Текст книги "Курортный роман"

Отчим в зеленоватой брезентовой робе, в которой он обычно управлялся со скотиной, до этого молча слушавший разговор, вышел вперед и сурово отрезал:

– Ничего мы вам сообщать не будем! Не думайте, что мы вам о собственной дочке доносить станем! Это надо же, до чего довели девчонку! Уж на что она терпеливая, а и то не вынесла, сбежала, куда глаза глядят! А все этот ленивый козел! – Он свирепо взглянул на понурого зятя. – По хозяйству палец о палец не ударит, зато по чужим койкам бо-ольшой специалист! Просто герой соцтруда! И вы тоже хороши! – Он зверем посмотрел на бывшую куму, попятившуюся от его свирепого взгляда. – Слова доброго никогда девчонке не говорили, попреки одни! Вы что, думаете, если она нам ничего не говорила, то мы и не видели ничего, как слепые котята? – Смачно, с негодованием сплюнул в их сторону. – Вы нам больше не родня! Была да вся вышла! Скатертью дорожка, как говорится! – Добавив пару непечатных выражений, смачно сплюнул на дорогу.

Жена мрачно смотрела на них, утвердительно качая головой в такт его грубоватым словам. Окончив разговор, супруги дружно развернулись и ушли за ограду, затворив за собой ворота.

Нина Андреевна, в расстройстве от неожиданно жестокого отпора молча села в машину, но уже через десять километров размышляла, кому Дашка обязательно скажет о новом месте жительства.

– Верке! Точно! Они же с ней подружки не-разлей-вода! Надо с ней поговорить! Пусть сразу скажет, куда Дашка отправилась!

Валерий, сильно, до боли в ладонях сжимая руль, тяжело бросил в ответ на возбуждение матери:

– Что тебе Верка ответит, я сразу могу сказать!

Мать насупилась и кинула в него косой взгляд, не ожидая ничего хорошего.

– И что же это?

Он вытащил сигареты, закурил и только тогда хрипло отозвался:

– Да всё то же, что ты сегодня уже слышала: если Даша захочет с вами говорить, сама вам скажет, где ее найти. И не шпионьте за ней!

Нина Андреевна не поверила.

– Как? Эта соплячка? Да я ее мать хорошо знаю! Никогда Верка со мной так говорить не посмеет, быстро мамаше нажалуюсь! – она повернулась к нему, уперев руки в бока, как будто уже разговаривала с той непочтительной особой.

Валерий выпустил изо рта сизую струйку дыма и мрачно заметил:

– Да Верка никого не боится, а уж собственную мать тем более, уж скорее наоборот! Это ты привыкла над безответной невесткой изгаляться, она тебе слова поперек никогда не говорила, а другие твоих наполеоновских ухваток терпеть не станут, не думай. Сразу выскажут всё, что хотят, и хоть заорись! – Мать напряглась, собираясь возразить, но он не дал себя перебить. – Если бы ты каждый день не выставляла Дашу ничтожеством, то и я смотрел бы на нее по-другому. Ценил бы, любил. Она ведь красивая, умная, образованная. С ней интересно. Все ее уважают. Кроме нас. – Держа руль одной рукой, другую запустил в волосы и больно дернул, наказывая себя за глупость. – Эх, надо было в свое время бросить всё, дом продать, забрать Дашу с дочкой и рвануть отсюда в большой город. Глядишь, и жили бы теперь с ней душа в душу!

Мать гордо выпрямилась, не собираясь принимать его упреки.

– А пословицу не помнишь: свинья грязи найдет? – он поморщился, считая ее слова несправедливыми. – Опять виноватых ищешь? Я ведь тебя еще весной предупреждала: – Брось блядство, жена под боком, а ты на мымру позарился!

Он хмуро покосился на нее.

– Если бы ты сказала: жена-красавица бросит меня, если узнает! А ведь ты мне что всю жизнь толмила: куда она денется, живет, как в раю, все у нее есть, свой дом, сама себе хозяйка, муж красавец, не пьет, не бьет! Чего еще бабе желать?! А я, дурак, тебе верил, идеалом себя считал!

Нина Андреевна презрительно скривилась, взмахнул мозолистой рукой.

