Текст книги "Роуд-муви"

Ангелы воздаяния

Заложишь в Москве камень – круги по всей России.

Некро-Биеннале:

Артхауз. Техно. Рэди-мейд.

Доноры по выносу костного мозга. Шоу в сдержанной обстановке, в подержанной забегаловке. Поэтому и Советский Союз распался.

– Я вижу эту ситуацию со своей стороны.

– Со всех сторон видно лучше. Ты уже дописала картину «Атомный взрыв»?

– Почти.

– Только выставку устраивай подальше от населённых пунктов.

(И меня не зови).

– Ты безумная, – говорю я, запихивая валяющиеся банкноты за вырез её платья…

На подиуме, посреди дорожки и опустевших стульев.

Стоит. Ждёт. Насмешливо улыбаясь…

– Что?

– Видел ли ты круги от воды?!

– Только глаза от счастья.

Гольфстрим текущий сквозь мысли. Тонущий в собственной наготе. Прикалывались. Попали в дурку, играя в дартс…

– Может, спустимся на Землю? Присоединимся к экспэ-эртному сообществу… а то, без нас всё допьют.

…стираемся в незыблемость залов…

Объятия баров в тесном томлении. И резкость запахов удвоивших пейзаж: букет ароматов крадётся в ноздри…

– …её работы переносят нас в структурный апокалипсис. Волна полураспада передающая…

Творческая вакханалия. Оргазм распахнутый для мира. Смешались с гламурной волной. Причислили себя к временам, к случайным событиям повернувшим ход истории.

Менеджер, или хипстер токующий по мобильному:

– Сейчас твой смех не рентабелен. Давай завтра…

Звёзды. Нувориши. Критики… отжигают лысины в толпе, срезают подметки на ходу – сэлфи на фоне сэлфи… и в этот момент невидимый голос сообщает, что

– Среди нас присутствуют две знаменитости! Разоблачение состоится ровно в полночь…

Кажется, меня не узнают…

В искусстве, среди двух-трех имён, затерялось и моё – его недавно видели в багажнике дорожной полиции.

– Тао? Удивлена! И как вам прогулочка по дивной стороне?

– Как приключения Дракулы на каникулах.

Поменьше себя, побольше сущностей свихнувшихся от времени. В часе езды отсюда.

– Оригинально… А вы читали последнее творение

– Я не наркоман, что бы постоянно читать: я, скорее, творец наркотиков.

– Да? А я, вот, не могу, например, отвлечься. О Тао не мечтао!

– Девушка, простите: вы откуда?!

– Неважно.

Краткость сестра таланта. И мачеха твиттера (побольше себя, поменьше истории ограничивающей горизонт событий).

Скучаем, врастаем в перверсивные излишества. Длинная тень отца Гамлета падает на нас, следует за пятами.

– Эксперты говорят, что Алиса рехнулась в Стране Чудес!

– Это потому, что когда в храмах – в одно и тоже время – проходят службы, соборы из шпилей излучают энергию.

– Заклинаю вас студентами юридического факультета: не верьте!

Вот такая вот жизнь под звёздным кладбищем. Даже ты: не подпускаешь меня к своему атомному реактору. Не любишь?

– Не парься. Доверься…

Сбежала в прошлое по ступенькам (утратившее актуальность, но оставившее след).

– Будешь моей Восточной Монетой?

– Я не сторонница искушения…

Рингтоны расстреливают восприятие, намечая будущих жертв. Моё тело на аукционе Сотби. С благословения Патриарха Всея Руси.

Искра вечеринки пробежала по гостям. Мечтал воплотиться в идеальном парке, производя нежнейшие смыслы. Хорошо хоть ты не иллюзорна – плетущая венок, воспламеняющая взглядом…

– Если я не появлюсь, дома к утру, матушка сошьет мне белый сарафан!

– Это оскорбление?

– Да.

– Лучше поздно, чем никогда…

Стоял под лунным светом. Без свидетелей (Иеговы)33
  Организация, запрещенная В РФ.


