Текст книги "Роуд-муви"

0:0

когда бог приходит его убивают

словили кайф трахнули творение в YouTube

ангелы заложили нас миру на мягких волнах неона:

они будут ласкать нас – пальцы воров и пианистов —

пальцы любовников – сожжем эти тачки,

свезенные в лето…

разум чистый как лсд

не считая зубов высшей пробы —

праведники облажались,

провалившись в будущее

ХРОНИКИ СВЯЩЕННОГО БЕЗУМИЯ

No Easy Walk to Freedom

– Мне сегодня приснился Буковски, и я решил пол в кухне не подметать: и так чисто…

– А стаканы не мыть…

В последний день Масленицы Хаиро Иши принесла упаковку «Крестьянских яиц винтажных». Я добавил кулёк винтажной муки и нас накрыло. Несгибаемый Александр Сергеевич Фаулз, по этому поводу, сказал

– А Чавес ел блины?

– На Кубе.

– Большую часть картины Пикассо «Девочка на шаре», занимает мужчина, сидящий на Кубе. И жующий блины.

– Это трюизм.

– Это Команданте.

Где она набрала таких улетных яиц, я не знаю. Как не старалась Хаиро, блины получались олдовые.

– Вы были знакомы?

– С Пабло?

– Эскобаром.

– В Амстере тусили пару дней, снимали пробу… тебе положить осьминога на бутерброд? Немного-осьминога…

От этих блинов глаза расходятся кругами. Омуты, а не блины. Сидишь, бывало на кубе, чешешь э-э…

– Мужчина, сидящий на Кубе, знает в этом толк.

– В кубе?

– Квадратный мужчина в квадратном кубе…

– …это Чавес.

А бабы все скачут и скачут, блины все горят и горят… женщина в одеянии летучей мыши, девушка со стадом овец, танцоры и другие персонажи «Плача императрицы» так же печальны, как герои «Кафе «Мюллер» просмотренного 4 635 раз…

– А на Западе, когда там поживешь…

– Сегодняшние молодые так избалованы хорошими винами… Вот мои студенты, например: я просто не представляю их с бутылкой «Агдама» в подъезде.

– «Три топора» – башку как рукой снимет.

– Да они такие жамочки. Катя Нибиру, та вообще: «французское мы на прошлой неделе пили, итальянского сегодня не хотим…». Как у Толстого!

– Её поезд еще не пришел. Ну, где твой стажёр?

– С горы спускается. У тебя какой номер квартиры?

– Не знаю. У меня домофон.

– Не работает. Блин – сходи, встреть! Он не с района…

На первый этаж осторожно спускаемся вместе. Вручную отпираю дверь:

– А у меня дашики с собой, свежие… – кричит юный альбинос примерно с середины двора. Прямо дух Стинга вырвавшийся из машины.

У меня в руках граненый с красным. У Хаиро в кармане соль. Сосульки, дамочки с колясками… все идет по плану. В тапочках на-босу-ногу-ветер, и полукругом снег…

– Ну, привет… умеешь чинить прикуриватели? У меня в машине сломался…

– Вообще-то, я филолог… – Стинг начинает сосредотачиваться.

– Проехали. Глотнешь?

– Да я сегодня наглотался, в гостях – с алкоголем лучше не смешивать.

Поднимаемся обратно, на пятый.

– Любишь ли ты крымские вина, как любил их я?

– Конечно! А почему, любил?

– «Всё в прошлом, в прошлом…», повторяла моя прабабка, позируя Левитану…

– Ух, ты…

– Или Пикассо.

– У меня есть зажигалка, пустая бутылка и Дугин. Последняя книга.

– Сойдет…

Дашики нарезаются на кусочки. Профессор Дугин служит разделочной доской.

– Знаешь, зачем ему борода? Дугину.

– Зачем?

– Они ее курят. С учениками – продвигаются к дхарме.

– Так это ж дурь!

– Ну, у нас-то, интеллектуальный вечер, я чувствую…

(смиренно умываю руки, делаю глубокий вдох)

Мало-помалу, дурь рассеивается: я в реальном мире

…дольше всех лежал в хрустальном ковше. Стошнило на перроне, на рельсы… подъем почти не замечался, только силы приливали к конечностям, словно таяли невидимые облака в теле. Невидимый соблазн охватывал со всех сторон, обступал кварталами – слегка резал восприятие

– А на Западе, когда там поживешь…

– …переключи канал. Мне не нравятся негритянки.

