Электронная библиотека » Татьяна Авлошенко » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Правило игры"


  • Текст добавлен: 2 февраля 2023, 07:03


Автор книги: Татьяна Авлошенко


Жанр: Приключения: прочее, Приключения


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Вольга обернулся к Гризельде. Что делать? Нельзя же бросить принцессу на улице или вести ее неведомо в чей дом.

– Не сейчас, старик. Передай…

– Моя госпожа хочет видеть вас.

Глава 3

Но пока тебе не скрещу на груди персты, —

О, проклятье! – у тебя остаешься ты…

М. Цветаева

Дом этот ничем не отличался от своих собратьев из чистых кварталов Лагейры. Аккуратные стены, с которых рачительные хозяева счищают любой клочок зеленого мха, ровная черепица, труба прикрыта резным колпаком, за затворенными на ночь ставнями на подоконниках наверняка стоят новомодные горшки с цветами.

В дни, когда императрица Бертильда в сопровождении семьи и свиты проезжала через город, на крылечки таких домов выходили честные лагейрцы – лавочники, зажиточные ремесленники, гильдейские писари. Важно стояли они у дверей, гордясь собой, домом, семьей и городом, а их румяные опрятные жены в накрахмаленных белых чепцах подталкивали нарядных детишек, во все глаза таращащихся на кортеж императрицы, чтобы не забывали кланяться.

Все хорошо и привычно было в этом славном уютном домике, кроме одного – не было у него соседей. В столице земля дорогая, за полосу от стены до стены владелец новой постройки платить обязан, потому дома друг друга крышами теснят, а тут со всех четырех сторон только кустарник колючий с нежными розовыми цветами.

«Бабушка, но ведь сто лет – это так много! Почему никто не пришел в замок принцессы?» – «Вокруг замка вырос колючий шиповник».

Здесь между щетинящимися шипами ветками пролегла тропинка ширины достаточной.

Дверь распахнулась сразу – хозяйка ждала гостей. В свете, текущем из дома, нельзя было разглядеть ее лицо, только силуэт фигуры, но было ясно, что это не простая горожанка. Жены и дочери почтенных бюргеров любят пышные юбки и «ушастые» чепцы, незнакомка же была облачена в узкое платье со шлейфом.

Тихо засмеявшись, женщина схватила Вольгу за руку и буквально втащила смолена в дом. Гризельда шмыгнула следом. Еле успела, захлопнувшаяся дверь чуть не прищемила полу куртки правнучки императрицы.

В доме царил свет. Царил, повелевал, заставляя всякого склониться перед своим величием. Слепящий, всюду проникающий свет. Ни свечи, ни факелы не могли бы дать подобного сияния, одно лишь яростное солнце знойного июльского полдня, но откуда здесь?..

Не выдержав, Гризельда прикрыла глаза ладонями.

Яркие цветные пятна, как заплаты на трико жонглера.

Голоса с той стороны:

– Здравствуй, Серебряное Пламя.

– Здравствуй, Магдалена.

– Ты даже не удивился. Или ждал встречи?

– Нет, госпожа. Но кто еще в этом городе может прислать за мной слугу? Убери свет. Зачем он нужен, такой яркий?

Женский смех. Властный, торжествующий.

– Для того, чтобы мы могли посмотреть друг на друга. Только мы двое, видящие в истинном свете.

Нестерпимое сияние больше не пробивалось сквозь сомкнутые пальцы. Гризельда решилась опустить руки.

И наткнулась на взгляд хозяйки дома. Ох, взгляд! Не злой и не добрый. Изучающий. Жены братьев шепотом рассказывали о том, как проверяли их перед свадьбой, смотрели, чтобы принцу траченную невесту не подсунули. Стоишь голая перед повивальной бабкой, а та в такие места заглядывает, что и сказать-то стыдно… Взор же чуть раскосых зеленых глаз женщины, живущей в доме, окруженном шиповником, обозревал, казалось, не только облик Гризельды, но и мысли, и душу.

– Нашел новую спутницу, Вольга? – спросила незнакомка. – Что ж… Веснушки можно смыть. Цвет волос исправить. Глаза и так хороши. Пожалел бы девчонку, сводил к хорошему знахарю. Раз уж сам заняться не хочешь.

