Текст книги "Немецкий идеализм: от Канта до Гегеля"

Тема 5. Учение о разуме и его идеях. Трансцендентальная диалектика Канта

5.1. Трансцендентальная диалектика как «логика иллюзий»

Если в трансцендентальной аналитике Кант изложил позитивные начала априорного знания, назвав ее «логикой истины», то его диалектика как вторая часть трансцендентальной логики представляет собой собственно критическую часть «Критики чистого разума». Кант неслучайно называет ее «логикой иллюзий» и вводит здесь новую способность души – разум, который он возвышает над рассудком и провозглашает высшей познавательной способностью человека. Философ как бы изолирует и специально рассматривает здесь разум, полагая, что этой процедуре, несомненно, что-то соответствует и в самой действительности. Так, еще в предисловии к первому изданию он описал удивительную способность человека судить о мире в целом, о природе как бесконечности, о свободе, Боге и т. д., затрагивая при этом проблемы, которым нет аналогов в опыте.

В учении о разуме и пойдет речь об этой способности, находящей свое высшее воплощение в философии. Канта интересует способность нашей души образовывать понятия о некоторых глобальных целостностях, широкомасштабных «целокупностях», единствах многообразного, которую он и называет разумом. Когда свои понятия образует рассудок, они имеют смысл исключительно в границах опыта. Однако опыт относительно мира в целом в принципе невозможен; он превышает возможности не только отдельного человека, но и человечества вообще. Он не дан нам ни в этот конкретный момент, ни в виде суммы предшествующих или наличных опытов. Тем не менее человек всегда судил о мире в целом с помощью такого рода понятий, ставил задачи, которые был не в состоянии разрешить, постоянно выходя за пределы опыта. Кант увидел в этом роковую судьбу человеческого разума, от которой тот не в состоянии избавиться и потому постоянно впадает в трагические ошибки и иллюзии.

С исследования этих иллюзий, но не любых (эмпирических, логических и т. д.), а именно трансцендентальных, увлекающих нас далеко за границы эмпирического применения категорий, и начинается трансцендентальная диалектика, или логика видимости. Она исследует ложные притязания разума, показывая, что и почему он не может, но хочет достигнуть. Далее, она призвана вскрыть видимость трансцендентных суждений разума, выходящих за пределы возможного опыта и эмпирического применения категорий, предохраняя нас от обмана видимости. И все же трансцендентальная диалектика не может добиться полного исчезновения иллюзии как таковой, ведь речь идет о естественной и неизбежной иллюзии самого нашего разума. «Существует естественная и неизбежная диалектика чистого разума, – пишет Кант, – не такая, в которой какой-нибудь простак запутывается сам по недостатку знаний или которую искусственно создает какой-нибудь софист, чтобы сбить с толку разумных людей, а такая, которая неотъемлемо присуща человеческому разуму и не перестает его обольщать даже после того, как мы раскрыли его ложный блеск, и постоянно вводит его в минутные заблуждения, которые необходимо все вновь и вновь устранять»[1, т. 3, с. 339].

Вспомним, что главной функцией рассудка было осуществление синтеза, объединения всех данных опыта. Однако, по Канту, в мире явлений это объединение никогда не может завершиться, так как, исследуя ряд причин и действий, мы можем либо последовательно восходить от действия к причине, предшествующей ему, либо нисходить от причины к следующему за ней действию. Этот ряд причин и действий никогда не может быть завершен до тех пор, пока мы не покинем границ опыта. Итак, всякий синтез, совершаемый в пределах опыта, необходимо остается фрагментарным, частичным, не достигает безусловной законченности целого. В нашем же сознании, по Канту, неискоренимо заложена потребность в доведении синтеза опытного познания до безусловной законченности. Этой потребности и отвечает деятельность разума, который берет на себя задачу достижения абсолютной целостности в приложении понятий рассудка и стремится довести синтетическое единство, мыслимое в категориях, до абсолютно безусловного. В отличие от рассудка, ограниченного опытом, разум выходит за его пределы и пытается применить схемы рассудка к самим вещам. Кант пытается оценить такого рода знания как с логической, так и с гносеологической точки зрения, а также все последствия при попытках применения форм рассудочного синтеза к познанию самих вещей в себе, а не опыта и явлений. Речь идет о сверхопытном применении категорий, что является отнюдь не простой ошибкой, а непреодолимым побуждением разума, который сознательно разрушает все границы, возведенные рассудком.