– Я знаю, тебе азиатки нравятся…

– Нравились. До определенного момента: у вас слишком жесткие волосы. И знаешь где?

– Ну-у… – Хаиро задумывается.

– Мы это еще в школе проходили.

– У нас были свои университеты.

– Это мы тоже там проходили: «Герасим и Офелия: я знаю, что вы сделали прошлым летом».

…лето – это свобода: шрапнель воробьев под ногами. Дочери света распростершиеся на паперти. Заехали в июнь на ржавой колымаге, забуксовали… побережье беззащитно, разграблено заброшенностью однодневного счастья… Прихрамывающие нищие как ослики. Мертвый Ницше верхом на Боге, взирающий с высоты. Ветерок увлажняет лица. В нищете дорог и открытий, священных танцев в Залах Ожидания. Слово «Тао» во рту, волшебное как талисман

Двое в черных очках медленно поднимаются по лестнице. Над ними, на площадке – волшебная дверца и от мертвого Ван Гога уши… Приют св. Томпсона на Харлее.

– Бл., да сколько же здесь ступеней? Похоже, доктрину Христианства придумывали по-укуру…

– Особенно этот трюк с крестом…

– Не богохульствуй!

– Прикуриватель почини…

Элвуд и Джейк стальные как яйца, прямые как русские гвозди.

– Я чёт в бога не верю. – Хаиро поудобнее устраивает пепельницу.

– Ты в себя не верь. А в Бога – можно.

Скорее ФРС обанкротится, чем Форт-Нокс падет.

– Сейчас отвечу, дай мне смысл прожевать…

Яблоко надкушено: Аз Есмь

– Ты искушаешь меня?

– Я надеюсь на чудо!

У каждого игрока есть Королева Пик в заначке. В постели.

– Ну, ладно-ладно, не богоборствуй – ешь всё…

Братья Блюз осторожно поднимаются по лестнице в канцелярию Бога. Где даже дух его остыл – и злючая надзирательница отх… ет олухов классной линейкой (хочу такую!) – выкатывает их к чертям из святой обители порока. С небес – на землю: прямо в жизнь…

а тут:

– …прошлое меня не удовлетворяет. Да и будущее тоже…

– Давно?

– Да постоянно!

– Вернись в Сорренто…

– ?

– …не пробовала в настоящем закрепиться?

– Байки Вельзевула собственному внуку?

– Но ты же не будешь отрицать, что настоящего как времени не существует.

– И?..

– Т.е., оно существует вечно.

– И что с того? Я же не могу за него уцепиться…

– Просто вечность это мы сами: если не катит – значит, это преисподняя, Вселенная Страданий. А можно, ведь, и умереть внезапно – оп! и ты вне времени: в Себе!

– Не, ну чет не весело…

– А ты как думала: ты – это Путевка В Смерть.

– Все жопы мира и моя.

– Ага.

Нас накрыло Туринской плащаницей. Божественные Братья лабают блюз в глубине монитора.

В дверном проеме возникает ангел-спаситель – Стинг с косяком в потрепанных крыльях

– Молодой человек, не называйте меня по имени-отчеству.

– Хаиро э-э… это выше моих измерений: так высоко я пока не летаю…

– Ну, тогда приземляйтесь: Раскольников, плесни ему красного…

– А он не расплескает? Все-таки Грааль, Священная Чаша. Будет среди нас ангел в красных пятнах… (что Папа подумает?)

– Не мешай Грааля с Фейербахом. Подвинься…

– Я заслоняю вам солнце?

– Да ты сам Солнце! Отъя… сь. Не мешай нам общаться – свети на другие темы…

– Да тема то у всех одна.

– ?

– Что Папа подумает?

– Папа умер.

– Да! Мы его сделали – в последний день Творения!

– Думаешь, воскреснет?

– В этом-то и проблема: никто не знает наверняка.

– Ну, х*й с ним: устроим салют, напьемся… Возвращение блудного Папы. Из комы.

