Текст книги "Вологжанка. История русской женщины"

Часть 4. Война

_{…Да разве ж об этом расскажешь}

_{В какие ты годы жила!}

_{Какая безмерная тяжесть}

_{На женские плечи легла!}

_{(Из стихотворения М. Исаковского «Русской женщине»)}

Пришел июнь 1941 года. Война смешала все планы. Мирная жизнь рухнула, и город оказался без продовольственного снабжения совершенно. Магазины были пусты и даже детям перестали выделять хлеб, оставили карточки только для работающих людей. Все ближе подходила северная осень с колючими ветрами, заморозками и холодными дождями.

Николай сказал жене:

– Давай, Анютка, возвращаться в деревню, Молотовск в продовольственной блокаде и будет только хуже, пока детей не лишились, уезжать надо! Даже мобилизованным грузчикам в порту стали выдавать четыреста грамм хлеба. А им строем шесть километров до порта дойти надо, двенадцать часов отработать, у них норма пять тон на человека за смену и снова шесть километров обратно. Райкa рассказала – сначала пригнали заключённых уголовников в порт, что называют себя «друзья народа», кинули на разгрузку оставшихся продуктов со склада, так они начали коробки вскрывать и есть, разбили что могли, пришлось внутренние войска вызывать. Вот теперь только мобилизованные грузчики в порту и остались работать. Василий на пароходе устроился у него бронь от демобилизации, а я уже старый, как-нибудь в деревне переживём войну проклятую. Я тоже попробую к ним на пароход устроиться.

Анна заплакала и обняла мужа:

– Нету нам счастья, всё мы в дороге, словно цыгане! Когда уж прибьемся к какому-нибудь берегу?

– Эх ты глупая! Главное, мы все живы и не в лагере! Пол страны сидит. Старшие вон работают помаленьку, жизнь ломают. Не печалься, это ещё не горе, вместе преодолеем невзгоды. А немчуру проклятую мы победим, не впервой нам их колошматить, вот увидишь, и будет у нас много радости впереди, надо верить, а иначе, как жить?

– Как подумаю о Рае, сердце сжимается, тяжёлая доля ей выпала, работает по двенадцать часов, а бывает и сутками в порту, в конторке поспит несколько часов и опять на работу, одно её на подмену ставят, она безотказная! Сколько так выдержит? Ей пятнадцать годков всего! – Горестно сказала Анна.

– Ничего, она среди рабочих людей, закалится духом, я в неё верю, зато жизнь не сломит в будущем, кто знает, что ей суждено пережить? Она ведь старшая среди сестёр, если что с нами случится, ей за семью отвечать. Главное Василия сберечь, а он поможет всегда, хорошо, что бронь у него от мобилизации. Он сообщил в письме, что капитан его хвалит и хочет сделать своим помощником. Не переживай, лапушка, моя, уладится всё, – ласково гладил Николай жену по спине, успокаивая потихоньку

Задули холодные арктические ветра, льдом схватились все лужи и болота. Рано пришла осень и жёстко заявила о себе как полноправная хозяйка, не давая никому расслабиться, то ледяным дождём пройдётся, то колючим, пронизывающим до костей ветром. Деревья сразу сбросили все листья. Болотные кочки обозначились красной клюквой, а лес поник, как будто осиротел без цветастого наряда и стыдился своих оголённых веток, лишь мохнатые ели спокойно стояли во всей красе, раскинув зелёные пушистые лапы, да гордые сосны свысока покачивали головами проходившей Александре. Она посильнее запахнула шубейку и убыстрила шаг.

Наконец, Шура подошла к проходной порта.

– Здравствуйте тётя Паша! Можно мне сестру увидеть? Мать очень беспокоится, как там она, подросток ведь совсем и почти нет известий от неё.

– Пропуск нужен, а то военное время, сама знаешь!

– Есть у меня, подруга её Клара выписала, я была в отделе кадров, – сказала Шура.

