Текст книги "Смерть на курорте. Расследование кровавых преступлений в одном мистическом городе, которого нет на карте"

11

Лунин чувствовал, что развязать концы этого узла можно только в том случае, если он будет хотя бы немного понимать общую политическую ситуацию в городе. Из тех хаотических обрывков, которые до него донеслись, составить ясную картину не представлялось никакой возможности.

Эрнест пришел к власти, в этом сомневаться не приходилось. Игр вокруг велось великое множество, все что-то говорили в соответствии со своей стратегией игры, добивались чего-то, запутывали дело – и три четверти, похоже, просто врало с какими-то целями. Но отправная точка тут не вызывала сомнений: вчерашний праздник никак не мог являться спектаклем, это была действительность.

Почему-то все они не рассматривали одну возможность, которая приходила Лунину в голову. Каждый из тех, кто рассказывал ему о деле, исходил из того, что убийца преследовал частные цели, стремился добиться чего-то для себя. Понимание того, что именно это может быть, было ключом к загадке.

Но возможно, думал Лунин, серия кровавых убийств была какой-то формой протеста против последних политических перемен. Может, кому-то взбрело в голову, что он таким образом может остановить ход истории или двинуть его в другую сторону – как ни смешно было называть «историей» весь этот опереточный переворот. Но нельзя было исключать и то, что кто-то воспринимает его всерьез.

Нормальные дееспособные силы безопасности должны были появиться тут очень скоро, и такой вольницы, как в последние недели, уже не стало бы. Убийца должен это понимать, и если все было идеологическим протестом или формой политического террора, значит, количество трупов, в самом деле, начнет быстро расти.

Лунин, раз уж он ввязался в эту игру, должен был остановить преступления. Но как? Искать врагов Карамышева было безнадежной затеей, врагом у него тут был каждый первый, если чуть поскрести. У всех были какие-либо амбиции, путь наверх сейчас был очень легкий, как и показывал пример самого Эрнеста. Занять его место, наверное, было много желающих, но как раз те, кто к этому стремился, вряд ли бы начали действовать так – убивать по ночам кого-то по своему дикому выбору и капризу, да еще и философствовать на эту тему с цитатами.

С добавлением записок вся загадка принимала сложный, метафизический и отчасти лингвистический характер. Лунину это было по душе, но он понимал, что слишком увлекаться этим было опасно. Сам он не питал к убийствам никакой душевной склонности, но в дискуссию с такими странными аргументами мог и втянуться, – особенно если она оказалась бы содержательной. Диалог с маньяком-философом, с постоянным добавлением новых трупов, был бы явно не очень удачным решением, даже если в ходе дела и открылись бы некие высокие истины.

Потянувшись в кресле и посидев немного без мыслей, глядя в окно, он вдруг почувствовал, что ему остро не хватает общения с приятелем – не таким, которые выскакивали как чертик из табакерки, давая ему задания и сложные ребусы для разгадывания, а найденным по собственной инициативе. Несколько старых друзей жило в городе с незапамятных времен, еще до всяких переворотов. Он давно их не навещал, и неизвестно, остались ли они здесь, но проверить было можно.

Папку с убийствами Лунин положил в сейф, из дверки которого свисала связка ключей. Один из них подошел к входной двери. Чувствуя себя снова свободным и независимым, он с легкой душой покинул ведомственное здание и пошел по той самой улице, ведущей к морю, по которой ему так хотелось устремиться несколько часов назад.

Уже вечерело. Мрачное декабрьское солнце поднималось невысоко и скоро опускалось обратно. Лунин разглядывал и впитывал всем своим существом открывающиеся виды – дома с подсвеченными вечерним светом окнами, изумрудно-зеленые газоны, клумбы с высохшими цветами. Этот город у моря всегда доставлял ему почти физическое наслаждение.