[Закрыть]. Скорее в онлайне, чем на свободе.

– Не дуйся. А то, я на тебя плохих мыслей надумаю. Китайцы ещё с синяками не разобрались.

Глаза твои… цветы в чёрных вазах, в коме: стою перед Тобой, а шёлк все отслаивает шорох вдоль стен. Жизнь: разные у нас, судя по их голосам, судьбы. Несовместимость моего кошелька с вашим. Вообще с деньгами.

– Ты чего? Надо выглядеть как ангелы: окончательно подмочить репутацию.

– Есть два маршрута, на которые у нас не хватит денег: это маршрут Высокой Моды, и Маршрут По Которому нас послали…

Хендрикс проглотил свой звук и умер от передоза. Кто там ещё: Кобейн? Смешной как забвение. Нежный как плов. Кладбище звезд рок-н-ролла. Неприступно. Его можно взять, только пожертвовав жизнью. А теперь и макароны со слоганами на жирных боках: программируют подсознание после еды…

– Ну, что: может, выступишь?

– У меня голос не стоит без микрофона.

– Ты стильная штучка. Не прикидывайся дурочкой.

Несгораемое счастье. Жизнь талантливая как проигрыш.

– А разве может быть по-другому?

и в вое волков октавы созвездий, над трассой звёзды голосуют океаническим балетом

майские пчёлы-принцессы

– Уговорил.

Все сидели как пробки вышибленные. И ты их выпила – ни капли не пролив

Безлюдные вечеринки

«Я Star как Hotel California», вывожу тупым карандашом на бумажной скатерти «Студии». Рядом Оленька Veresk рисует жареную рыбу, по моему заказу: карась непостижимый как коан! Всемирная история отравлений. Впечатления от «Whiskey Moon Face» ещё роятся неясным ароматом: влачится бричка моей любви по жёлтой осенней дороге…

За мной стена, снизу доверху исписанная каракулями по-английски: красным по белому.

– В живых останутся только вампиры, – произношу почти в пустоту.

– В смысле?

– Да, вот… – киваю головой за плечо.

– Хм… Здесь нигде не написано.

– Ну, это всё вместе, впечатление – вся стена в целом.

Джей задумывается. Сэмплами. Моё затруднение в том, что я уверен будто всё это уникально, а народ вообще не парится – ему просто пофиг. Я говорю им: «я устал от бесконечных войн…». И вся спина в белом. Моя.

– Привет. Я – безрукий художник.

– Стаси тоже художник, – комментирует на автомате Оленька, продолжая жарить мне карася. – Ты можешь поснимать её в своих видео.

– Он снимает только баб, если кто заметил, – вмешивается в дискуссию Такаши.

– Неправда: в первую очередь я снимаю себя!

Стаси несет очень трудную для моего восприятия вещь в духе шенгена, и я делаю вывод, что свободна только Статуя Свободы. И Тринити справа от меня – в тюрбане и стильных декадентских очках. Несмотря на наличие спутника. Юпитер, кажется, по типу тела…

И тоже рисует рыбу – в очках. Ну, это же «Студия»…

– Так, вот, – плавно перехожу к сути вопроса. – У меня дома есть кошка, и она всю жизнь мечтает стать рыбой. Как, впрочем, и все они. Но я кормлю её сухим кормом, и она мстит мне всю жизнь.

– Как именно?

– Эта кошка повсюду ссыт. Один раз она мне даже в чай нассала!

Стаси не вникает в суть дискуссии, и я прогоняю ей телегу про «Хотел Калифорнию…». На всякий случай.

– И зачем тебе такие кошки? – Джей отвинчивает крышечку со свежего чайника, подливает ройбуш в белоснежную чашку.

– Ну, как… радуют глаз. Правый.

– А левый?

– А левым я на неё не смотрю: пусть гуляет, где хочет…

Стаси уходит к соседнему столику. Извини, не все картины получаются маслом. О, Всемогущий, подари мне бумажник с миллионом кредитных карт!

