Текст книги "Штурман по имени Ма"

Глава 13. «Разведшкола» на дому. Компьютер, косметика. Розовые шорты

Перед «заброской в тыл врага» Марья Ивановна решила пройти сверхкраткий курс журналистики, чтобы как можно правдоподобней вписаться в образ бывшей журналистки. Зять рассказал ей кое-что о журналистской кухне и объяснил некоторые термины и жаргонизмы. Ещё Марья Ивановна решила освоить компьютер. Это оказалось чертовски трудно: то левой кнопкой надо щёлкать, то правой; то один раз, то два. А эти значки-ярлычки – попробуй их все запомнить! Даже скопировать файл на дискету оказалось не так-то легко. Марья Ивановна злилась на себя («Да что ж я такая бестолковая! Всё забываю, путаю!») и сама перед собой оправдывалась («В моём возрасте учиться новому ох, как тяжело». ) И совсем уже издёргала её клавиатура – никак не удавалось запомнить расположение букв. Пальцы буксовали в клавишах, словно колёса автомобиля в рытвинах бездорожья. Павел, развалившийся на диване перед телевизором, время от времени бросал подбадривающие реплики, чем ещё больше раздражал тёщу. Наконец она взбунтовалась:

– Не хочу я больше мучиться! На кой чёрт мне это надо!

– О, господи! Опять ругаетесь! – донёсся из прихожей голос Нади, вернувшейся с работы. – Ну, что у вас опять?

– Мы не ругаемся, доча! – отозвалась Марья Ивановна. – Это я… просто нервничаю. Захотела освоить компьютер, учусь печатать и не могу запомнить, где какие буквы.

– А зачем тебе это надо? – входя в гостиную, удивлённо спросила дочь.

– Чтобы не отставать от жизни, – уклончиво ответила Марья Ивановна.

Подойдя к компьютерному столику, Надя показала матери, как правильно держать руки над клавиатурой и посоветовала:

– Наметь себе ориентиры: под левым указательным – «а», под правым – «о». И от них уже запоминай расположение других букв.

– Пока запомнишь, что под левым, что под правым, – пробурчала Марья Ивановна.

– А вы используйте ассоциации, – подсказал Павел. И в ответ на недоумевающий взгляд тёщи, велел: – Покажите «о’кей».

Марья Ивановна изобразила много раз виденный в кино жест.

– Какая буква у вас получилась?

– Вроде «о».

– Не вроде, а точно «о». А какой рукой вы это показываете?

– Правой.

– Вот вам и первая ассоциация: правый указательный – на «о».

– А если это левша, и он показывает «о’кей» левой рукой, как ему тогда запоминать?

– Вот пусть этот левша сам и придумывает ассоциации. Не грузите себя чужими проблемами.

Марья Ивановна усердно затюкала по клавишам, бормоча:

– Вверх от «о» – «г». Значит, «ого». Дальше: рядом с «г» – «ш». Значит, «Гоша»…

– Или гейша, – предложил свою ассоциацию зять.

Тёща стрельнула в него сердитым взглядом и прикрикнула:

– Заткнись и не мешай!

На следующий день она решила сходить в парикмахерскую: покраситься, постричься и сделать маникюр. Коль назвалась «матерью большого человека», изволь соответствовать. Павел сказал Марье Ивановне, что отвезёт её. Вообще, в последние дни зять стал сама любезность. Даже делал тёще маленькие подарки. Видимо, не рассчитывая на идейную преданность «разведчицы», прибегнул к наиболее действенному оружию вербовщиков – подкупу. Накануне подарил ей брелок для ключей (тот, что отзывается на свист), кошелёк с несколькими купюрами («Пустой дарить не принято») и косметический набор с иностранной надписью на упаковке.

Собираясь в парикмахерскую, Марья Ивановна распечатала эту коробочку с маленькими разноцветными тюбиками – серыми, синими и зелёными. Ясно было, что это тени. Она выбрала зелёный – под цвет глаз. Наложила тени на веки и, любуясь на себя в зеркало, вдруг обнаружила, что цвет изменился. Веки стали тёмно-бордовыми. Она бросилась в ванную и умылась с мылом. Это не помогло. Разъярённая Марья Ивановна влетела в большую комнату и чуть не заехала кулаком зятю, сидевшему за компьютером.

– Издеваешься, да?! Подсунул какую-то гадость!

Отъехав на стуле от разгневанной тёщи, Павел испуганно смотрел на неё. Показывая указательными пальцами на свои бордовые веки, Марья Ивановна закричала:

– Это что за тени сволочные? Ты нарочно подарил эту дрянь, чтобы посмеяться?

– Вообще-то, я подарил вам губную помаду, а не тени, – пробормотал зять. – Я слышал, как вы говорили Наде, что у вас помада закончилась. Вот и купил.

– И нарочно не сказал, что это помада!

– Но там же русским… ах да! – Павел стукнул себя по лбу. – Там по-английски написано, а вы, конечно, ни бум-бум. – И тут же (лучший способ защиты – нападение) стал отчитывать тёщу: – Вы сами виноваты! Если женщина пользуется косметикой, она должна знать хотя бы некоторые английские слова. Например, lipstick – губная помада.

