Текст книги "Отложенная беременность, или Любовь после смерти"

Вытерла набежавшие слёзы. Воспоминания о боли были слишком яркими и ещё неостывшими и я вновь переживала те горькие минуты скорби и отчаяния.

– Я завидовала нашим друзьям, что у них всё по-прежнему. Я перестала встречаться с ними. И не желала слышать их слова, что мне пора забыть тебя, пора отпустить тебя и жить дальше. Я ненавидела их за это. Ненавидела их счастье и любовь. Даже мои родители и твои тоже отгородились от меня, не понимая, почему я так долг скорблю и не желаю верить, что ты мёртв и не вернёшься. Поиски прекратили спустя полгода. Версия была такая: произошёл камнепад, вся группа оказалась погребённой в каком-то из ущелий, куда не подобраться. Ничего не было найдено – ни вещей, ни следов, ни крови… Ничего. Словно вы просто исчезли. И на этом всё. Тебя и других объявили погибшими.

Я немного помолчала и продолжила.

– На работе вокруг меня образовалось пустое место. Только один человек продолжал поддерживать меня. Это… Это Дима. Наш с тобой друг… Но у него был другой ко мне интерес. Поэтому он продолжал со мной общаться. Я создала вокруг себя безжизненное пространство. Боль меня буквально съедала, душила ночами и не позволяла жить дальше. А ещё… А ещё я тебя продолжала ждать. Я люблю тебя… Максим… И другого мужчины для себя не хочу… Прости за имя, но не могу называть тебя Иваном. Не твоё это имя.

Покачала головой и хрипло сказала:

– Я нуждаюсь в тебе. Хочу снова ощущать тебя рядом. Дышать твоим запахом, гладить твои волосы, прижиматься к щеке, к вечеру немного колючей, целовать тебя, обнимать… Ощущать твои руки и губы на себе…

Подняла на его каменное лицо взгляд и прошептала:

– Помоги мне… Помоги мне и себе вернуть тебя… Клянусь, я сделаю всё, чтобы ты снова начал ходить и вспомнил своё прошлое.

Он долго молчал и смотрел на меня немигающим взглядом, потом взялся за своё инвалидное кресло и, развернув колёса, отъехал к окну и замер ко мне спиной.

– Пп-почему тт-ты решш-шила, чт-то я хх-очу д-другую жж-жизнь?

Я встала со стула и подошла к нему, резко развернула кресло к себе и уставилась на мужчину, которого не могла узнать.

Макс сидел в своём инвалидном кресле, поднял на меня свой взгляд и криво улыбнулся. Это была улыбка крокодила, который только что заглотил глупую птичку. Я готова была сказать ему какую-нибудь резкость, но не знала – какую; пока я, ошеломлённая, раздумывала, Макс спросил:

– Н-нутт-теперь-то т-ты жжж-жалеешь, чт-то ппп-приехала? Т-теперь-то т-тывв-видешь, чт-то т-твой муж мёртв?

Глава 5

* * *

Вероника

Я провела в этом доме ровно два дня.

И пока я ещё не позвонила ни докторам… да вообще я никому не звонила! И сама не понимаю, почему.

Хотя нет, прекрасно понимаю.

Макс, которого я видела сейчас, не был похож на моего Макса. У меня начали закрадываться сомнения, что это мой муж. А вдруг, это его брат-близнец, Иван? А мой любимый мужчина, на самом деле, мёртв?

Мысли сводили с ума своей назойливостью. Они как опытные палачи предлагали мне самые негативные варианты развития событий.

Вести разговор с мужчиной было очень сложно, практически невозможно.

Вчера я попросила Анну Сергеевну вместо неё отнести завтрак Максу, но когда я только вошла к нему в комнату, то получила огромную порцию презрения и кажется, даже ненависти.

А потом, он и вовсе повёл себя как истеричная женщина в предменструальный период! Он взял с подноса стакан с молоком, сделал вид, что сейчас будет пить, а затем, выплеснул молоко на меня!

Моему шоку и возмущению не было предела. И ко всему прочему, он ещё и процедил:

– Н-не смей зз-захх-ходить ко мн-не в комм-нату. Нн-никогда.

Обед и ужин относила Максу Анна Сергеевна.

