Текст книги "Всё сбудется (сборник)"

Цветок

На полированной блестящей поверхности журнального столика в хрустальной вазе на белой кружевной салфетке стоят три пышных георгина. Стебли у них толстые, листья большие, ярко-зелёные. Георгины все разные по величине. Самый большой цветок от тяжести изогнулся на толстом стебле. Окраска очень похожа на костёр – по краям лепестки ярко-оранжевые, ближе к центру появляются в них жёлтые прожилки, а середина ярко-жёлтая и такая густая, что не видно самой сердцевины. Два других цветка чуть поменьше, но такие же яркие, полыхающие жёлто-оранжевыми красками.

Прошёл день, нижние лепестки у цветов скрутились, порыжели, на листьях появились тёмные пятна. Пришлось поменять воду, подрезать стебли и ножницами обстричь начинающие вянуть лепестки и листья. В вазе цветы приняли другое положение. И подстриженные они выглядели великолепно. Через день все три нижних ряда лепестков покрылись ржавчиной и свернулись в трубочки. Нетронутой тлением осталась только сердцевина, и все листья покрылись пятнами и покоробились. Я удалила все завядшие лепестки и листья, заменила помутневшую воду на прозрачную, и опять поставила букет в вазу. Георгины приняли уже новое положение: два вместе, а один, тот, что помельче, отдельно.

После стольких операций над ними цветы всё-таки ещё радовали глаз.

И вот на четвёртый день цветы были тронуты увяданием настолько, что, хоть и с большим сожалением, но мне пришлось их выбросить. Они ещё не совсем завяли, лепестки сердцевины их выглядели тугими и яркими, но обрезать крайние лепестки больше не имело смысла. Цветы уже внушали не восторг перед мощной могучей природой, которая смогла создать такую красоту, а только сожаление о том, как недолго они стояли.

Так, наверно, и с человеком. Требуется постоянно избавляться от того, что отравляет, гнетёт нас. И когда приберёшь в своей душе, как бы обрежешь все почерневшие лепестки, через некоторое время родимые пятна греха выступают снова. И процесс этот бесконечный, но не тщетный, ведь надо же как-то продолжать жить цветку или человеку?

А в раю, наверное, цветы не увядали, а вечно цвели и благоухали.

Дерево счастья
Сказка

Пообещал садовник вырастить для людей дерево счастья. Людям так хотелось счастья, что они поверили и стали ждать плодов. Садовник сказал, что дерево счастья требует жертв, чем, мол, их больше, тем быстрее вырастет, и в будущем даст столько замечательных плодов, что на всех хватит. Несмотря на обильные жертвы, дерево росло очень медленно. А людям, чтобы терпеть легче было, придумали делать прививки счастья. Так они жили и погибали счастливые.

Деды верили, отцы верили, а внуки усомнились. И стали отказываться от прививок счастья. Решили они посмотреть на плоды дерева счастья, но их к нему не пустили: «Не положено!», – говорят. Тогда люди возмутились и срубили дерево.

А легче не стало. Дерево оказалось подземным. У него корни по всей земле разрослись, тучные, крепкие на жертвах людских. Трудно их выкорчёвывать. Прививки счастья мешают. Это под силу только молодым, у кого прививок мало было и младенцам, когда вырастут.

Про Сашу

Напротив нашей дачи вечно пьяный сосед Жорка, сидя прямо на пороге, играет с детьми в карты. Слышится весёлый смех и крики мальчишек, подтрунивающих над Жоркой, который постоянно сбивается, сердится и матерится. Саша, мой племянник семи лет, он почти не играет на улице с ребятами, долго стоял у забора и наблюдал за весёлым кружком, затем не выдержал и подошёл и стал смотреть за игрой. Вдруг кто-то из мальчишек сказал, что Саша – еврей, и нечего ему играть и пялиться. На это Жорка вдруг сказал, что евреи очень умные и хорошие, и Сашу чтобы обижать не смели. Тогда один самый задиристый сказал:

– А евреи Бога продали.

На что Жорка ответил с запальчивостью:

– Да ты сам первый и продал, раз так говоришь.

Кто-то спросил:

– А ты, Жора, русский?

На что тот ответил:

– Нет, я татарин. Мы вас триста лет… жучили.

Дети засмеялись и игра продолжилась. Странно, но после этого случая Саша стал чаще выходить играть с ребятами. Я спросила Сашу, часто ли его дразнят евреем, он заплакал и сказал, что дразнят, но он не еврей.

Я спросила:

– А кто ты?

Он гордо ответил:

– Я – татарин.

