Текст книги "Отложенная беременность, или Любовь после смерти"

Глава 3

* * *

Ника

Джип Ильи Алексеевича с дерзким ворчанием катил по грунтовой дороге.

В закрытое окно светило яркое утреннее солнце. Пейзаж был красивым и приятным глазу.

Глядя в окно, не заметила сама, как я на какое-то время задремала, подперев голову рукой. Локоть упёрся в дверную панель.

И едва я собралась зевнуть, как джип вдруг подпрыгнул на какой-то кочке!

Я больно ударила локоть и ещё прикусила язык.

Зашипела себе под нос.

– Выехали на дорогу, что ведёт в посёлок, – пояснил Илья Алексеевич. – Как видите, дорога здесь неважная.

– Действительно, – сказала я, ухватившись за ручку над головой.

Дорога была не неважной, а отвратительной. Узкая полоса, с рытвинами, ухабами, ямами и кочками, была кое-как засыпана щебнем, который с удовольствием вылетал из-под колёс как патроны из ружья.

Мало того, дорога была ужасной, так она ещё пролегала рядом с обрывом и уходила вверх в горы!

Действительно, по такой дороге может проехать только джип 4WD.

Я спиной вжалась в кресло и со всей силы держалась за ручку. Второй рукой сжимала свою сумочку.

Было очень страшно. Гора была крутой, и мне казалось, что джип вот прямо сейчас возьмёт и упадёт назад на крышу и покатится в обрыв! А там высокие пики хвойного леса, каменные глыбы!

Мгновенная смерть.

Кажется, я даже заскулила себе под нос от страха. И не заметила этого.

– Да не бойтесь вы. Дорогу эту я знаю, как самого себя. Каждую кочку знаю, каждую ямку. Только кажется, что она такая страшная.

Он ободряюще улыбнулся и посмотрел на меня.

Я яростно замотала головой и махнула рукой.

– На дорогу! На дорогу смотрите!

Илья Алексеевич лишь усмехнулся.

К моему счастью и облегчению, этот ужасный подъём скоро закончился. Мы взобрались высоко и ехали уже по прямой дороге, тоже усыпанной гравием.

Я перевела дыхание и откинула назад упавшие на лицо непослушные пряди волос.

Теперь я могла спокойно насладиться пейзажем, что мелькал за окном.

Действительно, местность была очень красивой.

Поднявшись на джипе наверх, я будто оказались в мире, который сошёл с ярких иллюстраций журналов о путешествиях. Кругом горы, но такая ширь, такой простор! Кажется, что я смотрю бесконечность!

Яркие краски и контрасты меня приятно ошеломили: сочная зелень долины и слепящая белизна гор.

А воздух?

Я приоткрыла окно и вдохнула этот упоительный воздух, который был совершенно прозрачным.

Мне даже показалось, будто я прозрела. Ведь так чётко я видела каждое дерево, камешки, горы, небо. До этого, на моих глазах словно была нацеплена пелена.

Никогда не была в горах и не знала, что тут так красиво и свежо.

В городе всё окутано маревом влажного и загрязнённого воздуха и нет такой чёткости, как здесь.

Из-за гравийной и неровной дороги ехали мы не очень быстро.

Вдруг, я увидела небольшую речушку, что бежала между камней. Даже не речушку, а ручей. А потом ручей скрылся в лесу.

Переключила взгляд на древние сосны и кедры.

Выше деревьев были горы с белыми вершинами. И чистое голубое небо.

Я не заметила, что улыбаюсь.

На место моего недавнего волнения и страха, пришло ощущение безмятежности и правильности.

Смотрю на эту красоту и простор, и понимаю, за что Макс любил горы.

Я только что попала в мир, который мгновенно проникает в тебя и изменяет. Я словно оказалась на другой планете, где меня окружила неудержимо притягательная красота, удивительная, но холодная, безжалостная и неизменная.

Любуясь природой, я даже не заметила, как мы уже приехали до места.

Едва двигатель умолк, как нас тут же обступило величественное спокойствие местности.

Перевела взгляд на особняк и застыла в настоящем потрясении.

Это был огромный, сложенный из крупного белого камня особняк, сверху увитый плющом, а снизу – он был покрыт мягким, зелёным мхом.

Вокруг – ухоженный цветущий сад. Чуть дальше я увидела другие постройки и услышала кудахтанье кур, рёв быков, ржание лошадей.