– Стакан наполовину пустой, или… – доносится откуда-то сверху.

Наполовину выпитый.

Чио-Чио в меняющейся на глазах реальности, почти напротив.

– Ты выглядишь как опытный диабетик, – говорю я ей. – С этими пакетиками для сахара.

– Бе-бе-бе…

А так хотел подсластить…

Подсветка в зале похожа на крупную лягушачью икру: цветную.

– Спорим на все твое состояние, что Тадеуш тихо сделает ноги с нашей вечеринки.

Джей притормаживает, потирает оправу.

– Знаешь, я сейчас не в курсе размеров моего состояния…

– Да ты Рокфеллер!

– Будда, просто Будда…

Тут же срабатывает воображение:

красивые девушки провожают меня в Рай, до самых ворот…

– А дальше, расскажи, что было дальше?

– А дальше я встретил твою мать…

Тринити по правую руку – посматриваю на неё правым глазом, словно на кошку. Её губная помада неимоверно крута!..

– И что ты ей сказал?

– Ничего, прикинулся слепым и попросил отвести меня обратно.

…но не круче тебя, когда ты улыбаешься.

Ангелы использовали синеву, что бы вспыхнуть в нас. Когда-то…

– И она протянула тебе яблоко?

– Именно.

(хорошо, что не ноги)

– Пришлось его надкусить, а то бы меня самого раскусили: назвался слепым – забирай счастье…

– Мне повезло.

– Со звездами не спят, сын мой: спят с земными женщинами.

– Слова Мудреца.

– Идиота.

– Ну, что: мы уже дошли до точки отрыва? – Тадеуш вернул нас на землю. И сам вернулся. Огляделся:

Собрались 11 русских и разводят руками.

Собрались 11 евреев – и разводят публику.

Собрались 11 англичан и ушли.

А ты мне не верила!

Вот так и проигрывают пари.

Но мы ударили по рукам. Вбежали в банк, показали язык охраннику. Он за нами погнался: а с какой стати?!

Сидим вокруг стола. Крутим колёсико Судьбы, едва не взявшись за руки. И как всегда, в самые оху… ные моменты жизни, ну нет у меня палки для сэлфи!

Чио-Чио наматывает шарф.

– Мы ещё тепленькие, а ты нас покидаешь!

– А время побежало – и я за ним…

– Это так бесчеловечно.

– Да, это – так.

Чёрные дворы с чёрными окнами. Чёрная офицерская вдова, живущая на пятом этаже. В городе смерти. Тебе придется пройти сквозь страх…

А здесь, Солнце только заходит на нашу орбиту: на старых флаерах, на все стороны ветра.

Тринити склоняется над столом, что-то пишет – мой взгляд притянут к её невесомости. Мозамбикский кофе оцарапанный звездопадом. Чёрные звёзды из Книги Мертвых. Наслаждаюсь ими и тобой… он нас не спасет, Аленький Мальчик.

– Корова ест траву, значит она вегетарианка. Человек ест говядину – значит, он веган… Ну, вот – кажется закончила.

Оленька довольно оглядывает карася.

А по-моему – пережарила.

– По-твоему выходит, если человек ест корову – он веган. А если лев ест корову – то он плотоядное!

– Замори потихоньку улитку.

– Я не француз.

– Тогда червячка.

Маленькое, но гордое золотое колечко! У тебя не болит Золотое Сердечко… Мы ему вдвойне отплатим: каждый скинется по полцарства. И станет Целое: Царство и Сердце. Карманы полные драгоценных камней – должны же идти на что-то и наши налоги…

Тянется время, провяленная боль в области сердца – наркотики, не облагаемые ссудным процентом, полу-вниманием. В равнодушных барах посетители пожирают болтовню, сквознячок теребящий дым твоей сигареты… слитки смартфонов вспыхивают крошечными мессами.

– Джей, а ты не чувствуешь, что был в прошлой жизни художником?

– Нет. Наоборот: ломал кисти, ел краски…

– Ломал кисти? Ел краски? Да ты борец! Ты точно не был художником: ты был сумасшедшим!

