Текст книги "Лехаим, бояре, или Мельпомена смеется. Актерские байки"

* * *

На вахтанговской сцене идет «Антоний и Клеопатра». В главной роли – Михаил Ульянов. События на сцене близятся к развязке: вот-вот героя истыкают ножами… По закулисью из всех динамиков разносится бодрый голос помрежа: «Передайте Ульянову: как только умрет, пусть сразу же позвонит домой!»

* * *

Однажды Георгий Бурков пришёл в гости к Василию Шукшину, который что-то сосредоточенно дописывал.

– Подожди минут пять, сейчас закончу.

Бурков подошёл к окну, стал рассматривать улицу и заметил, что по стеклу ползёт оса. Актёр скатал журнал и начал охоту. Ударил – мимо, ещё раз – оса снова перелетела, в третий раз ударил – и стекло со звоном разбилось…

– Ну хоть убил? – вздохнул Шукшин, не поднимая головы.

* * *

Режиссёр Александр Митта вспоминал, как поступал во ВГИК его однокурсник Василий Шукшин, приехавший в большую Москву из маленького алтайского села.

Творческое собеседование проводил режиссёр Михаил Ромм.

– Расскажите мне о Пьере Безухове, – попросил он будущего студента.

– Я «Войну и мир» не читал, – сказал Шукшин. – Толстая книжка, времени не было.

– Вы, что же, толстых книг не читаете? – удивился Ромм.

– Одну прочел, – ответил Шукшин. – «Мартин Иден». Хорошая книжка.

Ромм возмутился:

– Как же вы работали директором школы? Вы же некультурный человек! А еще режиссёром хотите стать!

И тут взорвался Шукшин:

– А вы знаете, что такое директор школы? Дрова достань, напили, наколи, сложи, чтобы детишки не замерзли зимой. Учебники достань, керосин добудь, учителей найди! А машина одна в деревне – и та на четырех копытах и с хвостом… А то и на собственном горбу! Куда уж тут книжки толстые читать!

Ромм поставил ему «отлично» и принял. Говорили, что он специально взял к себе двух необычных студентов: один знал слишком много – Андрей Тарковский, а другой знал слишком мало – Василий Шукшин.

* * *

Невзлюбили как-то студенты своего преподавателя и решили его проучить.

Месть они избрали оригинальную.

Все преподаватели театрального института, естественно, играли роли в театрах. Этот тоже участвовал в серьезной классической пьесе с большим количеством глубоко философских монологов.

По ходу пьесы этот препод-актер должен говорить весьма серьезный текст при этом он подходит к шкафу, открывает дверь, что-то смотрит и вновь закрывает его. А зрителям внутренность шкафа не видна.

Студенты всем этим и решили воспользоваться.

И вот во время спектакля актер читает свой архиглубокий монолог, подходит к шкафу, открывает – а там – Ж@ПА! Голая, естественно. Но препод даже бровью не повел! Все так же спокойно льется умный монолог о судьбах отечества… И старания добровольца, сидящего в шкафу, пропали даром.

Студенты очень обиделись и решили – ах так! Ну тогда будем дежурить по очереди с голой ж@пой в шкафу до тех пор, пока он во время своего монолога не сконфузится на одном из спектаклей!

Сказано-сделано, и с тех пор пошло – спектакль, монолог, голая ж@па в шкафу, преподавателю хоть бы что, читает, не сбивается!

Прошел месяц, студенты уж совсем отчаялись, и настал день, когда очередной «дежурный» не явился!

И вот идет пьеса, серьезный, умный монолог…, преподаватель открывает шкаф… Заминка и, через секунду его пробивает громовой хохот на весь зал, и, давясь от смеха, он изрекает: «А ГДЕ ЖЕ Ж@ПА?!!»

* * *

На 3-й Всесоюзный кинофестиваль в Ленинграде актер Борислав Брондуков был приглашен как актер, исполнивший главную роль в фильме «Каменный крест». Съемочная группа раздавала интервью, участвовала в пресс-конференциях. Брондуков, как и коллеги, отвечал на вопросы прессы, и один из его шуточных ответов чуть не стоил актеру дальнейшей карьеры.

– Какую роль вы мечтаете сыграть? – спросили у Брондукова журналисты. – Роль Ленина. Желательно в Театре сатиры! – ответил артист.

О дерзкой шутке стало известно в верхах, но, к счастью, актер отделался легким испугом: Брондуков сообщил, что был пьян, извинился, и его простили.

* * *

Евгений Симонов рассказывал об одном актере Вахтанговского театра, как тот очень удобно завел себе любовницу в собственном дворе, в доме напротив. И при этом очень гордился своей оборотистостью. Однажды он сказал жене, что едет в Ленинград на три дня, а сам закатился к своей пассии и гужевался там от вольного. К концу третьего дня любовница попросила его вынести мусор. Артист в трико и домашних тапочках вышел на помойку, вытряхнул ведра и привычно пошел… домой! Нажал кнопку звонка и в этот момент сообразил своей хмельной башкой, что сотворил, но было уже поздно. Законная жена открыла дверь и обалдела:

– Откуда ты, милый?