Вышла из машины и засмеялась.

Это место было прекрасным.

Из дома вышла дородная женщина – гораздо моложе Ильи Алексеевича. На вид ей было не больше пятидесяти пяти. Сильные руки, большая грудь, круглое лицо. Высокая и статная. Именно таких женщин обычно изображали на картинах русские художники.

– Аня, вот позволь представить тебе нашу помощницу, Веронику Николаевну Устинову. Она станет помогать тебе с Ваней. Вероника, это моя жена, Анна Сергеевна…

Илья Алексеевич не договорил.

– Что такое?

Её лицо было обеспокоенным и взволнованным.

– Ох! Как же хорошо, что вы уже приехали! – воскликнула Анна Сергеевна грудным голосом. – Ванечке плохо! Я кое-как смогла поставить ему укол!

Илья Алексеевич обернулся ко мне, в его взгляде стояла неприкрытая мольба.

– Проводите меня к нему, – сказала женщине. – И моя медицинская сумка. Она в багажнике.

Илья Алексеевич быстро нашёл и достал сумку и передал её мне.

Меня повели в дом.

Комната пациента находилась на первом этаже. Это как раз логично.

Мы спешили, и поэтому мне некогда было рассматривать дом изнутри.

Анна Сергеевна толкнула дверь и пропустила меня внутрь.

– Ванечка, к тебе приехала медсестра. Она будет ставить тебе уколы и следить, чтобы ты вовремя принимал свои лекарства.

Я прошла внутрь и остановилась посреди комнаты.

Возле окна в инвалидной коляске сидел мужчина – высокий и сильный. Несмотря на свой физический недуг, у него была хорошо развита мускулатура.

Скорее всего, травму позвоночника он получил недавно – год назад, когда его нашёл отец.

Он сидел к нам спиной.

Тёмно-русые вьющиеся волосы достигали плеч и явно требовали к себе внимания: стрижки, ну или хотя бы помыть их.

– Мне не нужна сиделка, – прошептал он безжизненным голосом. Хриплым, низким и… Господи… таким до боли знакомым.

Я вдруг задрожала и прошептала дрожащим голосом:

– Меня зовут Вероника…

Мужчина резко развернул коляску и пронзил меня гневным взглядом ярких синих глаз!

Моё сердце замерло в груди, я открыла рот в беззвучном крике.

Передо мной находился не просто мужчина…

Крепкое тело, широкие плечи. Густые непослушные вьющиеся волосы, которые на свету отливают золотом.

У меня перехватило дыхание. Желудок сковало ледяной хваткой.

– Не может быть… – произнесла я одним губами, абсолютно беззвучно.

Либо я сплю, либо у меня галлюцинации.

Передо мной был Макс.

Мой Макс. Устинов Максим Юрьевич.

Я ощутила сильное головокружение. Сумка выпала из моих ослабевших рук. А за ней, упала и я, потеряв сознание от переизбытка чувств и эмоций.

…Макс… …Жив…

* * *

Ника

– Эй! Вероника Игоревна! – меня кто-то потряс за плечо. – Очнитесь же!

Застонала и приложила пальцы к вискам. В голове неприятно стучало.

Распахнула глаза и сфокусировала взгляд на склонённом надо мной лице Ильи Алексеевича.

Нахмурилась и хриплым голосом спросила:

– Что… Что случилось?

– Вы упали в обморок, когда встретились с моим сыном, – ответил он, помогая мне сесть на диване.

Посмотрела по сторонам. Я находилась в другой комнате.

Зажмурила глаза и выдохнула.

– Макс!

– Я конечно рад, что мой сын произвёл на вас такое впечатление, – проговорил он недовольно. – Но, Бога ради, дочка, это я взял вас на работу по уходу за сыном, а не для того, чтобы мы ещё и за вами ухаживали.

– Простите… – пробормотала неуверенно. – Это случилось от неожиданности. Я не предполагала, что вот так его найду. Господи, он жив…

Я часто дышала и всё никак не могла остановить свой взгляд хоть на чём-нибудь. Мой мозг судорожно думал.

– О чём это вы? – спросил Илья Алексеевич. – С вами всё нормально?

Подняла на него взгляд и неуверенно кивнула.

– Да. Со мной всё отлично.