Задачами трансцендентальной диалектики как учения о разуме и его идеях становится исследование трансцендентного применения категорий, а также выявление их источника и видов. Кант видит задачи своей диалектики как чисто отрицательные, полагая, что запредельность вещей в себе исключает всякую возможность применения к ним знаний рассудка, что такое их применение приводит к трансцендентальной видимости, которая должна быть подвергнута жесткой, разоблачающей критике. Логика, применяемая как органон, как расширение знаний, становится для него не более чем логикой иллюзий, софистическим искусством. А это, по Канту, и есть диалектика, которая всегда была стремлением обман выдать за истину, подражая в этом логике. Кант назовет диалектику «ничтожной наукой», неплодотворной для философии. Непознаваемость вещей в себе как бы заранее предопределяет ее результаты, и она может служить только предостережением рассудка от софистического обмана, против сверхопытного расширения знаний. Однако, как мы далее убедимся, у кантовской диалектики есть и положительное содержание, так как ее идеи выполняют важную роль в процессе познания и практической деятельности.

5.2. Разум – высшая познавательная способность и его отличие от рассудка. Система идей разума

В самом широком смысле слова философ понимал под разумом все способности нашей души. Неслучайно его главная работа, в которой анализируются и чувственность, и рассудок, и трансцендентальное воображение, и, разумеется, разум, получила название «Критика чистого разума». Однако здесь, в диалектике, Кант понимает его в другом, более узком смысле, вводя его в качестве новой способности души. В то же время он не считает его какой-то отдельной способностью; скорее разум есть нечто производное от рассудка, с которым он связан самым теснейшим образом и отдельно от него и чувственности просто не существует. Но разум в значительной мере и отличается от рассудка, который судит обусловлено, опираясь на правила суждения, и, более того, всегда нацелен на опыт. Нельзя, например, приписать предмету те свойства, которыми он не обладает. Разум же судит безусловно. Иначе говоря, если цепочку обусловленного протянуть до безусловного, мы и получим разум. Это будет подробно показано на примере того, как, будучи доведенными до безусловной законченности, понятия рассудка становятся идеями разума (к примеру, причина превращается в идею первопричины и т. п.).

В логическом плане разум сопряжен с умозаключениями, он умозаключает, т. е. осуществляет познание частного в общем посредством понятий, которых не может доставить рассудок. В реальном же плане он сопряжен с идеями безусловного. Итак, что же такое разум?

1. Это способность опосредованного, прямо не восходящего к опыту познания.

2. Это стремление к самому высокому обобщению, синтезу и единству познания. «Всякое наше познание, – пишет Кант, – начинается с чувств, переходит затем к рассудку и заканчивается в разуме, выше которого нет в нас ничего для обработки материала созерцания и для подведения обработанного рассудком материала чувственности под высшее единство мышления» [1, т. 3, с. 340].

3. Это способность формировать принципы, т. е. синтетические знания из понятий. Вырабатывая принципы, которые рассудок применяет к частным случаям, разум как бы подготавливает рассудку поле для деятельности, направляя сам процесс познания и ставя цели перед рассудком.

4. И наконец, что уже отмечалось, это способность умозаключать, так как познание по принципам и есть умозаключение, познание частного в общем посредством понятий.