Представьте себе этого оборотистого, в трико и тапочках на босу ногу, с двумя мусорными ведрами в руках, не нашедшего ничего лучше ответить, чем:

– Как откуда? Из Ленинграда!

* * *

Никита Богословский, как известно, прожил юность в Ленинграде. Однажды лет в двенадцать он залез зачем-то в телефонный справочник и увидел: «АНГЕЛОВ Ангел Ангелович!». Это сочетание показалось ему поводом для шутки: он набрал номер и вежливо попросил:

– Черта Чертовича можно?

Его обругали, он бросил трубку, но после этого еще пару раз проделывал этот номер – для друзей и гостей…

Прошло больше пятидесяти лет, и однажды, оказавшись в Питере, Богословский что-то искал в телефонной книге, и вдруг – как привет из детства: «АНГЕЛОВ Ангел Ангелович»!

Надо знать Богословского: конечно же, он набрал номер и вежливо попросил: – Черта Чертовича можно?

И старческий голос сказал в трубке:

– ТЫ ЕЩЕ ЖИВ, СВОЛОЧЬ?!!

* * *

У Театра Олега Табакова (который поклонники любовно называют «Табакеркой») – большая толпа. Сегодня – премьера! Огромная афиша у входа кричит: «РЕДЬЯРД КИПЛИНГ!!! «МАУГЛИ»!!!»

Народ ломится, милиция из последних сил сдерживает. Молодые актеры протаскивают на спектакль замечательного драматурга Александра Володина, чья пьеса «Две стрелы» в это время находилась в работе театра. Милиционер – ни в какую: без билета не положено!

– Да поймите, – убеждают ребята, – это наш автор! Мы его пьесу ставим!

– Другой разговор! – сурово сказал милиционер и взял под козырек. – Товарищ Киплинг, проходите!

* * *

Алла Покровская рассказывала, что Ефремов так заразил своих актеров любовью к системе Станиславского, что любые посиделки заканчивались дискуссиями именно на эту тему. Однажды на гастролях в Румынии артисты собрались после спектакля в одном из гостиничных номеров. Как водится, речь зашла о системе Станиславского. Калягин и Гафт заспорили о Системе, а Евгений Евстигнеев, наотмечавший окончание рабочего дня пуще всех, завалился на кровать и заснул.

В конце концов, Гафт с Калягиным доспорились до того, что решили выяснить, кто лучше сыграет этюд на «Оценку факта». Фабулу придумали такую: у кабинки общественного туалета человек ждет своей очереди. Ждет так долго, что не выдерживает, выламывает дверь и обнаруживает там повешенного.

Не поленились, соорудили повешенного из подушки и поместили его в стенной шкаф. Один сыграл неподдельный ужас и бросился с криком за помощью, другой, представив возможные неприятности, тихонько слинял, пока никто не увидел… Оба сыграли классно. «Судьи» в затруднении. Тогда решают разбудить Евстигнеева и посмотреть, что придумает он.

Растолкали, уговорили, объяснили ситуацию… Евстигнеев пошел к шкафу. Уже через секунду весь номер гоготал, видя, как тот приседает, припрыгивает перед дверцей стенного шкафа, стискивая колени, сначала деликатно постукивает в дверь «туалета», потом просто барабанит. Наконец, доведенный до полного отчаяния, он рвет на себя дверь, видит «повешенного», ни секунды не сомневаясь, хватает его, сдирает вместе с веревкой, выкидывает вон, и, заскочив в туалет, с диким воплем счастья делает свое нехитрое дело, даже не закрыв дверь!

Громовой хохот, крики «браво», и единогласно присужденная Евстигнееву победа. Артист раскланялся и рухнул досыпать.

* * *

К Георгию Товстоногову в Ленинградский Большой драматический театр приехал из провинции наниматься на работу эдакий Актер Актерыч. Бесцеремонно ввалившись к мэтру в кабинет, Актер Актерыч громоподобным басом бесцеремонно заявил:

– Хочу у вас работать! Мои условия: главные роли мне и жене, зарплата по высшей ставке и трехкомнатная квартира в центре Ленинграда!..

Товстоногов глянул на посетителя и ответил негромко и равнодушно:

– Значит так! Первые три года будете бегать в массовке, зарплата самая маленькая, жену не возьму, а вам – койка в общежитии…

Актер Актерыч все также громоподобно и самоуверенно прорычал:

– Согласен!

* * *

Однажды на время киноэкспедиции Ивана Рыжова и Василия Шукшина поселили в один гостиничный номер. Трудно представить более разных людей! Рыжов выглядел гораздо старше своих пятидесяти лет. Маленький и полный, говорливый и веселый, он был само почтение и обращался со всеми только на «вы». Шукшин переживал «возраст Христа». Высокий и жилистый, молчаливый и мрачный, он сходился с людьми трудно и предпочитал говорить им «ты».