Встала с дивана и уверенно проговорила:

– Илья Алексеевич, человек, которого вы называете своим сыном – не ваш сын. И зовут его не Иван. Это Устинов Максим Юрьевич. Мой муж, пропавший в горах год назад. Моего мужа и его группу очень долго искали… Его считают погибшим, но…

Протянула к нему руку, чтобы выразить сочувствие, что Макс не его сын, но Илья Алексеевич вдруг отпрянул от меня, как от заразной, и посмотрел безумным и испуганным взглядом.

– Да как вы смеете?.. – прошипел он сдавленным голосом.

Я вздохнула и сказала уверенно:

– Мне жаль. Правда. Я хочу поговорить с ним.

– Нет! – воскликнул он. – Я немедленно увезу вас назад!

Ну уж нет.

Я обошла Илью Алексеевича и направилась в комнату своего мужа.

Сердце у меня колотилось как сумасшедшее, руки подрагивали, в животе всё крутилось от сильнейшего волнения.

Он жив! Жив! ЖИВ!!!

Вся моя сущность ликовала.

Не передать словами, что я сейчас ощущала! Эйфорию, боль, тоску, страх, радость, счастье! Мне хотелось кричать, кинуться Максу на шею и разрыдаться на его сильном и надёжном плече. Выплакать всё, что у меня накопилось за весь год ожидания, надежды, одиночества и практически угасшей веры.

Илья Алексеевич бежал следом, хватал меня за рукава рубашки и пытался остановить.

– Илья, что происходит? – вышла из комнаты Макса супруга Ильи Алексеевича.

Я не позволила ему ответить и быстро ворвалась в комнату.

– Макс! – выдохнула я и молниеносно подлетела к нему и опустилась на колени.

Сжала его большие ладони в своих руках и прикоснулась к ним губами.

– Макс… – прошептала снова, и слёзы потекли из моих глаз. Не смогла сдержать эмоций. – Ты жив… Родной мой, ты жив.

Но вдруг, он выдернул свои руки из моих, и произнёс:

– Чччч… ччтто ввыдд…делллаете? Ммм… моё иммм… имя Иии… Иван.

В моей голове сначала возник медицинский термин «логоневризм». Проще говоря, это невротическое заикание – расстройство нервной системы, что отражается на ритме речи человека.

Основная причина этого недуга – психотравмирующая ситуация. Но помимо заикания, Макс также потерял память и сильно повредил позвоночник.

Проблем много и их надо решать не здесь.

– Тебя зовут Макс. Ты – мой муж, – прошептала я, глядя в такие родные глаза. – Ты год назад ушёл в горы со своей группой и не вернулся. Всех вас посчитали погибшими. И скорее всего, кто-то из группы действительно погиб, но вот ты, Максим, жив.

Я снова потянулась к его рукам, но он сжал их в кулаки.

– У меня есть доказательства, – не отступала я. – Фотографии…

Я спохватилась и повернулась к супружеской паре. Они застыли в дверях, и смотрели на меня со священным ужасом на лице.

– Моя сумка осталась на пассажирском сиденье. Пожалуйста, прошу вас, принесите её, – попросила я.

– Илья… – испуганно прошептала Анна Сергеевна, прижав пухлые руки к необъятной груди. – Ты кого привёл в наш дом?

– Вероника Игоревна, – недобрым тоном заговорил Илья Алексеевич, но я остановила его.

– Прошу вас по хорошему, принесите мне мою сумку. Я докажу всем вам, что этот человек – не Иван. Не ваш сын. Это Максим Юрьевич Устинов. Мой муж, который пропал в горах год назад. – И добавила уже мягче. – Пожалуйста…

– Или что? – спросила Анна Сергеевна.

Я вскинула подбородок и поднялась с колен. Расправила плечи и ответила на её вопрос:

– Или я заявлю в соответствующие органы. Я скажу им, что вы удерживаете человека, моего мужа, выдавая его за другого. Скажу, что вы не сообщили о нём, когда шли активные поиски. И я не поверю в ваши байки, что вы не знали об этом. Вы всё знали. Я вижу это в выражениях ваших лиц. В ваших глазах.

Покачала головой и указала на Макса.

– Вы даже должную медицинскую помощь ему не предоставили! А ведь у него травма позвоночника и серьёзная амнезия! Ему немедленно нужно профессиональное лечение! Я не верю, что вы показывали Макса докторам! Атрофированные и неспособные мышцы нужно нагружать, иначе с каждым днём возможность поправиться у него уменьшается! Медлить с лечением нельзя! Вы поступили и поступаете, как преступники.