Через полчаса, перейдя по мостику через узкую речку, он поднялся к светлому деревянному домику, стоявшему на берегу за оградой. Давно, еще с первых русских революций, когда эта местность принадлежала Финляндии, здесь строили удивительные дома в форме грибов. Они были разбросаны по всему сосновому лесу, начинавшемуся здесь и тянувшемуся до самого моря. Этот дом, правда, был новым, но архитектор не отказал себе в удовольствии повторить кое-что из давней темы. Впечатление было самое милое и очаровательное, хотя старые дома нравились Лунину все-таки больше.

Он подошел к двери и нажал кнопку звонка. В доме было тихо. Позвонив еще раз и чуть поколебавшись, он нажал на ручку. Дверь подалась, было не заперто. Пожалев, что он не взял с собой на всякий случай кого-то из крепких ребят из новой команды, Лунин вошел внутрь.

В доме явно жили, заброшенным он не выглядел. Лунин прошел по дорожке, усыпанной красным гравием, к крыльцу и негромко постучал. Опять никто не откликнулся, и он решил пройти в дом, ожидая увидеть что угодно, в том числе и новый труп.

Артур Муратов стоял посреди большой комнаты за мольбертом и увлеченно чертил что-то тушью. Лунину бросился в глаза обширный китайский иероглиф, который он как раз заканчивал, несколько значков поменьше, столбиком в углу, и стилизованный пейзаж рядом: валуны, две или три искореженных сосны над ними и горный поток внизу, он удался хуже, чем остальное. Окна были плотно занавешены, поэтому он не увидел света в окнах с улицы.

– Мишель! – воскликнул Артур, повернувшись. – Неужели это ты?

– Чудный пейзаж, – сказал Лунин.

– Спасибо, – ответил Муратов. – Можно было сделать и лучше. Я только учусь. Проходи, чайник как раз закипает. Тебе чаю или кофе?

– Лучше чаю. И к востоку больше подходит. Я вижу, ты совсем эмигрировал из Финляндии в Китай.

– Да, это поинтереснее, – ответил Артур, мельком оглядывая свою комнату, где в последний визит Лунина все было выдержано в стиле северного модерна и готики, а теперь заставлено лакированными бамбуковыми ширмами и увешано буддийскими талисманами.

Лунин сел за стол и в ожидании чая стал разглядывать свою чашку, тоже восточную, с прозрачными рисовыми зернами, вделанными в фарфор вокруг синего дракона на дне. Вокруг дракона летали ядра, часть из них взрывалась. И здесь война, подумал Лунин, и тут же вспомнил, что так древние китайские мастера представляли себе размножение драконов, с грохотом вылупляющихся из яйца.

– Как ты вообще? – спросил Муратов, наливая чай. – Чем занимаешься?

– Могло быть и получше, – ответил Лунин. – И я в первый раз за последние дни встречаю человека, который не знает, чем я занимаюсь.

– А что, это так широко известно? Новая книга прогремела?

– Пока нет, – ответил Лунин. – Но я весь в ожидании. Когда-нибудь это обязательно случится.

– Да, у тебя были хорошие работы. Жаль, что ты это бросил.

– Да я не то чтобы бросил… Просто со свободным временем стало труднее. Особенно сейчас.

– А ты бери пример с меня. Поменьше дел, побольше времени на искусство. Вот, смотри, какое стихотворение я написал полчаса назад.

Стихотворение, может быть, и замечательное, ничего не сказало Лунину, потому что было написано иероглифами в красивой каллиграфической манере.

– Что у них приятно, – сказал Артур, – так это то, что можно почти любые слова составлять в любом порядке. Если я правильно понял это из учебника. И получается отлично, надо только настроение передать.

– А о чем это? – спросил Лунин. Разговор доставлял ему такое удовольствие, что переходить к делам не хотелось.

– Ну как обычно: сосны, камни, вода, тонкий стебелек с цветком на сером фоне… Фон я потом исправил на красный, так живее. Бывают же багровые лишайники, знаешь, такая тонкая пленочка на камне. Как пятна крови. И обязательно о том, что все исчезнет, а это останется.