– Проходи, с сестрой твоей всё в порядке, молодец она, честная и работящая, все о ней с уважением отзываются.

Шура поблагодарила и прошла в порт. Перед её глазами раскинулся муравейник из людей. Длинный деревянный настил причалов, где все стучали молотками, пилили, вкручивали. Непрекращающийся громкий стук вбиваемых свай висел в воздухе, работа шла непрерывно. На длинном причале метров пятьсот находилось тысячи плотников и рабочих, вольнонаёмных и заключённых вперемешку. Серая цепочка грузчиков в фуфайках друг за другом толкали огромные тачки с мешками, ящиками, тюками. Особенно поразила Шуру их обувь. Это были огромные самодельные бутсы на деревянной подошве, обмотанные брезентом, и обвязанные верёвками.

Шум нескольких подъёмных кранов врывался в эту симфонию труда. Вдалеке стоял нефтеналивной танкер, прямо сверху деревянного настила лежали трубы, по которым выкачивали что-то непонятное для Александры в подземные накопители. На воде курсировал караван из землечерпалки, катера и буксира, они углубляли морской канал и подходы к причалам.

Она подошла к пристани, осторожно проследовала по торчавшим сваям и небольшому проходу, который ещё не был закончен, но корабль уже разгружался. Длинный кран переносил ящики на берег.

Дежурный в военной форме попросил ещё раз предъявить пропуск, посмотрев внимательно, он отдал распоряжение солдату и тот позвал Раю. Сестры обнялись и поплакали немного на радостях встречи.

– Худая ты Райка стала совсем! Вот тебе хлеба немного принесла, возьми!

– Не надо, я не очень голодаю, один раз в день есть талоны на обед, дают пшёнку и лист капусты. Тётя Паша на проходной меня жалеет, говорит: «Носи в мою смену немного еды для себя, очень уж ты похудела, девка»! Я, когда совсем плохо, горсть пшена в сапоги насыплю и через проходную, потом в каморке у себя сварю и поем. Ничего, у меня все нормально, а ты в положении и два километра по холоду прошла, порт же далеко, не возьму хлеб! Лучше расскажи, как там наша семья? – Спросила сестра.

– Живут в деревне, отец в колхоз пошёл, но голодно очень, пришлось им свой большой дом за мешок муки и картошки отдать бригадирше из колхоза, а то бы не выжили, переехали в её маленькую избушку. Василий на корабле в помощники капитана перешёл, там хоть кормят помаленьку. С ним всё в порядке. Что у вас тут качают с танкера? Людей, туча! А грузчики скелеты ходячие. Говорят, опять пригнали мобилизованных из разных областей России-матушки

– Война! – Произнесла Рая. – Сегодня пять раз объявляли воздушную тревогу, но наши артиллерийские батареи их на подлёте сразу заградительным огнём останавливают, молодцы, хорошо защищают. Я из трюма и не могу выйти, бесперебойная работа, даже на обед сменяем друг друга. А этот танкер, что ты видела, привозит авиационный бензин, это временный нефтепирс соорудили. Архангельский порт быстрее замерзает, а у нас двести дней в году навигации. Вот и спешат, скоро союзники из Англии и Америки будут помощь на кораблях присылать по ленд-лизу, так порт считай, с нуля строится, работа кипит круглые сутки. Если не примем грузы вовремя, то сократят объёмы поставок помощи. Видишь, на некоторых пристанях только сваи забили, а уже разгрузка идёт, кранов не хватает, механизмов нет, грузчики мрут как мухи, больница забита умирающими от дистрофии, цинга у всех! Один помер тут в порту, наелся от голода муки и яичного порошка.

Шура помрачнела и произнесла:

– Страшное время переживаем. На Яграх мёртвых заключенных складывают сотнями в штабеля под мостом на лёд реки между островом и городом, представь, даже не хоронят!

