Текст книги "Штурман по имени Ма"

Глава 5. Коварное молоко. Пурпурный тюрбан. Подозрительный разговор

Какая игра случая выбирает нам родственников, сковывая кандалами родства, основанного на узах брака, абсолютно чужих людей? Может быть, это нечто вроде пасьянса? С заносчивым видом его вальяжное величество Господин Случай тасует карты судеб и раскладывает из них замысловатые комбинации. А может статься, это гигантская рулетка? И надменный Господин Случай небрежно бросает шарик в бешено вращающийся круг с нумерованными лунками, где каждая цифра – номер чьей-то судьбы. Но также не исключено, что это всего лишь примитивная лотерея. И всё тот же высокомерный Господин Случай с презрительной усмешкой выхватывает из толпы первого попавшегося индивида, нисколько не беспокоясь, а довольны ли будут те, кому этот выигрыш предназначен? И вручив вам этот, с позволения сказать, приз, всемогущий шутник умывает руки, а вы извольте любить и жаловать новоявленного родственника. А если его не то что любить – даже издали видеть, даже краем уха слышать не хочется? Но выбор там, наверху, сделан; изменить ничего нельзя; вот и приходится, стиснув зубы и сжав кулаки, делать вид, что любишь и жалуешь.

* * *

Если бы Марье Ивановне было не жаль дочь, бросила бы она эти курсы, послала бы к чёрту зятя и сбежала в свою Дубровинку. Глупая это затея – ухлопать пол-лета на бесполезные разговоры. От психологов польза только самим психологам – они-то деньги получают. А тёщи и зятья лишь впустую сотрясают воздух да перебирают сор, вынесенный из городских изб.

Одно только утешало Марью Ивановну – раз уж она здесь загостилась, так хоть поможет дочке по хозяйству. Пусть Надюшка немного отдохнёт.

Вот и сегодня, проснувшись, как всегда, рано, Марья Ивановна стала готовить завтрак. А после него, когда молодые собирались на работу, она вымыла посуду, почистила плиту и решила вскипятить молоко. Поставила кастрюльку с молоком на огонь и застыла у плиты, как часовой на посту. С молоком у Марьи Ивановны были давние счёты. Сей напиток с издевательским постоянством проделывал над ней злую шутку. Улучив момент, когда «бдительный часовой» отвлечётся, ленивое молоко, внезапно преисполнившись кипучей энергией, выплёскивалось на плиту.

– Мы пошли! – донёсся из прихожей голос зятя.

Уменьшив огонь, Марья Ивановна выглянула в коридор и спросила:

– Что на ужин приготовить?

– Что хотите. У вас всё хорошо получается, – выходя из квартиры, бросил через плечо Павел.

«Ты гляди, даже на комплимент расщедрился! – думала Марья Ивановна, возвращаясь в кухню. – Может, и не зря к психологу ходим, деньги пла… Чёрт побери!»

Коварное молоко с ехидным шипением выползало из кастрюли и растекалось по сверкающей глади только что вычищенной плиты.

* * *

Позже Марья Ивановна отправилась за продуктами. Не дойдя до гастронома, она увидела вывеску «Магазин» над входом в подъезд пятиэтажки. Ещё вчера этой вывески здесь не было. Внезапно из магазина-подъезда выбежал мужчина лет пятидесяти, с восточной внешностью. На его лице, сверкая золотым зубом, играла улыбка. Одет он был весьма экстравагантно: чёрный деловой костюм, белая сорочка, галстук… а на голове – пурпурный тюрбан.

Мужчина схватил Марью Ивановну за руку и потащил в магазин. Поначалу она растерялась, но потом, уже в магазине, оттолкнула нахала и заявила:

– Покупать ничего не буду! Я забыла кошелёк!

Пурпурный тюрбан печально склонился набок.

– Что такое? Не идёт торговля! – посетовал восточный человек. Он говорил с лёгким акцентом. – Сам уже на улицу бегаю ловить покупателей, а они от меня, как от шайтана, разбегаются. Почему народ от меня шарахается?

– Может, их ваш вид пугает? – предположила Марья Ивановна.

Лицо мужчины приобрело почти такой же цвет, что и тюрбан.

– А чем это мой вид плохой? Разве я некультурно выгляжу?

– Культурно… только немного странно. – Марья Ивановна показала глазами вверх.