– Уже исчезло, я бы сказал, – проворчал Лунин. – Кстати, о крови. Тут ты попал в самую точку, именно за этим я и пришел.

– О, это уже интересно! За кровью?

– Да. Какое там искусство, когда такие дела творятся. Что ты думаешь о последних убийствах?

– Каких убийствах? – с живостью спросил Муратов, оторвавшись, наконец, от своего поэтического рисунка и повернувшись к Лунину. – Что ты имеешь в виду?

– Не говори только мне, что ты ничего об этом не слышал.

– В самом деле не слышал. Ты имеешь в виду что-то из твоего нового романа? Я всегда говорил тебе, что чистую философию надо бросать. В наше время никто не будет читать книгу, если не добавить в нее кровавой интриги.

– Ты что, не вылезаешь из своего домика? – ворчливо спросил Лунин. – Сидишь в отрыве от всего света?

– В последний месяц выходил только за продуктами, ну и погулять вдоль моря. И ты знаешь, уже на вторую неделю пошли хорошие рисунки.

– Да, рисунки замечательные… – пробурчал Лунин. Муратову он немного завидовал. Это было как раз то состояние ума и духа, в которое он безуспешно пытался попасть.

– Ну хорошо, а о местной революции ты тоже ничего не слышал? – спросил Лунин.

– Что-то такое было… Да, в лавке говорили о «новой власти». Новая власть, старая власть – какая нам разница?

– Ну смотри, реквизируют у тебя домик под революционный штаб, тогда и будешь говорить о разнице.

– А что, дело уже к этому идет? – осведомился Артур.

– Пока еще нет, – сказал Лунин. – Если что, я тебя предупрежу заранее. Я один из представителей этой новой власти.

Он оглядел картины, книги и статуэтки и весь восточный интерьер комнаты и добавил с вздохом:

– К сожалению. Но дела сложились так, что отказаться было невозможно.

– Ну и как, нравится? Интересно этим заниматься? – спросил Муратов. – Лучше бы ты книги писал, честное слово.

– Интересней просто некуда, – ответил Лунин. – Почти затмило книги, я бы сказал.

– А что там за убийства? Ты к этому тоже имеешь отношение?

– Да, я официальный расследователь.

– Ого, это сильно. Давно?

– Со вчерашнего дня. Вернее, даже с сегодняшнего.

– Тебя назначили в полночь? А что случилось-то? И почему тебя привлекли к этому делу?

– Да так, сущие пустяки. Пять трупов, найденных в самых неожиданных местах. Некоторые у себя дома, другие на улице.

– Так, может, они просто остались от боев. Тут было много шума, даже сюда доносилось.

– Боев как таковых еще не было, – сказал Лунин. – Шум, скорее всего, был от учений. Или парадов. В городе сейчас и того, и другого хватает.

– Так что же тогда?

– Похоже, чья-то шутка. В самом широком смысле этого слова.

– И ты должен найти этого кого-то?

– Именно так.

– И как, уже продвинулся?

– Я только начал, – сказал Лунин в который раз. – Все почему-то ждут от меня мгновенных результатов. А у меня, если честно, ни одной мысли и зацепки. Просто не за что ухватиться.

– А ты уверен, что вообще являешься человеком, подходящим для этого дела?

– У Чечетова тоже ничего не получилось. На редкость темное дело.

– А Чечетов-то тут при чем?

– Он занимался расследованием до меня. Сегодня утром передал дела мне.

– Странно. Почему ему это поручили, и вовсе непонятно.

– Он же вроде вел научную деятельность?

– Он и сейчас ее ведет. Возглавляет кафедру в институте.

– А так, это институт был… а я понять не мог.

– Ну да, на главной улице. Мы не так давно туда переехали. Я у него работаю. Ну как работаю – немного того, немного сего…

– Да, я вижу, как ты работаешь. Вы случайно не переключились еще на исследование китайской письменности в мистико-кармическом аспекте?