На мои вопросы, почему он не ест вместе со всеми в столовой, я получила такой вот ответ:

– Ванечка не выходит из своей комнаты. Никогда.

– А как же, ванна и туалет? – спросила, немного обескураженная его затворническим поведением.

– Так у Ванечки своя ванная и туалет, которые примыкают к его спальне. Они переоборудованы под его недуг, – ответила Анна Сергеевна.

Анна Сергеевна уже приняла меня. А вот Илья Алексеевич, как и Макс, был не рад моему обществу.

Анна Сергеевна хлопотала вокруг меня, расспрашивая, как я себя чувствую, есть ли у меня снимок с УЗИ и прочее, прочее, прочее. Она даже начала фантазировать, как в этом доме снова будет слышен детский смех, топот маленьких ножек и она на полном серьёзе интересовалась моим мнением, не против ли я, если детская будет на втором этаже?

– Мы с вами знакомы всего два дня, – извиняющим тоном пробормотала на её слова. – Давайте не будем загадывать наперёд. Ещё неизвестно, Макс ваш сын или нет.

Мои слова женщине явно пришлись не по нраву, но выражать своё недовольство, она не стала. Зато её взгляд мне сказал, что она думает о моих сомнениях и подозрениях.

Если честно, эти люди меня, по правде говоря, немного напрягали.

На самом деле, я хотела взять Макса в охапку и увезти отсюда. И плевать, что тут очень красиво. Зато я – его жена.

И чтобы переменить мысли Макса в другое русло, чтобы он прекратил меня оскорблять и требовать, чтобы я уехала и оставила его в покое, я решила и ему рассказать о своей беременности.

А вдруг, эта новость пробудит в нём хоть какие-то воспоминания?

Если нет, то я завтра же, с самого утра, попрошу Илью Алексеевича отвезти меня обратно в город. Я возьму из квартиры его личные вещи и привезу сюда. Помимо вещей, я хочу привезти сюда и своего знакомого доктора, нейрохирурга, который мог бы поговорить с Максом и этими людьми как профессионал. Раз он не слушает и не слышит меня, то возможно, услышит из уст другого человека – со стороны.

Эти мысли немного привели в порядок моё сердце, которое болело эти дни, как я увидела Макса – живого, настоящего, своего родного и такого далёкого человека. Абсолютно чужого.

Уколы ставила ему Анна Сергеевна – неправильно, причиняя боль и оставляя синяки.

Этот упрямец, категорически не подпускал меня к себе – он откидывал от себя мои руки и один раз даже выхватил шприц и пригрозил, что всадит в меня иглу, если я не уберусь прочь из его комнаты, добавив в конце речи, что я сука.

Заикаясь и сидя в инвалидном кресле, после таких обидных требований и оскорблений и ужасного отношения ко мне, я захотела заорать во всю силу своих лёгких, потом пойти в сад, сорвать колючий куст с розами и засунуть шипастое растение этому психу в то самое место, на котором он сидел!

Но вместо этого я убежала в свою комнату и всю ночь прорыдала в подушку.

Ни Анна Сергеевна, ни Илья Алексеевич ко мне не зашли, чтобы поговорить и успокоить. Видимо, они считали, что после такого я сорвусь и уеду.

Но нет. Я не оставлю своего мужа.

Я нутром чувствую, что это Макс. Не понимаю, правда, почему он такой стал… Такой жестокий и даже на минуту не желающий поверить мне. Точнее, он говорил, что даже если это и правда, он не помнит прошлой жизни, а значит, меня не было. Нас не было. И попросил забыть меня и оставить его в покое.

Не оставлю.

Ни за что.

Лучше в бараний рог скручу этого упрямца, но не уеду. Стерплю все обидные слова и его скотское поведение, но заставлю его встать на ноги и вспомнить меня и нашу счастливую жизнь, нашу любовь, наши мечты и планы.

Понимаю, что будет непросто, будет больно, будут слёзы и крик в подушку, как сейчас. Но я не отступлю. Я нашла своего мужа, которого уже все похоронили! Я хочу вернуть нашу с ним жизнь и наше семейное счастье. Он ведь так любил меня…

И теперь больно видеть в любимых глазах не узнавание, бездушие и равнодушие ко мне.

Моя радость от встречи поникла, оставив после себя лишь горькую печаль.