Для разума нет необходимости апеллировать к опыту; овладевая способностью умозаключать, он стремится «свести огромное многообразие знаний рассудка к наименьшему числу принципов и таким образом достигнуть высшего их единства» [1, т. 3, с. 344], хотя, разумеется, при этом он имеет перед собой уже освоенное рассудком и определенным образом упорядоченное многообразие опыта. Надстраиваясь над рассудком, он и дальше продолжает упорядочивать уже образовавшееся единство рассудочного знания. Таким образом, человеческий разум осуществляет восхождение к всеобщему, а затем получает «сообразно всеобщему» и с опорой на него знание об отдельных предметах. Все люди смертны / Кай – человек, / следовательно, Кай смертен. На этом примере мы хорошо видим, что для получения данного вывода нам вовсе необязательно обращаться к опыту.

Самым главным в учении Канта о разуме является, пожалуй, то, что разум – это такая наша способность, благодаря которой человек может создавать всеобщности (общие понятия) и мыслить с помощью их. В своем учении о разуме философ поднимается на самую вершину человеческого мышления о всеобщем, когда наш разум восходит к так называемому абсолютно безусловному. Далее Кант вводит понятие идей разума, или трансцендентальных идей, с помощью которых обозначает понятия разума, призывая при этом взять под защиту термин «идея» в его первоначальном, т. е. платоновском, значении.

Идеи разума производны от категорий или понятий рассудка – это то, что соответствует потребности разума в доведении синтеза до безусловной законченности. Так, идя по цепочке вверх, мы получаем понятия разума, для которых чувства не могут дать адекватного предмета, так как мыслимое в них безусловное единство никогда не может быть найдено в границах опыта. Несмотря на то что идеи разума не могут быть показаны в опыте, им просто не соответствует никакой опытный предмет; они, по Канту, не являются химерами. Более того, они чрезвычайно важны для человека, выполняя в процессе познания роль своего рода идеалов знания – регулятивных идей, направляющих процесс нашего познания; принципов, обязывающих человека стремиться к более широким обобщениям, не успокаиваясь на достигнутом. Кант полагает, что идеи разума имеют большое значение и в практической деятельности людей, регулируя их поведение. Так, он приводит пример с идеей добродетели, показывая, что истинная добродетель, с которой мы сравниваем все человеческие поступки, всегда находится только в голове человека. С ней никогда не может совпасть ни один человеческий поступок, но она все равно не химера, ибо любое суждение о моральном достоинстве человека возможно только при посредстве этой идеи, благодаря которой мы словно приближаемся к собственному моральному совершенству. Или идея свободы: Кант упоминает платоновскую республику как пример несбыточного совершенства, возможного лишь в нашем уме. Однако и от нее нельзя отказаться как от абсолютно бесполезной идеи, апеллируя к такому жалкому предлогу, как ее неосуществимость. Он считает, что государственный строй, основанный на человеческой свободе, есть необходимая идея, которую каждый раз следует брать за основу при составлении конституции того или иного государства и его законов. И действительно, стала же таким непосредственным руководством для составителей американской конституции идея Локка о разделении властей, а ведь она и была выстроена на основе политических и социальных представлений об идеальном государственном устройстве.

В конечном счете идеи разума произрастают из опыта и повседневной жизни людей, но не непосредственно, а опираясь на уже довольно развитую человеческую способность производить общее и работать с ним. Эту работу осуществляет уже рассудок, от которого мы затем переходим к всеобщему. Так происходит скачок, благодаря которому и возникает деятельность разума; а то всеобщее, которым он оперирует, и представляет собой совершенно особые целостности, не имеющие предметного характера.

По словам Н. Мотрошиловой, Кант опять обнаруживает здесь «драму разума» [53, с. 417]. Так, с его помощью человек имеет дело с тем, чего нет в опыте и что в нем в принципе нельзя показать. Но в то же время эти мыслимые им всеобщности он все время будет пытаться толковать как предметные (например, персонифицировать Бога). Такова судьба разума. Та самая его видимость, которой ему никак не избежать. Учение о разуме и должно стать исследованием всех этих трудностей, предостерегая нас не считать предметами то, что является всего лишь идеями нашего разума.