Во мне поднялась буря негодования, подняло голову горе, которое я носила в себе весь ужасный год. Начала я говорить спокойно и тихо, но в итоге распалилась и высказала всё, что я сейчас ощутила к этим людям!

– Мы показывали нашего мальчика докторам, – невозмутимо сказала Анна Сергеевна. – Его лечили. И не нужно обвинять нас в преступлении. Иван – наш сын.

– Аня, принеси сумку, – попросил вдруг её Илья Алексеевич. И таким тоном, что женщина не стала что-то говорить против.

Она ушла.

Я повернулась к мужу и снова села перед ним на корточки.

– Я заберу тебя домой. Покажу самым лучшим докторам. Тебя вылечат, поставят на ноги и память… Она вернётся… Есть методики и…

– Я хххх…хочччу, чччтттобы ттты ушшшла… – заикаясь, недобрым тоном сказал Макс. – Тттымммне не ннннравишься.

Я вдруг почувствовала себя обманутой.

– Не говори так, пожалуйста. Сейчас я тебе покажу и докажу, что я твоя жена. Ника. Ты меня называл Никой и говорил, что я во всём тебе удачу и победу. Ты говорил, что я твоя личная любимая победа…

По моим щекам снова потекли слёзы.

Было больно смотреть на каменное лицо любимого мужчины и не видеть в его глазах тех тёплых чувств, что он ко мне питал.

Это был он, сомнений не было.

– У тебя шрам от аппендицита, – сказала я вдруг и улыбнулась. – И родинка на пояснице в виде полумесяца. Я ведь права, да? Я знаю, что права.

За спиной послышался вздох удивления.

– Илья, откуда она знает? – в ужасе прошептала хозяйка дома.

– Потому что я его жена, – ответила резко.

Забрала свою сумку из рук женщины, что стояла вместе с мужем истуканом. Они не знали, что делать и что говорить. Я понимала, что они знают, что это не их сын. Мне жаль, что они потеряли своего ребёнка, но это не значит, что они могут удерживать у себя чужого человека и выдавать его за своего без вести пропавшего сына. Тем более, что он пропал пятнадцать лет назад.

Я вытащила из сумки телефон, разблокировала его и нашла в галерее фотографии с Максом.

– Смотри, дорогой мой. Смотри, – отдала ему телефон. – Это наши совместные фотографии. Их много. Видишь? И мы счастливы с тобой…

Я говорила негромко и сдерживала себя, чтобы не кинуться ему на шею и не закричать, что я так скучала! Так болела без него и умирала с тоски и горя!

Макс посмотрел все фотографии. Потом вернул мне телефон и проговорил:

– Я ннн… не пп… помню ттебя…

– Ничего страшного, – улыбнулась я сквозь слёзы. – Я помогу тебе вспомнить всё. Я…

– Ннет, – сказал он хоть и, заикаясь, но тон его был резким. – Ессссли этто так, ттт… то забудь ммм… меня… Нн… не хоччу. Ухходди. Мммама, ппапа, увв… уведиттте её.

– Ты не в себе… – прошептала, поражённая его словами. – Эти люди что-то с тобой сделали? Причинили боль? Или запугали?

Я махнула в их сторону рукой.

Анна Сергеевна и Илья Алексеевич возмущённо забурчали себе что-то под нос. Но я не слушала их. Я смотрела на Макса.

Он посмотрел мне в лицо испепеляющим взглядом и добавил:

– Ннне смей оссс… оссккорббблять мммоих рроддителей. Уббирайся.

Я застыла с телефоном в руках. И не двигалась с места.

Стояла, будто меня заморозили, с трудом осознавая, что сейчас сказал мой нашедшийся муж. Я крепко сжимала свой телефон, не обращая внимания, что его корпус уже трещит.

В моё сердце словно вонзили занозу – огромную, колкую и вонзили её очень глубоко.

– Ммне не нннужжна ссидделка или ж…жена.

Я машинально сделала шаг назад, как бы интуитивно защищаясь от несправедливых и обидных слова супруга.

Глаза наполнились слезами. В груди образовалось отчаяние, что моя встреча с пропавшим мужем сложилась не так, как я представляла себе во сне. Я ведь верила, что он жив. Ждала, а он… Встреча вышла такой непостижимой глупой и трагичной.