Но Макс для меня был, есть и будет всегда дорог. Потому что он – моя половинка. Вот так. Всё просто.

Нужно теперь лишь пробудить сердце моего любимого, чтобы он вернулся ко мне, вспомнил меня и снова обнял, как когда-то, снова поцеловал, как умеет целовать только мой Макс.

Я так скучала и тосковала по нему, но встретив, будто призрака, не могу кинуться ему в объятия, не могу прикоснуться.

Он отвечает мне холодом и ненавистью.

Это больно. Настолько больно, что мне выть хочется от раздирающего чувства внутри, стискивающее в жестокий кулак моё исстрадавшееся сердце.

Но я сильная. Я справлюсь. Ведь теперь я не одна. Мой малыш мне поможет вернуть мужа.

И пора ему рассказать.

А вдруг подействует и он вспомнит?

Но надежда, та ещё сука.

* * *

Ника

В воздухе пахло вечером – чем-то сладким и немного пряным. В открытое окно доносились звуки ночных насекомых. Прохладный и влажный воздух трепал мои распущенные волосы.

Замерев, я пыталась разглядеть что-то в далёкой линии горизонта, где горы слились с иссиня-чёрным небом, усыпанным необычайно яркими дрожащими колючками звёзд.

День сегодня был длинным, суетливым, морально выматывающим, как и предыдущий. От мыслей и переживаний мгновенно начинает кружиться голова. Прикрыла глаза и втянула в себя сладкий аромат ночного горного воздуха.

Неожиданно, я услышала звуки музыки.

Распахнула глаза, затаила дыхание и улыбнулась.

Музыка играла в комнате Максима.

– Макс, – прошептала едва дыша.

Он всегда любил эту группу, даже не любил, а обожал.

Это точно мой Макс.

Потом музыка стихла и на мои плечи вновь опустилась тишина.

Собравшись с мыслями и решительно настроившись, я поняла, что прямо сейчас хочу с ним поговорить. До утра не смогу ждать – просто взорвусь от волнения и снедающих меня мыслей.

Надела на прозрачную комбинацию чёрный шёлковый халат, который подарил мне Макс, и вышла из комнаты.

Всего лишь мгновение помешкалась перед дверью, но взяла себя в руки и вошла.

– Мне нужно тебе кое-что рассказать, – произнесла с ходу, без приглашения войдя в комнату Макса.

Он как раз выехал из ванной – без рубашки и штанов, в одних плавках. Обнажённый Максим. Русые вьющиеся волосы были влажными. С кончиков волос свисали капли воды, дрожали и срывались вниз – на его кожу.

Ясно, что он долго не занимался физически при его недуге и болях, и ел мало, – слегка выпирали рёбра. Но я прекрасно помню, что до исчезновения он много занимался спортом: у Максима всё также были развиты мышцы бёдер, икр, сильный и крепкий пресс, мужественная грудь, широкие плечи и руки, перевитые венами. Он был также хорош собой – и казалось, что в кресле он сидит просто так, шутки ради и сейчас возьмёт, да встанет.

Я застыла, разглядывая его, поняв, что уже подзабыла, какой он, мой Макс – выглядит как Бог. Вспомнила и увидела как наяву наши с ним жаркие ночи…

Да только он, увидев меня, разочарованно застонал.

– Опп-пять тт-ты, – пробормотал он устало.

– Я, – улыбнулась ему и отвела взгляд, чтобы мысли мои не уходили в другом направлении. – Мне нужно с тобой поговорить.

Он бросил в мою сторону испепеляющий взгляд.

– Мн-не пп-плевв-вать, что тт-тебе тт-там н-нужно.

– Это серьёзная тема, Макс… – я тут же прикусила свой язык, так как он просил не называть его Макс.

Чёрт!

– Прости… Иван, – исправилась я спешно. – Можно сесть?

Указала на его застеленную кровать.

Его лицо вдруг приобрело зверское выражение.

Сложила руки на груди, как будто защищаясь от его злости и пробормотала:

– Хорошо, я постою.

– Т-тыпп-пришла, чт-тобысс-сделать мне пп-приятно? Решш-шила вз-зять менн-ня своими пп-прелестями?

Он издевательски приподнял одну бровь, молчаливо говоря, ну что, детка, испугалась моей прямоты?