– Магдалена, ты не знаешь…

– Знаю, мой милый северный варвар, все знаю. Кроме разве одного: почему вся городская стража и гарнизон замка Дракенцан еще не носится с факелами по городу, разыскивая принцессу Гризельду и ее похитителей. Или похитителя…

– Зачем ты звала меня, Магдалена?

– Нет, – покачала головой женщина. – Грешно говорить с таким дорогим и долгожданным гостем на пороге…

И, отступив назад, распахнула дверь.


И была комната с жарко горящим камином и немногими свечами, освещающими накрытый – для троих! – стол. И была неспешная тихая трапеза, и единственный старый слуга шаркал разношенными башмаками за спинами хозяйки и ее гостей. Так сидят в знакомых домах те, кто не несет в себе крови императорского дома. Тепло огня, тепло красного вина, тепло беседы. Тепло беседы? Не больно-то рад встрече Вольга, не совсем искренна хозяйка дома, окруженного шиповником. Они, словно двое вооруженных забияк, со скуки заведших еще ничего не значащую беседу. Она равно может закончиться как братанием в ближайшем трактире, так и звоном мечей и чьей-то кровью.

Не встревая в разговор старых знакомцев, Гризельда осторожно оглядывалась. Немногое можно было рассмотреть в слабых отсветах камина и столпившихся у стола свечей. Комната, которая днем, возможно, выглядела бы привычно и даже уютно, сейчас пугала и завораживала. В темноте не видно хозяйкиного рукоделья, небрежно брошенного у окна, незаметны осевшая на камине копоть и исчертившие мебель ходы жучков-древоточцев. Изменчивый свет свечей искажает лица и убранство, он способен превратить убогую лачугу в капище забытого бога. А Магдалена к тому же предпочитала мрачные цвета. Почти черная мебель, густо-бордовая скатерть, посуда из потемневшего серебра. Глаз невольно искал чего-нибудь светлого, яркого – и находил…

Белоснежные звериные головы то тут, то там выныривали под потолком и снова прятались в темноту. Волки, медведи, львы, единороги. Яростно ощеренные пасти, челюсти, спокойно пережевывающие жвачку, гривы, рога, носы. Сначала Гризельда испугалась. Девушке показалось, что головы принадлежат настоящим, а то и живым зверям. Но потом разглядела белые неподвижные глаза. Все морды были искусно вырезаны из мрамора.

Это были воистину творения великого мастера, но все же Гризельда избегала разглядывать их. Все казалось, что сейчас в самом темном углу, между лобастым лесным быком и неведомым зверем с плоской широкой мордой появится человеческая голова. И лицо ее будет искажено страданием.

Куда спокойнее смотреть на хозяйку.

Магдалена была облачена в узкое платье. Гризельде сперва показалось, что оно сшито из чешуи. Или зеленая переливчатая змеиная шкурка выросла на теле женщины, превратившись в одеяние с глубоким вырезом, расширяющимися рукавами и шуршащим шлейфом. Драгоценные камни, угнездившиеся в перстнях, обнимающих тонкие пальцы, подмигивали друг другу, и, как патриарх на юных наследников, взирал на них большой шлифованный гагат, вставленный в обруч, поддерживающий волосы Магдалены. Красивые вещи и красивая женщина. Стройная высокая фигура, каштановые волосы, мелкими кудрями рассыпающиеся по мраморным плечам, чуть раскосые зеленые глаза, точеный нос, мягкие очертания скул и подбородка. Тонкая городская красота, вся пропитанная деревенским здоровьем, но без выпирающих форм и свекольного румянца, непозволительных для столичных красавиц.

– …Ты не знаешь нашей жизни, Вольга, – говорила Магдалена. – Другие времена, другие люди. Не то что перед войной…

Вздрогнув, Гризельда уже в открытую воззрилась на хозяйку дома.

На вид Магдалене никак не могло быть больше тридцати. А война закончилась… Да, шестьдесят лет тому назад. Еще десять сражались. Красавица преувеличивает свой возраст? Настолько? Зачем? Благородные дамы при императорском дворе, даже те, чьи внуки не первый год участвовали в турнирах, услышав о событиях более чем двадцатилетней давности, восклицали: «Ах! Меня тогда и на свете не было!», или же, если подобная ложь была бесспорно явной: «Я была слишком мала, чтобы запомнить это!».