Кащенко. Простоквашино. Осквернил венецианский карнавал. Ну, вот зачем?

Ангел правой руки – мой шельф, мой эльф и источник иллюзий.

Бог – тоже источник иллюзий. Нужно к Нему приблизиться, чтобы утонуть в них.

Оленька, сочувственно:

– Бедные валентинки повесились на Венере.

– В день Св. Валентина.

– Хотят быть ближе к возлюбленному.

Тринити… ну-ну, и что ты поделаешь?

Приговорю тебя к реальному сроку лишения свободы. Минут на двадцать. Что? Тебе понравится у меня в рабстве: соглашайся!

– Может, хотя бы представитесь?

Робко покраснел как рукопись подписанная кровью поэта.

– Индиана Джонс и мятые клетчатые рубашки. Килограмма на полтора. Махнемся зажигалками не глядя?

– У меня дешёвая, самая обычная.

– А моя не работает. В отпуске…

лёгкий мексиканский загар

лёгкая дружба в увядающей ночи

кошки перешёптываются лапами

и шерстяными клубками

Джей – помахал нам кредиткой и вышел, не заплатив.

А, нет – вернулся…

Тадеуш поглядывает на часы. Полвторого. Зима. За окнами что-то полусырое как ростбиф… лежат под допотопными простынями Ной и его старуха.

Бычий вышибала на выходе. Позёвывает снисходительно…

– Ты выглядишь так, словно хочешь дать мне на лапу.

– Ты не похож на гризли.

– Я похож на твоё ху*вое настоящее.

– Что может быть хуже, чем счастье?

– Всё.

– Внимание: вас снимают!

Шугаринг в неподходящих условиях

Она засмеялась и захлопала в ладоши!

– Я бы ещё и кафе открыл: «Только для официантов». Что бы они могли компенсировать моральные издержки.

«The Кухня», наш любимый столик. С видом на крысиные норки.

– Судя по посетителям, сюда заходят только гастарбайтеры.

– Да, я заметила, что цены подросли.

– Применили маркетинг: лишили нас дешёвого, прикольного отдыха.

– Я теперь и по шопингам почти не хожу. Слава богу, у меня всё есть. Кроме денег.

Лила безмятежна – космический бриз освежает ей крылья.

– Всё-таки неплохо, что мир крутится не только вокруг нас.

– Да, детка. Бог любит Троицу. А нас не очень…

Хочется сказать «Да будет свет!». Я бы отработал ангелом на побегушках – в счастливом будущем, которое никогда – слышишь! —

– Ну, что ты не будешь заказывать?

– Ограничимся «американо»!

Не всё и сразу! У меня столько нулей на кредитной карте – никогда ещё столько не было! Приятно чувствовать, что ты никому не должен.

– Выбирай, не стесняйся! Я сегодня гуляю.

– А, ну тогда с подогретым молоком.

– И мне тоже-самое.

– Одну минуту…

И удалился почти на час.

Люди вокруг фильтруют пиво, непринужденно чатятся по безлимитке.

– Да, – расслабленно откидываюсь на спинку диванчика. – А, вот, если бы бутылки делали из золотого песка! Представляешь: бриллиантовые бутылки!

– Ну, мы бы жили в Королевстве Саудовская Аравия.

– Там, вообще-то, не пьют. Алкоголь.

– Пить мы бы сюда летали.

– Здесь нет цивилизованных свалок.

– ?!

– Ну, представляешь: выпил ты пиво из золотой…

– Бриллиантовой.

– Бриллиантовой бутылки – выбросил в урну. Выпил вторую – разбил. Романтика.

– Россия. Просто Россия.

Эх, где же ты, лето. Вялое, пластиковое безлюдье, разбросанное по нагретому асфальту. Обшарпанные тополя – что-то невидимое сметает тухлый пух с бульваров. Увеличивая мягкость воздуха, цветное безразличие рингтонов. Ромовые дневники валяются на несвежих скамейках… Как бы мы ни старались быть участниками событий, это нам не помогло. Решили искупаться, раз уж лучи славы прошли над нами!