Но нет, я не испугалась. Он ведь мой муж и мы часто были близки.

– Дополнительная опция, которая предоставляется после заключения брака, – ответила ему с наглой улыбкой.

– Я ужж-же говв-ворил, чт-то ты мнн-не нн-не ннн-нравишься, – процедил он, сильно заикаясь.

– Наоборот, тебе всегда всё нравилось, – ответила, делая вид, что его слова меня совсем не задели.

– Сс-сколькк-ко тт-ты хоч-чешь, чтоб-бы свалитт-ть отсюда?

– Я уеду только при одном условии, – сказала мягко.

Он посмотрел на меня вопросительно.

– Я уеду, если ты уедешь вместе со мной, – сказала уверенно.

Он ехидно усмехнулся и покачал головой.

– Т-тут мм-мой дом.

– Нет. Твой дом в другом месте. А эти люди, – я махнула рукой в сторону двери, – они не твои родители. Я медсестра и очень хорошая. У меня есть знакомства в самой лучшей клинике, и наш с тобой общий друг, нейрохирург, мог бы помочь тебе. Плюс работа с психологом. Я не понимаю, почему ты отвергаешь мою помощь и не желаешь хотя бы попытаться дать шанс мне и самому себе вернуть свою прежнюю жизнь. Ты же ненавидел сидеть на одном месте. Ты любил активно жить, стремился каждый раз к чему-то новому, да из тебя энергия била ключом! Неужели ты не желаешь вернуть себя? И меня, в том числе.

– Зрр-рятт-тратишь вв-время, – прошептал он. – Я нн-никогда нн-не сс-смогу ходит-ть.

* * *

Ника

Я набрала в лёгкие воздуха и сделала протяжный выдох, успокаиваясь.

– Я предлагаю заключить спор, – сказала мягко, хотя у меня внутри всё клокотало от гнева, что все мои слова Макс воспринимал враждебно. – Я сделаю так, что ты пойдёшь. И можешь меня ненавидеть, презирать, но я не отступлюсь, понял меня?

– Я уже тт-тебя нн-ненавв-вижу.

Я горько усмехнулась и сказала:

– От ненависти до любви один шаг. Не забывай об этом.

– Этт-то может быт-ть шаг дд-длиною в жизнь, – сказал Макс. – Ухх-ходи, Нн-ника.

Вздохнула и сжала руки в кулаки, чтобы не накинутся на этого упрямца.

– Не уйду, пока кое-что тебе не расскажу. Очень важное. Что изменит не только мою жизнь, но и твою.

– Н-не хочч-чу нн-ничего сс-слышать. Убб-бирайся! – огрызнулся он и развернул кресло. Теперь я видела его обнажённую спину и влажные волосы.

Хотелось подойти к нему и обнять: крепко-крепко. Зарыться лицом в его волосы и втянуть в себя его запах.

Закусила до боли губу, чтобы не расплакаться прямо тут от чувства бессилия и прошептала уверенно, насколько это было возможно.

– Ты не заставишь меня уйти. Ты же не можешь ходить или уже забыл?

Мои слова тоже были обидными и колкими. И этими словами я ему только что причинила нестерпимую душевную боль.

Но я не смогла себя сдержать. Сюсюкать это не моё. Все медики по натуре своей садисты. Мы не можем долго кого-то жалеть. Нам важен результат, а жалость и уговоры лишь мешают.

Максим медленно развернулся ко мне и многозначительно посмотрел мне в глаза.

– Пошла вон! – рявкнул он вдруг без одной запинки.

Я подавила неосознанную улыбку и проговорила:

– Уже ведь сказала тебе: нет. Даже не подумаю, пока не поставлю тебя на ноги.

– Иди к чёрту! – выпалил он и сжал руки в кулаки.

Злость придаёт ему сил! Но Макс даже не заметил, что второй раз сказал, не заикаясь!

– Взгляни на себя, ты хорош собой, сексуален, твои мышцы и всё твоё ещё не готовы расслабляться. Я знаю, что ты ненавидишь сейчас себя за свою немощность, но ты делаешь неправильно. Не злиться нужно, а действовать, пока есть время. Травмы позвоночников на сегодняшний день – это не приговор.

– В мм-моём сс-случае пп-приговор, – прошептал он, снова начав заикаться.