Используя таблицу категорий, выведенную им в трансцендентальной аналитике, философ выстраивает далее систему трансцендентальных идей, или идей разума, подразделяя их на три основных класса (используя при этом, однако, лишь третий класс этой таблицы – категории отношения). В частности, он полагает, что, когда мы рассуждаем о всеобщем, наши представления о нем могут относиться либо к субъекту, либо к объектам, причем во втором случае можно говорить о двух видах отношений. Речь идет об отношении к многообразному содержанию объекта в явлении и отношении ко всем вещам вообще, поэтому: 1) поднимаясь к безусловному мы возвышаемся до безусловного единства мыслящего субъекта как к миру психологических идей; 2) вторгаясь в мир человеческого Я, идея абсолютного субъекта становится своего рода предельным психологическим основанием всех психических качеств нашей души. Далее, возвышаясь до безусловного единства ряда условий явлений, мы выстраиваем мир космологических идей; 3) получая идею мира как целого, природы как бесконечности и т. д. И, наконец, исследуя безусловное единство всех предметов вообще, приходим к миру теологических идей, или к идее Бога как мира веры и бессмертия души. Эту идею Кант называет еще трансцендентальным идеалом разума, ибо именно в нем объединяется вся реальность и именно в нем человек пытается отыскать высшее единство мира, природы и человека как таковых.

Итак, чистый разум дает нам идею для трансцендентального учения о душе, идею трансцендентальной науки о мире и идею трансцендентального познания Бога. В соответствии с этими тремя идеями разума предшествующая метафизика выстроила три дисциплины: рациональную психологию, рациональную космологию и рациональную теологию. Кстати говоря, трансцендентальную диалектику Канта можно представить и как критику этих трех названных выше наук как частей предшествующей метафизики. Именно здесь, в диалектике, доказав несостоятельность этих дисциплин, он и сделает вывод о невозможности метафизики как науки.

Все дело заключается в том, что идеи разума являются его вполне законными продуктами, однако с ними надо уметь правильно работать. Кант говорит здесь о конститутивном и регулятивном их применении, из которых только второе является правильным. Что же касается конститутивного употребления этих идей, которое предполагает наличие соответствующих им предметов возможного опыта и участие их в построении этих предметов, то оно абсолютно недопустимо. И хотя уже в рамках своей логики истины – в трансцендентальной аналитике Кант показал невозможность выхода за границы опыта; здесь, в диалектике, он делает это еще раз и при том гораздо категоричнее на примере ошибочности рациональной психологии, космологии и теологии.

Так, рациональная психология пыталась из идеи разума о душе построить науку и подвести эту идею под опытный предмет. Но душу, по Канту, в принципе нельзя наблюдать в опыте; можно изучать только какие-то отдельные свойства и проявления духовной жизни человека, и не более. Но человеческий разум неумолимо хочет толковать душу предметно и завершить тем самым выстроенное рассудком здание, придав ему законченность и систематичность. Однако на этом пути разум впадает в паралогизмы, как те иллюзии, которые неизбежно возникают из претензии рациональной психологии познать душу (как ноумен), тогда как мы не имеем о ней никакого опытного знания. Таким образом, эти умозаключения являются ошибочными потому, что те целостности, которые строит разум, сообразуются им с опытом о нашем Я и душевной жизни, а идея души, как отмечалось, не имеет отношения к опыту. Кант отвергает рациональную психологию как науку, применяющую идеи разума к тому, что не есть опытное данное. Он считает возможным сохранить в философии лишь учение о трансцендентальной идее души как идее чистого разума, которая не имеет отношения ни к одному известному предмету и является лишь регулятивным принципом, трактуемым исключительно гносеологически. Это то, что можно только мыслить, но нельзя доказать. С помощью идеи души он придет затем к этическому обоснованию ее бессмертия, но это будет уже в границах его практической философии.