– Но кофе здесь как прежде, неплох!

Чего не скажешь о рыжих газонах, стоптанных до глухоты души. Верхние этажи бьют солнечными молниями. Не теряя достоинства можно апеллировать к аргументам, присваивающим себе привилегию последней инстанции, к которой я никогда в своей жизни не обращусь за дельным советом. Том Уэйтс и не такие трюки проделывал на «Swordfishtrombones». О чём я, собственно? Да ни о чем!

– Ты сейчас выглядел как настоящий адвокат!

– Воображаемый?

– Подающий надежды.

(и огнетушители на фуршете Тайного Мирового Правительства)

– О чём-то сожалеешь?

– Нет.

– Можешь подержать мой смартфон, пока я курю.

И поюзать винную карту.

– Э-э… можно вас на минутку?

– Слушаю…

– Да не «слушаю», а обслуживаете ли вы в счёт бонусов за будущие финансовые обязательства?

– Простите?..

– Моя спутница ушла покурить, но если она не вернётся – покрывает ли страховка мои финансовые риски при безналичном расчете?

– Какая страховка?!!

– Я адвокат. Платите мне абонентскую плату – и я вас даром консультирую. А вы – угощаете меня в вашем заведении за ваш же счет.

– Я что-то… Давайте, я лучше приглашу адми…

– И скажите ему

– Ей.

– Ей, что мы из налоговой.

Плазма на закамуфлированной кирпичной стене: пережевывает наши мозги лениво… прищуриваюсь: кусочек солнца тающий на багете. Липкие осы разбросанные по клеенке. И Лила возвращающаяся к нашему столику.

– Что ты наговорил этому бедному мальчику?

– Сказал, что мы из налоговой.

– !?!

– Просто из налоговой. Просто сказал… Ну, хочешь, я почищу салфеткой твои новые сапожки?

– Хочу.

Вытягивает правую обтягивающую лосину: аккуратно смахиваю пыль с её копытца изумительной чистоты. Затем с левого. Чувствую себя Бенисио Дель Торо из «Джентльменов удачи»! И ошибкой было бы считать – глядя на возвращающегося официанта – что мягкий человек не способен пиз*нуть тебя доской по башке.

Лила встала. Мы представились.

– Хотели бы выразить вам признательность за великолепное обслуживание. И рассчитаться.

– Как планируете расплачиваться?

– Дисконт!

Старый как мир. Черный как нал.

Я идеальным себя не считаю. Идеальны только иллюзии. И идиоты готовые платить за них.

Официанту:

– Не одолжите кредитную карту?

– ???

– Он шутит.

– И чек нам заверните для отчетности. Ну, что б не затерялся…

И пусть благодарят, что дёшево отделались.

«Чайная ложка». «Прилипчивый попрошайка». Вывески плывут и плывут… А ведь есть ещё «Пивная кружка», наконец. «Последний взгляд…» (довольно романтично для морга), и надпись на могиле: «Не дождётесь!».

– Зайдем в «SPAR», я куплю сигарет.

Торговый Гипермаркет «Макси Упаси». Все экзистенциальные нормы нарушены: Нео вписывается за Христа, Микки Мауса и Кота Леопольда. Иногда, физически не могу находиться в теле. В некоторые моменты меня удерживает только отчаяние. Что касается меня, а не (не дай бог!) авторитетного мнения – только лишь большим усилием воли удается остановить атомный распад оболочки на солярные призраки – и вот что странно: возвращаюсь домой, захожу в прихожую – на 40% обновленным составом своих молекул – а мои кошки меня узнают! И даже я их! Что как-бэ намекает…

Из ада тоже низвергают. Неудачников.

– Что ты сказал?

– Что даже небо становится ближе…

– А, помню этот пассаж Гребенщикова.

– Он был божественным.

Как поцелуй Римского Папы. Как киски красавиц.