– Ты врач, чтобы ставить диагнозы? – вздохнула я.

– Я усс-стал от ттт-тебя. Ухх-ходи, – проговорил он каким-то обречённым и убитым голосом.

– Уйду, – пообещала ему и сделала несколько шагов вперёд.

Он посмотрел на меня исподлобья.

– Гг-говори уже, – разрешил он.

Кровь застучала у меня в висках.

Ругаться гораздо проще, чем сказать истину, в которую не каждый способен поверить. И что будет, когда я скажу?

Не узнаю, пока слова не обретут форму и звук.

Села перед ним на корточки и положила ладони на подлокотники его кресла. Заглянула в родные глаза и очень мягко и нежно произнесла:

– Я беременна. И отец ребёнка – ты.

Я хотела тут же договорить и объяснить, почему моя беременность такая странная, но не успела.

Он вдруг скинул мои руки со своего кресла и склонившись к моему лицу, ядовито прошипел:

– Пошла вон, лживая сука!

И снова ни единой запинки.

* * *

Ника

Я сразу поняла, как это, звучит и выглядит.

– Макс… Погоди… Это не то, что ты думаешь, – сказала я быстро, выпрямив ноги.

Протянула руки, чтобы взять его лицо в свои ладони, но он оттолкнул от себя мои руки и развернул кресло к окну. Я снова видела только его спину.

– Мой феномен называется «Отложенная беременность». Такое случается очень-очень редко, но как видишь, мне повезло оказаться в числе этой редкости. Я ведь думала, что тебя больше нет… Узнав о ребёнке и что это твой малыш, я стала возвращаться к жизни… Я…

– Есс-сли этт-то пп-правда и я тт-твой мм-муж, то я сс-смотрю, ты быс-стро нашла мм-мне замену.

Он обернулся и с презрением взглянул мне в глаза. Он был напряжён, его челюсти сжимались и разжимались.

В комнате воцарилась тишина.

– Тт-ты что же, рр-решила, раз я инн-нвалид, тт-то я дд-дебил? Пп-придумала, чтт-то можнн-но сс-свалить нн-на меня свой пп-приплод?

Я вздохнула и сказала:

– Это правда. Я…

– Зз-затт-ткнись! – прорычал он.

– Да подожди! Дай объяснить! – взвилась я. – Я ведь ни с кем не имела отношений, кроме тебя! Ни с кем, слышишь? Это твой ребёнок. Твой и мой.

Он полностью развернулся ко мне и уставился на мой ещё плоский живот злым взглядом.

Я прижала руки к животу в защищающем жесте.

Макс засмеялся – раздался резкий, скрипучий звук, который я никогда от него не слышала раньше.

– Мнн-не жаль тт-тебя, – сказал он с усмешкой. – И мне нн-не нужны тт-твои обясс-снения.

И от его незнакомого мне взгляда по моему телу пробежал холодок.

– Пожалуйста, выслушай меня… Я не лгу.

– Я ужж-же гг-говорил, что мм-мне не интт-тересно. Мм-мне всё рр-равно.

Я застыла.

Чёрт, я всё понимаю, случилась трагедия, он потерял память и травмировался настолько сильно, что не может ходить, и я верю, что мой Макс не хотел бы, чтобы я видела его таким… бессильным.

Конечно, он уже не был тем Максимом, которого я год назад крепко поцеловала на прощание перед его уходом в проклятые горы, но я всё равно верила, что это он. Мой Максим.

– Тебе не может быть всё равно, – прошептала в ответ. – Ты любил меня. И я верю, что любишь до сих пор, только твоя боль не позволяет тебе вспомнить это чувство.

Не отрывая от него взгляда, я развязала шёлковый пояс и сбросила с плеч свой халат.

Осталась в одной комбинации, которая могла пробудить самые потаённые фантазии и желание.

Макс удивлённо и напряжённо уставился на меня, но не сказал ничего против моего обнажения.

Тем временем моё сердце билось всё быстрее.

– Я тебя ждала, Макс… – прошептала я, вложив в эти слова всё своё одиночество, страдания, боль.

На этих словах он иронически хмыкнул:

– Нн-неужели?

– Да, – кивнула я. – И меня уже радует тот факт, что ты прекратил выгонять меня.

