Текст книги "Марионеточник"

Глава 8

Едва оказавшись с Аресом в болотном домике, Стэф понял, что их обвели вокруг пальца. На них не собирались нападать, их просто загнали в угол, как глупых щенят. Зачем загнали? Чего добивались?

Стэф не стал останавливать Ареса, просто ломанулся вслед за ним в туман. Это было рискованно. Нет, это было смертельно опасно. Из болотного домика только что вышли два смертника. Дойдёт ли хоть один из них до кромки воды живым? Думать об этом Стэф не стал. Жизнь научила его быть фаталистом. Жизнь научила его верить в судьбу и удачу.

В тумане менялись не только звуки. В тумане, кажется, менялось даже расстояние. Они всё шли и шли, но никак не могли дойти до берега.

– Феня! – Закричал Арес, но туман сожрал этот крик и выплюнул лишь жалкое шипение.

Сначала шипение, а потом всплеск.

– Слышишь? – Стэф протянул руку, нащупал плечо впереди идущего Ареса. – Вода где-то близко.

– Чёрт, да тут кругом вода, – простонал Арес. – Почему она не отзывается? Она же должна была слышать, да?

– Могла и не услышать. – Стэф, как мог, успокаивал парня. Получалось плохо.

А всплески делались всё чаще, всё громче. Словно где-то совсем рядом проплывала огромная то ли рыба, то ли змея…

Арес застонал. Стэф скорее почувствовал, чем увидел, как он рванул вперёд. Он тоже рванул. Он тоже всё ещё надеялся, что они не опоздали, что Феню ещё можно спасти.

– Феня! Аграфена!

Туман больше не крал их голоса. Туман припадал к земле и собирался в плотные кольца, превращался в огромную призрачную змею, уползающую в воду.

– Где она? – Арес вошёл в воду уже по колено. – Стэф, где она?!

На чёрной глади воды недалеко от берега закручивалась воронка. В эту воронку соскальзывало сотканное из тумана змеиное тело. А потом воронка схлопнулась, окатив Стэфа и Ареса с ног до головы холодными брызгами. Стэфу показалось, что за мгновение до этого он видел хвост. Огромный рыбий хвост. Однажды у берега Шантарских островов ему довелось встретить гренландского кита. Кит уходил под воду с той же неукротимой мощью и вызывал в человеческих сердцах тот же ужас пополам с восторженным трепетом.

– Феня! – Арес рвался вперёд, туда, где от воронки уже не осталось и следа. Ни от воронки, ни от лодки… – Аграфена!

– Стой! – Стэф поймал его за ворот куртки. Арес, не глядя, отмахнулся.

Пришлось хватать его обеими руками, скручивать, уклоняясь от яростных замахов и ударов. Пришлось вот так, за ворот волочь парня из воды. А потом швырять спиной на берег, в прожжённый почерневший мох, и, навалившись всем весом, держать. Чтобы выдохся. Чтобы выкричался. Чтобы обессилил. Чтобы смирился. Хотя бы на время…

Держать пришлось долго. Когда Стэф немного ослабил хватку, Арес снова попытался вырваться. Пришлось врезать, чтобы привести его в себя. Потому что таких, как они с Аресом, слова не берут. Не тот у них замес.

Помогло. Арес обмяк, закрыл лицо руками. И сразу стало ясно – всё. Нет, он не успокоился и не смирился, но он готов принять новую реальность.

– Она утонула. – Арес не спрашивал. Он уже всё решил и всё обдумал. – Эта болотная тварь её утянула. Псы нас отвлекли, а она… оно подкралось сзади.

Стэф молчал. Они были мокрые насквозь. Им нужно было хотя бы попытаться просушить одежду. Но не опасно ли разводить тут огонь? Не привлечёт ли он угарников?

– Нам пора уходить.

