Текст книги "Канатоходцы. Том II"
Автор книги: Татьяна Чекасина
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Вперёд на волю! Контролёр этот, но не проявляет эрудицию, как в отношении бухгалтера: «Тебе изменили меру, с вещами на выход». Жаль, халат у Ривы, ею купленный для него. Опять наручники?
У коридорной двери медлят. Зеркальце! Перед ним конвоиры центруют фуражки. Прядь! Да, да! Белая прядка надо лбом! Эффектно. Кивок. Так благодарят актёры публику. Облик героя. Бедный баловник сед как лунь. Кто такой лунь? И миг памятен. В дровянике «Кошкиного дома»: ниточка оборвана и некое дуновение. Из могилы.
Приводят не туда, куда нацелился. Увы, не для выдачи ключей от дома и шнурков от ботинок. «Входи!» И никаких добавлений. Где подписка о невыезде, равная воле? Или век воли не видать? Водворён!
«Двор» велик (девять нар), дворянин один. Фамилию слышал. Кликуху, тем более. Дёготь. Увиден впервые.
– Ты кент Сына Ферреры?
– Дай пять! – обрадовано. – А ты кто?
– Мишель Крылов, племянник ротмистра Крылова.
Тупая харя. Махая руками, дополняя неразвитую речь, будто пьян, умоляет: его не коснулась ликвидация неграмотности.
– Три года, дык, потом в лагерях.
– А лет тебе, когда впервые? – Он же ребёнком был в третьем классе!
– Шишнадцать. Я в кажном, дык, второгодник.
– Но в любой малолетке десятилетка! Ладно, диктуй! – Огрызок карандаша в пальцах…
– Мы с Андрюхой…
– Фамилия, инициалы.
– Пруд.
Ба! Знакомые всё рыла!
– С Прудниковым?
– Ага. Двадцать девятого января…
Не пойми как, оба на платформе «же-де» вокзала, хотят добавить, в ларьке продавщица выдаёт поллитру. И тут говорит Андрюха: «Глянь: рыжьё…»[34]34
Золото (арго преступников).
[Закрыть]
Характерный стук: в этой камере работает «телеграф»! Ура! Дёготь карябает одну букву, другую. Этой азбукой, не школьной, владеет. «Точка, тире, точка; тире, точка, два тире; три точки, тире; тире, две точки, тире; три точки, тире две точки, точка, тире…» и так далее. «Навар на двоих. Пруд». Дёготь в ответ: «Три тире, точка, тире…» Друга, видимо, посылает на четыре точки[35]35
В Азбуке Морзе четыре точки обозначают букву «х».
[Закрыть].
Дополнение с матерками:
– Я дык… тётку эту не думал грабить, а бабе и детям варенья, себе водки, дык. Теперя, грит, давай в долю. А на фиг мне эта доля, она пять лет…
Отбить! «Навредил Артур, навредил Артур…» – гудят торбы централа. Приговор к смерти! Ибо нужен этот гаврик мёртвым.
– Какой Артур? Филякин? – недовольный Дёготь. – Или Иванов? Дык, Ивановы, один Павел, другой Артур, двойняшки. Ты про Филю? А чё он тебе?
– Так, ерунда, не бери в голову.
– Ерунда! И «навредил»! Будто для завалки!
– Ты понял правильно, но немного неверно. – Тонкая ремарка.
Ха-ха-ха! Гадает дубина, как это: «понял правильно, но немного неверно»? Итак, опять информация для Кромкинда, так как филин друг Дёготь – филин[36]36
Филин – сотрудник внутренних дел (арго преступников).
[Закрыть].
Вталкивают кого-то… О! 00! Один из наследников. Но, бедняга, наследив вновь, скинув с вагона арматуру, которую нанят охранять, отмотал полгода за моток проволоки, и вновь светит. Не та звезда светит Олегу Осипцеву, правнуку владельца заводов, домов, пароходов. 00 – подпольная кличка, не какая-то кликуха.