– Нн-не радд-дуйся ранн-ньше временн-ни.

– Посмотри на меня, – я завладела его вниманием. Провела руками вдоль своего тела. Руки скользили по прохладному шёлку комбинации. – Ты был моим первым мужчиной, и я никогда не изменяла тебе. Никогда. Даже когда мне все твердили, что ты не вернёшься, что ты умер… А я продолжала тебя ждать, Макс…

Он прищурил свои глаза и прошептал:

– Мм-моё имя Ивв-ван. Запп-помни это. И ухх-ходи. Я оченн-нь устал.

Я смотрела на него и видела перед собой сломленного мужчину.

Господи, дай мне сил и терпения, чтобы вернуть Максу жажду жизни и возможность снова ходить.

Я подняла с пола халат, но надевать не стала.

– Это твой подарок, – сказала у двери.

Он не ответил мне.

Закусила губу и прошептала:

– Спокойной ночи… Иван.

Глава 6

* * *

Максим… или Иван?

Наконец, эта женщина ушла и оставила меня в покое.

Странная, надоедливая, с какими-то глупостями в голове. Пытается убедить меня, что я её муж и отец её ещё не родившегося ребёнка.

Последнее просто выводит меня из себя.

Неужели она думает, что раз я стал инвалидом: не могу ходить; часто страдаю от боли, потому как она столь остра, что не могу её молча терпеть; и не помню своего прошлого… То она вдруг решила свалить на меня свои проблемы.

Поверил ли я ей?

Ни на секунду.

Она меня лишь злит одним своим присутствием и до невозможности раздражает.

Да всё в ней меня раздражает! Её голос, который льётся из розовых полных губ, словно медовая патока. Взгляд карих глаз, которые глядят на меня каждый раз с сочувствием, нежностью и чёртовой жалостью! Её грациозная походка и движения. Её тело…

С силой зажмурил глаза, шумно втянул в себя воздух, а потом выдохнул.

Год я нахожусь в доме людей, что называют меня своим сыном. И да, я им верю.

Год я не видел никого, кроме отца и матери и докторов в начале лечения. А последние полгода я не общался ни с кем, кроме добрых стариков.

А тут она… Ворвалась в мою размеренную, скучную и утопичную жизнь, подобно ураганному ветру и разрушает мой привычный и размеренный быт инвалида.

Сжал руки в кулаки и застонал от ярости, что бушевала внутри.

Ника… Вероника… Эта женщина должна уехать из этого дома. Должна исчезнуть из моей жизни навсегда… И в то же время, я боюсь признаться себе, что желаю, отчаянно желаю, чтобы она осталась… Я нуждаюсь в ней. Очень нуждаюсь.

Эта ночь выдалась не просто беспокойной, а отвратительной в своей истинной сути – эта ночь была создана для тех, кто обнимал своих женщин, любил их до самого утра и шептал ласковые слова.

Отвратительная ночь.

Яркая полная луна заливала холодным белым светом мою спальню.

Тело мучило желание здорового мужчины.

Я не испытывал этого чувства, этой физиологии год. А испытывал ли ранее?.. Не помню… Не знаю… Наверное…

Но главным было в данный момент не моё прошлое, а моё настоящее, происходящее в данную секунду. И желание усиливалось с каждой новой мыслью о Веронике.

Наконец, я не выдержал и поднялся в кровати. Привычным движением пересел в чёртово инвалидное кресло и подъехал к окну.

Желание разогрело кровь до невозможности.

Я чувствовал, как в моём теле скрыта бурлящая энергия, сила и мощь, которые требовали выхода и освобождения.

Тряхнул головой и посмотрел в окно.

Бледный свет луны залил моё обнажённое тело.

Посмотрел на свои подрагивающие руки. Сжал и разжал их.

В какие-то моменты мне казалось, что я родился сильным мужчиной и даже пытался перебороть свою немощь и силой воли заставить себя встать и пойти. Но несколько безуспешных попыток раз за разом возвращали меня с небес на землю, как бы говоря и тыча в нос, что я немощь, инвалид и до конца жизни буду прикован к инвалидному креслу. Смирись и просто живи.

Но как смириться, если я ощущаю в своём теле душу воина и борца? Правда… стоит признаться, моя воля и жажда жизни и борьбы давно поутихли и я даже стал считать, что они навсегда исчезли… Пока не появилась эта женщина!