Пора надавить на сонные артерии. Очнуться от смерти.

Звездное тряпьё. Наши пальцы пахнут ладаном. Серой. Цветами пошедшими по рукам… чувства томятся в ожидании прихода: весны тающей на наших ресницах. Как время… время вернуться – в детство, к себе: воришки на празднике Существования.

Безмолвие улыбок. Слёз.

Ницше, обнявший сумасшедшую лошадь.

Тем временем, Братья устраивают Революцию в Мексике. Под бушующими звездами… вот что получается, когда жены выписывают муженьков в Божественное Путешествие: Одиссей пел о блюзе в осеннем лесу (блюз это музыка изгнанников, угу). Для окончательного просветления мне не хватает только женщины…

– Схожу-ка я на Божественную кухню, покурю…

– Пуэру завари!

С аргентинского арго перешли на аргентинское танго. В Париже. Мечтатели… вот так всегда, когда сходятся два филолога. Как Гегель с Фейербахом: ураган Катрина. Буря в пустыне… что такое пустыня без людей? Стена Плача.

В кухне темно словно в космосе. Поблескивают звезды на прутьях мойки. Лишь свет всё уничтожит. Или полная слепота. Ищу скляночку с чаем в неполной тьме. Из открытой форточки Штирлиц дует на блюдце с остывшим чаем – закрыть ее сейчас, все равно, что прервать связь с божественным…

Закипает чайник, раздувая бока. Крошу пуэр в стеклянный глаз сосуда, наугад. В ночном окне, на морозе – Кока-Кола: Статуя Свободы

В спальне для гостей, эти двое все еще вытягивают веревку времени из разных измерений.

– Нет, давайте не будем.

– Не будем на «ты»?

– Вас здесь нет: в чем проблема?

– Мне кажется, мы где-то здесь…

– Здесь – это сейчас. Я забыл сахар на Божественной кухне: вам подсластить?

– Какой ты заботливый…

– Я вернулся из Путешествия: где твоя Чаша?

– Она пуста…

– Я могу наполнить

(так ли это?)

– Не тяни время…

Слепой Рэй умел попадать по клавишам. Св. Буковски – не глядя ковыряться в заднице. А эти: компания – Отец, Мать и Сынок с поюзанными крыльями. Святое Семейство счастливо по своему… пора написать эту картину: бурлаки вытаскивают Репина из «Волги» – стоит Анчар, и кот ученый…

– Зачем ковыряться в носу, если есть Революция?

– Нос-то, психоделический…

– А Революция?

– Социалистическая.

– А где, бл., кино?

– Братья Блюз: прерванный полет… Не спасли св. обитель.

– Не нашли на дороге 5 баксов?

– Зато нашли приключения на свои жопы…

– И на мою.

Новый Дугин хорош как основа для священной дури: накрошить еще пару загадочных кубиков… Головин – вот кто проводник в чудесное, беззвездное… как ранний Фрипп, или рассвет над мятежными водами. Прекрасный как Бруклинский Мост.

– Вам посыпать головы пеплом? Священным…

– Уже пора?

– Вопросы всегда задают обреченные. Вы опоздали…

– Да, время затянулось… я тоже хочу!

– Забей её счастьем – вон тем кусочком…

…отплываем на золотой славянской лодье – неуклюже сталкиваясь облаками, раздвигая иллюзорные завесы… мать моя: будущее, совершенно голое!

– Я тебе уже говорила, что еще не готова оставить свое тело и идти на какую-то вечеринку – по сугробам, в мороз.

– Тогда еще накати, – ангел с помятыми крыльями вытягивается за бутылкой.

– Если я еще накачу, это затянется на неопределенное… у тебя тут стаканы с пятнами!

– И ангелы… я сегодня снил сон о Буковски – и решил стаканы не мыть…

– Считаешь себя пробужденным?

– Снотворным.

– Так в этом и суть!

– Прикидываюсь тут с вами, лью масло в священный огонь…

– Ну да, сегодня же Масленица.

– А ты думала, все это случайно…

– Я не могу сейчас думать…

– Тогда – по сугробам, к Первой Звезде… Хаиро, кончай ломаться – отведи уже мальчика в дискотеку! У Входа разберетесь: что это будет

– Дугин еще не скурил свою бороду.