5.3. Учение Канта об антиномиях чистого разума: выведение, доказательство и разрешение антиномий

Следующая наука, которая претендовала на существование в рамках предшествующей метафизики, – рациональная космология как наука о мире. Из понятия разума о мире она пыталась развить науку, которая судила о нем (в соответствии с таблицей категорий) четверояко:

1) с точки зрения категории количества пыталась найти ответы на вопрос о границах мира в пространстве и конечности (бесконечности) во времени;

2) с точки зрения категории качества судила о природе элементов, из которых состоит мир: составлен он из простых субстанций или, наоборот, делимых до бесконечности;

3) рассуждала о наличии первопричины или же существовании бесконечного ряда причин (категория отношения);

4) пыталась выяснить, существует ли необходимое существо (Бог) или мир состоит из случайных вещей (категория модальности).

Здесь мы и переходим к так называемой антитетике чистого разума, которая является кульминацией всей трансцендентальной диалектики, учением о противоречиях чистого разума и их роли в познании. Свою антитетику Кант противопоставил тетике как сумме всех догматических, единственно верных знаний о мироздании в целом, о месте человека в нем и т. п. Речь идет о наличии противоречия, а еще точнее, спора между догматическими по виду знаниями, из которых ни одному нельзя отдать предпочтения перед другим. В отличие от монологичной по духу тетики, антитетика Канта диалогична по своей природе, она и представляет собой учение об антиномиях чистого разума. Именно в ней он еще раз подтвердит одно из главных положений всей своей философии, согласно которому разум не может выйти за границы чувственного опыта и познать вещи в себе. Любые попытки такого рода неизбежно приводят его к противоречиям, так как делают возможным обоснование как утверждения (тезиса), так и отрицания (антитезиса) каждой из антиномий чистого разума. Кстати говоря, именно этим разделом «Критики чистого разума» будет восхищаться Гегель, который в целом критически относился к большинству положений его великого предшественника. Более всего ему импонировало то, что Кант сталкивает здесь законы чистого разума, развивая учение о его противоречиях. Однако в отличие от Гегеля, для которого противоречие станет универсальным принципом развития, Кант видел в противоречиях опасность для разума, считая, что если тот не хочет разрушить себя и впасть в скептицизм, он обязательно должен разрешить возникающие в его недрах противоречия. Что же такое антиномия?

Как уже отмечалось, по Канту, это противоречие, спор между суждениями, из которых ни одному нельзя отдать предпочтения. Речь в данном случае идет не о мнениях, а о доказанных суждениях, каждое из которых покоится на вполне разумном основании. Далее, антиномии – это не любые, противоречащие друг другу суждения. Сюда явно нельзя отнести те, истинность которых может быть проверена в опыте. К ним относятся только предельно общие, воспаряющие над опытом знания, касающиеся всего мироздания в целом.

В выявлении их Кантом наличествует глубокий рациональный смысл. Нельзя в принципе в каждый данный момент охватить мир в целом опытом, увидеть его конечным или бесконечным, делимым или неделимым. Опытные доказательства или опровержения этих суждений не могут поэтому претендовать на роль раз и навсегда обязательных. Это именно «умствующие», т. е. умом доказываемые и умом опровергаемые, суждения. Логика оперирования Канта с ними строится следующим образом: он сначала выводит антиномии, затем последовательно доказывает (методом от противного) их тезисы и антитезисы, а затем разрешает их.

При этом он предупреждает, что мир как целое, о котором рассуждает рациональная космология, – это только идея нашего разума, он нам никогда не дан в опыте как его объект. А вот космология неправомерно пыталась применять категории к тому, что не является чувственно данным, превращая трансцендентальную космологическую идею в рациональную космологию, которая как наука в принципе невозможна. Главным критерием ее невозможности, как, впрочем, и любого понятия вообще, является, по Канту, следующее: если может быть показано, что оно в одно и то же время есть и «А», и «не-А», этим доказана невозможность любого понятия. Такое доказательство и есть антиномия.