– Магдалена! – вздохнул Вольга. – Перед кем хитришь? Ты не можешь помнить ни войну, ни того, что было прежде нее.

– Чем старше маг, тем больше его умение и сила, – молвила Магдалена, коснувшись губами края топазового кубка. Смотрела она при этом на Гризельду. – К тому же, если люди видят, что колдунья, скрывавшаяся на болотах от Братства, до сих пор сохранила молодость и красоту и один из бывших гонителей служит ей как безмолвный раб, они охотней верят в ее могущество. Ведьме выгодно быть старой. Я – ведьма.

Наверное, Гризельде следовало испугаться. Не успела. Топазовый кубок, который Вольга крутил в руках, вывернулся из пальцев и полетел на пол. Раздался звон разбитого стекла. Магдалена, подскочив, зашипела разъяренной кошкой.

– Топаз, значит, – протянул смолен. – С плохим мастером ты связалась, Магдалена. Дурит он тебя. Даже странно, ты ведь не неопытная ученица, а одна из сильнейших… нет, самая сильная?.. ведающая Северных земель.

– Самая могущественная… после тебя, – Магдалена уже успокоилась. Улыбалась тонко, хитро.

– Нет. Есть ведающие сильнее меня. Кого Торгрим Гримнир катал по земле, будто вытащенный из углей печеный клубень, а потом пинками подальше спровадил?

– Но после он больше ни разу не прибегнул к волшбе. Один из сильнейших ниди нынче копается на огороде и не выращивает там ничего опасней репы. Он не утратил силы. Как и другие ведающие, кто вдруг решил отойти от дел. Они боятся. Ты всегда выходишь на поединок с мечом. А если вдруг однажды решишься ударить волшбой? Не лучше ли держать ведающих в повиновении не страхом, а законной властью? Всех ведающих!

– Я от единожды сказанного отрекаться не буду.

– Не за тем звала.

– Что надо?

– Мне нужно Зеркало Полуночных Глаз.

– Зачем оно тебе, ведьма?

«Холодный гнев, – подумала Гризельда. – Волна холодного гнева прошла меж ними».

– Для того, чтобы самой взять его в руки, чтобы посмотреть на него, понять сущность, уяснить пределы могущества и, может быть, уничтожить! Слишком много рассказов, легенд и пустопорожней болтовни ходит вокруг этого артефакта. Ты пойдешь…

– Пойду. В дверь, за порог, подальше от твоего дома.

– Не-ет, ты пойдешь за ним, – тонко улыбнулась Магдалена. – Ты пойдешь, потому что… – ведьма замолчала, поднося к губам лжетопазовый кубок, до краев наполненный красным вином. – Ты пойдешь, потому что Аранеус тоже ищет Зеркало Полуночных Глаз.

Мимолетная тишина, та, что сплетается вокруг клинка, вырванного из ножен, но еще не ушедшего в замах, тишина, растянувшаяся на вечность.

– Почему ты, Верховная, просто не прикажешь принести тебе артефакт? Законы ведающих изменились?

– Нет. Но Зеркало нельзя добыть колдовством, только приблизить, а потом взять руками, человеческими руками. А дотянуться до него нынче очень трудно. Кто был его последним владельцем? – резко спросила Магдалена.

– Альберих Генский? Он получил Зеркало из рук самого Светлейшего, после того как… – Вольга прикусил губу. Гризельда знала, о чем и о ком вспомнил сейчас смолен.

– Альберих был предпоследним. Незадолго до смерти он отдал артефакт ученику.

– Даину?

– Да. Теперь этот придурок полностью оправдывает свое имя11
  Даин – «мертвый».


[Закрыть]
, взятое им, чтобы пугать невежественных нордрских пахарей. Он утонул в Смолене, напротив того места, где лежит на берегу приметный черный камень. Зеркало было с ним.

– Почему именно я?