К. Куско. Василий Шукшин

– Давай-ка, отец, – выдавил он улыбку и поставил на стол бутылку, – за-ради знакомства…

– Не пью-с, – почему-то вырвалось у Рыжова.

И тут же он виновато защебетал в свое оправдание, дескать, были и мы… ха-ха…

– Кури! – уже суровее пригласил к общению Шукшин и чиркнул спичкой.

– Не курю-с, – опять выскочило у Рыжова…

Глаза Шукшина презрительно сузились. Он пожевал папиросу, налил себе, выпил и многозначительно крякнул: баба, мол, ты, а не мужик!

Рыжов заботливо предложил ему закуску.

– Пошел ты!.. – бросил тот, как выругался, и хлопнул дверью.

Наступил вечер. Рыжов уже спал, вернее, делал вид. Вернулся Шукшин и внимательно посмотрел на стоящие рядом пакет молока и початую им днем бутылку, перевел взгляд на румяного соседа и скривился.

– Интеллигент! – процедил он сквозь зубы и сплюнул. – Тоже мне… Кадочников!

Потом Шукшин часто обзывал Рыжова интеллигентом и произносил это с отвращением, вроде «тунеядец» или еще похлеще…

Однажды он застал напарника в номере, когда тот благостно поглощал кефир, и опять наградил его кличкой.

– Какой я тебе интеллигент?! – сразу на «ты» взорвался Рыжов. – Я родился в деревне!

Шукшин опешил, но как петух, принял бойцовскую стойку.

– А лошадь сможешь запрячь?

– Да уж не хуже тебя, – в гневе продолжал Рыжов, – тоже мне… крестьянин!

– А ну, докажи, – подхлестнул Шукшин. – Я – лошадь, запрягай!

Рыжов сходу включился в игру. Он по-деловому согнул обидчика и принялся снаряжать его воображаемой сбруей. Седелка, подпруга, хомут, дуга быстро заняли свое место. Рыжов стал затягивать супонь да так вошел в раж, что когда «лошадь» покачнулась, круто осадил:

– Тпру, Васька, стоять!

И по инерции употребил пару «ласковых»…

Шукшин поперхнулся от неожиданности, но замер как вкопанный. А конюх пристегнул вожжи, хлопнул ими и послал:

– Но, но, Васька!

Шукшин чуть замешкался и сразу получил удар под зад:

– Пошел, глухая тетеря!

Шукшин рухнул на кровать и зашелся от смеха. Рыжов смотрел на него, как на чокнутого. После этого случая они подружились.

* * *

Две знаменитые ленинградки – певица Людмила Сенчина и актриса Нина Ургант – соседки по даче. Они дружат, и Ургант даже назвала свою любимую кошку Люсей. Эта кошка однажды куда-то запропала, и Ургант побежала ее искать. Будучи склонной к употреблению самых эмоциональных форм русского языка, она при этом кричала на весь поселок: «Люська, тварь, трам-тарарам, ты куда запропастилась, проститутка эдакая!!»

На это одна из соседок любезно спросила с крыльца: «Вы Людочку Сенчину ищете?»

Вместо эпилога

Павел Кадочников стал знаменитым после выхода на экраны фильма «Повесть о настоящем человеке». В фильме есть эпизод где герой Кадочникова летчик Маресьев танцует с Целиковской на протезах. Для того чтобы почувствовать подлинные мучения своего персонажа, актер потребовал прикрепить ему на ноги настоящие протезы. И снимался в них. Высшей похвалой считал укоризненную фразу настоящего Маресьева: «Тяжеловато танцует…»

* * *

9 июня 1931 года между Москвой и Ленинградом начала курсировать «Красная стрела». Питерские и московские актеры часто пользовались популярным поездом: московские почему-то любили сниматься на «Ленфильме», и наоборот. А так как расслабляться после вечернего спектакля и перед утренними съемками приходилось в купе, то с учетом русских традиций и актерской неумеренности выход на перрон московского (Ленинградского) или ленинградского (Московского) вокзалов Ефим Копелян очень точно назвал «утром стрелецкой казни».

* * *

В киевском TЮЗe работала реквизиторша Этя Моисеевна, – пришла в театр смолоду, состарилась в нем и была ему безумно предана. Среди артистов слыла мудрой советчицей и славилась лапидарностью изречений. Вот некоторые Этины перлы.

– …Девочки, мужчина, как прымус: как его накачаешь – так он и горит!

– Ой, какого он роста – как собака сидя!

– Дура, что ты повела его в кино – там каждая лучше тебя! Ты поведи его в парк – там одни деревья!

– Деточка моя, запомни: семейная жизнь, как резинка – чуть сильнее натяни, она тут же лопнет!

– …Когда Абраша хочет выпить, я тут же покупаю чекушку – с товарищами он бы выпил литр!

– Я лежала в больнице – Абраша пришел за месяц два раза. Я не в обиде, я понимаю: он мужчина – его раздражает односпальная кровать!