Итак, как только мы в рамках рациональной космологии начинаем рассуждать о мире в целом, ставить вопросы о нем, мы неизбежно в приходим к четырем антиномиям, или группам, противоречащих друг другу суждений.

1. Мир имеет начало во времени и ограничен также в пространстве / Мир не имеет начала во времени и границ в пространстве; он бесконечен как во времени, так и в пространстве.

2. Всякая сложная субстанция в мире состоит из простых частей и вообще существует только простое и то, что сложено из простого / Ни одна сложная вещь в мире не состоит из простых частей, и вообще в мире нет ничего простого.

3. Причинность, согласно законам природы, есть не единственная причинность, из которой могут быть выведены все явления в мире. Для объяснения явлений необходимо еще допустить свободную причинность / Не существует никакой свободы, но все совершается в мире только согласно законам природы.

4. К миру принадлежит или как часть его, или как его причина безусловно необходимое существо / Нет никакого абсолютно необходимого существа ни в мире, ни вне мира как его причины.

Последовательно доказывая тезисы и антитезисы, Кант показал, что каждое суждение рациональной космологии распадается на противоположные положения, которые, однако, покоятся на вполне разумных основаниях. Но при этом, как считает он, доказано и то, что, как только разум начинает рассуждать о мире, он впадает в противоречие с самим собой. Эти суждения и демонстрируют не более чем противоречие разума с самим собой, и антиномии – это его, чистого разума, проблемы.

Очень большое внимание философ уделяет проблеме разрешения противоречий. Разум должен быть здесь абсолютно беспристрастным, не склоняться ни в сторону тезисов, ни в сторону антитезисов, не проявляя никаких своих интересов, чуждых интересам чистого познания. Ведь если внимательно вглядеться, то интересы разума в отношении антиномий могут разделяться между тезисами и антитезисами, причем все тезисы сходятся в том, что утверждают ограниченность мира в пространстве и во времени, его составленность из простых субстанций, наличие свободной причинности и бытие Бога. Антитезисы же, наоборот, отвергают все эти положения, утверждая противоположное. На стороне тезисов Кант усмотрел здесь интерес религии и морали, на стороне антитезисов – спекулятивный интерес науки. Показав на примере антиномий, как человеческий дух постоянно мечется между двумя крайностями, Кант в то же время утвердил тактико-стратегическую линию поведения философа в ситуации столкновения такого рода «умствующих» положений. Тот, в частности, должен оставаться на какое-то время лишь сторонним наблюдателем спора, присматриваясь к нему с тем, чтобы решить, не является ли пустым призраком сам предмет этого спора. Он призвал также к свободному и беспрепятственному состязанию обеих противоборствующих сторон; показал, что действительно существуют проблемы, решение которых предполагает учет утверждений каждой из них, и что каждая равно имеет право на свою точку зрения.

Разум, по Канту, в состоянии разрешить антиномии. Для этого он должен дойти до их сути, выявив их трансцендентальную видимость. Это возможно через исследование самого доказательства и основных аргументов этих положений. Дело в том, что и в тезисах, и в антитезисах антиномий принимается одна и та же неверная предпосылка, что мир как целое нам дан и что как объект он познаваем.

Тезисы и доказывают временно́е начало мира, его пространственную ограниченность, несложность его составных частей, безусловную причинность и абсолютную необходимость Бога; антитезисы – все с точностью наоборот. Если верна эта предпосылка, то и доказательства и тезисов, и антитезисов имеют силу с обеих сторон; если же она ложна, то в обоих случаях они теряют свое значение. Здесь-то Кант и увидел главную ошибку рациональной космологии, суть которой в том, что мир как целое, как связь явлений нам не дан: мы сами создаем его посредством своих представлений. Он не дан нам ни как ограниченный, ни как неограниченный в пространстве и во времени, поэтому обе стороны первых двух антиномий одинаково неверны.