Нужно было сказать что-то другое, как-то успокоить, поддержать. Но Стэф был хреновым утешителем ещё с тех далёких времён, когда сам он был толстым и неуклюжим подростком, а один из его лучших друзей вот точно так же, как сейчас Арес, отказывался верить, что всё кончено. Утешителем Стэф был хреновым, но теперь у него было больше опыта, силы и власти. Теперь у него были возможности и, самое главное, надёжные друзья. Арес ещё не знает, что он тоже теперь не один. Теперь он часть того мира, в который Стэф пускал далеко не каждого, но если уж пускал, то никогда и ни за что не бросал в беде.

– Мы что-нибудь придумаем. – Стэф с трудом поднялся на ноги. На его плечи будто бы давила невидимая бетонная плита. – А пока нам лучше побыстрее убраться отсюда.

– Что мы придумаем? – спросил Арес. В голосе его звучало отчаяние пополам с надеждой. – Вызовешь сюда бригаду водолазов? Сбросишь на это чёртово болото дивизию десантников?

– Если потребуется. – Стэф не хотел спорить. Сейчас его мозг работал как компьютер: просчитывал, анализировал, делал выводы. – Не мешай мне пока, Арес. Нужно уходить.

Утешитель из него был хреновый, а руководитель классный. Доказательством тому служил Хивус – город-чудо, построенный им за Полярным кругом[1]1
  Подробнее об этом можно прочитать в книге «Снежить».


[Закрыть]. Наверное, умение убеждать иногда ценнее умения утешать. Потому что у него получилось. Потому что Арес молча встал, так же молча стянул с себя сначала мокрую куртку, потом майку. Куртку отшвырнул в сторону, майку отжал и снова надел. Стэф проделал те же манипуляции, поднял с земли карабин, протянул Аресу. Тот так же молча принял оружие, перекинул через плечо.

Впереди их ждала неизвестность, если не сказать – бездна. Им предстояло преодолеть обратный путь со всеми его ловушками, невидимыми препятствиями и поворотами самостоятельно. Другого выбора у них не было. Но стоило кое-что проверить. Стэф вытащил из рюкзака купленную у Ареса карту, сунул её парню, велел:

– Смотри!

– На что? – Во взгляде Ареса не было ни интереса, ни раздражения. Можно сказать, в нём не осталось ничего, свойственного простому человеку.

– На карту.

– Я видел её уже сто раз.

– Посмотри в сто первый. Что ты видишь?

Арес протянул руку, взял карту, посмотрел.

– Ну? – спросил Стэф, старательно скрывая надежду. – Что ты видишь?

– Я вижу путь, – сказал Арес с мрачным удовлетворением. – Раньше я видел только крестики, а теперь я вижу путь.

Значит, сработало. Болото было не просто гиблым местом. На людей с даже маломальскими паранормальными способностями оно действовало как активатор. Вне болота и вне стресса Арес видел лишь малую часть того, что мог видеть на самом деле.

– Тогда веди! – сказал Стэф.

Прежний Арес непременно озадачился бы такими странными метаморфозами, возможно, даже начал бы торговаться, но этому новому Аресу было всё равно. Он бросил равнодушный взгляд на карту и двинулся вперёд. Прежде чем двинуться следом, Стэф сделал шаг в сторону и подобрал лежащий в прибрежных кустах посох с пёсьей головой.

Шли быстро и молча. Арес изредка поглядывал на карту и почти не смотрел под ноги. Живыми и невредимыми они добрались до Змеиной заводи явно только чудом. Или Мари хватило на сегодня жертв…

Оказавшись дома, Стэф первым делом взялся топить баню. Ему почему-то казался важным этот акт физического и символического очищения.

– Помоги! – Он сунул в руки безучастно стоящему рядом Аресу два ведра. – Натаскай воды.

– Нужно сказать её родителям. – Во взгляде Ареса сквозило отчаяние. – Стэф, как мне сказать им, что их дочь мертва?

– Завтра, – сказал Стэф так твёрдо, как мог. – Мы расскажем им завтра. Поедем вдвоём. Я тебе помогу, обещаю.

– Почему завтра? – Арес так и стоял с пустыми вёдрами в руках.

– У меня есть план.