– Вероника Игоревна, вы слышали нашего сына. Он не желает вас ни в качестве сиделки, ни упаси Боже, в качестве жены. Мой муж вас отвезёт назад.

Но я даже не повернулась к этим людям.

Я продолжала глядеть на Макса. На его лицо, на его сильное и теперь искалеченное тело в коляске и не понимала, почему он меня отталкивает. Я ведь показала ему фото! Почему он не желает уехать со мной?!

– Я никуда не уеду, – сказала сдавленно, но уверенно.

И после моих слов, выражение лица Макса стало жёстким и даже презрительным. Я никогда не видела его таким. Никогда.

Повернулась к семейной паре, что считала Макса своим сыном и сказала:

– Я остаюсь. И буду помогать своему мужу.

Последние два слова я произнесла с нажимом.

– Вы не можете… – заговорила Анна Сергеевна.

– Могу, – оборвала её на полуслове. – Максу нужна помощь и я её окажу. А ещё покажу его докторам. А если будете противостоять мне, то я вызову полицию и настоящих родителей Макса.

Кажется, подействовало.

Но не на Макса.

– Ттты пппожал…ллеешь.

Я послала любимому мужчине счастливую улыбку.

Глава 4

* * *

Ника

– Вероника… Можно к вам на «ты»? – спросила Анна Сергеевна, взволнованно глядя мне в лицо.

– Да, – кивнула ей. – Можете обращаться ко мне на «ты». Ника, или Вероника.

– Спасибо, – вымученно улыбнулась она и посмотрела на супруга. – Илья, принеси тот самый фотоальбом, пожалуйста.

– Аня, нет, – возразил он.

– Принеси, – настояла она.

Илья Алексеевич хмуро посмотрел на меня и ушёл на второй этаж.

Анна Сергеевна села рядом со мной на диван и заговорила.

– Ника, пойми нас, когда Илья нашёл в горах человека, переломанного всего и без сознания, он и не сразу узнал в нём нашего сына. Всё лицо Ванечки было в крови, в синяках и ужасных гематомах.

Она нервно сцепила руки, глядя куда-то в сторону, словно погрузила в воспоминания.

– Мы выходили его, Ника, Потом показали нашим местным докторам. Мальчику сделали необходимые процедуры, но… позвоночник сильно был повреждён…

– Почему вы никому не сообщили о найденном человеке? – спросила я недоумённо. – Вы наверняка знали, что ищут целую группу.

– Знали. И нас расспрашивали, но… – она посмотрела мне прямо в глаза и сдавленным голосом произнесла: – У Ванечки помимо той родинки на пояснице, о которой ты сказала, есть ещё кое-что, что доказывает, что он наш сын.

Я вздохнула и попросила саму себя не терять терпения.

– И что же это оказалось?

– Уши, – ответила она с улыбкой. Тронула себя за ухо и показа мне своё ухо. – Видишь моё ухо? У меня уши имеют мочку сросшегося типа. Это очень редкое явление. У моих детей мои уши, Ника и родинка на пояснице в форме полумесяца.

– Детей? – переспросила её. – У вас несколько детей?

– Мальчики. Близнецы, – сказала она едва слышно. – И… одного нашего сына нам пришлось отдать… на усыновление, потому что…

Она уронила лицо в ладони, плечи её затряслись и она заплакала.

– Потому что тогда мы не смогли бы прокормить двоих детей. Мы бедно жили. Иногда голодали.

Я опешила и дрожащими руками приобняла её за округлые плечи.

– Тише… Тише… – проговорила я, не зная, что ответить и что вообще сказать.

Дело ясное, что дело тёмное.

Она плакала и отрывисто сказала:

– Ника, нашего мальчика, которого мы вырастили и который пропал без вести, звали Ванечка. А наш второй сын, которого нам пришлось отдать… я не знаю… Не знаю, как его назвали.

Я не знаю, кто сейчас передо мной – Ванечка, которого мы вырастили и потеряли пятнадцать лет назад или же, второй наш мальчик, который оказался рядом с нами, хоть и в трагичной ситуации. Но для нас он Ванечка. Он мой сын, Ника. И не смотри на меня так, будто я сумасшедшая…

– Я… – у меня слов не было. – Я не знаю, что вам сказать…

Что тут вообще можно что-то сказать? За один день на мою голову свалилось столько информации и такое событие – я нашла своего мужа!

– Не нужно ничего говорить, – сурово произнёс вернувшийся Илья Алексеевич.