– Мишель, я ведь набираю ваш телефон, но никто не берёт трубку. Думаю, вы на работе, а Наталья Дионисовна могла уйти. Еду домой. Только в дверь, мама: «Олежек, к тебе какие-то ребята». «Ребята» предъявляют ордер, с мамой истерика. Я, право, не имею данных об этом налёте на лыжную базу. Там воровать нечего, но этот Таран идёт на таран, и не впервые. Но обо мне говорит твёрдо: я не в деле. Меня буквально на минуты: оформление бумаг. Парни с района. Ещё при прадеде ВИЗовская шпана. А неподалёку, на улице Нагорной…
– «Голос Америки» болтает!
– Эти – не шпана! Город перекрыли во время их ареста!
– 00, мало времени! Пока гамадрил дрыхнет и нового нет… Обещай! Если и Пётр в неволе, найди Ильина, вернее, Подгребёнкина. Вот данные. – Вырывает из блокнота. – В рядах предатель. Пётр принял уголовника в ряды! – 00 недолюбливает Петра. – Неверный ход с этим оборотнем (Артур, кликуха Филя)! – Ой, громковато! Но Дёготь вроде храпит. И тихо: – Его явление подорвало высочайший дух наследников. Пётр: «Нам необходим опытный боец». Но не такой отщепенец! Он открывает тайник, где мы храним купленный для «Наследников» «ТТ», кладёт туда награбленное имущество. Он с теми, кто на Нагорной. Их дело вменят нам с Петром! Ильин с ним решит. Ну, в лунку на пруду… Неподалёку от дома я ненароком вырезал огромную для белья. Грандмаман не пугай, а кратко: Артур навредил. Петру открытым текстом о тайнике, на котором теперь нет моей оградительной нитки. И непременно, вдруг Петра нет: к Нику! Ему обо всём, кроме операции для Ильина. Мельде, видимо, не в городе, который ныне не перекрыт.
«С вещами» велят Вещему на выход! Ура!
– Ну, 00, бывай…
Идея Олега купить «Макаров», полцены «Нема-первого», который не куплен у знакомого Генриху инвалида. Добрая, лояльная компания дворян, внуков и правнуков! Осипцев Олег Николаевич… Напоминает Шелестина Никанора, которого они зовут Ником или Ники (краткое имя царя). В нормальной стране дают адвоката. А необходимый контакт с Петром? Но нет коммуникации! О, как мучительно! Какой жестокий режим! Монарха кидают в яму! Так убит и прадед. И вот опять один на краю…
Я здесь, у шахты на краю
опять под дулами стою.
Я – царь, я – прадед, дед, отец.
На мне терновый их венец.
– Вы чё, друганы?
– Да нет, так.
– Никто ничё по трубе?
– По трубе «ничё».
И у Дёгтя роль в талантливой трагедии гениального режиссёра. Для вас, товарищ Кромкин, бывший Кромкинд!
А вот и Кромкинд! Металл на руках и не думают отомкнуть!
Ба! Нога на ногу родной брат Пьер Крылов с лицом вольным и такими же руками. Наверняка не в тюряге. А братик его в изоляции изолятора. У Петра мелькает та нервная мимика, когда готов ударить. И цепенеет, увидев беленькую прядь!
– Пётр Сергеевич, фотографии вам знакомы.
Да, одну намеревался иметь на память его брат.
Пётр медленно, не дрогнув:
– Ты хранишь какой-то пистолет?
Кромкин уточняет: не «какой-то», а номер, марка, табельный милиционера, который убит.
Великолепный этюд о покупке.
…Пётр довольно наблюдает, как он оправдывается перед грандмаман, на ходу выдумывая или говоря правду, но с определёнными интонациями. Тут не их маленькая бабулька, а гранд-дядька, облечённый властью.
Но реакция Петра, как дома:
– Я же говорю, ненормальный, так любит оружие! Какие покупки – недавно убит милиционер!