– Я в отпуске, – пояснил Артур. – Со следующей недели снова на работе.

– Там тебя порадуют свежими новостями. Новостей у нас много, хоть отбавляй.

– А что Чечетов говорит о деле?

– Да, по сути, молчит. Ничего ценного и содержательного в деле он не нашел.

– Это странно, – заметил Муратов. – Чечетов человек очень проницательный. С другой стороны, непонятно уже то, почему его оторвали от научной работы и нагрузили сыском.

– Ты на работу выйди, тебя еще не тем нагрузят, – сказал Лунин. – Тут, похоже, все перевернулось.

– Я с ним виделся несколько дней назад. Но ни о деле, ни о революции он ничего не говорил. Ты-то как думаешь продвигаться в расследовании?

– Честно говоря, не знаю. Чечетов советует наблюдать за людьми и отмечать странности в их поведении.

– В расчете на то, что убийца выдаст себя сам?

– Видимо, так, – с вздохом ответил Лунин. – Не лучший рецепт в моей жизни, надо сказать.

– Почему? Может и получиться. Или появится хоть какая-то ниточка.

– Для начала я хотел бы встретиться со старыми друзьями, может, они что-то заметили. Тебя, как я понял, спрашивать бесполезно, – добавил он с иронией.

– Вот выйду в понедельник – сразу тебе все расскажу. К вечеру уже будешь знать, кто убийца.

– В общем, это пока еще не расследование, но хоть повидаюсь с друзьями и приятелями. Со Славиком Шмелевым очень хотелось бы встретиться.

– Он сейчас болеет. Просил к нему не заходить.

– А что с ним случилось?

– Жесткий грипп, он говорил. Уже неделю из дому не выходит.

– Ну, если неделя, так может уже и пройти… Хотя, с другой стороны, все это поможет мало. В городе уже новая верхушка появилась после переворота. Надо искать в этой среде.

– Почему?

– Слушай, тут замешана какая-то политика, в которой я и сам еще ничего не понимаю. Есть подозрение, что убийца делает свое мрачное дело по таинственным политическим мотивам.

– Да, непростое у тебя задание. Хорошо, что его дали не мне. Я бы с ума сошел.

– Может, еще повезет. Ладно, мне пора, спасибо за чай.

– Пойдем, я провожу тебя до калитки.

Они вышли на улицу. Темень стояла непроглядная.

– Ты дверь-то на цепочку запирай, – сказал Лунин ему на прощанье. – Шутки шутками, а какой-то кровавый маньяк по городу бродит, и вообще непонятные дела творятся.

– Вот и будет отличный повод поймать убийцу, – пошутил Артур. – Ну все, давай, пока. Заходи, когда будет время.

Лунин перешел обратно через мостик, в который раз за сегодняшний день пожалев попутно, что он с утра не направился вдоль этой речки к морю и не провел весь день в полной безмятежности, занимаясь поэзией и философией. Впрочем, к своему новому образу жизни он уже начал привыкать.

Какое-то смутное беспокойство давно его мучило, а теперь оно приняло зримые формы, и от этого как будто было немного легче. Время от времени он даже ловил себя на мысли или, скорее, предчувствии, что разгадка этого сложного ребуса прояснила бы что-то и во всем другом непонятном, что накопилось в его жизни. Правда, слишком полагаться на свои предвидения было нельзя.

Войдя в апартаменты, уже изрядно ему надоевшие – слишком все шло вразрез с его вкусом – он сел за столик и налил себе бокал вина из початой бутылки. День был трудный. Кое-что, однако, как будто начало проясняться.

Может, он зря так переживал по поводу этого отвлечения. Ситуация менялась как калейдоскоп, возможно, все это не затянется надолго. Завтра на очередном торжественном приеме убийца разоблачит себя сам, процитировав за столом что-то из Данте, и все закончится к всеобщему удовольствию. Или его поймают на месте преступления. Или новая жертва не пожелает отправляться в мир теней и, наоборот, сама стукнет его по затылку. Пора было ложиться спать.