Мы напрасно ждём яиц от курицы. Я только что наблюдала, как Саша, зайдя в курятник, роет в опилках яму и туда запихивает цыплят и сыплет сверху опилки. И наблюдает, выберутся или нет, в общем, похороны им устраивает. Если он и с несушкой такое проделал, то понятно, почему она снесла два яичка и всё.

Иду смотреть – всё верно. Не выдерживаю, начинаю ругать. Спрашиваю:

– Что ты делаешь?

– Силу цыплят проверяю.

Детская перчатка

Я шла в парке по тропинке и вдруг увидела на стволе толстой высокой берёзы красную детскую перчатку с растопыренными пальчиками. Видимо, какая-то девочка её потеряла, а добрый прохожий поднял и повесил на видное место.

Луч солнца выхватывал маленькую красную перчатку на большом, уходящем ввысь чёрно-белом стволе в окружении лёгких, подвижных теней от листвы. Довершали картину яркая зелень газона и высокое ясное небо первого осеннего дня.

Через некоторое время я опять шла по этой тропинке. Красная перчатка висела на прежнем месте. Видимо, её маленькая хозяйка больше тут не проходила. Прошло ещё несколько дней. И в третий раз, проходя по этому маршруту, я опять заметила знакомую красную перчатку. Пройдя несколько шагов мимо, я почему-то остановилась и обернулась. Посмотрела на высокие кроны деревьев и вдруг поняла, – до меня наконец дошло: «Эта перчатка – привет из далёкого детства!»

Призыв вспомнить и вновь ощутить ту непосредственную радость, которая раньше окружала всё вокруг, и я была сама частью этой радости.

Этот знак напомнил мне, что радость не только была, но она есть, и будет всегда. Радость никуда не ушла! Это я от неё отвернулась, наполняя свою душу грузом повседневных забот.

Со светлой грустью мне припомнились те детские далёкие мечты, давно забытые и, увы, наверное, неосуществимые. Как знать, а вдруг?

Обыкновенное чудо

На подоконнике в горшочке расцвёл гиацинт.

Сначала из луковички выросла зелёная шишечка, а за ночь она превратилась в ажурное соцветье, где каждый из цветов – как взгляд самой нежности.

С оконного карниза, изогнутого аркой, струнами хрустальной арфы, сверкая на солнце, тянутся вниз тонкие длинные сосульки.

На блестящем, но уже рыхлом снегу в перекрестье узких теней среди прогалинок рассыпаны иероглифы птичьих следов и крупинки семян.

При малейшем дуновении ветерка с запорошенных деревьев срываются лёгкие снежные облачка. Мерцая и переливаясь каждой снежинкой, они тают в морозном воздухе.

«Бух!» – срывается «снежная лавина», раскачивается ветка молодой пушистой сосны. Это прилетел пестрокрылый зяблик, крутит чёрной головкой, поклёвывает что-то.

Небо, воздух наполнены музыкой Вивальди. Бах забыт.

«Тук-тук-так-так!» – аккомпанирует в лесу дятел. Высоко на старой сосне мелькает его красная головка.

Музыка Весны, аромат Весны наполняют лес, сад, дом и душу.

Осень

Осень года, как и осень человека, может показаться и красивой, и неприятной.

Всё зависит от того, какими глазами мы смотрим на стареющего человека или на осенний пейзаж.

Если мы смотрим с любовью, то любая внешность или вид воспринимаются как удивительно прекрасные. Человек-Осень иногда восхищает нас нажитой мудростью и добротой, но чаще раздражает занудством и вредностью.

Один и тот же осенний пейзаж поражает своей изменчивостью. Перед нами то яркая картина маслом, пламенеющая радостными красками, то нежная акварель чистых тонов, навевающая грусть мглистыми далями, проступающими сквозь прозрачную вуаль дождя.

Кажется, что приход осени и радует, и пугает красавицу Землю.

Её пышные волосы – лиственные леса – сначала желтеют, а потом совсем облетают. Почти как волосы человека в старости – сначала седеют, а потом выпадают.

Конечно, временами Земля грустит: плачет дождями, злится резкими порывами ветра. Она в отчаянии и со страхом иногда даже думает, что за ночными заморозками и весёлым первым снегом придёт не зимний сон, а смерть. Но когда выглядывает из-за туч солнышко, Земля верит, что непременно придёт Весна и её разбудит.

Как правило, в начале осени у Земли хорошее, приподнятое настроение, как у красотки, выходящей с новой потрясающей причёской от любимого парикмахера по имени Творец.

– Ах, как хороша! – восклицает она, улыбаясь, глядя на себя в бесконечные зеркала озёр и рек.