больше удивления и любопытства.

– Значит, ты Настя? – спросил Юра.

– Да, я Настя, – ответила та игриво и с подковыркой.

– А я Юрий Ильич. Вижу, ты удивлена, – он благодушно улыбнулся. – Ничего удивительного, я давно знаю твою тетю. Ну, рассказывай, что случилось?

– Я в ДТП попала. – Она сверкнула глазами в сторону Гали.

Юра наклонился.

– Посмотри мне в глаза. Так… Что ты чувствуешь?

– Что я чувствую? – В наружных уголках Настиных глаз образовались хитрые морщинки. – Голова немного болит. Но меньше, чем когда я упала.

– Понятно. У тебя нет клаустрофобии?

– Нет.

Он повернулся к стеклянной перегородке и помахал рукой.

– Настя, сейчас медсестра тебя подготовит. – Он посмотрел на Галю: – Пойдем со мной, все сама увидишь.

Через десять минут Галя облегченно вздохнула: черепно-мозговой травмы у Насти не было.