Он держал в руках старый, потёртый фотоальбом.

Протянул его, вытирающей слёзы, Анне Сергеевне и сел напротив нас в глубокое кресло, которое заскрипело под ним, когда он медленно садился.

Она рукавом снова вытерла мокрое от слёз лицо и открыла альбом.

* * *

Ника

Я просмотрела альбом с фотографиями от корки до корки. Я долго рассматривала фотографии молодого семнадцатилетнего юноши. На меня с цветных и чёрно-белых фотографий глядел… Максим.

Молодой Максим.

Черты лица были его.

И да, у Макса были уши со сросшейся мочкой. Но я никогда не придавала этому значению.

Потом я долго смотрела на Илью Алексеевича. У него была массивная и упрямая челюсть с ямочкой.

Такой же подбородок был и у Макса.

Я прикрыла глаза и покачала головой.

Как же я раньше не замечала?

Глупая медсестричка! Чему тебя учили?

У отца Макса не было никакой ямочки на подбородке. Подбородок у него был тоже массивный, но острый и чуть выступающий.

Итак, мамины гены обычно составляют 50 % ДНК ребёнка, а папины – остальные 50 %. Однако мужские гены более агрессивные, чем женские, поэтому они чаще проявляют себя. Как, например, ямочка на подбородке. Это доминантный признак. У Макса ямочка есть. У его отца нет. Но есть она у Ильи Алексеевича, который так пристально буравит меня взглядом своих усталых синих глаз…

Господи… Это какой-то бред…

Но если это не бред?

Если эта чудовищная история, правда?

Неужели, если это так, то родители Макса не рассказали ему, что он… приёмный ребёнок. Если так, то почему не сказали? Боялись, что он будет искать биологических родителей?

Не знаю. Ничего не знаю и уже не понимаю.

Я помню, как горевали его родители. Горевали так же, как и я. Они тоже до последнего верили и надеялись, что он жив. Но сдались раньше меня.

И продолжили жить.

Я сжала переносицу и, вздохнув, произнесла:

– Пока я не стану никому говорить о Максе. Я буду называть своего мужа Максим.

Подняла на супругов усталый взгляд.

– Но я останусь здесь.

– Ладно, – согласилась Анна Сергеевна. – Спасибо, что поняли нас. И если хотите, мы можем прямо сейчас вам заплатить и даже доплатить сверху, скажем так, за непредвиденные обстоятельства.

Я чуть воздухом не поперхнулась и возмущённо посмотрела на женщину.

– Забудьте о деньгах, – сказала я на полном серьёзе. – Я нашла своего любимого мужчину. И ему нужна помощь. Думаете, я стану брать за это деньги? За помощь своему же супругу?

– Но он же наш сын… – произнесла Анна Сергеевна.

– С ума, что ли сошли? – рассердилась я. Потом смягчилась и добавила: – Извините. Я сейчас сильно нервничаю из-за всего. Я буду рада, если вы меня поселите в своём доме и не станете морить голодом.

– Мы дадим тебе комнату и не станем морить голодом, – сухо сказал Илья Алексеевич. – И мы надеемся, что ты, Ника, не станешь портить жизнь ни нам, ни нашему сыну.

– Я хочу вернуть своего мужа, – сказала, глядя в лицо Ильи Алексеевича. – Я люблю его. И я верила, до последнего верила и надеялась, что он найдётся. И не просто так я нашла вас… Я, конечно, не очень верю в судьбу, и считаю, что люди сами являются кузнецами своей жизни, но здесь… Чтобы вот так всё сложилось – это ничто иное, как судьба.

– Я думал, вы медсестра, а не философ, – хмыкнул Илья Алексеевич.

Он пытался меня задеть своим отношением, но я видела в его взгляде страх и сильное беспокойство.

Наверное, он уже тысячу раз пожалел, что встретил меня, согласился дать мне работу и привёз в свой дом.

Но зато я благодарна Судьбе, Вселенной, Богу и Илье Алексеевичу, что всё произошло именно так!

– Я хочу, чтобы Макс выздоровел, и к нему вернулась память. Я думала, что ничего не может быть сильнее боли, которую я почувствовала, узнав, что он вместе с группой пропал в горах, но я ошибалась. Вы ведь понимаете меня, правда? – вытерла тыльной стороной ладони предательскую слезу. – Мой муж жив, но не узнаёт меня. И хуже всего, не желает знать.