А по поводу продовольственного снабжения, слышала я, сам Папанин обещал к концу года немного поправить положение, к Микояну обратился с просьбой о помощи голодающим портовикам. У нас в столовой тоже вода, да пшёнка. Объявили, что скоро Архангельск часть улова рыбы будет отдавать Молотовску, возможно выправится ситуация? Тут же рядом колхозов никаких нет. На работе митинг проводили, рассказали о трудном положении на фронте. На Урале перевезли часть заводов, только монтируют, будут самолёты и танки выпускать, а наш завод будет снаряды изготавливать. Порт Молотовска, говорят, будет единственным местом приёма нефтепродуктов с танкеров. Фрицы страну блокировали. Люди понимают трудности и настроены только на победу над врагом.

– Идти мне надо, Шура! Передавай привет, напиши семье, что всё в порядке, пусть не волнуются.

Сестры распрощались.

Молотовский порт готовился к встрече первого танкера из иностранного северного конвоя. Наконец в рукав Северной Двины вошло судно союзников. Им стал огромный британский корабль «Сан-Амброзио». Пришвартовавшись к временному нефтепирсу, по трубопроводам, уложенным прямо на пешеходных мостках, портовики с танкера перекачали на берег в специальные ёмкости семь с половиной тонн авиационного бензина, столь нужного фронту.

Все радовались такому событию. Райка и Анатолий тоже вышли из трюма корабля, бросив разгрузку на пару минут. Сколько труда было положено, чтобы сделать порт достойным приёма больших океанских танкеров, и не было различия ни среди заключённых, ни вольнонаёмных, у всех людей на лице была радость и просветление, а в сердцах появилась надежда на скорую победу в войне.

Через месяц прибыли уже семь судов союзников. Необычно холодная зима проявила себя в декабре 1941 года. Мороз минус 37 градусов стоял в воздухе, колючий ледяной ветер сбивал с ног.

Райка со своим маленьким размером ноги влезла в пять пар носок и большие валенки. Укутанная поверх телогрейки, чем можно, она успевала всюду. Уже несколько дней они с Толиком разгружали английский торговый корабль и принимали сразу же в освободившиеся отсеки калийную соль и апатиты для отправки в обратный путь.

Толик подошёл к ней и, подмигнув, сказал:

– А ну пойдём, какой интересный ящик тебе покажу! – Чего болтаешь, опять розыгрыш? – Спросила Рая.

В трюме они подошли к аккуратно сложённым тюкам, возле них стоял небольшой ящик, где было написано по-русски: «Лично – Иосифу Виссарионовичу Сталину в подарок».

– Давай посмотрим!

– Ты с ума сошёл? Да нас же арестуют! – Испуганно возразила девушка.

– Не бойся, только посмотрим, а потом обратно я заколочу, интересно ведь, что там ему союзники прислали!

Анатолий быстро вытащил гвозди и открыл крышку. Они увидели часы, много пар носков, ещё какие-то вещи. Рассмотрев всё это, быстро сложили обратно, и Толик заколотил ящик.

Райка вздохнула облегчённо и строго сказала:

– Ну тебя, балабол, с тобой под арест загремишь! Не трогай больше ничего! Я на лесозаготовку не хочу, понял? Она вышла на палубу.

Дежурный английский моряк, присматривающий за разгрузкой, уже поджидал девушку, звали его Генри. Увидев Раю, он расцвёл широкой улыбкой и протянул шоколадку. Симпатичный, светловолосый парень лет двадцати пяти, с добрыми и ласковыми глазами, он старался при любом удобном случае заговорить с ней, мешая английские и русские слова. Райка толком не понимала, что он говорит, первое время дичилась, затем привыкла и, они немного подружились. Она взяла шоколад и сунула в карман. Генри что-то пытался сказать про Россию и Англию, про маму и сердце, дальше набор каких-то непонятных слов. Райка посмеялась, похлопала его по руке в знак благодарности, и, вернулась к Анатолию.