Мужчина поднял руки и, прикоснувшись к тюрбану, радостно завопил:

– Теперь понятно, почему они убегали! А я-то подумал, что бог торговли на меня разгневался! Правильно говорят: «Поспешишь – людей насмешишь».

Сняв тюрбан и спрятав его под прилавок, мужчина стал объяснять:

– Сегодня первый день, как магазин открылся. Я сначала оделся в народном стиле: праздничный халат и тюрбан. А потом решил, что надо выглядеть по-деловому. Вместо халата надел костюм, а тюрбан снять забыл. Я же не верчусь у зеркала, как женщины. Ох, до чего же хитрющая ваша сестра!

– У меня нет сестры.

– Я не про вашу сестру, а вообще про женщин! Это они должны торговать: жена и дочка. А они мне утром скандал устроили. Говорят, надеть нечего. Полный шкаф платьев, и нечего! Слезами деньги выжали и побежали наряды покупать. Пришлось мне самому за прилавок встать. Мы в этом доме живём, над магазином, – сообщил хозяин и сконфуженно пробормотал: – Как это я забыл про тюрбан?

Марья Ивановна улыбнулась:

– У меня тоже такое было. Собираюсь на работу, уже опаздываю. Пальто надела, а шапки нигде нет. Я говорю дочкам: «Найдите мою шапку». А они смеются: «Мама, ты в зеркало посмотри». Оказывается, я давно её нацепила и хожу ищу.

– А вы кошелёк, правда, забыли? – лукаво щурясь, поинтересовался хозяин.

– Это я сказала, чтобы от тебя отвязаться, – призналась Марья Ивановна, незаметно для себя переходя на «ты».

– Меня Батыр зовут, а тебя? – тоже перешёл на «ты» хозяин магазина.

– Марья Ивановна, – ответила она, скользя взглядом по товарам, расставленным на полках. – А почему ценников нет? Почём у тебя зелёный чай?

Хозяин назвал цену выше той, что в гастрономе.

– Ну, ты обнаглел! – возмутилась Марья Ивановна и шагнула к порогу.

– Постой! А сколько ты за него дашь? – крикнул Батыр.

Обернувшись, Марья Ивановна посмотрела в хитрые карие глаза и улыбнулась. («Вот оно что! Поторговаться ему хочется. Оно и понятно. Какой же восточный базар без торга! Ну что ж, поторгуемся». ) Она расправила плечи и подошла к прилавку. Что-что, а торговаться она умела. Жизнь приучила её сражаться за каждый рубль. Да что там рубль – за каждую копейку! А со временем, когда пора жесточайшей экономии миновала, это стало чем-то вроде азартной игры или спортивного состязания, где призом были свои же собственные, но сэкономленные деньги. Марья Ивановна не понимала тех людей, которые никогда не торгуются. Чего ради платить больше, если можно заплатить меньше?

Батыр встретил достойного противника. Торговый поединок начался.

Когда хозяин укладывал купленные продукты в пакет, в магазин заглянули ещё двое – мужчина и женщина.

– А ты хороший покупатель, – прошептал Батыр. – Гляди, народ за тобой пошёл.

– Да, за мной часто очереди выстраиваются, – тихо подтвердила Марья Ивановна и, увидев, что он кладёт в пакет коробку рахат-лукума, запротестовала: – А это я не…

Хозяин жестом остановил её и прошептал:

– Это презент, как первому покупателю. Ты гляди, не забывай меня.

* * *

Открывая дверь квартиры, Марья Ивановна услышала голос зятя – он говорил по телефону. Днём, когда удавалось, Павел забегал домой пообедать. Вот и сегодня явился. Только тёща хотела подать голос, как вдруг до неё донеслось: «Жене́ лучше этого не знать. Так всем будет спокойней». Затаив дыхание, Марья Ивановна обратилась в слух. Однако Павел уже закончил разговор и положил трубку на аппарат. Выждав пару секунд, Марья Ивановна хлопнула дверью, словно только что вошла.

– Кто там? – как ей показалось, обеспокоенно крикнул зять.

– Я! – отозвалась она. – По магазинам ходила. Обед ещё не успела сготовить.

– Не торопитесь. Я уже перекусил.