Покачала головой.

– Ну что ты… – произнесла ласково Анна Сергеевна. – Ванечка и к нам долго относился с сомнением. Он считает себя обузой и безумно злится на себя и свою немощь.

– Он не обуза, – сказала я уверенно. – Он всегда был бойцом. Всегда преодолевал любые трудности. Это тоже преодолеет. И я ему помогу.

– Что тебе до него? – спросил Илья Алексеевич и хлопнул руками по подлокотникам кресла. – Он инвалид и нет гарантии, что он будет снова ходить. Он не помнит своего прошлого. И ты ведь его уже похоронила, так ведь? Ты же сказала мне на встрече, что вдова.

– Я же думала, что… – начала было я оправдываться, но он не дал мне сказать.

– Оставь его, Ника. Забудь нашего сына и живи, как жила. Найди себе нового мужа, роди детей и просто живи, не оглядываясь назад.

Он сейчас серьёзно?

Анна Сергеевна притихла и искоса смотрела на меня, раздумывая, что я сейчас отвечу.

А ответить мне было что.

– Я уже беременна, Илья Алексеевич. И беременна от своего мужа.

Судя по сомнительному блеску в глазах и издевательской усмешке, они мне не поверили.

Ещё бы.

* * *

Ника

– Гм… – Анна Сергеевна уставилась на меня взглядом, выражающим не только сомнение, но и беспокойство, что у меня всё в порядке с головой.

– Дочка, ты же вроде медик, – хмыкнул Илья Алексеевич. – Или ты решила, что мы идиоты? И наш Ванечка тоже?

– Нет, ни вы, ни Макс не идиоты. И я не сошла с ума. Я знаю, как это звучит и сама совсем недавно была в шоке. У меня не было никаких отношений весь этот год. Моим мужчиной всегда был только Макс.

– Тогда как это возможно? – с явным сомнением поинтересовалась Анна Сергеевна.

– Да, любопытно услышать байку о беременности от мужчины, с которым не имела отношений целый год, – язвительно пробурчал Илья Алексеевич.

Я устало вздохнула и снова потёрла виски.

Голова начала сильно болеть.

Мне нужно выпить воды и отдохнуть. А лучше даже не воды, а чай с мятой, чтобы успокоиться.

Нервное потрясение и напряжение мне сейчас ни к чему.

– Я сейчас объясню. Есть в медицине такое понятие, как «Отложенная беременность».

Я постаралась по возможности доступно объяснить им, что это такое и насколько мой случай имеет редкую природу.

К счастью, когда я закончила говорить, Илья Алексеевич и Анна Сергеевна не стали смеяться и подвергать сомнению мои слова.

– Если ты не лжёшь, – после долгого молчания сказал Илья Алексеевич. – То после рождения, можно сделать генетический анализ и узнать правду.

– Согласна с вами, – кивнула я и добавила: – В вашем случае то же самое скажу… Можно сделать генетический анализ, чтобы убедиться, что Макс – ваш сын.

Супруги переглянулись и Анна Сергеевна, ответила:

– Мы согласны и не боимся результата, потому как уверены, что он покажет наше родство.

– Хорошо, – слабо улыбнулась и снова коснулась головы. – Простите. Голова просто раскалывается. Можно мне воды? И ещё бы отдохнуть… А то, что-то я перенервничала.

– Я принесу воды, – сказала Анна Сергеевна. – Илья, отведи девочку в её спальню на втором этаже.

– А на первом этаже, случайно, нет спальни? – решила я понаглеть. – Мне было бы проще. Вдруг Максу понадобится срочный укол… Да и просто я хочу быть рядом с ним.

Не стала им говорить, что как только немного приду в себя, я начну активно работать. А точнее – обзвоню всех своих знакомых и незнакомых докторов. Договорюсь о срочном приёме. Не желаю я теперь сидеть, сложа руки, когда нашла своего мужа. Мой Макс встанет с инвалидного кресла, и он будет снова ходить.

Но озвучивать прямо сейчас свои мысли не стала. Я здесь только первый день. И так, уже, сколько всего произошло, за какие-то жалкие пары часов.

Но главная трудность будет не в том, чтобы договориться о приёме и обследовании Макса. Увидев его и услышав его, я была поражена его настрою. Его потухший взгляд словно кричал о том, что он сам себя уже похоронил.

А ведь от настроя так много зависит! И выздоровление в том числе.