Главный источник трансцендентальной видимости он усмотрел, с одной стороны, в непреодолимой склонности нашего разума восходить к безусловному (таковы все его идеи), с другой стороны, «налагать» это безусловное на мир явлений. Можно, по Канту, сколько угодно мыслить бесконечность, делить ее, опять же в мыслях, на части, но в чувствах, в опыте нам это никогда не дано.

В основе разрешения антиномий лежит идея Канта о том, что они имеют «диалектический» (иллюзорный) характер. Смысл, вложенный в понятие диалектики, здесь исключительно отрицательный. Для него это не более чем «логика иллюзий», заблуждения разума, в которые он впадает при отсутствии у него «дисциплины», предписываемой критикой, поэтому разрешение космологической диалектики предполагает радикальное устранение ее из метафизики, прошедшей через «горнило критического исследования».

Ключом к разрешению антиномий становится трансцендентальный идеализм, а сами они (антиномии) становятся, по Канту, косвенным доказательством правильности выводов его трансцендентальной эстетики, согласно которой мы должны различать мир на явления и вещи в себе. Благодаря этому у нас появляется возможность развести тезисы и антитезисы антиномий по этим двум разным мирам и утверждать, что в мире явлений нет первопричины (или Бога), а в мире ноуменов она (или Бог) есть. Так, в третьей и четвертой антиномиях (динамических) Кант усмотрел «синтез разнородного», когда мир как целое необязательно должен быть только явлением. Причина и следствие, о которых, в частности, идет речь в третьей антиномии, могут быть и разнородны. Следствие вполне может быть явлением – из опыта, а его причина – вещью в себе, идеей. Та же идея (вещь в себе) может быть и условием чувственного бытия в четвертой антиномии. Вследствие этого тезисы и антитезисы двух последних антиномий являются истинными, хотя и в разных отношениях: «свободная причинность» и «безусловно необходимая сущность» могут иметь место в мире вещей в себе, между тем как в мире явлений может господствовать жесткая причинная необходимость и не быть никакой безусловной сущности, т. е. Бога.

Две первые антиномии (математические, касающиеся величины мира и его составных частей) представляют собой синтез однородного, т. е. синтез явлений. Мир как целое мыслится и в тезисе, и в антитезисе только как явление, поэтому в них одинаково ложны и тезис, и антитезис. Устранение первой и второй антиномий осуществляется следующим образом: «Так как мир не существует сам по себе (существует только идея мира), то он не существует ни как само по себе бесконечное целое, ни как само по себе конечное целое» [1, т. 3, с. 460]. Так же обстоит дело и со второй антиномией: «Поскольку не может быть дан весь ряд деления мира, постольку ложны как тезис о простоте компонентов мира, так и антитезис об их сложности».

Многие современные исследователи считают актуальным новое обращение к кантовским антиномиям чистого разума, рассматривая их через призму историко-культурной проблематики и изменяющейся рациональности. Так, несмотря на все их своеобразие, антиномии Канта относят сегодня и к целому классу таких аналогичных феноменов, как целенаправленно формулируемые противоречия, принципиально отличные в этом плане от так называемых случайно возникших. И если последние обычно трактуют как содержащие ошибку, просто подлежащую устранению, то первые оценивают как выполняющие ряд важных функций в познании и требующие серьезного изучения и классификации. К их «историческим предшественникам» относят апории Зенона и знаменитые софистические парадоксы, а к «последователям» – экзистенциальные дихотомии Э. Фромма и т. д. По словам российской исследовательницы Г. В. Гриненко, «в европейской науке на протяжении всей ее истории противоречия и особенно парадоксы служили вызовом ученым, тревожащим их сознание, порождая сильнейшее стремление их разгадать, разрешить, устранить» [68]. Кантовские антиномии, как, впрочем, и парадоксы Тертуллиана, антиномии П. Флоренского и др., оказываются, таким образом, своего рода знаком особой реальности, не доступной для нашего сознания, хотя и не противопоставленной нашему земному человеческому миру.