Укладывая купленные продукты, что – в холодильник, а что – в буфет, Марья Ивановна с негодованием думала: «Вот же подлец! Бедная дочка весь день пашет, а он по бабам шастает! Понятно же, что с любовницей говорил…»

Хлоп! Закрылась входная дверь. Зять ушёл. «Ну, погоди! – пригрозила вслед ему тёща. – Я тебе устрою! Заявись только вечером, я от тебя не отстану, пока не признаешься!» «Нет, это ты погоди, – остановил её голос рассудка. – Так ты ничего не добьёшься. Мужики ведь брехливые, он тебе с три короба наврёт. Ты же ещё и виновата будешь. Надо действовать похитрей – искать доказательства».

Когда вечером Надя пришла с работы, Марья Ивановна собиралась на курсы.

– Ты на занятия, мамуля? – спросила дочь.

– Ага. Сегодня у нас раздельные занятия. Сначала – мы, потом – они.

Дочь вздохнула:

– Значит, Павел поздно придёт.

– Да он и без курсов домой не очень-то спешит! Работать толком не работает, а всё время где-то пропадает.

– Он работает, мамуля. Внештатником в двух газетах. И временно в автомастерской. Его друг – хозяин этой мастерской. Сейчас Павел, в основном, деньги там зарабатывает. Ну, иногда за статьи что-то получает.

– А я и не знала, что он машины ремонтирует. («Ещё неизвестно, правда ли это? Может, он прикрывается этой мастерской, а дружок его выгораживает». )

– А ещё он бомбит иногда.

– Что-что?

– Извозом подрабатывает.

«Знаю я, как он подрабатывает и кого он бомбит», – подумала Марья Ивановна, а вслух сказала:

– Ты какая-то бледненькая. Небось, устала? Поешь хорошенько.

* * *

Ехать к Дому культуры железнодорожников нужно было с пересадкой. Три остановки на одном автобусе, потом две – на другом. Но Марья Ивановна не стала пересаживаться на другой маршрут и две оставшиеся остановки решила пройти пешком.

Погода была чудесной. Тепло, безветренно, солнечно. А на душе у Марьи Ивановны было тошно. И чем больше она жалела дочь, тем сильней ненавидела зятя. («Не умеете вы добро ценить, сволочи! Да что же это творится – приличного мужика днём с огнём не сыщешь! Не пьяница, так кобель – не кобель, так пьяница! Вот ещё одно ужратое сокровище ползёт!»)

Объективности ради надо признать, что идущее навстречу ей «сокровище» было слегка подшофе и не «ползло», а шло уверенной походкой. Но Марья Ивановна была слишком зла – ненависть ко всем представителям мужского рода, растущая в геометрической прогрессии, в той же самой прогрессии увеличивала их недостатки. Даже газета в руках «сокровища» свидетельствовала против него. («Сейчас придет, завалится на диван с газетой, а бедная жена крутись-вертись, готовь-прибирай!»)

От «ужратого сокровища» Марью Ивановну отвлёк газетный киоск. Покупая талоны, она сквозь стекло пригляделась к продавщице. Ба! Это же тёща с курсов – Ирина Модестовна.

– А вы разве на занятия не идёте? – спросила Марья Ивановна.

– Иду, – ответила Ирина Модестовна. – Я через пять минут закрываюсь.

– Тогда я вас подожду. Вы не против?

– Нет, конечно. – Ирина Модестовна хихикнула и смутилась. – Это я не над вами. Тут один мужчина только что купил газету. А когда он отходил, я заметила, что у него брюки сзади в жёлтой краске. Наверно, сел на выкрашенную лавочку. Пока я думала, как бы ему сказать поделикатней, он ушёл.

– Да чего там думать? Сказали бы: «У тебя задница в краске».

– Ну что вы! Неудобно… Вот ведь ситуация. Хотелось бы предупредить, а как?

– Ладно, я ему скажу.

Отыскав среди прохожих фигуру по жёлтым полоскам сзади на чёрных брюках, Марья Ивановна бросилась вдогонку, на бегу подыскивая выражения. («Может, я и вправду грубовата? Как бы это сказать покультурней? У вас брюки в полосочку… Нет, как-то глупо». )

Объект был настигнут раньше, чем нашлось культурное выражение. Оказалось, что испачканные краской брюки принадлежат «ужратому сокровищу» с газетой. Окликнув мужчину, Марья Ивановна вежливо спросила:

– Вы случайно не сидели на выкрашеной лавочке?

– Я ещё не в стельку, чтобы по лавочкам валяться! – обиделось «сокровище».

– Я не в том смысле… Ну, как бы это сказать?