– Толик! – Закричала она в кабину небольшого крана, – не отставай от темпа разгрузки. Уже на пристани заканчивают увозить на склад, что ты поставил. Дальше выгружай! Ящики, мешки, тюки отвозились в тыл причалов вручную, кранов и механизмов не хватало, туго приходилось грузчикам они перевозили всё на санях, запряжённых людьми. И все это – во имя одного: чтобы были выдержаны сроки разгрузочно-погрузочных работ, иначе союзники могли сократить объемы поставок.

Паня Яголенкова со второго причала очень нуждалась, полгода как овдовела, её дети не получали даже хлеба. Часто она выносила зерно, насыпав в сапоги, но получалось мало. Она решила сделать лепёшки из муки в трюме и к концу смены подлепила их к животу.

Рая зашла за ней, и они направились на проходную. Сдавая пропуска, они собирались выходить, вдруг два солдата под начальством молодого лейтенанта преградили им путь. Позвали женщину и приказали их обыскать.

Паня горько заплакала, когда обнаружили её лепёшки из теста на животе. Стали спрашивать Раю:

– А ты знала об этом? Участвовала? Рая помрачнела, затем ответила:

– Да, у неё дети маленькие, а мужа нет, я помогала ей месить тесто. До выяснения обстоятельств, Раю направили в воинскую часть стирать белье.

Прошло два дня.

Тот же лейтенант приказал:

– Выходи на свою работу, но смотри, ещё раз попадёшься, пойдёшь под суд!

Анатолий и Марина Кокорина очень обрадовались, когда Рая пришла на смену.

– Слава богу, тебя отпустили! Рассказывай, у нас ничего не известно, знаем только, что Паня Яголенкова под арестом, – воскликнула Марина.

– Беда приключилась, думала, посадят, потом только испугалась. Не знала я, что у неё лепёшки из муки, мне её так жалко стало, я и сказала, что месить тесто помогала тоже. Хорошо, что лейтенант добрый человек попался, да и Паня видно сказала правду, что я не причём, а это она одна лепёшки сделала у себя в трюме. – Грустно ответила девушка.

– Глупые бабы! Вот теперь ребятишек её заберут в детский дом, а сама будет бесплатной рабочей силой на лесозаготовке на пять лет, это точно! – Сказал Толик серьёзно.

Опять побежали трудовые будни. Анатолий и Рая стали много принимать вооружения. Это были запчасти к самолётам, на палубе кораблей размещались тяжёлые танки, также много продовольствия – фасоль, мука, яичный порошок, сало лярд и другое. Порт работал круглые сутки без остановки, и тут же во время погрузки и выгрузки начинали ремонт судов союзников, которые при проходе через льды получали много повреждений. Караваны судов распределялись между портом в Архангельске и Молотовске.

Вскоре, из-за суровой зимы Архангельский порт вообще не смог принимать караваны союзников и часть грузчиков от них перебросили в Молотовск.

Рая бывало сутками, не уходила с работы, так как у неё не было детей, её бросали на подмену других портовиков, нельзя было сорвать приём грузов, тем самым поставив под угрозу людей, которых ждал расстрел в условиях военного времени.

Как – то Рая и Анатолий занимались приёмом и учётом груза на американском корабле. Дежурный матрос, чернокожий, с огромными карими глазами, следил за Раей влюблённым взглядом. Анатолий подшучивал над ней

– Он на тебя смотрит как удав на зайца, влюбился и тает! А что? Будут у вас дети, новые Пушкины!

Рая помрачнела:

– Я в тебя сейчас чем-нибудь запущу, сват! Сразу шутить перестанешь, ты меня знаешь, – сурово ответила она.

Анатолий сразу замолк, зная твёрдую руку, этой казалось на вид хрупкой девушки.