– Да вернется она, куда она денется! Вот опомнится, и на коленках обратно приползет! Кому она нужна с ребенком, красавица такая!

Он снова крепко, до боли, сжал руль, не замечая, как побелели костяшки пальцев.

– Что красавица, это верно. И куда я смотрел? А что кому нужна, то мне сегодня Ванька рассказал, что за Дашей постоянно курортники ухлестывают. Особенно один. Богатый, красивый. Второй раз уже в санаторий из-за нее приезжал. Откровенно, при всех, ухаживал, ничего не стеснялся! Это я, дурак, думал, что, если она мне не нужна, то и никому. Мне бы за собственной женой следить, а я за чужими юбками увивался. Вот и получил по заслугам! – он жалко всхлипнул.

Нина Андреевна сразу насторожилась, напряженно припоминая поселковые сплетни.

– Что-то я ничего такого не припомню. Что за ней ухлестывали, так курортники за всеми бабами от скуки ухлестывают, ерунда это. Если бы кого-нибудь завела, у нее всё на лице сразу было бы написано. Она ничего скрыть не умела, как ни пыталась. Да и вернется она, вот увидишь!

Подъехали к дому и сразу заметили белеющий в дырочках почтового ящика длинный официальный конверт.

Валерий вытащил его, замирая от дурных опасений. Это была повестка от мирового судьи Архипову Валерию Валентиновичу по делу о разводе с Архиповой Дарьей Петровной.

Тут даже твердолобая Нина Андреевна поняла, что дело куда серьезнее, чем она предполагала, и несколько скисла.

На заседание суда они приехали вместе, в надежде встретить Дашу и серьезно с ней поговорить. Не удалось – вместо нее был ее адвокат, надменная молодая женщина в строгом черном костюме. Она скупо обрисовала судье нелегкую жизнь своей подопечной с ответчиком и попросила немедленного развода. Валерий был категорически против, и судья, поморщившись, назначил три месяца для примирения. После заседания несчастный муж хотел было поговорить с адвокатом, чтобы выяснить, где же Даша, но та шустро села в ожидавшую ее машину и укатила.

Через три месяца он снова прибыл на заседание, и снова вместо Даши появилась та же адвокатша. Причем со справками о беременности Светланы и свидетельскими показаниями жителей поселка, не в лучшем свете характеризующими муженька. Судья, скривившись, не стал больше слушать нелепые заверения ответчика в пылкой любви к жене и постановил: развести!

Валерий вышел на улицу с тоскливым отчаянием в душе. Хотелось выть от безнадежности. Ставшего привычным за годы жизни с Дашей чувства стабильности и уверенности в себе как не бывало. Жизнь казалась мерзкой. Светлана и ее дите ему были напрочь не нужны. Он отчаянно тосковал по Даше.

Глава пятая

Даша положила в стерилизатор использованные инструменты и стала сноровисто протирать стол, поглядывая на часы. Она была уверена, что обязательно найдется кто-то, кто не успел зайти к ней раньше. И в самом деле, раздался быстрый стук и в медкабинет забежал судорожно кашляющий начальник механического цеха Виктор Максимович с просьбой быстренько его подлечить.

Не считая себя вправе назначать какое-либо лечение, Даша предложила ему обратиться к врачу. Как она и ожидала, он с возмущением отказался:

– Ну что ты, Дашутка! Какие врачи! Это же столько времени терять! – и льстиво предложил: – Ты у нас нисколько не хуже любого врача! Скольких человек на ноги поставила, не отрывая от работы! И меня подлечи, очень тебя прошу!

Укоризненно качая головой на эти лукавые речи, она прослушала стетоскопом легкие, убедилась, что они чистые, и согласилась на его заклинающую просьбу поставить банки.

– Понимаешь, Дашенька, мама нас, детей, всегда лечила банками. И помогали они сразу. Это уж потом стали спорить, вредно это или полезно. Я считаю, что полезно. А по врачам ходить некогда. И для кармана накладно. А в твоих руках я быстро поправлюсь.

Даша иронично подумала, что на их замечательном заводе пошла настоящая мода на эти самые банки, каждый второй приходящий в медпункт просил поставить ему банки, заверяя, что они ему замечательно помогают. Быстро проделала процедуру, укрыла блаженно замлевшего Виктора Максимовича толстым махровым полотенцем, вымыла с мылом руки, чтобы смыть вазелин. Тут пронзительно зазвонил стоявший в уголке черный массивный телефон. Этот даже не старый, а старинный телефон мог украсить собой любую музейную коллекцию. Даше он нравился, несмотря на резкий и неприятный звонок, и она отказалась менять его на новый. Он вносил в ее скромный кабинет некий шарм былых времен.

Чуть улыбаясь, она подняла трубку и чуть не бросила ее обратно. В трубке приглушенно звучал голос из прошлого. Из того прошлого, что ей очень хотелось забыть. Укоризненно посмотрела на старый аппарат, как будто в этом была его вина.

Голос приглушенно спросил, чуть вибрируя от волнения:

– Здравствуй, Даша! Помнишь еще меня?

Ладони сразу стали влажными, и она неловко вытерла их о халат. Разговаривать не хотелось, но она вежливо произнесла, как при разговоре со старым, но не очень близким знакомым:

– Добрый день, Валерий! Как ты меня нашел?

Он тяжело выдохнул, разгадав подоплеку сказанного.

– Кто тебя заложил, ты хочешь сказать? Никто. Просто по поселку прошли слухи, что кто-то видел, как ты заходила в «Спектр-радугу». Я навскидку позвонил в отдел кадров, и мне сказали номер твоего рабочего телефона. Как видишь, всё просто. Тесен белый свет! Как ты, Даша?

Голос бывшего мужа непривычно подрагивал, в нем не было и грана былого пренебрежения. Что это с ним? Или большое видится на расстоянии? Торопливо произнесла, надеясь, что он наконец отвяжется:

– У меня всё нормально. У Маши – тоже. Что ты еще хочешь узнать? – ей не хотелось с ним разговаривать, чувство было такое, будто она беседует с давно умершим человеком.

Он почувствовал ее настроение и взмолился:

– Поговори со мною, Даша! Если бы ты знала, как мне без тебя плохо!

Даше без него было очень даже хорошо, но профессиональное сострадание не позволило ответить ему грубо. Чего бы ни случилось между ними раньше, он мучается, и сыпать соль на его раны она не могла. Ответила несколько мягче, чем собиралась:

– Валерий, теперь у тебя другая семья, и говорить нам не о чем. Единственное, что нас связывает – это дочь.

Ей показалось, что он шмыгнул носом.

– Да, я так давно ее не видел. Ты не будешь возражать, если я приеду в воскресенье?

Она тяжело вздохнула, но отказать отцу увидеть собственного ребенка не смогла. В конце концов, это его законное право. Уныло поинтересовалась:

– Я не против, но как к этому отнесется твоя жена?

Он обрадовано протараторил:

– Светлана в воскресенье пойдет к своей матери, как обычно. Я приеду, только скажи, куда?

Даша нехотя продиктовала адрес, и он, едва сказав, – до встречи! – дал отбой.

Она гневно посмотрела на пищащую короткими гудками трубку. Ясно, сделал он это для того, чтобы она не успела ничего возразить. Видеть его не хотелось абсолютно, и даже намека на слабый интерес не возникло. Автоматически отметила в голосе бывшего мужа некоторый страх, когда он говорил о нынешней жене. Что ж, та правильно делает, – боится, значит, уважает.

Повернулась к блаженно дремлющему пациенту и выбросила из головы этот разговор. Осторожно сняла банки, протерла покрывшуюся багровыми пятнами спину лосьоном, и проводила, настойчиво советуя обратиться к врачу.

В конце рабочего дня выглянула в коридор, убедилась, что жаждущих попасть к ней больше нет, аккуратно прибрала в кабинете, закрыла дверь и вышла в длинный серый коридор. Сдала ключ вахтеру, одиноко сидевшему в такой же серой, как и стены, пуленепробиваемой будке у входа, вежливо попрощалась. Прошла по небольшому бетонному туннелю и оказалась на широкой городской улице. В глаза ударило слишком яркое для осени солнце. Пару раз чихнула, торопливо разыскивая в сумочке солнцезащитные очки, нацепила их на нос и пошла за дочкой в детский сад.

До садика было всего четыре квартала, и она шла не спеша, наслаждаясь последним осенним теплом и лениво думая о том, как же изменилась ее жизнь. За последнее время она поняла, что это такое – жить в свое удовольствие. На новом месте ей очень нравилось. Работы было немного, единственное, что от нее требовалось – внимательность и приветливость с сотрудниками завода, приходившими к ней на процедуры. Поскольку именно эти качества составляли суть ее характера, работа была не в тягость, а в удовольствие. Платили хорошо, и она искренне благодарила за счастливые перемены в своей жизни Ивана Васильевича с Тамарой Сергеевной.

Она жила в квартире их дочери, платя только за коммунальные услуги. Прожив год без скандалов, оскорблений и попреков, она не могла понять, почему так долго тянула с разводом, ведь ясно было с самого начала, что брак ее неудачен. Может, не представляла себе, как можно жить без мужчины в доме? Крестьянская психология? Баба без мужика – ничто?

Не спеша, любуясь старыми золотыми липами, растущими вдоль улицы, дошла до детсада, забрала дочку из старшей группы, вежливо попрощалась с воспитателями. По дороге домой они заглянули в детское кафе. Даша заказала дочери сливочный крем с киви, а себе коктейль «Луна», который нравился ей за терпкий коньячный привкус.

Домой пришли уже поздно. Ровно в девять Даша уложила дочь спать и устроилась почитать в большой комнате, служившей ей спальней. Ей очень нравился удобный мягкий диван, обтянутый серой бархатистой кожей. Она погладила обивку, наслаждаясь нежностью ворса, жалея, что такой мебели у нее не будет никогда.

В половине одиннадцатого раздалась певучая телефонная трель. Быстро схватила трубку, боясь, как бы не проснулась любопытная дочка. Как она и ожидала, звонила Вера. Для нее еще был ранний вечер, и о том, что кто-то в такую рань может спать, она и не подозревала.

– Привет! Я не слишком поздно? Как дела? – и, не ожидая ответа, выпалила: – Завтра буду в городе, заскочу к тебе! Не против? Будешь ждать?

Даша обрадовалась. Вера да звонившая изредка Марья Ивановна были единственными людьми из ее замужней жизни, которых она всегда хотела видеть.

– Конечно, приезжай! Я рада!

– Ну, тогда жди меня завтра ровно в двенадцать! – и в трубке послышались короткие гудки отбоя.

Даша снисходительно покачала головой – подруга себе не изменяла. Стремительность и натиск! Пошла на кухню проверить, что в запасе есть из продовольствия. Вера всегда любила вкусно поесть. Еды в доме оказалось немного. Нужно будет завтра запастись продуктами, чтобы накормить вечно голодную гостью.

Утром они с дочкой побродили по соседнему универсаму, рассматривая заваленные продуктами витрины. Принеся домой сумку, полную продуктов, Даша переложила часть в холодильник, часть в буфет, включила электрочайник и стала поджидать желанную гостью. И та почти не заставила себя дожидаться, прибыв ровно в час дня. Для Веры опоздание на какой-то час считалось верхом пунктуальности, как у английской королевы.

В руках у нее тоже был торт, купленный в ближайшей кондитерской.

Восторженно перецеловав вышедших ей навстречу хозяек, вихрем пронеслась по квартире, неумеренно упиваясь обстановкой, что делала всякий раз, появляясь у них в гостях.

– Какая красотища! Комфорт и уют!

Идущая следом за ней Даша попыталась урезонить неуемную подружку:

– Да будет тебе, Вера! Если бы еще квартира была моя, а то чужая!

Та демонстративно развела руками, не соглашаясь со столь пессимистичным отношением к жизни.

– А какая тебе разница? Ведь живешь-то в ней ты!

Зная привычки и пристрастия гостьи, Даша сразу усадила ее за накрытый стол. Вера с удовольствием съела огромный кусок торта, половину яблочного пирога, прикончила почти всё печенье, умяла в одиночку мясной пирог, но по-братски, учтиво похвалив саму себя за щедрость, поделилась с Дашей и Машей конфетами. Закончила пир сыром, одобряя гостеприимство и щедрость хозяев.

– Да, если бы меня всегда так угощали, я бы и не сердилась никогда. Стала бы толстая и добрая. Толстые все добрые, потому что им сердиться лень.

Даша, посмеиваясь, уточнила:

– Это что, Марья Ивановна тебе внушила такую мудрую мысль?

Вера кивнула головой, оглядывая полупустой стол и жалея, что пожевать что-нибудь еще не позволял до упора набитый желудок. Но все-таки протянула руку, и, поколебавшись, взяла конфетку в золотистой обертке.

– В интерпретации Марьи Ивановны эта мудрая мысль звучит немного иначе: «тебя легче убить, чем прокормить!» Но ведь это почти совсем одно и то же, поэтому не будем придираться к старушке!

Даша смотрела на быстро убывавшую снедь, прикидывая, что бы стало с ней, если бы она так эпикурействовала. А вот Вере хоть бы что. При ее зверском аппетите у нее нигде ничего не откладывалось. Худая и длинная, как жердь. Как говорила мать, не в коня корм. Хотя в Вериной родне все такие.

Наконец гостья отвалилась от стола, блаженно поглаживая свой некрасиво выпятившийся животик.

– Что еще надо в жизни? Ничего! Хорошо поел и доволен! От мужиков гадости одни, поэтому нам они не нужны!

Поняв по ее загоревшимся глазам, что сейчас последует обильное словоизвержение, хозяйка поспешно отправила дочь в детскую комнату, плотно закрыв при этом дверь, чтобы до ее юных ушей не долетали смачные откровения о жизни. Тем более, что подруга не имела привычки скрывать интимные детали, наоборот, называла вещи их настоящими именами.

Пошли в большую комнату, где Вера тотчас с комфортом растянулась на диване, устроив на подлокотнике длинные ноги в темных колготках. Небрежно заметила:

– Убедилась на своем жизненном опыте, как здорово, когда вовремя узнаешь о мужниных гулянках? А представь, если б ты застукала его не сейчас, а лет на двадцать-тридцать позже? Там уж некуда было бы деваться, пришлось бы самой миленка завести, чтоб было не так досадно. Правда, под старость приходится молодых любовников вербовать, мужики-ровесники для секса не годятся.

Даша невольно улыбнулась. Она поражалась умению подруги видеть во всем смешные стороны. Она теперь и сама вспоминала об измене мужа как о забавном, хотя и не слишком приятном эпизоде из несчастливого, но, к счастью прошедшего, житья-бытья. Да, как меняется жизнь, если изменишь к ней отношение! Прав был Козьма Прутков, провозгласивший: «Хочешь быть счастливым – будь им!»

Поделилась своим открытием с Верой, та небрежно дернула ножкой и прокомментировала:

– Тебе-то, конечно, теперь весело. А вот твоему бывшему муженьку с его родителями не до смеха. Ты же знаешь нашу великолепную Ирину Павловну, и прекрасно понимаешь, что она не потерпит, чтобы какой-то там жалкий штукатур-маляр с сынком-водилой были в ее семье главными!

Вера изобразила надменную Ирину Павловну, очень похоже вздернув тонкие брови и презрительно оглядев воображаемых родственничков.

– Теперь твоя Нина Андреевна – работяга необразованная, а ее сыночек – беззастенчивый ловелас, бесстыдно соблазнивший ее невинную доверчивую девочку.

Она произнесла слово «невинную» нараспев, сложив губки бантиком, отчаянно жеманясь и возведя глазки к небу. Даша рассмеялась. Да, с невинностью у второй жены Валерия были большие сложности.

– Ты знаешь, что Валерий теперь сам пеленки стирает, потому что фабричные подгузники вредны? И к дочке он по ночам встает, потому что молодой маме надо высыпаться, а то у нее молока не будет. Готовить Светка не умеет и учиться не собирается, поэтому они питаются либо у ее матери, либо у Нины Андреевны. Но, поскольку свекровь готовит невкусно, ее не жалуют, всё больше к родной мамочке приходят. А мамочка, естественно, нелюбимому зятю спуску не дает. И такой-то он, и сякой.

Вера так уморительно показывала в лицах, что происходит в ее бывшей семье, что Даша покатывалась от хохота. Вытирая носовым платком слезы, выступившие от смеха, заметила:

– Выдумываешь ты половину, Верунька! Меня развлечь хочешь, что ли?

Та обиженно скривилась от неверия в свои дедуктивные способности.

– Вот еще! Ты же знаешь, что я самый правдивый человек на свете!

Даша согласно подтвердила:

– Ага, как барон Мюнхаузен!

Вера запротестовала:

– Я просто цитирую тебе слова Марьи Ивановны! Нина Андреевна бегает к ней на жизнь жалуется. Видимо, надеется, что до тебя дойдет. Что не ценила тебя, не понимала, какое счастье ты в их дом принесла. А сейчас будто солнышко закатилось! – она с таким мелодраматическим пафосом произнесла эти слова, что Даша снова согнулась от приступа неудержимого смеха.

Отсмеявшись, погрозила подружке пальцем.

– Это уж чересчур поэтично для Нины Андреевны. У нее гораздо лучше получаются простонародные выражения. Те, которые не для печати. А у тебя она прямо сизокрылой горлицей из былины поет!

Вера нарочито пригорюнилась, безвольно уронив руки на живот и горестно вздохнув.

– Запоешь тут! Если сватья сквозь зубы разговаривает да еще и при всех жить учит. А невестка не то что не почитает, а вообще ни в грош не ставит, и не скрывает этого. Я сама слышала, когда в магазине твоя экс-свекровка не тот сорт сыра взяла, Светка ей при всем честном народе высказала: «Ну и бестолковая вы, мамаша»! А та ни слова в ответ ни сказала, оправдывалась только тихо, для себя: «Сыр он и есть сыр, какая в нем разница»! Так что скоро она по тебе горючие слезы лить начнет, вот те крест! – и широко перекрестилась.

Даша с задумчивым видом смотрела на подругу, думая, сказать ли ей о звонке Валерия.

– Да пусть живут, как хотят, лишь бы ко мне не вязались! Но на этой неделе меня разыскал Валерий, просил о встрече. По дочке соскучился!

Вера подпрыгнула на диване так, что пружины жалостливо задребезжали.

– По дочке? Красивый ход! Безотказный! И что ты ему ответила? Надеюсь, послала ко всем чертям?

Даша, отвернувшись к окну и подумав, что легкие летние шторы пора менять на зимние, плотные, равнодушно заметила:

– А что я могла ответить? Он ведь Машкин отец, и никуда от этого не денешься. Дала адрес, завтра приедет.

Вера приподнялась на локте, озабоченно поерзала, но, преодолев недостойный порыв подняться, легла обратно. Закинула руки за голову и блаженно вытянулась во весь рост.

– Какой славный диванчик! Я дома ни в один не вхожу, а тут – пожалуйста! Во всю длину! – и вернулась к прерванной теме. – А муженек твой бывший, естественно, не на дочку смотреть приедет, а у тебя прощения просить. Ты его теперь и не узнаешь: похудел, под глазами тени. Несчастный весь и полон раскаяния. Не пожалей, смотри. А то ты больно жалостливая.

Даша удивленно посмотрела на подружку.

– Неужели я такой кажусь? Не настолько уж я глупа, чтобы поверить и простить. Да и не нужен он мне вовсе. Я теперь об одном жалею, что раньше не развелась. Лучшие годы, как в аду! И не понимала этого. Это, наверно, как всю жизнь в глухомани жить – пока на опушку не выйдешь, не знаешь, что солнышко на свете есть!

Они проболтали весь день, вспоминая то одно, то другое. Речь ненароком зашла об Алексее. Даша осторожно спросила, боясь пересудов:

– И как он?

Вера откровенно сказала, гордясь своей интуицией:

– Ну, больше он по тебе не сохнет, можешь не переживать!

Даша смутилась.

– А ты откуда знаешь?

Подружка возмущенно шлепнула себя по бедрам.

– Да что я, слепая, что ли? Это же очевидно. Он так на тебя смотрел, когда считал, что его никто не видит! Такими томными печальными глазами, как тельная корова! Если бы он на меня так смотрел, в накладе бы не остался! Хотя для меня он мелковат, да и возраст не тот. Хотя в наше время пару-тройку лет во внимание уже никто не принимает. Но он после твоего отъезда на Танюшку перекинулся. Вроде пожениться хотят. Но, если ты вздумаешь его вернуть, только свисни – сразу прибежит! – и коварно добавила, подмигнув Даше: – Не хочешь попробовать?

Та вознегодовала.

– Ну, ты и провокаторша! Да зачем мне нужен этот мальчишка! Я очень рада, что он вовремя утешился! – и быстро нашла более интересное для подружки занятие: – Пошли лучше чай пить, сколько времени уже болтаем, я проголодалась!

Даша налила себе чаю в чашку, гостье в большой бокал и небрежно, как бы случайно, спросила:

– А как у тебя дела с Сергеем Алексеевичем, с новым врачом? Жаль, я его мало знаю.

Вера хихикнула, чуть не опрокинув на себя чашку с кипятком.

– Что, птичка на хвосте принесла? А Марьей Ивановной эта сладкоголосая птичка не называлась? А насчет Сергея, то не много потеряла. С ним можно и вовсе не знакомиться. Не тот калибр.

Помешав ложечкой в чашке, старательно разгоняя чаинки и сахар, хозяйка смущенно созналась:

– Да, мне недавно звонила Марья Ивановна. Жаловалась на тебя.

Вера, не любившая горячее, налила чай в блюдце и смачно, с присвистом, втянула в себя сладкую жидкость.

– А конкретно?

Подруга лукаво наклонила голову.

– А что, много моментов, на которые можно нажаловаться?

Вера неопределенно мотнула головой, не желая раскрывать свои секреты.

– Это смотря с какой стороны смотреть. Если с моей, – то я почти идеал. Не круглый лишь потому, что это скучно. А так есть возможности для совершенствования. А Марья Ивановна считает, что я неисправимая хулиганка и бессовестная охальница.

Потянулась и выхватила из-под носа хозяйки остатки яблочного пирога.

Даша закашлялась, услышав такое чудное определение. Вера похлопала ее по спине, мимоходом заметив, что не надо так торопиться глотать непережеванную пищу, даже если и есть риск остаться без еды. Жизнь-то ведь дороже, чем какой-то несчастный кусок пирога!

Даша вкрадчиво произнесла, вытирая глаза тонким батистовым платочком.

– Вера, а для чего ты выставила бедного Сергея Алексеевича на посмешище, когда он пригласил тебя на танец?

Вера скорбно сложила руки на груди и скорчила непонимающую физиономию. Собеседница терпеливо пояснила:

– Зачем ты обняла его и повела, как будто ты – кавалер, а он – твоя дама? Марья Ивановна говорила, что он был красный, как морковка! Потом ты его еще и на место проводила, усадила, и поклонилась в благодарность! И еще каблуками щелкнула, как гусар в мундире! По-моему, это ты уже чересчур! Он же ничего плохого не хотел!

Вера нераскаянно зафыркала.

– Ну, во-первых, мы одного роста. А на каблуках я его куда выше! Во-вторых, он меня жутко разозлил! Представляешь, он приглашал всех дам на танец по алфавиту!

Даша не поняла.

– Как это?

– Очень просто! Твоя фамилия начинается на «а», значит, он пригласил бы тебя первой!

Даша начала потихоньку смеяться, понимая, что Марье Ивановне в ее титаническом деле перевоспитания Веры ничем помочь не сможет.

– Да он, может, боялся кого-нибудь пропустить и обидеть! Не может же он быть таким педантом?!

Вера прошамкала полным ртом, пережевывая остатки печенья:

– Хуже! Он не просто педант, он жуткий зануда! У него в кабинете всё систематизировано! Строго по алфавиту! И не дай Бог что-нибудь положить не туда! Он даже больных всегда усаживает на один и тот же стул, который всегда ставит на одно и тоже место! И не моги его на миллиметр подвинуть! Он тут же заметит и переставит обратно! Еще и выговорит тебе за беспорядок, учиненный на его рабочем месте!

Даша сделала круглые глаза, представив себе этот кошмар. Тихо проговорила, заранее зная ответ:

– Марья Ивановна говорила, что он пытался за тобой ухаживать.

Вера схватилась руками за голову.

– Ага! Но, к счастью, не долго. Перекинулся на Клаву. Она, кстати, подходит ему гораздо больше, такая же буквоедка. Им вдвоем будет хорошо! Мне повезло, что он от меня отстал, иначе я выкинула бы что-нибудь такое, за что меня, в свою очередь, немедля выкинули с работы!

Вечером шумная подруга уехала, и в доме воцарилась удручающая тишина. Слышно было, как на кухне тикают большие настенные часы. Даша уложила дочку, легла сама, долго глядя в потолок и думая о Вере. Ведь она такая яркая, веселая, открытая, почему ей так не везет с мужчинами? Или современные мужики такие слепые, что не в состоянии разглядеть под слоем бравады и небезвинных шуточек хорошую, добрую, милую девушку?

В воскресенье они с Машей позавтракали рано и принялись смотреть забавный мультик про Алладина, когда прозвенел звонок. Даша сразу поняла, кто это, и неохотно пошла открывать.

На пороге в самом деле стоял Валерий с бордовой розой на длинном стебле и зажатым под мышкой большим игрушечным пуделем. На нем был мешковато сидевший на нем серый костюм, купленный еще в годы их совместной жизни. Увидев бывшую жену, судорожно вздохнул и протянул розу.

Даша осторожно взяла цветок, старясь не уколоться об острые шипы, и иронично заметила:

– Да, для этого стоило разойтись! Это первый честно купленный в магазине цветок, что ты подарил мне за все годы нашего знакомства! Вообще-то я даже не могу припомнить, чтобы ты мне вообще когда-нибудь что-то дарил, кроме ворованных цветов, да и то в самом начале нашего знакомства.

Он задохнулся и покраснел. В это время в прихожую выглянула заинтересовавшаяся долгим отсутствием мамы Маша, избавив его от необходимости отвечать.

Валерий присел на корточки и протянул ей кудрявого пуделя.

– Здравствуй, доча! Как давно я тебя не видел!

Голос у него неожиданно задрожал. Даша пристально посмотрела на него, и ей показалось, что у него в глазах мелькнула слеза. Маша не сдвинулась с места, с недоверием глядя на отца. Нерешительно спросила, переминаясь с ноги на ногу:

– Здравствуй, папа! Ты приехал к нам в гости?

Валерий был не в состоянии ответить, и лишь быстро кивнул. Маша взяла из его рук игрушку и любезно пригласила:

– Не хочешь посмотреть на мою комнату? У меня есть кукла Барби, мне ее мама на день рождения подарила.

Он поднялся и деревянно пошел следом за ней. Даша ушла на кухню, не желая слушать их разговоры. Минут через десять к ней вошел Валерий и застенчиво попросил:

– Ты не напоишь меня чаем?

У нее были другие намерения, но возражать она не стала, все-таки он какой-никакой, а гость, и включила электрочайник. Он присел за стол, подпер подбородок кулаком и стал пристально следить за ее легкими движениями. Даша чувствовала его напряженный жадный взгляд и невольно хмурилась. Ей было не по себе. Она даже порадовалась, что надела закрытый брючный костюм из мягкого синего трикотажа.

Приготовила чай, выставила на стол конфеты и печенье, позвала дочку. Та прибежала и взобралась на табуретку рядом с отцом. Даша села напротив. Валерий посмотрел вокруг и протяжно выговорил, слегка заикаясь от волнения:

– Всё прямо как в старые времена!

Даша сразу вскипела.

– То есть ты сидишь, а я тебе прислуживаю? Молодая-то жена этого делать не собирается? Теперь всё наоборот?

Он обиженно пробормотал, просительно протянув к ней руку:

– Ну, зачем ты так? Можно же помягче.

Она агрессивно взъерошилась.

– Как «помягче»? Ты что, ждал, что после всего я на шею тебе брошусь?

Он понурился и неловко покрутил в руках бокал с чаем.

– Да нет, конечно. Я ведь понимаю, как ты обижена. Но, – тут он с затаенной надеждой посмотрел ей в лицо, – если ты все еще на меня обижаешься, то, может, еще не всё потеряно? Может, со временем ты сможешь меня простить?

Она строго выпрямила спину, подчеркивая свое неудовольствие.

– И как я должна тебя понимать? Ты что, мечтаешь, чтобы я заняла вакантное место твоей любовницы? Этакая маленькая рокировочка? Любовница – в жены, жена – в любовницы? – и жестко отрезала: – И не надейся! И на тебя я вовсе не обижена, а довольна, что так получилось! А то всю жизнь коротала бы в прислугах и доброго слова бы не дождалась!