Бедный шалун умоляет внять: покупатель не убийца! У брата довольное лицо. Нет-нет, Пётр не в тюрьме! Когда он уходит (а не выводят ли его? Но от Кромкина никаких таких указаний), Мишель спиной, усажен кропать объяснительную.
– Пока, брат, – нормальное, уверенное.
– Адью, Пьер.
Дверь хлопает.
Этюд, в котором Жанна жена, «маньяк» и подготовка к дуэли. Кромкин, не глядя, – в папку, автора – в камеру. Этот тип женат? Наверняка. С виду довольный, добродушный. Детей, наверное, много, галдят, как принято в еврейских семьях.
Итак, новенького нет. Хранение. Но опять взаперти! В отличие от Петра и Филякина. Да и Генрих где-то далеко.
Траурная маршировка в отделение. Мельде! Одет модно, на фиолетовом одеянии ярко-белые звёзды. Укладка на манер короля рок энд ролла. Парень с воли. Но немного другой. Реакцию на крик не понять. Но до музыкального слуха, наверное, долетело то, что прогремело галёрками тюряги:
– Не болтай!
Ему-то навредил Прудников. В доме уворованное рыжьё! Мелкий налёт, и не Генриха. Оттого и выглядит элегантно: ныне водворён, ныне и вытурят.
Брат виноват. И тогда, и теперь.
…Богатая квартира, у входа два рыцаря, в головах лампочки! Грандмаман комментирует: «Мародёр». План: «Возьмём винтовки новые». Входят в квартиру в масках, дома одна домработница. Направят винтовки на неё, а рыцарей – в мешок. Прикопают у реки, но как бы найдут! «Находку» передадут в музей. Правильный план: реликвии – родине, урон – мародёру. На премию накупят барахла, в кабаках будут пить вино, смаковать еду, какой дома нет. До Жанны никаких блюд не готовили. У Фёки бедняцкая кухня, не говоря о барыне грандмаман. О, наивные… Да, брат виноват. Отбарабанив пять лет за ерунду, думают не об ерунде. Ловля «Голоса Америки», радио «Свобода». Цепко выхватывают важное в грохоте глушилок. И о планах, и о мечтах. У Мишутки великолепные проекты цирковых номеров отъёма денег у тех, кто их имеет.
Кой день его нет дома! Хотя наконец-то Пётр поведает им, где его бедный брат. Белая прядь, как венец. Каким миром глядят родные окна, когда идёт он к дому Вознесенской горкой! Драпри: на фоне бледного какао цветы, напоминающие драконов.
Один говорит: ему только и спится в тюрьме. Дома не мог. А тут никаких волнений – два года неволи и опять воля. А у него впереди нелёгкая дуэль умов! Но он им театр приготовит! Эх, адвокатов нет! Голова работает и в торбе[37]37
Торба-камера (арго преступников).
[Закрыть], довольно плотно наторканной. Никто не надоедает общением. Дёготь о чём-то непрерывно бакланит с братьями по разуму.
Олег к нему как к брату… Итак, Пётр одобряет операцию Мишеля-руководителя «Навредил Артур» и её исполнителей: Осипцев плюс князь Ильин. И вот в техотделе телефон: «Мне такого-то…» – «Мы виделись в камере! Надо убрать с дороги предателя!» Бегут к картинной галереи. Не для картин. Выманивают – и на пруд. Не укрытая ледком лунка, прорубленная для белья. Ныне для другого, ха-ха-ха! И пяти минут хватит, чтобы толкнуть в огромный люк. Нет гаврика, и нет его показаний, а только баловника Мишки-шалунишки. Например, этюд о втором тайнике.
Новая роль. Бедняга актёр, оператор и поэт приобретает оружие. Неумело и глупо! Да, упомянуть «Наследников»! Они любят родной край. Не более того. Он прямо так и объявит: вот я, например, граф! В этом кружке и внук богатого купца. И этот внук кладёт в тайник… О наполнении не догадывается невинный краевед Михаил Крылов. И где этот внук, не имеет никакого ориентира. И не выплывет и тогда, когда лёд растает. Ха-ха-ха!