– Аграфена погибла по нашей вине, а у тебя всё ещё есть план? – На лице Ареса промелькнуло и тут же исчезло отвращение. И было не понять, к кому относилось это болезненное чувство: к Стэфу, к себе самому или к тому факту, что Аграфены больше нет, а планы всё ещё существуют.

– Да, у меня есть план. И я расскажу тебе о нём завтра. Мне нужно проверить одну гипотезу.

– Я не хочу участвовать в этом… – Арес поморщился. – Больше не хочу. Я уеду сразу после…

Наверное, он хотел сказать, что уедет сразу после похорон Аграфены, а потом вдруг осознал, что хоронить некого.

Вёдра с грохотом упали к его ногам, а сам Арес уселся прямо на землю, сжал виски руками. Он не плакал, хотя Стэф считал, что так было бы легче. Здесь, в этой глуши, можно было дать волю чувствам. Можно было выть в голос. Но Арес просто сидел.

Стэф сходил в дом и разлил по стаканам виски. Один стакан залпом осушил сам, второй протянул Аресу, велел:

– Пей!

Алкоголь в списке мужских утешителей всегда стоял на первом месте. Наверное, с него и нужно было начинать. Выпили молча. Так же молча налили по второй. Можно было бы и по третьей, но Стэфу была просто жизненно необходима баня.

– Натаскай воды, – сказал он, направляясь в сарай за дровами.

– А если они позвонят? – спросил Арес. – Её родители?

– Они не позвонят. Телефон был с ней, когда она… – Стэф замолчал.

– А если приедут сюда?

Стэф уже думал над такой вероятностью. И вероятность эта казалась ему крайне невысокой. Он был абсолютно уверен, что Феня не посвящала родителей в свои планы.

– Не приедут.

– Что ты собираешься делать? – За его спиной звякнули ведра.

– Я собираюсь протопить баню.

– Не сегодня. Ты сказал, у тебя есть план…

– А ты сказал, что собираешься уехать.

– Если твой план касается того, как наказать это нечто… Если в твоих силах осушить это болото к чертям собачьим, я останусь. Стэф, ты ведь можешь?

– Я многое могу, – сказал он, не оборачиваясь. – Но давай всё обсудим завтра. Мне в самом деле нужно хорошенько всё обдумать.

Всё, больше вопросов Арес не задавал. Они молча растопили баню, молча попарились, молча поужинали и допили остаток вискаря, молча легли спать. Арес не пошёл на кровать, из какого-то мальчишеского упрямства расстелил спальник на полу в передней комнате. Стэф боялся, что сегодня ночью парень не уснёт, но стресс, усталость и алкоголь сделали своё дело: Арес отключился через четверть часа.

А вот Стэфу не спалось. Впрочем, спать ему всё равно было некогда. Он не обманул Ареса, когда сказал, что ему нужно всё хорошенько обдумать и подготовиться.

Сегодня ночью он ждал псов, но пришли другие гости. В полночь в дверь постучали марёвки. Стоя перед запертой дверью и наблюдая, как на пороге тускло светятся две детские фигурки, Стэф радовался тому, что Арес не проснулся.

– Вам чего? – спросил он шёпотом, прижавшись щекой к шершавым доскам двери.

– Впусти нас, Стёпа, – послышался с той стороны тонкий детский голосок. Кажется, говорил мальчик.

– Впусти, Стёпочка. Мы тебя не обидим. – А это уже девочка. Вот он и научился узнавать марёвок по голосам. – Мы и того, другого Стёпу, не обидели. Честно-честно! А тебе мы можем показать путь. Хочешь?

– Какой путь? – Голос Стэфа охрип и упал до шёпота. Не потому, что страшно. По другой причине.

– А какой хочешь, такой и покажем.

– На остров?

– На остров она тебя не пустит, Стёпочка. – Девочка хихикнула. – Для острова ты слишком большой и слишком обыкновенный.

– Кто меня не пустит? Марь?

– Она матушка. – Девочка перестала хихикать, затаилась. – А мы можем тебя к кладу привести, показать, где золото. Хочешь золота, Стёпа?