– Почему нет? Ты ловок, ведьмак, умен, проворен. Тебе нет смерти, кроме как по воле твоей. Ты хорошо знаешь Окаян и сумеешь договориться или справиться с любым, будь то человек, зверь, нежить или тварь.

– А еще ты надеешься, что Зеркало Полуночных Глаз заставит меня…

– Нет. Многие и многие держали его в руках, но воспользоваться смогли единицы. Но ты прав в том, что я надеюсь. Надеюсь, что наконец случится то, что все же заставит тебя принять власть. Глупо отказываться только потому, что твой отец…

– Хватит! – Вольга ударил по столу ладонью. – Я пойду.

– Тебе потребуются спутники. Одна уже есть.

Гризельда еще смотрела на дверь, ожидая, когда в комнату войдет та, кому суждено сопровождать Вольгу в предстоящем походе, а смолен уже срывался с места яростным вихрем.

– Ты спятила, ведьма?! Сколько я ваших обрядов…

– С каких пор ты стал бояться крови? Как будто меч и руки твои в ключевой воде. Но не в этом дело. Просто ее пальцы тоньше твоих. Мы не знаем, откуда придется вытаскивать Зеркало. И есть многое, что женщине сделать проще. Или же только она на это способна.

– Гризельда – принцесса императорского дома!

– Ну и что? Дочь двоюродного племянника будущего императора. Во дворце таких, как цыплят в курятнике. Ты посмотри на нее, Вольга. Ни красоты, ни пользы. Никому не нужна. Пусть лучше идет с тобой. Может, счастье свое повстречает.

Магдалена была права. Права горькой правдой, которую люди не говорили принцессе Гризельде, но которую охотно показывало все, что могло отражать. Короткошеяя кубышечка с круглым белым лицом. Рот, который слишком часто улыбался, вздернутый нос, на который, стоило показаться солнцу, лезли проклятые веснушки. Рыжие прямые, как солома, волосы никак не хотят укладываться в благонравные прически. Сапфировые очи Берканы из Аскхейма множество раз повторились в ее потомках, но Гризельде достались глаза, цветом напоминающие южные орехи-каштаны. При дворе же красавицами почитались девы печальные, тонкие, бледные до прозрачности, с золотыми мелкими кудрями. Ох, и смеялась же, верно, судьба, награждая принцессу из дома Бремингов Лорейнских внешностью толстухи-деревенщины!

Будь Гризельда по праву рождения ближе к престолу, женихов прельщало бы ее высокое положение, но она принадлежала к младшей ветви рода, и знатнейшие дворяне Империи не спешили свататься к невзрачной девушке-перестарку, поджидая, пока подрастут дочери ее братьев, которые, по всему, станут настоящими красавицами.

Некоторое время за ней ухаживал барон из свиты наследника – мощный, шумный и веселый. Он нравился Гризельде, и девушка с легким смущением мечтала о дне, когда кавалер отправится к императору просить руки правнучки. А потом она однажды услышала, как тот, кого уже считала женихом, со смехом говорит приятелям, что берет «дурочку» «на племя» и «крови ради». Гризельда не стала мстить, просто сказала бабушке, что не хочет выходить замуж за борона. Беркана ничего не спросила, но через несколько дней коварный кавалер отправился охранять южные границы Империи.

Никто не решался произнести вслух, но многие думали, что, если рыжая некрасивая принцесса, слишком много времени проводящая в библиотеке среди пыльных свитков, и станет наконец чьей-нибудь невестой, так только Христовой. Пустоцветы обрывают.

– …Магдалена, ты не понимаешь, что начнется в Лагейре и Империи, если завтра утром принцессы Гризельды не окажется в замке Дракенцан?

Ведьма лукаво улыбнулась.

– Страшно подумать. Кстати, девочка, а почему тебя не ищут?

– Я сказала, что ухожу в монастырь святой Феклы помолиться за душу прабабушки. Я была там… Два шага солнца…

Магдалена расхохоталась.

– Ты слышал, Вольга? Монастырь святой Феклы! Обитель вдов, невест, потерявших женихов, дочерей, похоронивших родителей. Никто не смеет тревожить затворниц, если сами они не решат покинуть монастырь. Два шага солнца! Девчонка не пропадет. Принцесса Гризельда не существует больше для своей семьи, Империи, этого мира, пока сама не захочет вернуться.