Я иду через пруд, под ногами вода.
Тихо рыбы плывут…
Это натуральные концы в воду! А вот не идеальный вариант. Обоих, и Осипцева, и Подгребёнкина, ловят, пытают. Но они твердят (и только то, что им ведомо): убран вредный индивид. Великолепно! Оба на заклание, а он на волю! Купит другие документы – и вперёд! Надо бы дополнить этюд о том, как перед графом, интеллигентом и поэтом, который думает о дуэли с тем, кто нарушает его верное супружество, открыта тайна: благоверная не верна! И бабах! Да, «ТТ» милицейский, но с милиционером не общался ни в милиции, ни в доме, ни в подъезде, ни речей, ни тумаков.
Переводят! Обратно, туда, откуда не отправить телеграмм!
Наверху дремлет. «Телефонный звонок». Будто он дома и телефон. Надо снять трубку. Кто-то выбивает. Первое: «навредил», у второго на конце «тур». «Тур», видимо, кликуха? «Радист» опытный. Тихо. И с начала: «Точка-тире» – буква «а». «Точка-тире-точка» – буква «р». Имя редкое. «Навредил Артур». Да это от брата! Кроме него, никто и не мог отправить такую «телеграмму»!
«Депеша», как отзвук каких-то боёв, на полях которых нет Петра. Идут неведомые ему допросы, наверное, не только брата, но и Мельде, и Артура. Какая-то хитрая тайная игра? Кого-то доводят до отчаяния, а он, Пётр, в неведении! Кипит, бурлит варево. Куда гаже тюремной еды. И как только будет готово: «Это вам, Пётр Сергеевич». Чур, меня! Мельде умеет. Боевые товарищи хвалят: «Молодец, Генрих». Но не молодец он. Никак не выдолбит «ноты»: «даши» и «доты». Артур выбьет одно имя, три буквы: «две точки, тире, точка», «точка-тире», «точка-тире, две точки». «Фил». От этого Фила, от Фили ждал. Но, правда, не такого.
Артур не мог «навредить». И, тем не менее, информация (для Петра или для другого?) Филякин навредил! Мог (у него-то информации вагон), но навредив и себе. Не будет этого делать: тёртый индивид. Глупая телеграмма. У брата хватило бы ума на одну букву – «X» (Харакири). Нет, это о другом Артуре. Но тому, кто это отбивает, нелегко. А Мельде? С помощью какого-нибудь агента, который ради информации отстучит тому, на кого стучит. Но ни от того, ни от другого никакого ответа на «телеграмму»: «Я Пётр Крылов». Да и другие не имели ответа: «Мишель, я Пьер, ответь» – и так далее. Наверное, ни двенадцатого, ни тринадцатого их тут не было? Но отловлены наконец…
– Молотит! – болтливый Юрка Пулемётов. – До этих дней в тюрьме и не верил, что тут морзянка. Только в кино: радист на льдине…
Этот не на льдине, а где-то неподалёку. От братика! И его дело плохо. Он какое-то дело валит на Артура, которого тут нет. Артур мог выдать тайник, о котором не знал? Но, допустим, ему даёт наводку на клеть Мельде. Хотя вряд ли. А брат? Мог наболтать, отдавая на хранение «ТТ» тридцатого января? И это нереально. Артур тут или нет? Автограф в той древней одиночке напоминает «Ар».
– Ты давно в тюряге, Гриша?
– Неделя как…
– Не встречал ли ты моего брата Мишу?
– Один с таким именем!
– И какой он?
– Молодой, весёлый… Куда-то его везут. Обратно как больной: крики, рыдания…
– А по трубе он ничего?
– Когда руки дрожат, не отбить.
– А примету какую-нибудь?
– У него вот тута, – тычет себе надо лбом, – клок седины.
– Гриша, а ты – молоток! Зоркий ты!
Болван – к дверям. Непонятная реакция.
– Ты чего?