– Не хочу.

– Не ври. Все хотят золота, а мы знаем, где найти. Ты подумай. Мы не каждому такое предлагаем, Стёпочка. Мы тебе, считай, по-родственному. Уж больно ты на него похож. Только старше и бородатый. Свет от вас идёт одинаковый. Такой свет с другим не спутаешь.

– Клад, значит… – Стэф отступил от двери, спросил: – А взамен что?

– А ты выйди к нам, Стёпочка. – Голос девочки отдалился, словно она тоже отступила от двери. – Нас в дом не пускаешь, так сам выйди. Сказать она тебе кое-что хочет, весточку передать.

– Кто?

– А вот выйди и узнаешь. Как думаешь, больно ей было умирать? Когда вода уже не вокруг тебя, а в тебе, а?

– Ты про кого, нечисть?

– Ты не знаешь, а я знаю. Я долго-долго умирала, Стёпочка. Сначала кричала, маму звала, а потом перестала кричать, потому что воды нахлебалась и дышать стало нечем. Мне так страшно было, Стёпочка! Страшно и очень холодно. Вода в болоте студёная даже летом. А я в конце осени умерла.

– Что ты делала на болоте? – Стэф сел на пол, прислонился спиной к двери.

– Клюкву собирала. Что ещё делать на болоте? – Кажется, марёвка тоже села. Даже сквозь толстую дубовую доску он чувствовал исходящий от неё холод.

– В конце осени?

– Мама сказала, что осенью клюква самая вкусная, самая сладкая. Мы её только всё никак не могли отыскать, потому что под снегом плохо видно.

Ещё и снег… А под снегом – рубиновая, как капли крови, клюква.

– Я не очень клюкву любила, но мама сказала, что Тиша болеет и ему нужно, чтобы выздороветь. Тиша – мой братик. Был… Мама его очень любила. Я тоже, наверное. Я уже не помню, Стёпочка. Вот ты кого-нибудь любил, а?

– Я и сейчас люблю, – прошептал он, прижавшись затылком к двери.

– А я вот не люблю. Не помню, как это. А тогда мама сказала, что Тиша болеет и ему нужна клюква, чтобы поправиться. И мы пошли на болото.

– А потом? – спросил Стэф, хотя был уверен, что уже и так знает ответ.

– Мама велела мне стоять и не шевелиться, пока она будет искать клюкву. Я стояла. Долго-долго стояла. Пока совсем не замёрзла. А потом пошла.

Стэф молчал. Маленькая девочка осталась одна на болоте, потому что мама её бросила. Маленькие дети никогда не задаются вопросом, почему ушла мама. А даже если задаются, то винят не маму, а себя. Ему ли не знать? Когда-то и его мама ушла. Нет, она не оставила его одного глубокой осенью посреди трясины. Она оставила его одного посреди жизни. Просто бросила. И он выплывал, как умел. У него получилось. А у маленькой девочки, которая не помнила своего имени, но помнила имя младшего братика, – нет.

– Она меня любила! – со злостью и обидой в голосе сказала девочка. – Я точно знаю, что она не специально. У остальных мамы специально, а моя меня просто… потеряла. Это я виновата… – Из-за двери послышались тихие всхлипывания.

– Ты не виновата, – сказал Стэф. – Никто не виноват.

– Ты так думаешь? – Всхлипы прекратились.

– Я знаю. Ты маленькая. И ты не виновата в том, что… утонула.

Он хотел добавить, что виновата её мама. И в том, что взяла такую кроху с собой на болото. И в том, что бросила её одну и не вернулась. Может быть, она не желала такой страшной доли своему ребёнку, но она его бросила.

– Она меня любила. – Всхлипы перешли в тихий безутешный плач.

– Конечно, она тебя любила, но ты всё равно не виновата. Ты вообще ни в чём не виновата. Не плачь.

– Ты так думаешь, Стёпочка?

– Я знаю.

– А выйдешь к нам?

Он усмехнулся.

– Нет.

– Боишься?

– Не хочу обижать таких славных малышей.