– Дама, не приставайте! – потребовало «сокровище», явно считающее себя неотразимым.

Марья Ивановна вспыхнула:

– Нужен ты мне – дальше некуда! Задница у тебя в краске, вот что я хотела сказать!

Изогнувшись и вывернув шею, мужчина принялся обозревать обычно скрытую от собственного взора часть фигуры. Убедившись, что дама не пристаёт, а проявляет заботу, «сокровище» вернулось в исходную позицию и от галантного «мерси» перескочило на нецензурные приветы тем, кто красит лавочки.

Через несколько минут Ирина Модестовна закрыла киоск и они с Марьей Ивановной направились к Дому культуры железнодорожников.

За квартал до него встретили ещё двух тёщ – Галину Алексеевну и Степаниду Петровну. Библиотекарша пожаловалась на зятя.

– Представляете, Борис выбросил старые сковородки и купил импортные. Они такие тонкие – картошка в них не жарится, а парится. А он нас с дочкой ругает. Я говорю: «Не надо было старые сковородки выбрасывать». А он ещё сильней злится. У него всегда тёща виновата.

– Да уж, повезло тебе с зятьком! – хмыкнула Степанида Петровна. – Мой, сволочь, не лучше. Вчера мне скандал устроил за то, что я с бывшим дочкиным ухажёром на улице разговаривала. Такой хороший парнишка. Мы с ним до сих пор здороваемся. Вот и вчера встретила его на улице, поболтали. А этот обормот мимо проезжал и увидел. Не успела я порог переступить, он мне: «Что вы сводничаете! Хотите опять их свести?» Да пошёл ты, говорю! Не твоё собачье дело, с кем я разговариваю. Дочку уже затиранил своей ревностью: туда не ходи, с тем не говори…

Так, с жалобами на зятьев, и дошли до кабинета.

В интерьере появилось кое-что новое. У пустой раньше стены, позади столов, теперь стояла высокая пальма в кадке, а по бокам от неё – два кресла. Степанида Петровна села в кресло под пальмой и спросила психолога:

– Можно, я здесь пяток минут посижу? А то намаялась на даче. Спину ломит.

Нелли кивнула и, раскладывая по столам белые листы бумаги, объявила:

– Сегодня вы напишете сочинение на тему: «Достоинства и недостатки моего зятя». А в конце курсов это перечитаете. И посмотрите, изменится ли ваше мнение?

– Пустая трата времени! – заявила тёща юриста. – Я своего мнения не изменю!

– Нет уж, напишите, – настаивала Нелли. – Постарайтесь быть хоть немного объективными. Представьте, что вы оцениваете постороннего человека.

– Да как же его посторонним представишь! Ха! Легко сказать – представьте!

– Не теряйте времени. Начинайте.

Забыв про ломоту в спине, Степанида Петровна вскочила с кресла и направилась к своему столу, бормоча: «Ну, я ему покажу! Я его выведу на чистую воду!»

Марья Ивановна подумала: «О своих подозрениях я, конечно, не буду писать, но что касается остального – тут он получит!» И сняла колпачок ручки с таким видом, словно передёрнула затвор автомата.

Глава 6. Очередная вспышка затёщевской войны. Кого не хватает в разведке?

Издавна бытует мнение, что мысль материальна. Это значит, что мысли усердно пишут сценарии, а реальность с неменьшим усердием воплощает их в жизнь. О, если бы это было так! Нетрудно представить, где оказались бы ненавистные зятья, следуя маршруту, начертанному тёщами. Самый гуманный вариант – на другом конце света. А куда приведёт марш-бросок, рассчитанный по жёсткому варианту, лучше и не говорить. Но – увы! – как ни стараются тёщи, как ни усердствуют в мыслях – зятья-подлецы и не думают никуда убираться. Жрут, хамят, ни черта не делают – в общем, благоденствуют. Вот и верь после этого, что мысль материальна.

* * *

В конце занятий тёща юриста полюбопытствовала:

– А нашим зятьям вы тоже такое сочинение предложите?

– Да, – ответила Нелли.

– Представляю, что мой зятёк про меня напишет!

– Я думаю, вы в долгу не остались.

– Уж будьте уверены – не осталась! Я ему…

В кабинет заглянул Игорь.

– Между прочим, уже наше время пошло.

– Между прочим, культурные люди здороваются, – пробурчала его тёща.

– Добрый вечер! – громко сказал Игорь, входя в кабинет. – А вам, мамаша, персональное здрасьте.