– Я такой. Зоркий я. – Вдруг довольный: – Клок белый надо лбом! Бог шельму метит! – Переход от недавней опаски к глуповатой отваге.
«Весёлый». И вот его куда-то, и «крики, рыдания», и «клок»… А Петра никуда не ведут! Лиходей, на опознание которого оформлен помощник милиции Крылов, видно, так и не будет опознанным?
– Не надо врать, Гриша. – Пётр меняет тактику: он не директор, а уголовник. – Моему брату нет и тридцати! – Кулак под рёбра.
– Правду говорю!
– Не мой он брат?
– Не ваш.
Пулемётовы прекращают игру в шашки, умолк хруст сухарей, не вылавливают по очереди одной ложкой в банке с компотом целые груши и кольца яблок. Они – как работники дурки рядом с буйным.
– Вольно, братва. Видно, правда, и я не буду вдавливать ему окуляры в глаза. Ладно, Григорий, как выйду, отправлю тебе конфет. – Хлопает рукой, и тот подпрыгивает на койке.
…Выкрик ребёнка: «Мишель-вермишель!» Но брат не входит в дом, он видит колымагу тюремную и – дёру. Как накануне. Грандмаман моет пол: «Пьера арестовали!»
«Генеральная репетиция». Умело играет в прятки. Или другой вариант: этот урод о брате.
Наконец выводят! Бодро идёт. Метрономос, метрономос… И конвой шагает в ритме конвоируемого. Ибо он – лидер, он ведущий, а не ведомый. Пуля в доме, «Вальтер» в «пучине». Хотя Жанна… ткнёт туда, где пуля. А Варька? Пугач – в мусорном баке или нет? Обдумает и обведёт прокуроров с никуда не годным образованием. Метрономос!
Кабинет тот же. Окно нормальное, фонари над стадионом, далее улица Нагорная. Вводят кого-то. Варя. Но будто не она. Некая патина унылой зэчки. И новенькое: на него глядит виновато. На богомольную тираду клонит голову. Тут парень, напоминает Эдьку Красноокова. Данный «Эдик» наводит лампу на некую выкладку. Пётр только открывает рот напомнить Кромкину: хватит с Вари тюрьмы! На волю жену и мать! Мать твою… Варя напугана, но не удивлена выкладкой. Еле ощутимый дух «пучины» от газеты с пометкой «кв. 10», но не от этой штуки, которую протягивает Кромкин и которую Пётр рефлекторно берёт в руку.
– Не хотите выстрелить?
Крик Вари:
– Ой, не надо!
Как муж обманутый. Идиотка! Дура! Куда велено? В мусорный бак! Он глядит, как на шарик гипнотизёра. Металлические детали, рукоятка деревянная. Не надо так реагировать, а то надумают: далекоидущую роль играет для него эта поделка. Намедни у него ненормальный хохот от предвидения такого варианта.
Наконец её уводят.
Теперь, коли не найден брат, будут искать.
Никого искать не надо! Фотографии. На двери белым: «Клеть № 4». В открытом проёме на первом плане вполоборота фигура напоминает памятник Ленину. Рука вытянута немного вверх, указывая путь.
Губы будто немеют от новокаинового укола:
– На фотографиях…я никого не знаю… Кроме брата.
…Он на неровной дороге едет от лагерного медпункта в аптеку купить бинты, вату, карболку. И на облучке телеги правит одром расконвоированный зэк (они оба примерного поведения).
Дикая информация о «табельном оружии убитого милиционера». Пуля.
– И как вам удалось? – неумный интерес плотника.
– Дрелью. – Кромкин обводит в воздухе некий овал.
Легенда: в стенах убитые во времена царя работяги. Предки варвары, неудивительно, что потомки…
Вот и братик… Что же ты не откорнал себе башку?