Из-за двери донёсся звонкий смех.

– Смешной ты, Стёпочка! – сказала девочка.

– Ты боишься, Стёпа, – вторил ей мальчик.

– Она сказала, что тебя убивать нельзя. – Девочка перестала смеяться. – Того Степу нельзя было. И тебя тоже нельзя.

– Кто? Кто запретил меня убивать?

– А свет от тебя идёт такой красивый, такой вкусный! И воспоминаний у тебя много. Плохих тоже. А хочешь, Стёпа, мы их заберём? Мы не будем тебя убивать, мы просто заберём то, что причиняет тебе боль.

– Спасибо, мне и так хорошо.

– Она тебя оставила. Твоя мама. – В дверь с той стороны поскреблись. – Она знала, что тебе будет больно, но всё равно бросила тебя. Она тебя не любила, Стёпочка.

– Я знаю, – сказал он и сам удивился тому, с какой лёгкостью признал эту страшную правду. Марёвка неожиданно оказалась лучшим в мире психотерапевтом. К тому же совершенно бесплатным. – Она любила искусство.

– Что такое искусство?

– Искусство – это когда красиво.

– Марь – это искусство?

– Если ты считаешь, что она красивая, значит, так и есть. – Он встал на ноги.

– Ты хороший, – послышалось с той стороны. – Ты светишься. И ты хороший. Наверное, я не стала бы тебя убивать, даже если бы мне не запретили.

– Спасибо, – сказал Стэф, положив ладонь на дверь.

– Жалко, что ты уже вырос и стал взрослым. Но ты же всё равно придёшь, Стёпочка?

– Я приду, – пообещал он.

– Хорошо. Она тебя ждёт.

С той стороны наступила тишина, не оставляющая сомнений в том, что снаружи больше никого нет. Марёвки ушли. До рассвета оставалось ещё несколько часов, но Стэф не вернулся в кабинет. Он уселся за стол в передней комнате и положил голову на скрещённые поверх столешницы руки. Жизнь приучила его спать в любых позах и при любых обстоятельствах.

Второй раз в дверь деликатно постучали на излёте ночи. Арес беспокойно заворочался, но не проснулся. Стэф зевнул, потянулся, выглянул в окно, а после направился в сени.

С той стороны стояла Анюта. К своей пышной груди она прижимала охапку какой-то травы.

– Эй, хозяева! Есть кто живой? – спросила она громким шёпотом, словно боялась разбудить этих самых хозяев.

– Есть, Анюта, – сказал Стэф и открыл дверь. – В дом не приглашаю, ты уж прости.

Она смущённо зарделась, посмотрела на порог, а потом ответила:

– Больно мне к тебе ходить, Стёпочка.

– Ты моё имя выучила, Анютка? Смотрю, популярный я персонаж у вашего брата.

– Не выучила. – Она покачала головой, а потом провела руками по волосам. – Просто откуда-то помню. Я сейчас мало что помню. Пусто тут. – Указательным пальцем она постучала себе по виску. – Как будто болотный туман вместо мозгов.

– Это потому, что ты умерла, Анюта, – сказал Стэф с жалостью. – Ты умерла. Поэтому и туман.

– Неправда! – Она вскинулась, замахнулась на него пуком травы, а потом вдруг затихла, опустила руку. По пухлым щекам покатились горючие слёзы. – Померла, говоришь?

Стэф молча кивнул.

– А… давно?

– Больше десяти лет назад.

Она ахнула, спрятала мокрое от слёз лицо в ладонях.

– Как же мамка моя? Я ж у неё одна. Как же она без меня?..

– У неё всё хорошо. Не плачь, Анюта, – сказал Стэф.

– Хорошо? – Она убрала руки от лица. – Живая она хоть, мамочка моя?

– Живая. Три года назад переехала из Марьино в Змеиный лог к своему… другу.

– К дядьке Игнату, что ли? – Анюта улыбнулась. – Давно надо было. Он ещё со школы за ней увивался. К нему? – Она вопросительно посмотрела на Стэфа.