Я и представить не мог, что Вероника всколыхнёт и пробудит мои первобытные, даже животные инстинкты.

Я не знаю, кем я был до амнезии. Любил ли я кого-то или нет?

Если любил, если Вероника говорит правду, то почему я не чувствую к ней ничего, кроме дикого желания и ярости, чтобы она убралась от меня куда подальше?!

Что за чёртовы эмоции?!

Протёр пульсирующие виски и тяжело вздохнул.

Возвращаться в одинокую кровать не хотелось.

Едва посмотрел на свою постель, как перед глазами тут же предстала Вероника в своей откровенной комбинации…

Представил, с каким остервенеем и неутолимым желанием я бы сорвал с неё тонкую одежду и коснулся бы руками нежной кожи, припал бы губами, словно жаждущий…

– Чёрт… – выругался сквозь стиснутые зубы и уронил голову в ладони.

Сжал пальцами непослушные волосы и потянул их в стороны изо всех сил, причиняя себе боль, лишь бы избавиться от видений и проклятого желания.

Но чресла всё равно ныли.

Мне нужна женщина.

* * *

Ника

– Ему это совсем не понравится, – проворчала Анна Сергеевна. – Ника, ты уверена?

– Более, чем, – ответила ей. – Понимаю, что Макс сам не согласится поехать в город, чтобы обследоваться, поэтому, пойдём другим путём.

Я посмотрела ей в глаза, в которых плескалось беспокойство и тревога.

Коснулась её сцепленных рук и сказала твёрдым и уверенным голосом:

– Анна Сергеевна, послушайте меня, Макс… или Иван… Неважно, кто сейчас перед нами, важно лишь то, что ему нужна профессиональная помощь. Я верю вам, что вы показывали его докторам, тем более, у вас есть выписки и рекомендательные справки от врачей. Но то обследование, что было проведено – его недостаточно. Поверьте мне. Медицина не стоит на месте, и поднимают даже совсем безнадёжных пациентов.

– Ох, Ника, да верю я тебе, верю, девочка. Боюсь, что мой Илья и мой сын будут очень сердиться на тебя и на меня.

– Пусть сердятся, Анна Сергеевна. Но вам важен результат. Я привезу сюда доктора, который сделает первичный осмотр, прочитает все медицинские документы, что у вас есть и я уверена, убедит его поехать на обследование и лечение.

– Пусть у тебя получится. Я же хочу, чтобы мой мальчик снова пошёл. И память, чтобы вернулась. Я ведь вижу, что он страдает. Поэтому и даю тебе согласие. Привези своего врача. Раз ты говоришь, что знаешь великолепного нейрохирурга от Бога, то сделай это.

– И сделаю. Доктора привезти проще. Жаль, что нельзя захватить ещё аппарат рентгена и МРТ.

Анна Сергеевна улыбнулась и протянула мне ключи от машины.

– За Илью моего не переживай, не будет он за машину ругаться. Ты главное доктора привези.

Взяла ключи и обняла Анну Сергеевну.

– Максу… или Ивану, ни слова, хорошо?

– Буду нема, как рыба, – пообещала она. – И Илья мой не скажет. Уж я на него управу найду, если что. И не забудь, Ника, страховка у нас расширенная, так что езжай спокойно.

На том мы с ней и порешили.

Женский заговор?

Ну и что?

Раз мужчины настроены против меня, то приходится искать союзника в лице прекрасной половины, хозяйки этого дома.

Убедила я Анну Сергеевну быстро. Ещё бы, женщина хотела, чтобы Макс выздоровел.

О родственных связях будем говорить, и решать позже.

Собралась ли я рассказывать о Максе его настоящим родителям? Да, но не в данный момент.

А вдруг окажется, что это и правда, не Макс, а его брат-близнец Иван?

«Это Макс», – проговорила про себя уверенно.

Главное, чтобы он встал на ноги и вспомнил.

Всё остальное решится самой собой.

У меня не было причин откладывать поездку в город. Всё равно помочь Максу сможет лишь профессионал и специальное медицинское оборудование.

Подробное описание дороги я ещё раз получила, хотя я помнила маршрут.