Зинаида Васильевна не удостоила его ответом. Юрист обратился к свидетелям, в числе которых были не только психолог с тёщами, но и входящие в кабинет зятья:

– Все видели? Вот так всегда. Сама ведёт себя по-хамски, а зять виноват.

– Игорь, держите себя в руках, – посоветовала Нелли.

– А я держу. Я себя из последних сил держу в руках. Но мне же обидно. Если у меня к ней отношение лояльное, то пусть и она соблюдает лояльность в отношении меня.

– Про какую такую лояльность ты здесь талдычишь?! – вскипела Зинаида Васильевна. – Оскорблять меня – это лояльность?!

– Что вы врёте?! – возмутился Игорь, но, споткнувшись о многозначительный взгляд психолога, обуздал гнев и уверенным тоном знающего себе цену юриста произнёс: – Вы меня очень обяжете, мама, если будете придерживаться фактов.

– А то ты сам не знаешь, о каких фактах речь!

– Понятия не имею.

– Кто меня обозвал негодяйкой? Скажешь, не ты?

– Нет, не я. Заявляю это с полной ответственностью.

Теперь к свидетелям обратилась Зинаида Васильевна:

– Вида́ли? Его уже фактами к стенке припираешь, а он ещё шибче отбрехивается!

«Значит, и правда, хороший юрист», – подумала Марья Ивановна.

– Зинаида Васильевна, в чём конкретно ваши претензии? – спросила Нелли.

– Он внука против меня настраивает! Говорит ему, что я – негодяйка.

Игорь от возмущения побагровел:

– Не говорил я такого!

– Говорил! Заявляю со всей ответственностью: утром в субботу этот тип обозвал меня негодяйкой! – тыча пальцем в растерявшегося юриста, вскричала его тёща.

– Зинаида Васильевна, а вы знаете, что благоприятный для слуха шумовой фон составляет 70 децибел? – с ухмылкой произнёс Юрий. – А вы кричите на 150. Мы же оглохнем.

– Пошел ты к чёрту со своими децибелами! – рявкнула Зинаида Васильевна и, воздев руки к потолку, заголосила: – Так оскорбить, так оскорбить! И это за все мои труды! Вот она – благодарность! Пять лет его кормила и поила, юриста из него сделала! Вы себе даже не представляете, чего мне это стоило! Потому что из человека сделать свинью легко, но как же трудно из свиньи сделать человека!

– Начнём с того, что мы не свиньи! – Игорь сорвался на истеричный крик. – А если всё-таки я свинья, то вы, Зинаида Васильевна, самая настоящая…

– Кто я? Ну, кто? Давай, оскорбляй! – Тёща юриста рухнула в кресло под пальмой и зарыдала.

– Успокойтесь, пожалуйста! – громко сказала Нелли. – Давайте во всем разберёмся. Что случилось утром в субботу?

Спрятав лицо в носовой платок, Зинаида Васильевна уже не рыдала, а тихо всхлипывала. Первым взял слово юрист.

– В субботу утром жена ушла на работу. А мне надо было идти на деловую встречу. И я позвонил тёще: попросил её присмотреть за сынишкой.

– И за то, что я на десять минут опоздала, он с порога обозвал меня негодяйкой, – отняв платок от лица, пожаловалась Зинаида Васильевна.

– Не было этого!

– А я говорю: было!

– Тихо! – приказала Нелли. И спросила: – Игорь, что вы делали, пока ждали тёщу?

– Ничего особенного. Собрался, даже обулся, чтобы наготове быть…

– Он всегда наготове тёщу оскорблять, – пробормотала Зинаида Васильевна.

Нелли жестом велела ей не мешать и снова обратилась к Игорю:

– Значит, собрались вы, и что дальше?

– Я же сказал: ничего особенного. Играл с сыном.

– Во что?

– Да так, чепуха. Он пристал: давай поиграем в кино. Ну, как в боевиках. Говорит: «Я буду хороший герой, а ты – бандит. Сначала ты меня свяжи. А потом я тебя свяжу». Ну, я так и сделал: привязал его к стулу верёвкой. Потом он развязался, побил меня… ну, якобы побил и начал связывать. А тут звонок. Я верёвку скинул, дипломат схватил и бегом к двери, а он с верёвкой – за мной. И ревёт: «Мы ещё не доиграли!» Я дверь отпираю, а сам ему говорю: «Теперь бабушка – негодяйка»… – внезапно Игорь осёкся и вытаращил глаза. Он явно ошарашил себя собственными показаниями.