– Магдалена, мы…

– Мы не можем распоряжаться судьбой девочки? Хорошо, пусть сама скажет, что ей милее – медленное увядание в монастыре или случайный живой выигрыш странствий? Что скажешь, принцесса Гризельда?

«Что скажешь, принцесса Гризельда?» – рявкнули эхом белые звериные морды.

«Что скажешь, принцесса?» – звякнул о стол кубок с красным вином.

«Что скажешь?» – прошелестело где-то за дверью, уползая вглубь дома.

Что?

Затычка неба в щели окна, тщательно выметенный двор, ни травинки не пробивается меж плит, строгая и скорбная – постаревшая, потерявшая – Пречистая Дева взирает на склоненные головы в черных уборах. Навсегда.

Расступившиеся деревья открывают дорогу к морю, до него ровно столько шагов, на сколько осталось сил; ветер в лицо поднявшейся на вершину холма; купол ветвей, пляска костра, напротив глаза, подобные звездам, отраженным в водах Смолены.

– Что ты выберешь, правнучка Берканы?

– Вольга, я хочу пойти с тобой.

Гризельда не заметила, как смолен приблизился к ней. Неслышная текучая поступь жителя леса. Бабушка рассказывала. И следов не остается. Мягким звериным движением Вольга припал на одно колено. Взгляд из-под длинных ресниц вопрошающий, вспоминающий. И грустный.

– А если все, что рассказывали няньки, правда? Если я действительно оборачиваюсь диким зверем и пожираю наивных красавиц?

– Меня воспитала прабабушка. Она говорила мне о тебе.

– Девочка, ты же даже не знаешь, на что идешь.

– А кто, начиная путь, знает, что ждет его в конце?

– И не испугаешься?

– Я правнучка… – она хотела сказать «прославленной императрицы», но передумала, – Берканы Ольгейрдоттир.

Вольга улыбнулся.

– Так ты возьмешь меня с собой? – торопливо спросила Гризельда, опасаясь, не насмешку ли таит эта улыбка.

– Возьму.

– Вот и славно, – сказала Магдалена, подходя к окну и распахивая ставни.

Наверное, небо должно было пламенеть рассветом. Так пелось во всех балладах. Но за окном была темнота и звезды.


– Ведьма… Тварь… Из тех, кого мои братья жгли, рубили, живьем зарывали в землю. Из тех, кто кознями своими погубили моих братьев. Одна из них, та, кто вползла в опочивальню нынешнего императора, кто шипела ему в уши, застила взор, лишала разума, наконец заперта в каменных стенах склепа. Ей уже не выбраться оттуда. А эта жива. Жива, когда братья мои умерли. Она хохочет, она пьет красное вино. Красное, как кровь. Почему ты жива, ведьма?! Божьи Псы, гнусные предатели, охотились за моими братьями, неразумные крестьяне поднимали на вилы каждого, кто носил бурую рясу, те, кто нашел убежище в храме, до конца дней своих не смели покинуть паперть, и дети смеялись над ними, а нищие проклинали их. А теперь ведьмы хохочут! Она пьет красное вино. Красное, как кровь. Доберусь. Достану».


Ночевали у Магдалены. Ну не в монастырь же возвращаться! Хозяйка дома сама проводила Гризельду в комнату на втором этаже и принесла просторную полотняную рубаху – переодеться на ночь.

Свернувшись под одеялом, девушка пыталась рассмотреть комнату, невольно сравнивая ее со своей спальней в Дракенцане.

Не раз прежде, слушая рассказы бабушки, думала она: каково это – стоя на пороге, оглядывать свое жилище, зная, что обратно уже не вернешься? Можно увезти с собой скарб, но как быть со стенами, потолком, с торчащим из стены сучком, на который на ночь вешаешь платье? Протянутая мимодумно рука не встретит нужной вещи, не увидишь, поглядев в окно, того, что давно стало привычным. Только, может быть, во сне, оставив расслабленное тело, добежит душа до родных мест. Да останется еще с каждым днем бледнеющая память.