– Акела еще не промахнулся!

– Аминь…

50 оттенков сухого

В потёмках все кошки кажутся стервами. Все проходимцы – поэтами.

Старый Даб на свету диких солнц, Эмилия в вечернем полуплатье:

– У меня кокаиновые планы на вечеринку! На всю эту компанию.

Слоняемся в гостях у времени – вдохновляем будущее, выплачиваем налог на счастье…

– Должен же кто-то взять ответственность за этот бардак! – Хаиро проплывает в мизансцену. Похудевший Космо с дружелюбной улыбкой: чемпионат по болезням выигран, приз – операция… или кладбище. Он в этом плане молодчина. Но в мой план не вписывается.

– Ну, как вы тут? Цветёте?

Оптимизировал улыбку на лице. Открыл окна в Россию:

идите вы, девушки, в баню! И мы за вами…

Вот так, бывало, ломанёшься в кусты – а там всё уже занято!

Алмаз гору точит: разливаем… Коньяк «Три мертвеца». Трёхлетней выдержки. С тремя черепами. Круизные яхты проплывают мимо, обнимая счастье, бросая нам монеты за борт – обещая вернуться

– Тут есть какая-то тайна! Сейчас мы попробуем её стереть…

Девочки свежие словно сливки, половина смартфонов занята – поговорить не с кем!

– Ну, как ты? Где?

– Да вот, работаю гостем на вечеринках.

– Что так?

– Да не хватает денег на бабло…

последняя надежда на бумажке уносилась, мятой… там было написано: «что тебе нужно?»

Ну, что: пройдёмся по предрассудкам, по Анне Карениной похороненной заживо!

– А ты читала кн. Шаховскую, дневниковую повесть: «Милый засранец»?

– Нет ещё…

– Ну, как же:

«Уж, рассвело – а ничего не видно…

пойду, зажгу свечу, что б он не наеб*ся:

Ксавье, тот самый мой приятель…»

Тоска культуры по ботинку Хрущёва: хочется снять сериал «Гурджиев 4.0» – начать сразу с четвёртой серии. Стою смущённо, пожилой нечеловек, робею – обнять мечту, незнакомку в таинственной ванной комнате. Поэт-мистик. С шуруповёртом.

– Вы хорошо говорите по-испански?

– Я бегло молчу.

Вот и славно…

Игровая кошка, мой последний шанс: запрыгиваем в него как в отходящий поезд – круизный!

– Хм, да ты… Не хочешь сняться в моём новом фильме?

– А как называется ваш новый фильм!

– Да как всегда: «Мы так не договаривались!»

(а что – при свечах, без свидетелей).

Туфельки закинутые за горизонт – «давай, я у тебя затону»

Планктон дружелюбия, мироздания. Время стоит в сторонке – отдыхает, курит…

– …съедаем весь шашлык, достаём чистый контейнер из сумки: открываем – контейнер пуст!

Ремень-приблуда, точить лясы с геями из С.– Франциско – «…мы двинулись в 60-е…» – безногая манекенщица, змеи обвивающие распятие

– Я не готова подставлять вторую щеку: у меня и первой-то нет!

…течение проносит Нила Янга – мёртвого борца с рок-н-роллом…

Ягуся в лоне Матери, на коленях у Будды: лодка полная речного песка…

– Минуточку!.. – лепечет будущее, протискиваясь в приоткрытую дверь.

Оборачиваюсь: снова нет никого…

Сланцы забытые на Луне, Катя Нибиру несгораемым счастьем.

– Ты не напомнишь, сколько тебе лет?

– Двадцать один.

– Боже! Я совращал тебя три года назад, под «Одиночество в сети»!

– Вишневский, помню… ну, а вам?

– Ты знаешь, люди столько не живут. По крайней мере, в «Зале Славы рок-н-ролла».

– С лица воду не пить. А это ваша книга?

– Ага, путеводитель по галактикам.

– Куда нас занесло…

– Не хочешь выйти в космос, повидаться с Гагариным?

– А можно я подругу захвачу?

– Да вы как Белка и Стрелка!

…слаще поэзии, прохладнее смерти…

– А как называется ваш челнок?