Приняв теплую ванну, что было очень кстати после прогулки по такой промозглой погоде, Лунин улегся на кровати, к размерам которой он так и не смог привыкнуть, и закрыл глаза. Кошмар, неотступно сопровождавший его даже днем, хоть и заслоненный дневными впечатлениями, как будто ждал его снова.

Сознание начало погружаться в тяжелый мрак, вокруг опять проступили бледные колышущиеся тени. Мозг его спал и одновременно бодрствовал, повторяя неизвестно откуда взявшуюся строчку «унылый монотонный бред», «унылый монотонный бред», и снова, и снова. Наконец измученный ум его окончательно отключился, и до утра Лунин проспал уже без призраков и сновидений.

12

Первое, что пришло ему в голову наутро по пробуждении, – это снившаяся чуть ли не полночи упорно строчка, и как только он осознал это, то сел в постели и едва не расхохотался. Это был третий стих из стихотворения в записке, которую показывал ему Карамышев, и тут же он вспомнил четвертую. Все в целом выглядело так:

 
Мерцая льется лунный свет
В открытое окно.
Унылый монотонный бред
Мне надоел давно.
 

Что-то декадентское, подумал Лунин. Одно время такие депрессивные ходы были в большой моде. Так или иначе, это значило – раз уж текст удалось вспомнить – что стихи были не собственноручным изготовлением убийцы, а снова чем-то из классической поэзии.

За эту нить стоило потянуть. В конце концов, это единственное стихотворение в коллекции, извлеченное не из дантовской поэмы, и оно могло что-то означать.

Продумав это, он встал, принял прохладный душ, чтобы взбодриться, быстро позавтракал и отправился в холл гостиничного крыла дворца. Ему повезло: библиотека, и как ему сказали, отличная, находилась прямо во дворце, на верхнем этаже.

Поднявшись туда, он вошел в просторный зал и сразу понял, что попал в рай библиофила. Книги, очевидно, предназначались для своих, они лежали в старинных готических шкафах в открытом доступе, и можно было наслаждаться чтением столько, сколько душе будет угодно.

Лунин в задумчивости прошел к шкафу с русскими поэтами, для начала выбрав почему-то Серебряный век, взял с десяток томиков, устроился в кожаном кресле у окна и принялся листать их. Делал он это неторопливо, со вкусом, наслаждаясь знакомыми с юности строчками, и особенно хорошо шел Мандельштам, с его тревожным и пронзительным восприятием прошлой русской революции. С новыми событиями это гармонировало неплохо. Лунин внимательно просматривал не только основные работы, но и наброски, шутки и пародии, заглядывал в письма и примечания. Взгляд его всегда выхватывал цитаты очень быстро, и пропустить стихотворение он не мог, разве что какое-то слепое пятно легло бы как раз на эту страницу.

Просмотрев упадочный и декадентский Серебряный век, он перешел к предшествовавшему столетию, где тоже было немало мрачных авторов и трагических спившихся талантов. Время от времени, чтобы передохнуть, он подолгу глядел в окно, выходившее на большую площадь с чахлыми деревьями по краям.

Погода на улице менялась. Начиналась первая в этом году метель. Небо заволокло клубящимися тучами, нависавшими как серые ватные комья. Еще через час в воздухе уже ничего не было видно из-за падающего снега, обрушившегося с неба настоящей лавиной.

Чуть позже небо прояснилось, но пейзаж за окном разительно изменился. Никаких следов странного запоздалого лета, царившего в городе в последние дни, больше не было. Вокруг все казалось белым и застывшим, как будто блеклая обитель мертвых проступила через мир живых.