Сев за руль чужого автомобиля, я посмотрела на горы, пронзающие небо и вздохнула.

Горы забрали у меня мужа, и я очень надеюсь, что они и вернули мне его.

Я выехала на ту самую извилистую дорогу, уходящую теперь лентой вниз.

Внутри всё свело от страха. В непривычной окружающей обстановке я вдруг почувствовала себя водителем-новичком.

– Ух… Это оказалось страшнее, чем я представляла себе, – пробормотала вслух.

Я остановила машину, глядя на дорогу круто уходящую вниз.

– Дорога покажется совсем не крутой, как только я поеду вниз. Многие дороги кажутся опасными на первый взгляд, пока не поедешь по ней. Ничего особенного, иначе Илья Алексеевич не мог бы регулярно подниматься и спускаться. Если может он и другие люди, то однозначно, смогу и я.

Оставалось надеяться, что всё действительно получится, и я не навернусь и не полечу с дороги в обрыв. Будет очень грустный финал.

Назад отступать я не привыкла. Решимость заставила меня двинуться вперёд.

Я совсем чуть-чуть нажала на газ и начала спуск по крутой дороге и вцепилась в руль обеими руками.

Чтобы успокоить сильно колотящееся сердце, я начала говорить вслух:

– Макс не должен будет возражать против обследования.

Двигаться вниз по крутой дороге оказалось не настолько трудно, как я боялась. Моё дыхание выровнялось, сердце успокоилось. Я полностью сосредоточилась на управлении машиной, и дорога вскоре стала ровной.

Я выдохнула и прибавила газу.

* * *

Ника

– Вероника Игоревна, у вас странная просьба, – сказал нейрохирург с улыбкой и по совместительству мой знакомый. – Вы просите, чтобы я бросил все свои дела и всех своих пациентов, чтобы поехал с вами неизвестно куда, да ещё и в горы, к непонятно кому?

Вздохнула и сжала пальцами переносицу.

Чёрт. Придётся ему рассказать всё сейчас.

– Валерий Натанович, тот человек – не неизвестно кто, – сказала я чётко, глядя мужчине в глаза.

Он сложил руки на груди и кивнул, чтобы я продолжала.

– Вы же знаете о том, что мой супруг, Макс, пропал в горах?

– Знаю, Вероника. Знаю. И соболезную вам, – сказал он тихо.

– Не нужно соболезновать, Валерий Натанович. Тот человек, которому требуется помощь и который не помнит о себе ничего… это мой пропавший муж… И я вас прошу… умоляю помочь…

Мужчина нахмурился и с сомнением посмотрел на меня.

– Что?.. Вы уверены?.. – он был изумлён, но весьма хорошо держал себя в руках.

– Думаете, я за год забыла, как выглядит мой муж и при встрече не узнала бы его? – немного рассержено пробормотала в ответ.

– Простите… Хорошо, допустим. Но почему такая секретность? Почему вы не привезёте его в наш центр? Вы ведь понимаете, что в любом случае нужно будет сделать некоторые процедуры, а без специального оборудования это невозможно.

– Да. Я всё понимаю. Но дело в том, что его невозможно убедить поехать на обследование и лечение. Макс считает, что ему уже ничего не поможет. Он не слушает меня, не верит мне, что я его жена, даже после того, как я показала наши совместные фотографии и видеозаписи. Он не воспринимает меня, как человека, к которому нужно прислушаться.

– И вы думаете, что я смогу повлиять на его решение своим авторитетом? – спросил он, вздёрнув густые брови.

– Именно. Я прошу вас, поехали со мной. Каждый день промедления – это шаг назад. Вы сами это знаете. А он уже год находится в таком состоянии и чёрт знает, что с ним понаделали те горе-доктора.

– Вероника-Вероника… Ваша история напоминает бразильский сериал. Такая же невозможная ситуация.

Вздохнула и многозначительно посмотрела в лицо нейрохирурга.

– Валерий Натанович, так вы поедите?

Он вернул мне долгий и задумчивый взгляд, а потом спокойным голосом сказал:

– Я заканчиваю в восемь. Дождитесь меня и поедем.

– Спасибо вам, – прошептала облегчённо.

– Не меня благодарите, Вероника Игоревна. Лучше Богу вознесите благодарность, что он вернул вам вашего мужа.