…Гризельда стояла в длинном коридоре, стены которого сплошь покрывали резные дубовые панели. Полностью одетая, обутая в башмачки, даже украшения не забыла. В руках девушка не держала ни свечи, ни факела. Ни одного светоча не было на глухих, без единого оконца стенах коридора. Но все же было так светло, что разглядеть мельчайшие детали барельефов не составляло труда. Линии резьбы плыли, пересекались, сплетались в картинки. Бредут по дороге пилигримы. Два воина встали спина к спине. Корабли уходят навстречу восходящему солнцу. Палач оперся о топор. Палладин склоняется к руке дамы.

Сон, явь? Гризельда не помнила, как одевалась и как попала в коридор. Только как укладывалась в постель и в полудреме разглядывала комнату. Значит, это сон.

Какая-то прозрачная тень метнулась по стене справа. Не успев понять зачем, Гризельда накрыла ее ладошкой. Взмах ресниц – и картинки ожили. Взвилась пыль под ногами идущих. Припал на колено один из воителей. Волна лизнула скулу корабля. Красавица чуть подалась навстречу рыцарю. Влажно блеснула свежей кровью плаха.

Зачарованная, брела Гризельда по коридору, прикасалась к стенам, и дерево оживало под ее руками. Люди, звери, птицы, вещи вступали в общий хор, безмолвно рассказывающий некую сагу.

Новая панель. Скользят под пальцами линии. Дверь открывается от толчка.

Высокое неудобное кресло у камина. Вольга сидит, опустив руки на подлокотники, а Магдалена устроилась рядом на полу, положив голову и локти смолену на колени.

Такие сцены не для чужих глаз. Гризельда поспешно отступила, закрывая перед собой дверь. Стыдно было и жутко. Слишком уж напряжены были руки Вольги, лежащие на острых подлокотниках, слишком злым было лицо смотрящей на огонь Магдалены.

Пятясь, Гризельда отступила на шаг и уперлась спиной в еще одну закрытую дверь. Откуда брались они в прямом пустом коридоре? Створка подалась. Гризельда обернулась. Посреди большой пустой круглой комнаты, у высокой книжной подставки стояла Магдалена. Раскрытый фолиант лежал перед ней. Ведьма прикасалась к чистым пергаментным листам, и неровные черные строчки бежали вслед за ее скользящими пальцами.

Магдалена медленно оборачивалась.

Захлопывающиеся двери в этом доме не стучали.

Гризельде стало страшно. Сколько еще ниоткуда возникающих дверей надо открыть, чтобы выбраться из колдовского коридора? Что еще предстоит увидеть? Что здесь явь, а что морок?

Ладони толкают новые створки…

Прохладный предрассветный воздух в лицо. Окно.

Ночь сдавала караул утру. Город словно залила сизая вода, размыла очертания, изменила цвета. Лепестки шиповника казались голубоватыми или бурыми. Поджарый седой волк словно плыл в тумане меж колючих кустов прочь от дома Магдалены. Это было красиво и пронзительно печально.

– Каждую ночь это окно открыто, – раздался рядом голос ведьмы. – Он знает это. Знает, что сейчас я стою и смотрю на него. Но он не поднимет глаз.

Магдалена стояла рядом. Величественная осанка, руки переплетены на груди. Изумрудно-зеленое платье она сменила на белое. Статуя из серебра и золота, созданная искусным мастером из древней легенды. Всем хороша была рукотворная жена кузнеца, кроме одного – не было в ней жизни.