Покончив с русскими поэтами, Лунин взялся за переводных, кое-что на всякий случай просматривая и в оригинале. Он сносно читал на четырех или пяти европейских языках, но ему почему-то казалось, что в стихотворении прозвучала русская нотка, так что он больше налегал на переводы. К тому же слово «монотонный» – хотя по звуку оно и соответствовало строю поэзии русского Золотого века, это выражение казалось Лунину более современным, оно могло возникнуть если не в более поздних текстах, то в переводах. Раньше сказали бы «однозвучный» или что-нибудь еще в том же духе.

Проведя полдня в библиотеке, Лунин начал задумываться о том, что расследование он ведет как-то уж очень своеобразно. Никто толком не сказал ему, что делать, так что он волен был поступать как ему заблагорассудится – но может быть, пора было заканчивать с филологическими изысканиями и переходить к более активным действиям.

Ничего, однако, по-прежнему не приходило в голову. Оставалось только это загадочное стихотворение. Лунина даже посетила было праздная мысль направить своих парней, которые где-то там маялись без дела, на то чтобы прочесать всю библиотеку страницу за страницей, но он сразу же отверг эту идею. Хотя, наверное, задание бы они выполнили.

Оторвавшись от окна, он посмотрел на картинку перед ним в развернутой старой книжке. На гравюре изображалось Мировое Зло. Мировое зло не выглядело впечатляющим – это был маленький лесной бесенок с рожками, выглядывавший из болота. Рядом с ним извивался крупный чешуйчатый змей с радостным выражением на морде. Тонкими линиями был передан проливной дождь.

На улице послышался хлопок. Лунин выглянул в окно. Белый молочный туман сгущался над площадью. Уже начало темнеть, короткий декабрьский день клонился к вечеру. Или это тучи не пропускали свет, скрывая от людей солнце.

Странные мысли полезли в голову Лунину. Понять психологию убийцы можно было, только если вскрыть его мотивы – не так, как все делали, а по-настоящему глубоко. Вопросы тьмы и света явно были важны для него, иначе с чего бы он приправлял свои убийства этими специями – поэзией и философией. Хотя, конечно, если он решил таким образом выяснить свои отношения с мирозданием, плутать в этом они могли еще очень долго.

С улицы донеслись громкие крики. На площадь выбежало несколько человек, потом еще, с разных сторон. В руках у них были плакаты, ветер трепал их оборванные края. На белом снежном фоне далекие темные фигурки казались маленькими, как будто игрушечными.

Завязалась перепалка, люди бурно жестикулировали. Лунин смотрел на них, не отрываясь, в этом было что-то завораживающее, как вид открытого пламени. Внизу на площади, очевидно, происходило что-то, имеющее отношение к последним событиям, и впервые ему пришло в голову, что он напрасно относится ко всему этому так легкомысленно. Слишком много тут было задействовано сил, его обычная манера смотреть на все свысока вряд ли была теперь уместна.

Спор становился все оживленнее. Откуда-то подошла еще небольшая группа людей. Лунину даже казалось, что он слышит обрывки их разговоров, хотя разобрать ничего было нельзя.

Вдруг полумрак разорвали яркие вспышки, и несколько человек упали. Остальные начали разбегаться в разные стороны. На снегу остались неподвижные тела, рядом с одним из них темнела черная лужица. Лунин надеялся, что это был раненый, а не убитый.

Кто-то похлопал его сзади по плечу. Захваченный зрелищем, Лунин не слышал, как к нему подошли. Одним рывком он обернулся, увидел Кириллова и перевел дух. Появления этого человека всегда были эффектны – он нарочно, что ли, так устраивал?

– Вот так у нас все и заканчивается, – сказал Максим, тоже посмотрев в окно.

– Что тут происходит? – спросил Лунин.

Кириллов пожал плечами. Он был бледен, но не выглядел испуганным.

– Политическая борьба. Обычное дело.

– И кто все эти люди?

– Наверное, кто-то из социалистов. Они чувствуют, что проигрывают, и пытаются отыграть обратно.

– А тут есть социалисты?

– Более чем достаточно. Ну что, пойдем?

– Куда?