Но я не сдамся. Ради себя, ради малыша, что ношу под сердцем, ради самого Макса, и ради нашей с ним семьи, я сделаю всё возможное и даже невозможное, но верну его. Верну своего прежнего Макса и его жажду к жизни.

– Есть комната на первом этаже, – сказала Анна Сергеевна. – Но она очень маленькая.

– Ничего, – улыбнулась ей. – Я не на отдых приехала.

– Хорошо. Илья, проводишь?

– Куда же я денусь? – проворчал он, тяжело поднимаясь с кресла. – Пойдём, бедовая… Свалилась на нашу голову. Теперь, чую, с твоим пребыванием всё в нашей жизни переменится.

– Вы говорили, что чувствуете людей, – напомнила ему. – И сказали, что я вам нравлюсь как человек.

– Видимо, я ошибся.

– Нет. Вы не ошиблись. Я не желаю зла. Просто, доверяйте и дальше своей интуиции и чувствам.

Он посмотрел на меня задумчивым взглядом и ничего сказал.

Сказала я.

– У вас красивый дом.

– Я сам его построил. Но дом – это всего лишь дом. Вся прелесть не в нём, а в местности. Жизнь в нашем посёлке во многом выглядит примитивной, как в деревне.

– Здесь хорошо, – сказала я. – Правда, хорошо.

– Вот твоя комната, Ника, – произнёс Илья Алексеевич, открывая дверь передо мной.

Как раз недалеко от комнаты Макса. Всего лишь небольшой коридор отделял наши комнаты. Это хорошо.

* * *

Стараясь справиться с волнением, я глубоко вздохнула и, постучав для вежливости, тут же вошла в комнату Макса. Вошла и едва не поперхнулась. Воздух в комнате Макса был до того насыщен запахом лекарств и несвежести, что немудрено, почему у меня, беременной женщины, закружилась голова, но я постаралась отогнать от себя дурноту и сосредоточилась на Максе.

Он читал книгу и вскинул голову, когда я вошла.

Не ожидал он снова увидеть меня и рявкнул:

– Убб-бирайся!

– Ну уж нет, – ответила ему строго. – Я приехала специально, чтобы помочь тебе. А тем более, что ты мой пропавший муж.

– Кк-как ппп-приехх-хала, тт-так и уеззз-зжай! – прорычал он, заикаясь.

Я сделала шаг к нему, внимательно глядя на связанный плед, укрывающий его ноги.

Макс на меня смотрел. Он отвернул лицо к окну. Сильными пальцами он сжимал книгу, и я видела, что его костяшки даже побелели, что выдавало его напряжение и его злость.

– Макс, послушай, – прошептала я с мольбой в голосе. – Я прошу у тебя не так уж много… Удели мне десять минут своего времени. Всего десять минут. Умоляю тебя. Это важно.

Он повернул ко мне лицо и негромко произнёс:

– Мм-моё имя И-ивв-ван.

Стиснула зубы и нехотя кивнула.

– Ладно. Как скажешь… Иван, так Иван.

– У тт-тебя п-пять мм-минн-нут, – проговорил он.

– Постараюсь уложиться, – улыбнулась я.

Взяла стул и поставила его рядом с Максом. Напротив него.

Села и положа руки на колени, заговорила.

– Я помню тот день, когда мне сказали, что твоя группа пропала. И ты пропал. Я весь день звонила тебе на телефон. Ходила вокруг дома и вглядывалась в лица прохожих мужчин, надеясь увидеть в них тебя… Надеясь, что ты вот сейчас вернёшься… Но ты не пришёл. Не вернулся ни через день, ни через два… Прошли недели, месяц, два, три, полгода…

– Я старалась меньше бывать дома, подолгу оставалась на работе, до самого последнего пациента. И потом бродила по городу, пока уже совсем не валилась с ног. Помню, я как-то увидела группу парней… не совсем трезвых… Было темно и ни одного человека… я пошла прямо на них.

Посмотрела на Макса. Он молчал и смотрел на меня тяжёлым взглядом.

– Я была готова на всё, чтобы перебить внутреннюю боль. Но… – я горько засмеялась. – Они расступились передо мной, позволяя мне пройти. И молчали, ни звука не произнесли, пока я не скрылась из их вида. А когда я прошла мимо частных домов, завыла собака. Наверное, они все тогда почувствовали мою боль и тоску. Дома я продолжала страдать.