– Это было давно, – говорила Магдалена, не глядя на Гризельду, словно обращаясь к кому-то, кто слушал ее за окном. – Не настолько давно, чтобы забыть, не думать, но и не так близко, чтобы это еще могло причинять мне боль. Вольга прав, я родилась много после войны. Мои родители были лорейнскими дворянами. Древность герба и бедность – что еще нужно семье для непомерной гордыни? Сколько помню, родители всегда искали мне жениха. Он должен был быть богат и достаточно знатен, чтобы породниться с нашим семейством. Я была единственной дочерью, и меня хотели продать как можно выгоднее. Они были так заняты этим, что вспоминали обо мне, лишь когда товар надо было показать на очередном турнире или выезде. Я часто сидела со слугами. Нравы людской просты. Кухонным девкам и псарям не приходило в голову, что господская дочка может увидеть и услышать что-то, о чем до поры должна пребывать в целомудренном неведении. Я знала много, но хотела большего. Мои родные и представить не могли, как я распоряжусь своим правом приказывать. Любопытство губительно для юных дев из благородных семей. Страшней его только неосторожность. Опозорившую семью дочь сослали в монастырь. Придирчивые старые монахини, следящие за каждым шагом, невозможность делать то, что хочется, уродливая ряса вместо платья. Лучше бы меня погребли заживо! Но они были слишком увлечены мессами, эти благочестивые клуши. Или же красотой, умом и красноречием отца Августина, проповедника из Хелберга. И никто из них не мог подумать, что из монастыря можно сбежать, пренебрегши воскресной службой. Я была хитра, но глупа. Не знала жизни за стенами замка и обители. Думала, что всякий смерд, узнав о моем благородном происхождении, падет на колени и будет почтительно ждать приказаний. Цветок из баронского сада, брошенный на большую дорогу… Даже ночи не продержалась. Их было трое, и когда я закричала, что я дочь барона, они ответили, что в Ротрунге продадут меня в бордель для благородных. Но до Ротрунга мы не дошли. Где ты встретила Вольгу? В трактире? Если бы он только захотел, все богатства мира были бы его, почтительно принесенные и отданные прежними владельцами. Но Серебряное Пламя предпочитает, выйдя из леса, зарабатывать на жизнь тем, что поет по грязным кабакам или подряжается охранять купеческий обоз. У него даже гуслей своих нет, играет на том, что заваляется в кладовке у корчмаря… Место, где мы встретились… Жуткая харчевня, по крышу набитая всяким придорожным сбродом. Приличный человек к такой и близко не подойдет. Мои «хозяева» быстро напились и начали хвастать мной, кто-то потребовал показать товар лицом… Вольга тогда вступился за меня. Главарь хорохорился: «Понравилась девка, так купи и делай с ней, что хочешь! Или выиграй!» Разбойник оказался большим охотником до хитрой барекской игры на клетчатой доске. Предложил сыграть… На меня… Предложил смолену! Для этого племени женщины святы. Один с мечом против десятков – безумие, но Вольга мог ударить волшбой. Те, кто сумел бы спастись из этой проклятой корчмы, до конца дней своих рассказывали бы о вырвавшемся из ада яростном серебряноволосом демоне. А Вольга согласился играть… Маленькие черные и белые фигурки – крестьяне, солдаты, купцы, визири, даже благородный господин с госпожой, все они передвигаются по клеткам, сражаются друг с другом или просто стоят и ждут, пока два умных человека решат их судьбу. Обычно фигурок тридцать две. В тот раз их было тридцать три, со мной вместе. Вольга выиграл и только тогда положил руку на черен меча. Добыл невольницу в игре мудреной…

– Но ведь и смольская княгиня Карисса когда-то была рабыней… – осмелилась сказать Гризельда.

Магдалена резко, болезненно как-то рассмеялась.

– А, и ты знаешь эту историю! Впрочем, чему удивляться, у хороших баллад долгий век. А миннезингеры споют про кого и о чем угодно, лишь бы можно было вставить слова «любовь» и «подвиг». После войны все помешались на Окаяне. Имперские дворяне пытались заводить жен-смоленок – диковинка! Хорошо, что девушки с острова не настолько глупы. Историю Всеславича и Кариссы я узнала от своей няньки. Дура стоеросовая, ни одной сказки придумать не могла, что сама в молодости слышала, то и ребенку рассказывала. Откликнулись потом мне все эти разговоры про великую любовь… Да, эльна Карисса действительно была рабыней, и в день, когда князь Метель увидел красавицу на невольничьем рынке в Гайзе, ее продали в сераль эмира. Была еще одна встреча, уже во дворце. Эмир предложил отдать гостю новую наложницу, если тот сумеет одолеть пятерых его телохранителей. Не двигая по пестрой доске резные фигурки, когда нет разницы, судьба женщины на кону или золотая монета, а отбиваясь от пятерых опытных воинов-убийц, и после, когда эмир вздумал нарушить слово, прорываясь с дружиной из дворца, сквозь город к ладьям, – вот как князь Метель добивался свободы и счастья для своей Кариссы. Прозвище Семили-шайтан, Северный Дьявол, которым до сих пор на юге пугают непослушных детей, Метель Всеславич, десять лет гонявший бареков от Окаяна, пугавший басурманов в их же столице, заслужил за один день.