– Сейчас объясню. Кстати, а чем ты здесь занимался?

– Искал убийцу. Что же я могу еще тут делать.

– Как, прямо здесь? В библиотеке?

– О, ты знаешь, отличное место для поиска. Правда, согласно классике, в библиотеках обычно находят трупы.

Лунин вернул книги на полки, и они вышли в коридор.

– Начальство распорядилось выделить тебе дом, – сказал Кириллов. – Не можешь же ты все время здесь оставаться.

– Тут было не так уж и плохо, – пробормотал Лунин.

Они спустились в комнату, и Лунин начал собирать свои вещи.

– Я даже не спрашиваю тебя, как ты меня на этот раз нашел, – сказал он Максиму.

– Просто спросил внизу, где ты. Мне сказали, что в библиотеке. Я сразу понял, что расследование продвигается быстрыми темпами.

– Ты будешь смеяться, но я в самом деле кое-что уже нашел. Есть от чего отталкиваться. Кстати, а в свете этих событий на площади все это по-прежнему остается в силе? Ничего не меняется?

– С чего бы? Никаких особенных событий не произошло.

– Ну как, ты же видел, в живых людей стреляют. Прямо посреди города.

– Я думаю, это скоро закончится. Карамышев не любит таких вещей, но пока не удается с этим справиться.

– Он же и сам был когда-то чем-то вроде социалиста…

– Те времена давно прошли. Теперь все по-другому. Ты готов?

– Да, идем.

Они вышли из дворца, и Лунин загрузил вещи в машину. Куда опять приведет его судьба? Его перемещения по городу были хаотическими, как метания тени от летучей мыши. И главное, подневольными – он никак не мог перехватить инициативу.

– Дом-то большой? – спросил он, чтобы чем-нибудь занять время.

– Скоро увидишь, – ответил Кириллов. – Тут все близко. Городок маленький. Даже удивляешься иногда, какие события происходят, и такая крошечная сцена.

– Да уж, событий больше чем надо. А вы не думали, что все эти трупы тоже произошли от каких-нибудь таких стычек?

– Хм, прямо в квартирах? До этого еще не дошло. И потом, стычек ведь тоже пока еще не было. Это первая.

– А что, эти ваши социалисты какие-нибудь другие варианты борьбы не пробовали? Они же могут выиграть на выборах.

– Боюсь, это уже нереально. Эрнест крепко взял дела в свои руки.

Машина свернула с главной улицы, которой никак не могли подобрать новое название – по крайней мере, вывесок еще не было – проехала немного и остановилась. Там начинался поселок из двухэтажных коттеджей, очень симпатичных, построенных еще немцами или шведами. Многие из домиков были завиты плющом, красноватым или сероватым по зимнему времени.

– Дом пустой, – сказал Кириллов, когда они входили в дворик. – Въезжай и располагайся, как хочешь.

– А кто здесь раньше жил? – спросил Лунин, оглядываясь. – Такое чувство, что отсюда вчера выехали.

– Может, и выехали, мне об этом ничего неизвестно, – ответил Кириллов. – Домик неплохой. Если хочешь, тебе его передадут в частное пользование. Это можно уладить.

– Как у вас все быстро-то, – проворчал Лунин. О прежних хозяевах и том, что с ними случилось, думать не хотелось.

Они вошли в дом, и Лунин остановился на пороге, впитывая эту дивную обстановку. Тонкий аромат книжной пыли, древних ковров и почему-то свежей краски был разлит в воздухе. Большая гостиная начиналась сразу за порогом, она имела необычную шестиугольную форму. Здесь тоже были книги – полные шкафы старинных и редких изданий вдоль каждой стены.

У окна стоял клавесин, и Лунин не удержался от внезапно охватившего его соблазна. Поставив чемодан и не обращая внимания на Кириллова, он сел за добротный старинный инструмент и начал наигрывать мелодию, которая – как он понял – неотступно преследовала его уже несколько дней. Раньше ему приходилось много музицировать, и мелодии давно рождались сами собой.