В болтовне лихорадка. Так говорят, не думая, в тупом ритме: метрономос, метрономос…Идут они к тайнику, и Мишель плохо выполняет роль замыкающего! В итоге тайник не тайна для фараонов. Фотографии дёргаются в руках, нет телеги, нет дороги, нет пола. Пучина. Не Варькина, а некий океан. Палуба ветхого катера. Но местоимение «я» – и Пётр опять на берегу. Да, «клок седины»! И глядит как опытный на старшего брата: информации много. Ни о каком «Вальтере», будь он поддельный или нет, проехали!
Обида школьная: брат – баловник. Гудрон на парте отличницы. Голубь на уроке географии. И, главное, берёт то, что нормально лежит. Ругают не хулигана, а его брата – правильного, но нелюбимого! Одаривает Пётр оплеухами негодников. Классная руководитель втайне ему благодарна. И дома грандмаман, да и Фёка не против лёгкого битья линейкой. Влепить бы за этот выстрел, как когда-то за клептоманию! А вот актёрская карьера брата. В одном Дворце культуры, где драмкружок на уровне драмтеатра, а у него главная роль, ворует! Ну, укради тайком! Нет, кладёт в карманы на виду у директора дворца макеты двух револьверов, будто делать такие разучился! А в драках? Готов выкалывать глаза. Недавний инцидент (грандмаман льёт на головы холодную воду).
С этой пушкой дурень взят на пушку! Довольная морда Кромкина. Этот «Михаил» и этот «Семён» понимают друг друга. Фотографии в подвале делают в те часы, когда Пётр толкает карликам лекцию о мифологии, томясь неведением. Роль дурня, который берёт на улице «дуру», отдав «накопленные деньги» убедительна. Любит выдумывать. Но не так. Это не на ходу выдумано, и не радует выдумщика.
– Любовь к оружию… – Трудно ему, брату-воспитателю…
Беда номер два (номер один – клептомания). Петя не пистолетики, а деревянные ящички для денег (копеек, как правило) умеет с ранних лет. А братик целый боевой комплект! На дни рождения ему, кроме традиционных мишек, пистолетики дарят, без оных не именины. Немаленькому такое дарить как-то глупо. И он ликвидирует пробел, ну, не насчёт мишек, а насчёт оружия. Такой не мог не прихватить «Вальтер», от которого их давняя беда. На этот момент Кромкин в облике того, кто бывает к их доме, информирован об умении мальца из десятой квартиры делать «кольты» и «наганы» (один фигурирует в этом деле). Такой купит (непонятно у кого), отдав трудовые деньги. Полцарства за коня!
– Пётр Сергеевич, вы когда увидели «ТТ»?
– В момент пальбы. – Он не на телеге. Утлое корыто выпрямилось. – Вроде хотел он вычистить да в милиции оформить. – Зырк на брата.
Кивок вруна профессионального вруну самодеятельному.
– Михаил?..
– Это так!
Кромкин верит!
А у Петра немного больное ликование.
– Готов оформить на бумаге. – Канатоходец над ареной на кое-как натянутом канате.
«Мой брат Михаил Крылов любит оружие до фанатизма. И кража винтовок в клубе ДОСААФ, за которую расплатились мы непомерным сроком, его инициатива, моя – предотвратить большее воровство. В итоге не двенадцать берём, а только две. „Вальтер“ Михаил прихватил тайком от меня»
Театральная болтовня:
– Прости, брат, ты оторван от дел по моему делу. Но я не мог и вообразить, чей «ТТ»! – Играет трагедию, Станиславский крикнет: «Верю!»
– Шкодник. – Неловко Петру, ведь он такое никогда не вытворяет.
Добрый знак воли – выход во внутрянку… Правда, ветер, метель. Но один круг, второй… Уводят внутрь тюрьмы.
В камере Пётр хвалит Гришу:
– Шельма! Правильно! Мой брат купил, не преступление это, но преступная халатность! Ну, скажите мне ради бога: мог он или не мог помнить, что мент недавно убит?
– И скажу тебе «ради бога»: мог не только «не помнить», но и не знать. – Ответ с характерным уверенным тупоумием.
Но Пётр отметает нахальные шаги на свою территорию: для такого мелкого поганца тут нет равноправного диалога, только поддакивание.