Влюблённый матрос подкладывал, где находилась Рая шоколадки, не решаясь с ней заговорить. Она брала их, измученная голодом. Через некоторое время матрос решил выследить, где она живёт, и после её смены шёл за ней на расстоянии.

В это время к ней приехала на один день мать, переживавшая за неё. Рая зашла в каморку, через некоторое время матрос робко постучал в дверь. Девушка только сняла свою телогрейку и Анна открыла дверь. Матрос начал жестами показывать на Раю и себя, произнося слова Америка, Россия, указывая на сердце.

Райка молча взяла большую швабру и отважно бросилась на матроса, колотившая его нещадно, выкрикивая:

– Я тебе покажу Пушкиных! Он выскочил от разъярённой девушки и бросился бежать, запыхавшаяся Рая вернулась со шваброй в каморку. Мать прислонилась к стенке и громко хохотала.

– Мама, ты плохо про меня не думай! Я ни с кем не связываюсь, шоколадки брала, он меня ими закидал, а я голодная, вот и не выдержала. Толпы иностранных матросов бродят, хорошо, что этот барак для портовиков, и патруль часто ходит, тут безопасно, да я всё время на работе. Марина, моя сменщица, рассказывала, о тайном приказе милиции, облаву сделать на проституток в городе, затем погрузить на баржу и утопить. Слухи ходят, что так и сделали, их посадили в трюм, катером баржу завезли на середину реки, открыли кингстоны, она быстро на дно и ушла. Вот теперь эти матросы бродят, как неприкаянные, привыкли у себя по борделям ходить. – Сказала сердито Рая.

Анна забеспокоилась, вторые сутки нет от дочери известий. Она пришла на проходную порту, ей сказали, что Рая не выходила за территорию.

– Позвоните, пожалуйста, в контору, всё ли с ней хорошо?

– Сейчас! – ответила тётя Паня.

Она набрала номер и через минуту ответила Анне

– Смены нет у неё. Вот она и работала двое суток. Спит в конторке, а потом ей на работу, так что всё нормально. Иван Иванович, начальник причала распорядился еду ей отнести, она на хорошем счету, не переживайте!

Анна поблагодарила и вернулась к себе со спокойной душой.

Война полыхала в стране. Однако с началом 1942 года стало легче, портовикам удвоили норму питания и уже выдавали больше хлеба, а грузчикам по 800 граммов в сутки. Рая начала лучше питаться и часть хлеба, старалась отложить, высушивая сухарики, чтобы передать в следующий раз, как увидит семью.

Василий работал на корабле помощником капитана. Шура, повариха влюбленно заглядывалась на него. Он решил оставлять свою порцию пшёнки, чтобы скопить немного крупы и передать родителям в деревню. Федорёнок работал вместе с ним матросом.

Однажды они перевозили в тюках парашютный шёлк. Он пробрался к товарам и отрезал большие куски, засунул их в матрас и предложил Василию. Тот возмутился и отказался наотрез. После сдачи товаров к ним нагрянули с обыском, и нашли шёлк в матрасе. Федорёнка арестовали, но не расстреляли и послали в штрафбат на фронт.

Подошли к Шуйской пристани, Василий взял собравшуюся крупу и сказал капитану:

– Иван Николаевич, разрешите отлучиться, я мигом смотаюсь в деревню, отдам пшёнку, наши сильно голодают, особенно, малые дети.

– Смотри Василий, не опоздай, мы уходим по расписанию, успеешь, ли? Это больше пятнадцати километров туда и столько же обратно! – С тревогой сказал капитан.

– Я на попутках, а где пешком, успею к отходу, не волнуйтесь, – улыбнувшись, ответил Вася.

Он быстро направился к дороге, ведущей к деревне Иваново. Долго шёл, оглядываясь, выискивая вдалеке глазами попутки, наконец, показалась машина, он обрадовался и помахал рукой, водитель взял его в кабину.

– Вот спасибо, браток! Выручил, подбрось до поворота в деревню Иваново, родителям, вот пшено везу, голодно у них очень.