– А почему цвета здесь такие непомадные: синие, зелёные, серые?

– Не знаю, это надо спросить у производителей. Кстати, это не обычная, а проявляющая помада. Она долго держится. Если верить рекламе, около суток.

Марья Ивановна ахнула:

– Вот спасибочки! Удружил! Как мне теперь идти в парикмахерскую?

– Тёмные очки наденьте. А то видок у вас – вампир на пенсии.

– Он ещё обзывается! А как мне в парикмахерской сидеть? Тоже в очках?

Павел пытался было отшутиться, но тёща пришла в такую ярость, что он счёл за благо удрать. Визит в парикмахерскую пришлось перенести на завтра.

* * *

И вот наступил день «заброски в тыл врага». Утром, собираясь в редакцию, Марья Ивановна разволновалась так, словно ей предстояло десантироваться с самолёта. Она успокаивала себя: «Ну, чем я рискую? Потолкусь, присмотрюсь, прислушаюсь… в крайнем случае, сбегу. Да и кто меня разоблачит? Документы мне не нужны – Романыч и так подтвердит. Ну, чего дёргаться? Это же не война, в самом деле!»

Она уложила волосы плойкой, чуть подкрасилась и стала думать: как же одеться? Выбрала длинную чёрную юбку и белую, в мелкий жёлтый цветочек, блузку. Надела и вышла в прихожую – посмотреть на себя в зеркало. Открылась входная дверь: это вернулся Павел, который отвёз на работу жену и теперь приехал за тёщей, чтобы отвезти её в редакцию. Экипировка «разведчицы» вызвала у него презрительную усмешку:

– Что вы, мамаша, вырядились, как зашуганная старая дева!

Марья Ивановна разозлилась:

– Между прочим, для «матери большого человека» у меня слишком простая одежда. Выбирать не из чего. Кто же поверит в эту легенду, глядя на мои шмотки?

– А вы скромная мать большого человека. Далеко не все богатые люди одеваются дорого и вычурно. Для некоторых простота – это высший класс.

– Ох, и народец вы, журналисты! Всему-то объяснение придумаете. И что же мне надеть?

– Хотя бы тот брючный костюм, который Надя вам в прошлом году подарила. Почему вы его не носите?

– Стесняюсь. Возраст у меня для брюк уже неподходящий.

– Ха! Небось, как за мной шпионили, так не стеснялись брюк!

– То – совсем другое. То – для маскировки.

– Типичная женская логика! – ухмыльнулся Павел. И посоветовал: – Бросьте вы эти комплексы! Берите пример с заграничных бабок… то есть женщин. Иной раз глянешь: такая корова идёт по улице – даже издали в объектив не вмещается. И ничего, топает себе в розовых шортах и не комплексует.

– Может, и мне прикажешь напялить розовые шорты? – огрызнулась Марья Ивановна, но всё-таки пошла переодеваться.

Светло-кофейный брючный костюм из искусственного шёлка был лёгким и смотрелся хорошо. Этим нарядом Павел остался доволен:

– Теперь совсем другое дело! Вы даже выглядите моложе.

Когда они ехали в редакцию, Марья Ивановна вдруг спохватилась:

– Мы же с Леонидом Романовичем забыли обсудить один вопрос!

– Какой? – спросил Павел.

– Надо придумать для нас агентурные псевдонимы.

Зять ухмыльнулся:

– Вы совсем заигрались. Кем вы себя возомнили?

Поджав губы, Марья Ивановна замолчала, а чуть погодя велела:

– Останови машину! Я выйду.

– Вы обиделись, что ли? Ну, извините. Обещаю, больше никаких комментариев.

– Дело не в обиде. Просто я уверенности в себе не чувствую. Ну, какой из меня разведчик? Глупости всё это!

– Здрасьте, мамаша! О чём же вы раньше думали?

– Дура, вот и всё! Поддалась на ваши уговоры. Не по мне это. Характер у меня для этого неподходящий. Разведчик – это же натуральный враль. Надо всё время хитрить, изворачиваться. А я человек прямодушный. Я так долго не выдержу.

– Всё ясно: у вас предстартовая истерика… Ничего, это у всех бывает.

Словно не слыша зятя, Марья Ивановна мрачно сказала:

– Предчувствия у меня тягостные. А пессимизм, он же всю операцию на корню рубит. Говорят, что если человек идёт на опасное дело, он должен быть уверен, что у него есть хотя бы один шанс из тысячи остаться в живых. Только тогда он сможет выполнить задание.

На лице Павла появилась и тотчас испарилась ехидная усмешка. Очевидно, свои соображения насчет разыгравшейся у тёщи мании величия он решил не озвучивать.

– Да и память у меня уже не ахти, – продолжала Марья Ивановна. – Запутаюсь да заврусь. А ведь разведчик должен знать придуманную биографию, как таблицу умножения.

– В общих чертах, конечно, должен, – согласился Павел. – Но здесь главное – не переборщить. Не бойтесь говорить: «Я забыла». Нормальный обыватель не запоминает все мелочи.