– К нему. Занялись мелким бизнесом. – Стэф улыбнулся. – Заготавливают и продают иван-чай.

Полное Анютино лицо тоже расплылось в улыбке.

– Узнаю дядьку Игната! Он тот ещё коммерсант. Идёт хоть бизнес у них?

– На жизнь хватает.

– Хорошо. – Анюта перестала улыбаться, положила пук принесённой травы на крыльцо между собой и Стэфом, сказала: – Это беспамятник. Редкая травка. Растёт только на торфяниках. Помогает.

– От чего помогает, Анюта? – спросил он, не рискуя брать траву в руки.

– От памяти. Если нужно что-то или кого-то… забыть. – Анюта шмыгнула носом. – Завари травку и выпей. На следующее утро уже отпустит.

– Что отпустит?

– Всё. Не будет воспоминаний, не будет боли. Вернёшься в свой город. Красиво там у тебя, да? Северное сияние… – Анюта мечтательно вздохнула, а потом обхватила себя за плечи. – Только холодно очень.

Стэф не стал спрашивать, откуда мёртвая санитарка Анюта знает про Хивус. Он спросил другое:

– Кто тебя прислал?

Она отступила на шаг, покачала головой, а потом сказала с искренним недоумением:

– Я не знаю, Стёпочка… Я просто знаю, что нужно отнести вам гостинец, пока не рассвело. Чтобы ты не мучился, чтобы уезжал отсюда, пока не поздно. Чтобы сам уехал и друга своего увёз. Вот такой вам обоим подарок…

Да что ж такое-то! Все хотят лишить их с Аресом памяти! И все якобы из благих побуждений. А на деле – чтобы не совались не в своё дело и не лезли на чужую территорию.

– Спасибо за подарок. Только мне не нужно. – Он покачал головой. – Со своей болью я как-нибудь сам разберусь.

– А друг твой? Ему ж сейчас ой как плохо! Зачем же ему страдать, когда можно не страдать? Если бы я могла беспамятников мамке передать, думаешь, не передала бы? Передала бы! Потому что никто не должен страдать по тем, кого оно забрало.

– Болото?

– Не знаю, Стёпочка. – Над верхушками елей забрезжил рассвет. Рука Анюты потянулась к щеке. Стэф вздохнул. Она тоже вздохнула, сказала со смирением: – Пойду я, наверное. Не хочу, чтобы как в прошлый раз… Не хочу, чтобы ты видел… Больно это…

– Иди. Спасибо за подарок.

– Я другой принесу… – Ногти Анюты впились в кожу, по щеке покатились первые кровавые капли. – Не тебе, а мамке… Травки для её чая… Чтобы вкуснее был… Там много не надо… Щепотки хватит… – Из ясных Анютиных глаз катились слёзы. – Если вспомню…

Она отступила ещё на шаг. Волосы её уже дымились и потрескивали.

– Отвернись, Стёпочка, – простонала она. – Отвернись, а лучше уходи. Пахнешь ты уж больно вкусно. – Чернеющие от внутреннего жара губы Анюты растянулись в хищной ухмылке, обнажая крепкие зубы. – А на болото не суйтесь! – сказала она уже совсем другим, лишённым души голосом. – Хозяин не любит, когда вмешиваются… Когда отнимают то, что его по праву… Прячься, Стёпочка! – На мгновение, на долю секунды откуда-то из тёмных дымящихся далей вернулась Анюта. – Выпей моей травки и забудь…

Дальше он не смотрел и не слушал. Не потому, что было страшно или противно, а потому, что было до одури жалко эту простодушную женщину. И потому, что было невыносимо наблюдать, как это простодушие сменяется лютой злобой.

Стэф захлопнул дверь в тот самый момент, когда из рассветного тумана к нему ринулась уже не Анюта, а ненасытная, пышущая жаром тварь. Дверь содрогнулась, но ожидаемо устояла. Домик у Змеиной заводи был не просто домиком, он был неприступной крепостью, форпостом между миром живых и миром мёртвых. Так уж вышло, что они с Аресом заступили тут на вахту…