– Я вижу, тебе тут понравилось, – сказал Кириллов, глядя на него с улыбкой.

– Да, отлично, – ответил Лунин, захлопнув крышку и вставая.

– Вот и оставайся, – сказал Максим. – Тут будет все для спокойной работы. А вдруг и до литературы дело дойдет.

– Кто знает, может, и дойдет, – сказал Лунин. – Если ваша революция не перейдет в гражданскую войну, голод и разруху.

– Это вряд ли, – ответил Кириллов. – Все под контролем. Надо только пережить неделю до выборов. Дальше, я думаю, все будет тихо.

– Ну и хорошо. О, тут есть бар, может, выпьем? Смотри, неплохая коллекция красного вина.

Кириллов чуть поколебался и ответил:

– Давай, по стаканчику. За новоселье.

Лунин взял бутылку, вытер с нее пыль тряпкой, лежавшей на клавесине, и открыл ее. Они сели за столик посреди гостиной, и Лунин разлил вино по бокалам. В желтом свете хрустальной люстры оно выглядело почти как кровь.

– Первый тост в Систербеке принято пить за Эрнеста, – сказал Кириллов. – Но мы, наверное, отступим от традиции?

– Ну да, – ответил Лунин. – Кто такой Карамышев для двух старых друзей, знавших его с незапамятных времен?

– Это ты зря, – проворчал Кириллов. – Эрнест не так-то прост. Ну, неважно. Давай, за новый дом. Надеюсь, тебе тут будет хорошо.

Они чокнулись, выпили и немного посидели молча. За окнами гудел ветер.

– Мне пора идти, – сказал Кириллов. – Ты только с расследованием не затягивай. Все это по-прежнему важно. И почему-то надо, чтобы это сделал именно ты.

– Я постараюсь, – сказал Лунин в который раз. – Но ничего обещать не могу.

– Да, и собаку заведи на всякий случай. Сам понимаешь… Всем уже известно, что ты занялся этим делом. А ты тут на отшибе, вдали от всех.

– Собак я не очень жалую… а, вот оружие развешано. Как ты думаешь, оно стреляет или чисто коллекционное?

– Пистолет мы тебе выдадим, – сказал Кириллов с хмурым видом, непонятно было, шутит он или нет. – Ты главное, доживи до завтрашнего утра.

– Слушаюсь, – сказал Лунин с иронией в голосе.

– Или вот возьми мой, – сказал Максим, доставая из кармана револьвер, выглядевший как блестящая игрушка, хотя и по виду массивная. – Я завтра себе новый выпишу.

Лунин взял оружие в руки и повертел его. Пользоваться он им не умел, но научиться, наверное, было нетрудно.

– Спасибо, – сказал он. – Ты точно не шутишь?

– Какие уж тут шутки… – проворчал Кириллов. – Все, я пошел. Если что, стреляй без предупреждения. Нечего церемониться.

– Господи, куда я попал, – шутливым тоном проныл Лунин. – И главное, как из этого выпутаться.

– Да, это в самом деле главное. Пока, счастливо оставаться. Вот тебе карточка, на ней мой адрес. Заходи, когда будет что-то нужно.

Лунин проводил его до крыльца и, вернувшись в комнату, развалился в кресле. Вокруг было хорошо. Взяв бокал со столика, он налил еще вина и начал отхлебывать его небольшими глотками. На улице опять бушевала буря – шумел ветер, уже с какими-то завываниями, и снег падал крупными хлопьями. Кажется, начиналась настоящая зима.

Допив бутылку, он встал и потянулся. Все трудные загадки и их возможные решения можно было оставить на завтра. Пройдя в спальню, тоже оказавшуюся очень уютной, он постелил свежее белье, достав его из чемодана, разделся, залез под теплое одеяло и выбросил все мысли из головы. Легкий и сладкий сон, совсем без сновидений, посетил его на этот раз и остался с ним до утра.