«Студия», 2-й этаж. Металлические балки под потолком, кронштейны для прожекторов. Болтающееся чучело коалы и школьный рюкзак без взрывчатки. Не хватает только топора с кистью неловкого мясника, прилипшей к лезвию.

Зеркальная платина столов. Флаер над барной стойкой: группа «Князь» собирается к нам на гастроли.

– Это бывший «Король и шут». У них кто-то умер, и они взяли другое название.

Угу. Похоронили шута. Воспряли духом. Для равновесия неплохо бы придумать группу «Тьма». Играли бы друг у друга на разогреве.

В каждом луче прожектора – свой порхающий мотылек. Легкие словно сон. В отсеке заброшенной ракетной шахты. Чёрный мир за стенами, склизкий туман и лёд. Первое марта…

А помнишь, как летом – в нашем легком бессмертном городе, жесткие тополя метут в ночи. Их шум закладывает уши, постепенно тая в новизне светодиодных вывесок. «Рай» написано на одной из них. Начинаю превращаться в остановочный комплекс приглушенно освещенный светильниками. Мусор, рассыпанный возле урны… присмотришься: хм, ерунда какая-то…

Два мальчика романтичных на соседнем диване: протяни руку и нечаянно прикоснёшься… Разноцветные глаза, разноцветные кибитки. Каждый цветок увенчан нимбом – единственным и неповторимым! Чувствую себя сорняком в венке из роз. С душой черной как магия. Ненависть здесь больше не живет, любовь не умирает: угасли обе… сколько душь ещё блуждает бездомных – мои цветы, мои ароматы – их сожжёт агония блаженства

– Пойдём покурим?

– Пойдём.

Зима. Замёрзшая вода. Замёрзшая звезда. На обледенелом тротуаре. Рядом с каким-то смолящим «быком». Его глаза: Гугл начинается с нуля. И выдает сто миллионов результатов… один всегда в поле не воин. Особенно, если действительно один.

– В смысле?

И равнодушно ждет.

– Это всё равно, что выиграть битву с дураками.

– И что?

– Ну, и остаться в дураках.

Зомби не берёт свинцовая пуля. И серебряная.

– А Яндекс?

– Что Яндекс?

– С чего начинается Яндекс?

Чума их тоже не берёт…

– С картинки в твоем букваре.

Вечная жизнь как тупик эволюции. Им бы умереть! А как? «Я плюю в ваши божественные лица!» – кричит ангелам их оскверненная плоть…

– Помнишь, с чего начинается азбука?

– Ну, с буквы «А».

– А заканчивается?

– Ну, «Я».

– Так вот: он начинается – тоже с «Я».

(поле боя за мной).

Лила, Лила: миллион оттенков свободы на белоснежной коже твоего божественного лица! И улыбка без сомненья лишь коснется наших губ… когда мы наведём на мир божественную порчу. А знаешь, как в детстве называлась моя любимая шоколадка? «Бонни и Клайд»!

Сэмплы медленно окутывают шахту.

В чёрном, чёрном городе.

В чёрном, чёрном морге.

Я медленно воскрес из мёртвых. Мысленно подозвал официанта.

Ноль внимания.

Плохо работают с персоналом. Не самый лучший способ нарываться на чаевые.

– Я думаю, ты поддержишь меня, если начнется?

– Что начнется?

– Что-нибудь восхитительное. Вроде воздушного суфле или стейка, старательно отбитого об эту кирпичную стенку.

Я бы тоже не нашелся, что ответить. Не сразу…

Человек-невидимка и Стражи Галактики. Мать Тереза и Дракула. И Иуда целующий Римского Папу.

– Ну, что: вылезем из тел? Разомнемся, напоследок…

– Он дал нам последний шанс: будь предельно внимательным.

– Что для зомби смерть – для ангелов Апокалипсис.

– Сломаем им крылья!

– Выпустим на свободу…

– Как тебе сиделось с юными геями? – помогая ей натягивать шубку.

– Чувствовала себя в безопасности.

– Я тоже.

И прошли мимо скучающего официанта.