– Вот! – вскочив, завопила тёща юриста. – Так складно врал и вдруг проврался! Всё-таки говорил, говорил!

– И вовсе я не проворовался… то есть не проврался, – забормотал сконфуженный Игорь. – Я же не в том смысле… это же была игра. Я имел в виду, что вы вместо меня будете изображать злодея.

Нелли улыбнулась:

– Ну вот, всё и разъяснилось.

– А может, он это придумал, – недоверчиво пробурчала Зинаида Васильевна. И вытирая глаза платком, стала вслух рассуждать: – Вообще-то, я теперь припоминаю: когда я в квартиру вошла, внучок меня верёвкой обматывать кинулся, а тут мультики начались, он и бросил… Что ж ты, Игорь, мне тогда не объяснил? Сразу убежал.

– Я и представить не мог, что вы такое вообразите. Сами чёрте что накрутили!

– А что бы ты подумал, если бы я на пороге своей квартиры обозвала тебя негодяем и убежала.

– Во всяком случае, трагедии раздувать бы не стал, а поискал бы этому логическое объяснение. Вы с первой встречи нацелились выискивать у меня недостатки. А какова исходная установка, таков и конечный результат. Что бы я ни делал, я всегда буду плохой.

– Точно! – воскликнул Юрий, развалившийся в кресле под пальмой. – Все они такие!

Остальные зятья одобрительно загудели. Марья Ивановна бросила на Павла неприязненный взгляд. («Чья бы корова мычала. Ну, погоди! Я тебя выведу ни чистую воду». )

– К сожалению, у многих из нас вырабатывается привычка, я подчёркиваю, именно привычка – воевать, – сказала Нелли. – Вот признайтесь честно – хотя бы сами себе, – было ли у вас такое? Вам понравился поступок или слова неприятного человека, но вы эту симпатию гасите и начинаете выискивать негатив, оправдывающий вашу неприязнь.

– Бывало, – отважилась на чистосердечное признание тёща юриста.

Игорь посмотрел на неё с недоверчивой усмешкой.

– И у меня такое бывает, – заявила Степанида Петровна. – Я знаю, что иногда придираюсь.

– Рисуетесь, мамаша? – ухмыльнулся Юрий. – Не верится, что вы способны на самокритику.

– А тебя никто не заставляет верить! Чего ты там расселся? Не к тёще на блины пришёл!

– От вас дождёшься блинов, как же!

– Ах ты, бесстыжая морда!

– Очень вас прошу: на сегодня достаточно. – В голосе Нелли промелькнули усталые нотки.

Юрист поспешил на помощь психологу:

– Действительно! Дамы, ваше время уже давно истекло.

– А я вам подарок приготовил, – сообщил Павел тёще, когда она проходила мимо. – Он лежит на столе возле компьютера.

«Почуял неладное, – сделала вывод Марья Ивановна. – Теперь подлизывается, хочет бдительность мою усыпить. Не надейся: меня подарками не задуришь».

* * *

Подарком оказался любовный роман. Марья Ивановна пролистала его, захлопнула и положила в книжный шкаф.

– Мамуля, давай чайку попьём, – предложила Надя. – Я торт сделала.

– Ну, зачем, доча? Отдыхала бы.

– Так это из готовых коржей. Я только крем развела.

– Знаешь что, давай лучше так: я быстро сделаю домашнюю работу, а потом поужинаем. Там как раз фильм начнётся.

– Хорошо, – кивнула Надя.

Марья Ивановна села за компьютерный стол и накатала сочинение на тему: «Мои достоинства и недостатки». Отложив ручку, она подумала: «Интересно, совпадёт ли у нас что-нибудь с зятем? И видит ли он вообще у меня какие-нибудь достоинства?»

Ужинали в большой комнате, за журнальным столиком. Удобно устроившись на диване с тарелкой, на которой лежал кусок торта, Марья Ивановна следила за приключениями любимого разведчика. Шёл старый фильм, который она уже знала почти наизусть. Но всегда смотрела, когда его повторяли по телевизору. Кумир исполнял свой долг толково и добросовестно: на любовные шашни времени не тратил, в авантюры лез только в случае производственной необходимости, в свободное время слушал классическую музыку и читал серьёзную литературу. Таких мужчин Марья Ивановна уважала.