Магдалена замолчала. Губы ее дрожали, но не от боли или обиды, а, скорее, от гнева.

Пальцы ведьмы сжали рукав платья. Тонкая ткань пошла морщинами.

– Мы вышли в дождь. Стоял ноябрь, холодные ливни хлестали, почти не переставая. Вольга накинул мне на плечи свой плащ и взял за руку. Он спросил меня, куда я хочу вернуться. Возвращаться мне было некуда. Мы шли по мокрой скользкой дороге. Он держал меня за руку, очень бережно, но крепко. И пальцы были такие холодные… Мне хотелось их согреть.

Тонкие кисти сцепились в замок возле левого плеча.

– Он умеет распознавать тех, кто способен стать ведьмой. Моя сила оказалась врожденной. Вольга привез меня на Окаян. Потом я сидела на его гнилом острове, в насквозь продымленной избе местной колдуньи. Варварские названия трав, нежить… Я училась властвовать над знанием. А он приходил так редко. Если бы каждый день, когда мы были вместе, я нанизывала на нитку одну бусину, сейчас бы эти бусы душили меня. Да, мы любили друг друга. Недолго. Пока я не поняла, что не могу и не хочу больше сидеть на упырином болоте и ждать, пока лес и тени прошлого еще раз отпустят моего… Ни тогда, ни теперь не могла я сказать, кто для меня Серебряное Пламя. Мои годы уходили, и все меньше оставалось возможностей устроиться в нормальном месте. Я чувствовала, как утекает каждая секунда моей жизни. Да, колдуньи живут долго, и старость до конца не коснется ведающей, но кто подарит мне вечность? Чего ради я ждала? Я то плакала, то проклинала Вольгу, то умоляла не уходить. А он виновато улыбался и смотрел мне в глаза. Я кричала, что он нужен мне, а Серебряное Пламя отвечал, что еще он нужен Лесу и людям, которые пытаются выжить в этой чаще. И снова уходил – следить, чтобы Лес и люди не вцепились друг другу в глотку. И однажды я тоже ушла. Как он смел отпустить меня?!

Руки упали, пальцы сжались в кулаки.

За кустами шиповника раздался легкий шорох. Седой волк перемахнул через колючие заросли и, не спеша, потрусил к дому.

– Возвращается! – проворчала Магдалена. – К замку Дракенцан сбегал, огляделся, послушал, теперь душенька спокойна. Зверем обернулся, вынюхивал что-то. Незнакомец, отирающийся возле императорского дворца, подозрителен, другое дело бродячая собака. Редкий горожанин отличит волка от большого пса. Зверем-то перекидываться можно, это не волшба…

– Вольгу укусил оборотень? – решилась спросить Гризельда. Ссутулившаяся мрачная Магдалена наконец-то стала походить на человека, с такой и поговорить можно. Не то, что раньше, – статуя с живыми руками.

Ведьма усмехнулась.

– Нет. Люди присвоили себе право на знание, но не могут постичь даже простейших истин. Чтобы стать вервольфом – да и вообще кем-либо – надо хотеть этого. Вольгу вырастили оборотни. Вожака стаи он считает приемным отцом. Раньше в грудь каждого, кого убил Сер, Серебряное Пламя добросовестно вбивал осиновый колышек. А в войну он просто не успевал этого делать. И ни разу потом не встречал жертв вожака, ни в волчьем, ни в человеческом обличье. Вольга и Сер смешали кровь. В лесу иногда надо быть зверем…

Седой волк скрылся за углом дома.

– Иди спать, девочка, – устало сказала Магдалена. – Если ты и вправду решишься отправиться за Зеркалом Полночных Глаз, у тебя будет много дней, чтобы задавать вопросы, а вот ночей, когда ты сможешь без опаски уснуть под крышей, гораздо меньше.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации