Текст книги "Один сон на двоих"

«Шиза» началась лет в тринадцать. Сначала это были просто яркие сны. Снилось Лере разное. Иногда это были чудесные виды затерянного в горах замка. Она гуляла по его гулким залам, прислушивалась к звукам эха от собственных шагов, разглядывала разноцветные блики проходящих сквозь высокие витражные окна солнечных лучей, любовалась лежащей на бархатной подушке серебряной штуковиной. Штуковина была похожа на собачий ошейник. Вот только размер собаки, способной нести на своей шее этакую мощь, представить было тяжело. В этих снах у Леры было чудесное шелковое платье в оборках и непослушные золотые кудри. В этих снах ее звали Габи.

Были и другие сны. Уже не такие увлекательные и светлые. В этих снах дул пронизывающий ветер, истошно лаяли собаки, а она смотрела в стылое мартовское небо и видела раскачивающиеся на висельнице тела. В этих снах ее звали Ольгой, и она была старой. Настолько старой, что собственные узловатые, покрытые морщинами руки казались пугающе отвратительными. В этих снах она слышала шепот прямо в своей голове, но, как ни старалась, не могла понять, что ей хотят сказать.

Но самая-самая «шиза» случилась позже, наверное, лет в пятнадцать-шестнадцать. Сны сделались настолько реалистичными, что Лере становилось все труднее отличить их от яви. В этих снах ее звали Танюшкой, и в них к ней приходили настоящие чудовища. Чудовища были похожи на людей, но лишь до тех пор, пока их длинные, словно лишенные костей, тела скрывали клочья тумана. А когда туман рассеивался, рассеивались и глупые надежды на то, что все обойдется. Не обойдется, потому что от чудовищ не спастись ни во сне, ни наяву. Не спастись от голодных взглядов черных, лишенных искры жизни глаз. Не спастись от острых, с запекшейся кровью клыков. Не увернуться от длинных когтей. От чудовищ не убежать. Победить их можно, только приняв бой. А она не могла. Она лежала в стеклянном гробу, ни живая, ни мертвая, не в силах пошевелить даже пальцем. И одних чудовищ сменяли другие – в белых халатах, небрежно наброшенных поверх военной немецкой формы. У этих вместо когтей и клыков были иглы. Эти тоже хотели ее крови, мучили, но не позволяли умереть…

Лера просыпалась с криком, в пижаме, прилипшей к спине от пота. Просыпалась сама, будила родителей. Отказывалась выбираться из-под одеяла, не позволяла маме открыть окно. Потому что там, за окном, могли прятаться монстры. Лера была почти уверена, что так оно и есть. За окном, в гардеробной и под кроватью… Где же еще им быть?

Сначала, пока кошмары были редкими, а беспокойство, которое Лера причиняла родным, незначительным, ее жалели. Но кошмары приходили все чаще, становились все реалистичнее. Лера уже сама не была уверена, где сон, а где явь. Мир сновидений так глубоко проник в мир реальный, что Лера могла с легкостью и малейшими подробностями описать убранство того, другого дома. Дома, который строился как подарок для нее, а превратился в ее темницу.

Темницу она тоже могла описать. Комната в подземелье, созданная с максимальной заботой о комфорте. Дорогая мебель, персидский ковер на полу, теплый свет ночника, книги и модные журналы на столе. И все бы хорошо, если бы не ошейник на стальной цепи, вмурованной в каменную стену. Если бы не она сама, посаженная на эту гремящую, тяжелую цепь. Если бы не чудовищный, невыносимый голод, который она испытывала. И вот этот нечеловеческий голод был, пожалуй, куда страшнее монстров. Потому что голод говорил о том, что она и есть самый страшный, самый опасный монстр. Она – чудовище, которому самое место на цепи. Она – дьявольское отродье и порождение тьмы.

Во сне Лера кричала, визжала так, что закладывало уши, и разлетался на мелкие осколки стоящий на столе хрустальный графин с водой. Лера кричала во сне, а стекла от ее крика разбивались наяву. Иногда их разбивали снаружи рвущиеся в ее комнату летучие мыши. Иногда они трескались изнутри. И не было никакой возможности убедить отца, что она, Лера, ничего не делала. Отец не верил. Или боялся поверить, что у него уродилась вот такая бесполезная и ненормальная дочь.

…Когда стекла разбились в шестой раз, а осколками разлетевшейся настольной лампы Лере исполосовало руки, родители отвезли ее на прием к очень известному и очень дорогому психиатру, а спустя два месяца безрезультативных еженедельных сеансов отправили в реабилитационный центр.

Глава 14

Мобильник зазвонил на рассвете, в ту темно-туманную пору, когда нет никаких сил открыть глаза, когда мир грез куда реальнее мира реального. Мила решила не просыпаться. Позвонят и перестанут, а она всю ночь без сна…

Сладкие воспоминания прокрались в ее сон с ловкостью ниндзя, растревожили, разогнали дрему. Она не дома. Она у Харона. Эту ночь они провели вместе. Он обещал, что ей будет хорошо, и не обманул. Ей было очень хорошо! Так хорошо, как не было никогда и ни с кем. Она и не догадывалась, что так вообще бывает, что мужчина может быть таким…

Рядом заворочался и тихо вздохнул Харон, а Мила разозлилась на того, кто звонит так не вовремя. Для полного кайфа, для закрепления достигнутого результата, они с Хароном должны были проснуться одновременно. И не под вопли мобильника, а под птичьи трели. Нельзя портить всякой ерундой такое прекрасное утро. Или что там сейчас на дворе?

Мила приоткрыла один глаз. Харон уже не спал. Он сидел на краю своей огромной кровати, в одной руке у него был орущий мобильник, а вторую он успокаивающе положил Миле на плечо. Стало хорошо. Хорошо и спокойно. Этим простым жестом Харон давал понять: случившееся между ними не закончилось с первыми лучами солнца. Карета не превратилась в тыкву. Он с ней и он заботится о ее спокойствии.

– Кто это? – спросила Мила сиплым со сна голосом и, закутавшись в простыню, села в кровати.

– Мирон. – В голосе Харона ей послышалась тревога. Кажется, она научилась разбираться в нюансах его только на первый взгляд ровного настроения. – Я слушаю, – сказал Харон в трубку. – Что случилось?

А ведь именно случилось! Мила посмотрела на стоящие на прикроватной тумбочке часы. Половина пятого утра – время воров и самоубийц. А теперь еще и Мирона. Никто не звонит просто так в половине пятого утра…

– Включи на громкую, – попросила она шепотом, и Харон послушно, хоть и после небольшой заминки, переключил телефон.

– Лера пропала. – В голосе Мирона тоже была тревога. Не такая, как в голосе Харона, а на грани паники, если не сказать, истерики. – Харон, ее нет во флигеле!

– Астра? – спросил Харон и легонько сжал пальцами Милино плечо.

– Астры тоже нет. Я обыскал ее номер. Ни ее, ни вещей.

– Следы?

– Если ты про следы крови, то ничего такого. Семеновна жива, палата чистая… – Мирон на мгновение запнулся, а потом продолжил: – Относительно чистая. Пол палаты усеян трупами летучих мышей. Их там десятки. Нет, сотни.

– А откуда они?.. – начала было Мила, но тут же зажала себе рот рукой. Поздно. Мирон ее услышал.

– Вы там вдвоем? – спросил он бесцветным, равнодушным тоном. Тот Мирон, которого она знала, не преминул бы сказать что-нибудь этакое, не обидное, но колкое. Но этому Мирону было явно не до того, с кем спит Харон.

– Да, Мила со мной, – сказал Харон, и Мила отчетливо услышала нотки смущения в его голосе. – Я решил, что так будет спокойнее.

– Правильно решил. А я вот… не досмотрел.

– Так, ну-ка давайте без паники! – Мила прижалась к Харону, в который раз дивясь, какое крепкое, какое тренированное у него тело. – Ты сейчас где?

– Я сейчас тут, – сказал Мирон мрачно. – И очень скоро тут начнется настоящий Армагеддон. Ночью на сторожа напал упырь. Мужик выжил, но порвали его знатно. Хорошо, что в усадьбе дежурил хирург.

– И ты, – сказала Мила ободряюще.

– И я. – Мирон не стал спорить. Думал он сейчас, вероятнее всего, о чем-то своем и в поощрениях от старших товарищей не нуждался. – Но из-за этого я опоздал к Лере.

– Летучие мыши – это не страшно, – сказал вдруг Харон. – Не думаю, что они могли причинить ей вред. Они выполняли какую-то миссию.

Мила округлила глаза. Какая миссия может быть у летучих мышей?

– Я видел их, когда нашел Леру на старой дороге. Собственно, именно из-за летучих мышей я ее и нашел. Они кружили над телом, – продолжил Харон.

– И что это значит? – спросил Мирон все еще растерянно, но уже с надеждой в голосе. – Лера из рода Бартане, а не графа Дракулы, на ее фамильном гербе нет никаких летучих мышей, там только…

– Кстати, о нашем призрачном друге, – мягко перебил его Харон. – Где Цербер?

– Я не знаю. Я его звал, но он не пришел.

Мила снова округлила глаза, посмотрела на Харона. Да, она знала о Цербере, этой ночью ей, наконец, открыли факт существования еще и призрачного пса. Мало с нее было вампиров! Но ей все равно было чертовски любопытно. Вот бы посмотреть на него хоть одним глазком!

– Еще одна хорошая новость. – Харон по-хозяйски притянул Милу к себе. – Раз он не приходит на зов, значит, он с ней, и она жива.

– Да? – В голосе Мирона слышались сомнение пополам с надеждой. – Тогда вот вам еще одна плохая новость. Я нашел тело в водонапорной башне. Судя по одежде и бейджу, это сотрудница центра. Судя по маникюру, она упырь. Была упырем, когда ее упокоили во второй раз.

– Как именно ее упокоили? – деловито поинтересовался Харон.

– Ударом в сердце. Вероятно, острым колющим предметом.

– Осиновым колом? – сунулась к телефону Мила.

– Нет, чем-то вроде шпаги, шампура или длинной шпильки. Харон, ты никого не закалывал в ближайшее время?

– В ближайшее время никого, – сказал Харон. – Это кто-то другой.

– Кто-то кроме нас троих? – уточнил Мирон. – Кто-то еще охотится на вампиров?

– Мы не охотимся. – Харон покачал головой. – Нас вынуждают обстоятельства. Но твое предположение следует обдумать.

Мирон, наверное, хотел что-то сказать, но не успел, в трубке послышался приглушенный, но отчаянный женский крик.

– Что это? – спросила Мила шепотом, а потом уже громче: – Мирон, кто там кричит?

– Семеновна. Лерина сиделка, – отозвался тот. – Наверное, проснулась и обнаружила отсутствие подопечной.

– Ты сейчас где? – уточнил Харон.

– Возле флигеля. Наблюдаю. Сейчас начнется. – В голосе Мирона слышалась какая-то отчаянная злость. – Что у них тут вообще творится в этом Берендеевом царстве?

– Гремучем ручье, – поправил его Харон.

– Да, плевать! У них тут упыри шастают при свете дня, а нормальные люди пропадают. Где мне ее искать, а? – спросил он уже другим, потерянным голосом. – Кто ее забрал?

– Мирон, – Мила снова сунулась поближе к трубке, – ты не паникуй! Она ж не иголка в стоге сена! Как вообще можно незаметно вывезти человека с территории?

– Да легко! В багажнике, например. Так же, как вы вывезли эту гадюку первородную.

Крыть было нечем, и Мила лишь покачала головой.

– Нужно поговорить с охранником на воротах, выяснить, какие машины выезжали. – Харон мягко отстранился от Милы, принялся одеваться.

– Дохлый номер! – отозвался Мирон. – Пока мы спасали сторожа, охранник болтался поблизости. Не было никого на воротах, ребята!

– Ты думаешь, ее похитила Астра? – спросил Харон, настежь распахивая окно и впуская в спальню прохладный, пахнущий росой и лесом воздух.

– Я думаю, это вполне вероятно, раз Астры тоже нет в усадьбе.

В трубке снова повторился женский крик. На сей раз он был громче и, как показалось Миле, требовательнее. Сиделка Семеновна звала на помощь.

– Ладно, я пойду, – сказал Мирон мрачно. – Успокою. Заодно выясню, когда она видела Леру в последний раз. Может быть, ее кто-то навещал. Может, эта гадина первородная…

– Я скоро приеду, – сказал Харон и задумчиво посмотрел на сидящую на кровати Милу.

– Мы скоро приедем, – поправила она его и вздернула подбородок.

– Номинально я числюсь опекуном девушки, меня обязаны поставить в известность. Мила, сейчас тебе нечего делать в усадьбе. Возможно, твоя помощь понадобится позже.

Умом Мила понимала, что Харон прав, и ее столь ранее появление в Гремучем ручье может вызвать подозрение, но как же ей не хотелось оставлять его одного! Нет, не одного, а с Мироном, но так даже хуже. За мальчишкой сейчас за самим нужен присмотр, чтобы не наделал сгоряча глупостей.

– И что делать мне?

Мила повела плечом, сбрасывая с себя простыню. В холодном взгляде Харона промелькнуло что-то едва уловимое, но такое очевидное, что она едва удержалась от победной улыбки. Да, карета не превратилась в тыкву. Определенно, все самое интересное у них еще впереди. Жаль только, что времени проверить карету на прочность у них сейчас совсем нет.

– Я оставлю тебе ключ от дома, – сказал Харон после долгой паузы. – Если хочешь, дождись моего возвращения здесь. Или, если меня не будет долго, езжай к себе. Я приеду к тебе сразу, как только освобожусь.

«Ключ от дома» звучало почти так же, как «ключ от сердца», и Мила улыбнулась. Конечно, она будет ждать Харона здесь! У нее выходной, и дома ей делать совершенно нечего. То есть, конечно, у нее полно работы, но как можно заниматься домашним хозяйством, когда творится такое!

– Я тебя дождусь, – пообещала Мила, встала с кровати, подошла к Харону и обвила руками его крепкую шею.

Он поцеловал ее сам. Не так крепко и не так страстно, как делал это ночью, но все же сам! Ее Харон был ночным зверем, а днем прятал всю страсть своей души за скучными костюмами и наносной сдержанностью. Что ж, это его право. Она приспособится. Ночных страстей ей вполне достаточно.

– Не волнуйся, – сказала она ласково. – Ни одна живая душа не узнает о нашей порочной связи.

– Почему порочной? – спросил Харон, и Мила рассмеялась. Что ни говори, а над его чувством юмора ей еще предстоит поработать.

Глава 15

Являться в Гремучий ручей в такую рань было неосмотрительно. Куда разумнее было бы дождаться звонка от Марты Литте или от этой до крайности неприятной дамы Розалии Францевны, но Харон не хотел оставлять Мирона в усадьбе одного. Не то чтобы он очень переживал за самого Мирона. Скорее, он переживал из-за того, что Мирон в отчаянии может натворить.

Выход подсказала Мила. Что ни говори, а ему досталась выдающаяся женщина. Она не только чертовски красива, но еще и невероятно умна.

– Скажешь, что тебе позвонил сам Мирон, – предложила Мила. – Мирон же сегодня ночью был в усадьбе. Администрации это прекрасно известно, коль уж ему пришлось поучаствовать в операции по спасению сторожа. Ну вот, Мирон узнал о пропаже Леры от сиделки и первым делом позвонил тебе, как законному представителю Леры, а ты явился, чтобы разобраться в случившемся. – Она ласково провела пальчиком по его щеке, улыбнулась. – Хорошая идея?

– Хорошая. – Харон легонько сжал ее запястье, но тут же отпустил. – Обещай мне, что будешь осторожна, – потребовал строго.

– Да что со мной станет?! – Мила легкомысленно пожала плечами. – Я даже первородной твари Астре оказалась не по зубам. – В голосе ее послышались нотки хорошо скрываемой горечи.

– Если бы она хотела тебя убить, ты была бы уже мертва.

– А чего тогда она хотела? – спросила Мила. – Потрепаться за жизнь?

– Может быть и так.

– Но трепалась только я. – Мила запнулась, а потом сказала с мрачной досадой: – Болтун – находка для шпиона!

– Ты рассказала ей какие-то страшные тайны? – спросил Харон, надевая пиджак.

– Я рассказала ей про тебя. – Мила мрачнела на глазах.

– У меня нет никаких тайн. – Харон бросил на нее быстрый взгляд.

– А ей было очень интересно. Про меня, про тебя, про Мирона. Про Леру я ей, слава богу, ничего не рассказывала. Не настолько я была пьяна. Она слушала меня с таким внимательным… участием.

– Она тебя не убила, и это главное! Все, Мила, мне нужно ехать!

Она хотела было что-то возразить, но передумала. Когда он говорил правильные вещи, она никогда не возражала. Почти никогда.

Прежде, чем усесться за руль катафалка, Харон посмотрел вверх, где в окне второго этажа маячила одинокая женская фигура. Наверное, это была ошибка – предложить Миле остаться. Наверное, она может неправильно истолковать его предложение. Женщины склонны излишне романтизировать вещи, которые мужчины считают простыми и естественными. Харон не был готов ни к романтике, ни к серьезным отношениям. Разумеется, произошедшее минувшей ночью, понравилось им обоим, но он не любил спешки ни в чем, особенно в таких важных делах, как межличностные отношения и преодоление границ. Его жизнь была подчинена множеству правил и условностей, в ней были свои границы и свои тайны… Определенно, он поспешил, но сделанного не воротишь, а с проблемами нужно разбираться по мере их поступления. Сейчас самая главная проблема – это исчезновение Леры. Остальное может подождать.

За руль Харон усаживался уже с совершенно ясной и холодной головой. В ней не было места ни приятным воспоминаниям, ни мыслям о Миле. Ему предстояло решить задачу, и он был намерен ее решить, как можно более качественно.

…Ворота усадьбы были заперты, Харону пришлось несколько раз нажать на клаксон, прежде чем сонный и помятый охранник вышел из будки, чтобы проверить его пропуск. Дальше началась рутина. Началась она с разговора с Мироном. Первым делом парень увлек Харона к водонапорной башне.

– Это уже становится какой-то дурной традицией. Не находишь? – спросил Мирон с мрачной иронией.

– То, что всякий раз мы находим здесь тело? – Предварительно надев латексные перчатки, Харон открыл люк, заглянул внутрь, с особой тщательностью изучил рану в груди покойницы, сказал: – Не шпага и не шампур. Нечто более короткое и тонкое.

– Шпилька? – предположил Мирон. – Наподобие такой длинной спицы, как у гейш? Я видел такую в прическе Астры.

– Вполне вероятно. – Харон аккуратно закрыл люк. – Мне только не понятно, зачем Астре убивать себе подобных.

– Может быть, затем, что она бездушная тварь, и ей плевать на то, кого и как убивать?

– Милу она не убила. – Этот факт Харона одновременно радовал и смущал. В действиях любого существа, будь то даже вампир, должна быть логика и последовательность. В действиях Астры он ни того, ни другого пока не находил.

– Нельзя оставлять ее тут. – Мирон посмотрел на люк. – Это как-то… не по-человечески.

– Она уже не человек. – Вопросы этики волновали Харона сейчас меньше всего. – Предлагаю просто уйти.

– Просто уйти? – переспросил Мирон.

Выглядел он взъерошенным, злым и потерянным. Отчасти, причиной тому была бессонная ночь, но Харон знал – парень переживает из-за исчезновения Леры. Сейчас, когда в его собственной жизни появилась Мила, Харон даже мог представить, что именно чувствует Мирон.

– Мы ей уже ничем не поможем, – сказал он мягко. – Лучше давай осмотрим флигель. Сиделка на месте?

– Да, пытается осмыслить произошедшее.

– Администрацию оповестили?

– Пока нет. Семеновна отказывается выходить из своей комнаты. Знаешь, у нее, оказывается, фобия: она боится грызунов. Как думаешь, можно считать летучих мышей грызунами?

– Ни в коем случае. – Харон посмотрел на Мирона с осуждением. – Летучие мыши относятся к отряду рукокрылых.

– Плохо, что Семеновна этого не знает, – сказал Мирон с нескрываемым сарказмом.

– Мы ей все объясним. – Харон легонько подтолкнул его вперед, прочь от водонапорной башни.

Дверь флигеля была закрыта, но не заперта. Прежде, чем войти, Мирон деликатно постучался, а потом сказал:

– Семеновна, это мы. Осмотримся тут. Вы не возражаете?

Ответом ему стало что-то невнятное, но, как показалось Харону, утвердительное. Из комнаты сиделки едко пахло «Корвалолом». Харон поморщился, прошел сразу же в палату Леры. Летучих мышей здесь и в самом деле было очень много, количество их приближалось к сотне. В мертвых тушках была некая странность: летучие мыши были не просто мертвы, они были практически мумифицированы, словно пролежали на полу палаты не несколько часов, а несколько месяцев. С розами, стоявшими в вазе, тоже случилось непоправимое: они высохли и обуглились. Выглядело все так, словно и из летучих мышей, и из цветов высосали все соки и всю жизненную силу.

Харон тщательнейшим образом осмотрел больничную койку, не нашел ничего интересного и переместился к встроенному шкафу. На полках царил не то чтобы хаос, но некоторый беспорядок. Как будто кто-то второпях искал в шкафу одежду.

Следующим на очереди был санузел. Именно там их ждало открытие. Харон сказал бы, приятное открытие. Во-первых, если судить по валяющемуся на кафеле мокрому полотенцу и еще влажным стенкам душевой кабины, душем совсем недавно кто-то пользовался. Во-вторых, здесь кто-то переодевался. В корзине для грязного белья лежала смятая сорочка. Судя по размеру на ярлычке, принадлежала она кому-то достаточно субтильному, уж точно не сиделке.

– Это Лерина сорочка, – послышался за спиной Харона голос Мирона. – Зачем кому-то нужно было ее переодевать?

– Ее никто не переодевал. – Харон покачал головой. – Судя по тому, что я вижу, она переоделась сама, а перед тем, как переодеться, приняла душ и… – Он многозначительно посмотрел на открытый тюбик с зубной пастой, – даже почистила зубы.

– Сама?.. – Мирон привалился плечом к дверному косяку, взъерошил и без того дыбом стоящие волосы. – То есть, как это – сама?!

– Предполагаю, что минувшей ночью произошел некий медицинский или иного рода феномен, в результате которого наша подопечная вышла из комы.

– Какого иного рода феномен? – снова спросил Мирон.

– Энергетического рода, надо думать. Прошлой ночью здесь произошло перераспределение энергии. Назовем это так.

– Откуда и куда? – Мирон выглядел ошалелым, еще до конца не осознавшим произошедшее.

– От одних биологических объектов к другому.

– От летучих мышей к Лере?

– От цветов, похоже, тоже. Хорошо, что сиделка в момент этого перераспределения находилась в другом помещении. Кстати, о сиделке, позволь мне с ней переговорить.

Сиделка Семеновна полулежала в низком кресле. На ней был домашний халат и наброшенная на плечи пуховая шаль. Похоже, несмотря на вполне комфортную температуру, она мерзла. В комнате царил идеальный порядок. На прикроватной тумбочке стоял пузырек с сердечными каплями и пустой стакан. Харон снова поморщился. Он не выносил запах «Корвалола», но ради дела был готов потерпеть.

– Не могу… – сказала сиделка в ответ на его приветствие. – Не могу понять, как же это… – Она бросила беспомощный взгляд сначала на Мирона, потом на Харона.

– Можно задать вам несколько вопросов? – спросил Харон и превозмогая отвращение перед запахом «Корвалола», шагнул ближе к креслу. – Где ваша обувь?

– Обувь? – Сиделка растерянно глянула на свои босые ноги, ахнула. – Не знаю… растерялась… как-то не до того было…

– А давайте поищем вместе! – предложил Харон и, не дожидаясь разрешения, принялся обыскивать комнату.

Искали вдвоем. Мирон, который, наконец, осознал, что произошло, тоже подключился к поискам. Результатом стало сразу несколько открытий. Во-первых, исчезли не только тапки сиделки, но и комплект одежды, который та приготовила для Леры. Во-вторых, из кошелька Семеновны пропали наличные деньги. Денег, по словам сиделки, было немного. Банковские карточки остались на месте.

– Как же это?.. – снова спросила она. – Кто же это?..

– Нет никаких оснований для волнений, – сказал Харон, вытаскивая из бумажника две пятитысячные купюры. – Вот, возьмите, так сказать, в качестве возмещения морального ущерба.

Она пыталась отказаться, даже возмутилась, но Харон умел быть настойчивым, и довольно быстро вопрос с компенсацией морального вреда был решен.

– Она ушла сама, – сказал Харон, бережно усаживая сиделку обратно на кровать.

– Как это – сама? – переспросила та.

– По все вероятности, пришла в себя.

– Тогда почему она ушла? – Эта идея уже начинала нравиться всем присутствующим. – Зачем же было уходить? Нужно ж было просто меня разбудить!

– Может быть, она испугалась летучих мышей? – предположил Харон, и сиделку тут же передернуло от омерзения. – Согласитесь, животные вели себя странно. Они ворвались в окно палаты, может быть, даже поранили девушку.

Тут уже передернулся Мирон, но не от омерзения, а от страха за Леру.

– Подумайте сами: она очнулась, а вокруг мертвые животные… – продолжил Харон. Если сиделка спросит, почему животные мертвые, он не найдется с ответом. Но сиделка спросила другое:

– То есть, бедная девочка просто испугалась? Испугалась и убежала?

– Так все и было! – Харон кивнул. – И мы сделаем все возможное, чтобы ее найти. Мне кажется, она не могла далеко уйти. Ведь так, Мирон Сергеевич?

Он многозначительно посмотрел на Мирона. Тот растерянно кивнул. Наверняка, в эту самую минуту он уже просчитывал, каким путем и куда могла отправиться так внезапно вышедшая из комы Лера.

– Так надо же доложить начальству… – В голосе сиделки слышалось явное облегчение. – Розыск же надо объявлять!

– И доложим, и объявим, – успокоил ее Харон.

– Надо прибраться, – вдруг заговорил молчавший все это время Мирон.

– Прибраться? – пришла очередь Харона удивляться.

– Убрать трупы летучих мышей. Зачем начальству эти… подробности?

А ведь в его словах имелся определенный смысл. Администрации центра будет сложно объяснить факт исчезновения пациентки. Но объяснить сотню дохлых летучих мышей в ее палате будет еще труднее. Неминуемо возникнут вопросы, на которые ни у кого из них нет ответов.

– Я не могу… – сказала сиделка и схватилась за сердце. – Я с детства боюсь мышей.

– Не нужно, мы сами! Есть тут мусорные мешки? – спросил Мирон.

Мешки нашлись в крошечной подсобке, там же лежало несколько пар хозяйственных перчаток. Остальное было делом времени и техники. Вдвоем с Мироном они управились всего за пять минут. Еще столько же ушло на то, чтобы снести мешки и засохшие розы к мусорным контейнерам. Уже привычный для этого места туман стал для них прекрасным сообщником.

К тому моменту, как администрация центра узнала об инциденте, уже ничто не напоминало о случившемся. Даже пришедшая в себя сиделка выглядела вполне вменяемой, решительной и готовой давать показания. Ее решительность в изрядной мере была подкреплена обещанием Мирона в случае увольнения или других репрессивных мер взять ее на работу к себе в отделение. Впрочем, Харон думал, что никаких репрессивных мер не последует. Если он, как формальный опекун Леры, спустит случившееся на тормозах, администрация не станет давать этому делу ход.

Так и случилось. Марта Литте не сочла необходимым самой явиться во флигель, вместо этого она пригласила их с Мироном в свой кабинет. Разговор состоялся на той же террасе, что и в прошлый раз. К их приходу кофейный столик уже был сервирован на троих, Марта ждала их, опершись на перила. Вид у нее был усталый и измученный, наверняка, сказывались минувшая бессонная ночь и почти полное отсутствие макияжа. Без макияжа и укладки она выглядела старше, как отметил про себя Харон, возраст ее уже приближался к сорока. К счастью, Розалии Францевны на террасе не было. В ее присутствии Харон ощущал раздражение.

– Ужасная ночь, – сказала Марта вместо приветствия и сделала шаг в их сторону. – Господа, прошу вас. – Она указала на дымящиеся на столике кофейные чашки. – Никак не могу прийти в себя после ночного происшествия, а тут еще это… – Она запнулась.

– Еще одно происшествие, – сказал Харон мягко.

– Не понимаю, как это могло случиться. – Марта без сил опустилась в плетеное кресло, Харон с Мироном заняли соседние. – Куда смотрела сиделка?

– Не судите ее строго. – Харон пригубил кофе. Как и в прошлый раз, он был восхитительный. – Уверен: она относилась к своим обязанностям очень ответственно. У меня нет к ней претензий.

– Но пациентка пропала. – Кончиками пальцев Марта коснулась висков, наверное, у нее болела голова.

– У нас есть все основания думать, что девушка очнулась, обнаружила себя в незнакомом месте, испугалась и ушла. – Харон даже попытался сопроводить свою речь улыбкой, но, наверное, получилось не очень хорошо, потому что Марта смотрела на него с настороженной недоверчивостью.

– Насколько я помню, ваша подопечная была в коме несколько недель, – сказала она после небольшой паузы. – Вы думаете, ее нынешнее состояние позволяет ей совершать активные действия?

– То есть, смогла бы она уйти далеко? – уточнил Харон.

– Да. – Марта кивнула.

– Не думаю.

– Значит, она может до сих пор находиться на территории центра?

– Вполне вероятно.

– Я сейчас же распоряжусь, что бы кого-нибудь отправили на ее поиски. Мои люди обыщут всю усадьбу, заглянут под каждый камень.

Харон бросил быстрый взгляд на Мирона. Тот сидел с каменным лицом, наверное, думал о спрятанном в водонапорной башне теле. Если поиски будут такими тщательными, как обещает Марта, тело в котле найдут уже сегодня. И тогда всем станет не до пропавшей девицы, у которой нет даже фамилии.

– Она могла покинуть усадьбу, – заговорил Мирон. К своему кофе он так и не притронулся. – Ворота вчера охранялись не слишком надежно. – Он многозначительно посмотрел на Марту, та виновато улыбнулась в ответ, а потом сказала:

– Я звонила в больницу. С тем человеком все будет хорошо. Мы… вы успели вовремя. Сумасшествие какое-то, – добавила она шепотом и снова коснулась висков. – Сначала нападение этого… животного. Теперь пропажа вашей подопечной.

– Могу я быть с вами до конца откровенным? – спросил Харон вкрадчиво, и Мирон бросил на него изумленный взгляд.

– Конечно! – Марта откинулась на спинку кресла. – Я вас слушаю!

– Не нужно так сильно переживать из-за моей подопечной, – продолжил Харон все так же вкрадчиво. – Если девушка не покинула пределы усадьбы, ее найдут ваши люди.

– А если покинула?

– А если покинула, ее найдут мои люди. Человек в таком состоянии не сможет уйти далеко. Наверняка, ее кто-нибудь видел. Или подвозил. В любом случае, можно считать, что девушка пришла в себя и больше не нуждается в особом уходе. Марта, мы вам безмерно благодарны за оказанное содействие и не смеем отвлекать вас от куда более насущных дел.

– Но документы… – В голосе Марты послышалось явное облегчение.

– Давайте оформим выписку, – предложил Харон. – Я сегодня же подпишу все необходимые бумаги, чтобы снять с центра любую ответственность. С этого момента забота о бедняжке ложится исключительно на мои плечи. Поверьте, вы и без того сделали для нее очень много. – Он склонил голову в галантном поклоне. Марта улыбнулась в ответ. И только Мирон выглядел мрачным и настороженным.

– Но вы ведь будете держать меня в курсе того, как проходят поиски? – спросила Марта и допила свой кофе.

– Всенепременно! – пообещал Харон со светской улыбкой.

– Ну, что же, господа! – Марта встала. – У нас была тяжелая ночь! Позвольте мне заняться подготовкой к не менее тяжелому дню. – Она едва заметно улыбнулась и добавила: – Я распоряжусь насчет выписки. Через четверть часа все документы будут готовы. Вы подождете?

– Мы подождем, – заверил ее Харон, тоже вставая из-за стола. – Прогуляемся пока по вашему чудесному парку.