Василий добрал до хатёнки, где они теперь жили. Мать с плачем кинулась его обнимать. Отец, постаревший и очень худой, смахнул слезу со щеки. Поговорили, поделились новостями, Василий отдал два килограмма пшена и через пятнадцать минут засобирался назад.

– Когда же у тебя пароход уходит? Не опоздаешь, сынок? – С тревогой произнёс отец.

– Ещё два часа есть, успею, тут не очень далеко! – Ну, иди, да не рискуй больше, не надо! Протянем, как-нибудь. – Твёрдо сказал Николай.

Тепло попрощались. Анна не могла унять слёзы, никак не отпускала его.

– Иди быстрей! Анюта, оставь его, ему нельзя опаздывать. – Приказал отец.

Василий махнул рукой на прощанье и быстро отправился в обратный путь. Долго шёл он по избитому пути, не было ни одной попутки, на его несчастье, и когда он добрался до пристани, пароход уже отбыл, ему не хватило всего каких-то десяти или пятнадцати минут. Он снова вернулся на дорогу долго шёл пешком и, наконец, с попутной машиной доехал часть пути в Вологду.

Капитан, по законам военного времени, должен был отправить рапорт о его отсутствии. Он колебался, уважая Васю, подумал:

«Наверное, серьезная причина, раз опоздал, он не предатель». – Подумав, решил рискнуть и не сообщать, но, как на грех, получил распоряжение о том, что Василий Крючков должен срочно прибыть в военкомат, для отметки по отложенной демобилизации в этот день. Он опоздал в военкомат, и с него сняли бронь, отправив на учебные курсы по фронтовой разведке

Осенью 1942, после курсов, Василия направили на фронт в действующую армию. Он успел прислать письмо в деревню.

Отец зачитывал его по много раз.

«Здравствуйте мои дорогие! Не волнуйтесь за меня, еду в действующую армию, куда не знаю, но мне все равно на какой фронт, лишь бы добраться до фашистов, что напали на нашу Родину, а потом с победой вернуться к вам. Передайте Рае, чтобы берегла младших Валю и Вову. Василий».

Мать решила взять дочку Ольгу и добраться до пересылочного пункта в Вологде, чтобы быть может ещё раз увидеть сына, перед отправкой на фронт. Каждый день она стояла на вокзале, мимо шли нескончаемой вереницей вагоны с солдатами, военной техникой, почти не останавливаясь.

Она, бегая между вагонами, кричала беспрестанно, как видела воинский эшелон:

– Василий Крючков! Вася, сынок, отзовись! Но вагоны шли и шли дальше. Так бродила она, уже без всякой надежды три дня.

Наконец, они вернулись в деревню, и Анна слегла, проболев месяц, после пережитого волнения.

Пришёл 1943 год. Не было никаких известий от Василия, семья не получила ни одного письма за это год. Отец посылал запросы по разным инстанциям, получил ответ о том, что он пропал без вести

В деревне Иваново наступили трудные времена. Николай и Анна с детьми Валей, Надей, Ольгой и Вовой решили перебраться в Молотовск к Рае.

С большим трудом добравшись, они пришли в каморку к дочке. Был поздний вечер, и она как раз вернулась из порта.

– Голодно у нас совсем в деревне, отец сердцем мучается, работать не может, а я хоть разорвись, одна не прокормлю всех. Да и возраст у него, но главное, что от Васи нет известий. Мы подумали у тебя пожить, если ты не против нашего приезда. – Сказала печально мать.

– Конечно, я буду рада, скучаю о вас, уж пшена в сапогах, всегда принесу. Я почти все время на работе, бывает по несколько суток, здесь как-нибудь разместимся, да и мне будет спокойнее за вас.

Особенно сдал отец, сгорбленный, совсем седой, он трудно дышал и не мог спать, сильные сердечные боли мучили его. И в начале 1944года, он внезапно умер.