– «Трое в лодке», не считая иллюзий.

…имели Лос-Анджелес, имели Москву – потерял билеты, не вернулся из Крыма… пятна на Северном Полюсе – бриз для тех, кто видел реальность

Великое уравнение Вселенной висит над нами.

Гагарин свернулся вокруг света младенцем, пил боль наших солнц: ожиданием заполнились вокзалы, застывшими аплодисментами – прекрасные новости с нами в главных ролях!

Необъяснимы улыбки. Эмилия в пустынных зеркалах:

– Планета будет уничтожена: Советую всем Ничего

Космическая коса пылесосила Млечный Путь. Дата-центры галактик… Старый Даб прислонился к перегородке – везет нас поезд на юг: наверное, мы везучие! Бездушно здоровые

– Ты можешь видеть будущее?

– Зачем? Я уже в настоящем.

Великое Солнце висит над нами. Ницше назвавший свой корабль «Ничего»…

и соседи застрелившиеся за сто тысяч

Мусорный бак в переулке, тлеющий – в томном солнечном свете… весь сахар скурили

– Ты яркая как абрикос…

– !?!

– Я же не сравниваю тебя со снытью!

Красный свет освящает трофеи войны и клочья эйфории11
  «Красный свет освящает трофеи войны и клочья эйфории» – цитата из Дж. Хендрикса


[Закрыть], из колонок… выходит из себя, принимает форму сознания – перебежчик с этого света; автостопом по пустыне как настоящий блудный сын – там стояли несколько замороженных тёлок, на обочине:

– Джими?

– И огурец я узрел, потомство прославленной Геи!

– Молодец: предпочёл любовника жене!

Встал, улыбнулся… пережил налёт как бабушку здоровую.

– Ну, и где же они?..

– Застряли в море пробок…

…в тишине букетов, в глубоком воге…

…во внутреннем взоре светилась галактика, томительное бессмертие света: тянет стереть Конец Истории… поймать туриста и сфотографироваться с ним

«Уважаемая госпожа Джоан Баэз!

Хотим обратиться к Вам с предложением, принять участие в нашем музыкальном фестивале «Психоделический Охуин!»

С уважением, Ваши давние поклонники и почитатели – тыры-пыры…»

Венок и крылья (+ фак в конце тоннеля)

Дарящему бессмертие – умыть наши руки.

Уходящему с вечеринки – соль за шиворот. И вина плеснуть – туда-же! (А то, здесь оставайся: в подъезде! Главное, нам не звони!)

– Так: нищеброды! Нас ожидает такси: не расплескайте счастье!

барабанщик уходит в зарю

Бесы бессмертия

I

Портвейн был на высоте. За ним следовали дамы, звезды пели акустику. Live.

Все свои: геи, музыканты, поэты… продавцы иллюзий. Было ещё несколько смертных, но…

хватит уже.

Студия заполнена пришельцами, неоновыми напитками. Законы гравитации не действуют. Легкие шаги по подиуму…

– …это утро хардкора…

– …либо смешно, либо напьёмся…

– …особенно этот акцент кокни, которым вы щеголяете…

Одинокий хозяин, с остывшим стаканом чаю – лишний, никчемный. Не из этого времени… Уединился в соседнем кабинете, в социальных сетях рыл себе долину: силиконовая смерть почти воплотилась на мониторе…

И тут:

– Ну как, вообще?

Космо на пороге, с дружелюбным лицом.

– Илья, ты сегодня в ударе!

– О, Тао, спасибо. Ты как всегда преувеличиваешь… Ну, что – помедитируем?

– От чего ж!

– Класс. А это Сева, мой земляк, тоже хочет вписаться. Зажигалка далеко?

– Только соль и спички.

– Блин, и че делать будем?

– Гонца пошлем. На кухню. Сева?

– Да там толпа народу – как-то это…

– Погоди, сейчас я тебе записку напишу. Отдашь и всего делов! Есть бумага?

Шарит в карманах.

– Не, это не по дзенски… Отдай ему пустой лист – если врубится, наш человек! Достоин…

– А если нет? Без огня никак.

– Ладно. И спички захвати: будешь отдавать, подожжёшь – успеет прочесть, наш человек. Вон коробок…

– Заметано…

Через пару минут, на заснеженном полустанке: ждём поезд, поёживаясь от холода.

– Ну, че: где «Саут Пасифик»?

– Это вы так «Зиппер» называете?

– А ты, небось, работал тут…

– Ага, тормозным кондуктором. У меня даже один знакомый был: финн. Повар из вагона-ресторана. Всё спрашивал: как можно Россию понять?

– Например.

– Например: что такое «дох*я». Сколько это? По русски…

– Ну, ты объяснил, я на…

– Запросто! Вот представь, говорю, идёшь ты по шпалам – а они всё не кончаются: до самого горизонта…

– Финн. По шпалам.

– Да! И вот, говорю, когда тебе уже полный крындец настаёт, а они все не кончаются – это будет половина «дох*я»!

Помолчали.

– Так он, наверно, до сих пор идёт?

В те времена в моде была песенка Роя Гамильтона: «У всех есть дом, кроме меня».

– Если врубится, наш человек…

– Тао, там тебя…

Вхожу с полустанка в комнаты – в ушанке, в валенках: в чаду балов, безумств и баловства… кто-то уходит. Не прощаясь. Как поезд…

Через мгновение с платформы вваливается финн: заснеженный, в клубах пара…

– Ну, что, Илья – нам хочется песен…

– Даже не знаю… лирика что-то не идёт… – тормозит, задумавшись над шпалами.

– Давай гражданское?

– Рокенролу давай, – донеслось с галёрки. – Лестницу в небо!

– Анекдот под гитару…

– Не мешай человеку, видишь, настраивается…

В тишине было слышно, как разливают.

to be continued

II

16 ноября. Петрозаводск.

Напротив Якорного парка,

18/5, можно без приглашения…

…половина гостей в полу-космосе, вторая… мне подарили «Сисечный иконостас», Нила Янга опирающегося на платан. И Цехановскую – бэк-вокалистку Стаса Михайлова. Я был именинником, в общем (тоже, разумеется, без приглашения).

В космосе было глубоко, разнеженно: иконостасы, ноги… звёзды, как положено, падали… не только табачный дым сгущался в туманности, но и разгущался обратно – на короткое время… и всё-таки сердца тянулись друг к другу в этом калейдоскопическом бюджетном трейлере.

Всё время хотелось положить ей голову на колени, двухъярусные хризантемы чувств – сложно отслеживать реальность в момент, когда муза задевает тебя бриллиантовой кочергой… крылья музыки размешивают шафран в головах, разбитых на 1001 осколочное божество – звёзды роятся, падают, как положено, в сосуды с психоделичными напитками – наш пьяный корабль размякший в китайском чайнике

Я встал с пола и прыгнул с нераскрытым парашютом за эту бездну —

но он раскрылся улыбкой Бога!

…а в комнатах творилась история. По версии журнала «Форбс» – жизнь началась: интеллектуальные каннибалы выводили из строя механизмы мышления, сносили напрочь архипелаги концептуализма.

Я обнял лучезарного незнакомца на кухне:

– Я – Берроузъ, – сказал он, наконец (в этом не было необходимости). Повернулся, уходя в комнаты отражений: на спине нашита надпись – «пидор».

А потом мы сверзлись в бездну Пуччини – кто-то перепутал диск, но я обнял его и сказал… ничего не сказал…

Ты струилась тенью Офелии – из комнаты в комнату, от человека – к обезьяне. С призрачной розой в руках – и чувствовалось, что эта роза была тебе тяжела. Мы сговорились взглядами (пока Цехановская шутила на соседнюю ветку). Такаши расчленил Лунный диск, никуда не торопясь. И что теперь дробилось в водах этой реки – деревья-игуаны, эпоха Рыб…

Улун потёк в легкие молочной рекой, вернул сознание в берега… алтарь, заставленный чашками-буддами, таблетки свечей раскисают в неге. «Сисечный иконостас» заслонил собой космос Малевича: иллюзии вновь на переднем плане – только начни с ними бороться…

Кто-то прилаживает мой «Les Paul» к телосложению – встает на путь герой рок-н-ролла, загораживая всё, что осталось от мироздания: падает в бездну

как положено…

и baby shot me down, bang bang