А такие приличные, с виду…

Сверхновое Рождество

– Увидишь британского учёного в сети – не вытаскивай.

Иногда, нестерпимо кажется… почему ум так краток, мимолетен? Как мечты Василисы, Алисы.

– У нас не ценится образование, да.

– Высшее образование оценить невозможно!

Поздний утренний свет. Хромой и подозрительный старик, ночующий всегда под одним и тем же мостом. Хаиро, Хаиро – остались мы без будущего: голые как ожидание…

Нежный, укуренный Петрозаводск: влетаешь в Париж – и паришь

хромые молекулы искажают сознание – они улетят как разочарование звёзд, как шелуха соломы: какая злая ирония, прибавившая мне печали.

Муха колдует за ухом. Выходит лето за грани разумного. Леонардо да Винчи в браслетах покатившихся за грань слабоумия. Тростник алеет в рассвете юбилеем Шекспира. В перламутре теней, за шторами спальни, проходили дни и даже недели, прежде чем наши сердца прорывали материю плоти и меняли время. Чувствую себя нищим шахом.

– Господь наш в ответе.

– Ты это о чем?

– Вот и я об этом.

Нью-Гемпшир копошится в паутине, в бабьем лете. Лолли-поп в перелетных стаях. Достала эта Европа – унылая шлюха, мультикультурная по самые гланды: невыразимая скука сквозит в её общественной заботе о нашем благе (я даже вывихнул мошонку, когда пытался актуализировать эту ненависть к собственной природе).

– Что-то ты сегодня неразговорчив… с таким постоянством можно и память потерять.

Её имя – Волшебна! палка о двух концах сломавшая мир.

– Ну, что-ж… приветствую тебя, Донна Анна! Не вы ли бежали от поезда, в Астапово – в тот самый день, когда…

– Лев Толстой не узнал меня, словно я была уже призраком.

– Нам остаётся только делать комплименты…

– Благодарю вас, граф.

Мешок антоновки. Возглас «Лиза!» в акварели рассвета.

Вино немного играет в плечах, в тёмной крови. «Иди сюда…», шепчет обожжённая половина неба. Вселенная это мое восприятие. Люди, вещи, мир – не являются моей собственностью. Это дар нам всем.

– Волки в клетке – коровы сыты. Мир огромен, чувак! Спрятаться не успеешь – а он вокруг! И не сразу сообразишь…

– Не рассказывай мне, что такое Дао!

– Сбей пепел, Супермен поцелуев!

Не сожалей: мы все уже убиты Богом. «Никто не выйдет отсюда живым…» – криминальная ситуация размером с вселенную. Забавно, если цветок будет держаться за существование. Он и есть существование! Но, если ему придет в голову… он просто не распустится, завянет.

– Ты, и правда, так думаешь?

– Правда зла – не пожалеет и козла. А красавице и юбку задерёт.

– Ты выглядишь как мумия. Которой не наплевать.

– Твои голые ноги вдохновили меня, знаменитая наследница Тутти. И чулки развешенные на чем попало.

– Из тебя вышел бы хороший тиран нижнего белья.

(те юные и очень скромные особы (что присматривали за нами) – теряются в догадках и литературной среде)

И кто-то будет сожалеть – и умрёт в печали. Кто-то будет радоваться каждому мгновению – просто радоваться – и никогда не умрёт!

– Возможно, у него такая манера существовать – нет никакого единого плана бытия.

Вдвоём на трассе безмолвия. Чумазое солнце: здесь тебе каждый ребёнок поставит диагноз взглядом… Гордая словно Африка, хрупкая как оборона Крыма. Сквозит с того света слабый ветер перекусывая саранчу и вечеринки полные будущего, ленивой боли за левым плечом.

– Этот «Боинг»… что разбился о небо – в нём никого и не было! Просто они внезапно очнулись в своих креслах: а за бортом – тишина

Гибралтар поблёскивает зеркалами и локальными грозами: виноградники готовые к мятежу и сухие желания, пылающие предсмертной свободой…