Когда над разведчиком стали сгущаться вражеские тучи, домой вернулся Павел. Он плюхнулся на диван и с жадностью набросился на оставшуюся половину торта. «Во жрёт! – раздражённо подумала Марья Ивановна. – Как будто его неделю голодом морили! Видно, любовница не очень-то его кормит».

– Как вам книжка? Понравилась? – спросил Павел, жуя.

Марья Ивановна презрительно фыркнула:

– Не люблю я эти хватательные романы!

– Почему хватательные?

– Потому что в них только и мусолят: кто кого за какие места хватает – вот и весь сюжет. Я другие книжки уважаю.

– И какие же? Детективы?

– Их я тоже люблю, но ещё больше – о разведчиках.

Изумлённый Павел подавился куском торта и, откашлявшись, пробормотал:

– Вы меня удивляете, мама. Вот уж не ожидал.

– А что ты вообще про меня знаешь… подлец!

– Кто подлец?! Я?!

– Да не ты, успокойся. Этот вот гусь облезлый, – кивнула на экран тёща. – Спутался с вражеской бабой и попался в «медовую ловушку», идиот!

– О! Вы даже в шпионских терминах разбираетесь.

– Чай, не дурней тебя!

– А вам не скучно такое старьё смотреть? Между прочим, по другой программе идёт голливудский фильм про шпионов. Новый.

– Я больше наши фильмы люблю, хоть и старые. Они не такие брехливые, как заграничные.

– Зато заграничные эффектней. Там сюжет интересней закручен.

– И никакой жизненной правды.

– Зрителю не нужна достоверность. Ему нужна эффектность и зрелищность.

– Хватит болтать! Мешаешь смотреть!

До финальных титров Марья Ивановна больше не произнесла ни слова. Нахмурившись, она следила за перипетиями на экране. Прыгающий по вражеским постелям морально неустойчивый «облезлый гусь» мало того, что оказался предателем, так ещё и слал шифровки-пасквили в бывший центр, клевеща на обожаемого ею разведчика. Но герой всё же разоблачил негодяя и, запутав следы, выскользнул из цепких лап вражеской разведки. В который уже раз Марья Ивановна облегчённо вздохнула, когда её кумир ступил на родную землю.

– И откуда в разведке столько предателей? – удивлённо произнесла она, когда фильм закончился. – Уж как отбирают их, родословную проверяют аж до первобытных предков, а всё равно предают!

Павел глубокомысленно заметил:

– Поэтому спецслужбы и приветствуют, когда разведчики женятся на разведчицах. В паре и работать легче, и надзирающее око всегда под боком.

– Что жена! Жену обвести вокруг пальца нетрудно, – пробормотала Марья Ивановна и со злостью выпалила: – Тёщу с ним надо посылать, тёщу! Вот её-то он не обдурит. Она его, подлеца, тут же за ушко да на солнышко!

– Пошлите это предложение спецслужбам, – ехидно ухмыляясь, посоветовал зять. – Может, они возьмут вашу идею на вооружение.

Марья Ивановна сцепила руки в замок – они так и тянулись к физиономии зятя. («Нельзя, ещё не время. А вот когда прищучим его, тогда можно и в морду!») Чтобы унять волнение, она досчитала до десяти и, собрав посуду на поднос, понесла в кухню.

Вернувшись в комнату, она обнаружила, что сидящий у компьютерного стола зять читает её домашнюю работу. Марья Ивановна выхватила у него листок и пихнула стул на колёсиках с такой силой, что любопытного зятя унесло на середину комнаты.

– Как тебе не стыдно! Это же не для тебя написано!

– Если это военная тайна, зачем же вы её бросаете на видном месте? – парировал зять. – Между прочим, я нашёл у вас четыре ошибки, а запятых штук десять не хватает.

– Ты бы лучше свои грешки посчитал! – вырвалось у Марьи Ивановны.

– Какие грешки? – удивился Павел.

(«Ты посмотри на него! Святая невинность! Вот умеют маскироваться, мерзавцы!»)

– Всё! Хватит! – крикнула Надя и, выключив телевизор, швырнула пульт на диван. – На сегодня вы свою норму выполнили! Можете отдыхать!

Вместо традиционного «спокойной ночи» тёща и зять взглядами пожелали друг другу провалиться в тартарары и разминулись с гордым спокойствием всегда готовых к бою эсминцев.