– Пётр (я без отчества, но, мы с тобой годами ровники), я ни про какого мента…
– В городе первая такая громкая акция: милиционер убит!
– А меня не было в городе, – глядит «преподаватель» мимо.
– А где ты?
– В лагере.
Не географ, но опять штудировал географию родины.
– За конфетки?
Круглый дурачина!
– Нет, спирт… В лаборатории пять литров…
– На горькое потянуло? А дома когда?
– К Новому году.
– На волю к Новому году и опять! – Пётр так, будто и он учитель. – В августе убит Миронов. Мне об этом в милиции…
– А ты мент?
– Нет, дружинник. Командир отряда.
– Ну брата милицейское несчастье?[38]38
Пистолет (арго преступников).
[Закрыть]
– Да, к несчастью.
Мишка – молодец… Нет, он гад с этой пальбой в квартире, но хоть выкрутился.
– Благородно… – ляпает Пётр.
– И какое тут его «благородство»? – вдруг корчит кислую мину сладкоежка (и любитель горького).
– Мы в одной квартире, – теряется Пётр. – Могут решить, мало ли, хранили вдвоём…
– Могут решить – вдвоём и убили!
– Ах, ты маленький урод!
Тот – к двери, вот-вот брякнет контролёру:
– Поседеешь, коли дура мента!
– Ладно, Григорий, бить буду, но не в этот раз.
На волю ему, душа поёт… И плохо – пение это кое-кто улавливает.
– Я братовьёв тоже не терплю. Обоих. Моё первое дело у них на стрёме, они гребли из витрины. «Малолеткой» мне отрыгнулись эти конфеты.
– «Тоже»?
– Ты рад, что брат горит на этом деле.
– Нет! Адвоката бы ему.
– Об одном знаю. Еврей. Фамилия Ахимблит. Вроде бы Соломон.
– Такую кликуху не выговорить…
Они смеются (и Пулемётовы).
– Хитрый, наверное, как Моисей, – говорит Юрка. – До тебя тут лекция…
– Хитрости нам не хватает, – обобщает Пётр.
– И шоколадок, – прибавляет сладкоежка.
Пётр думает с революционным подъёмом: надо, чтобы детям хватало конфет. Например, в Африке наверняка не хватает. Метрономос… От нар до окна, вернее, никогда не открываемой форточки, но и так прёт вольным воздухом. Он не уголовник, который от битья не требует фактов. С таким, как он: предъявление улик, следов, набора следовательского. Наверняка утром на волю!
Вычистит влажной рукой пальто от пыли! Вода хлещет в раковину: не надо контролировать наполнение ведра. Дома будет делать канализацию. А брату тюряга на пользу. Криминальный. С ранних годков. Пётр долго никого не лупит. На переменках не бегает, не дерётся. С книгой в холле, куда выходят двери классов. У дверей третьего «А» некий вихрь, в центре родной, неугомонный малец! Первое рукоприкладство, защищая его. Клептомания их унижает. Ворюгу то и дело хотят отметелить, но брат Петя… Он и теперь не виноват. И моральные принципы, и умелый руководитель. Вдруг неприятный укол: так ли отруково-дил? Например, не учёл характер Мишеля. А характеры других соратников?
– Буран прямо! – Юрка глядит с батареи отопления в окно (иначе оно недосягаемо).
Да и воля ещё недосягаема. Болтовня Кромкина о деле Миронова: «Как только подтвердим, что вы не имеете никакого отношения, ни минуты удерживать не будем». Но как намерены проверять? Полгода минуло, дело давно закрыто. Открывать не будут: много других, более новых дел. «Одно лицо уверяет: вы хотели купить пистолет. Не только брат, но и вы…»
«Одно лицо» – это рыло – инвалид, друг Мельде! Но откуда он тут? От верблюда, который дорогой друг Генрих? Но болтовня этих глупых индивидов не отменит выхода Петра на волю!
Приводят Гришку.
– Во внутрянке метель, мне залепило очки.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?