– А сколько там болтаться придётся? Это же за день или за два не выяснишь.

– Ничего, мамаша. Как сказал наш классик: человек – такая сволочь, что ко всему привыкает. И вы привыкнете.

– Ну, спасибочки! Утешил, называется! – в сердцах воскликнула Марья Ивановна и полезла в сумку за таблетками.

Павел встревожился.

– Вам плохо? Может, действительно, всё это отставить? Отвезти вас домой?

– Не надо, – буркнула Марья Ивановна и положила таблетку под язык.

Подъехав к дому, где находилась редакция, Павел вопросительно посмотрел на тёщу.

– Всё нормально, – сказала она.

– Ну, ни пуха, ни пера! – пожелал зять.

И Марья Ивановна с превеликим удовольствием послала его к чёрту.

Глава 14. Кто есть кто?

Редакция газеты «Одинокая ладья» находилась в трёхкомнатной квартире на первом этаже пятиэтажного жилого дома в центре города. Собственно говоря, жилые квартиры были на втором этаже и выше. А квартиры первого этажа были распроданы или сданы в аренду учреждениям.

Накануне Марья Ивановна уже побывала здесь. Точнее, проехала мимо этого дома. Павел показал окна редакции – четыре на уличном фасаде и два на боковом. Это была угловая квартира в первом подъезде.

Шагая через двор к этому подъезду, Марья Ивановна обратила внимание на стоящую поодаль пару. Мужчина в спецодежде дворника, опёршись ладонями на черенок метлы, понуро слушал энергично жестикулирующую даму в джинсовом костюме. Наверно, управдомша распекала подчинённого. Марья Ивановна поймала себя на мысли, что готова поменяться местами с этим дворником. Лучше уж мести двор… И зачем только она согласилась на эту авантюру!

Но отступать было поздно – договорились ведь. И, мысленно перекрестившись, она стала набирать код на панели домофона.

Зайдя в подъезд, она увидела дверь с табличкой: «Редакция газеты «Одинокая ладья». Дверь была приоткрыта, но всё-таки Марья Ивановна позвонила. «Входите!» – донёсся женский голос. И она послушно переступила порог. Навстречу ей понеслись… нет, не люди – звуки. В редакции явно было несколько человек. Один разговаривал, другой ворчал, а кто-то даже пел, точнее, нудно завывал. Из сумбурного потока этой разноголосицы порой выпрыгивали отчётливые фразы, и чем больше Марья Ивановна слушала этот бред, тем сильнее хотелось ей бросить свою безумную затею и пуститься наутёк.

А из глубин редакции неслось:

 
– Заходи, дружок, скорей! Сразу станет веселей!..
– Выпьем по рюмашке старой доброй бражки!..
– И где ж ты видел, чтобы бражку рюмашками принимали?..
– И во дворцах, и в парламентах, и в любой уважающей себя конторе…
– Тоска, тоска, зеленющая тоска. И зелёных ни куска. До бутылки два броска…
– Брось комплексовать! Войди к начальнику и сразу ему скажи…
– Пиво – это жемчуг в кружке. Пиво – добрая подружка!..
– Между прочим, и кружка, и подружка – всё это у классика уже было!..
– Зато жемчуга в кружке у классика не было. Это моё ноу-хау…
– Ноухавщики липовые! Три буквы в чужом стихе переставите и сразу – моё!..
– Рваное шмотьё, ё-ё! А под рванью глюки, и-и! Глюки – каменюки…
– Вот же ведь подлюки! Пошли ты их! Ну всё, пока!
 

Прикрытая межкомнатная дверь – напротив двери входной – широко открылась и в прихожую вышла женщина пенсионного возраста. На ней была яркая блузка и юбка-брюки чёрного цвета. Короткие, с медным отливом волосы аккуратно уложены. Выражение лица не то чтобы властное, но… в общем, понятно, что эта дама любит командовать. Марья Ивановна сразу вычислила её. «Каролина Павловна – тёща главреда. Корректор. Ещё ведёт кулинарную рубрику. В её ведении также полезные советы и кроссворды. Хорошо готовит. Коммуникабельна, однако часто вмешивается не в свои дела, порой бывает бесцеремонна». Такую характеристику выдал главред своей тёще.

Женщина спросила:

– Вы по какому вопросу?

Марья Ивановна узнала голос, который говорил о дворцах и парламентах, советовал бросить комплексы и послать кого-то.

– Здравствуйте. Я – Марья Ивановна. Вам Леонид Романович, наверно, говорил…

– Да-да, конечно. Подождите, пожалуйста. Он сейчас придёт. Кстати, я его тёща. Меня зовут Каролина Павловна.

По её любопытному взгляду было понятно, что легенда, пущенная Романычем в недра собственной редакции, заработала. Наверняка все уже знали о «матери большого человека» и ждали её появления. Ещё раньше, обдумывая линию поведения, Марья Ивановна решила, что строить из себя важную особу – подарок человечеству – не нужно. Высокомерничанье только во вред делу. Разведчик должен располагать к себе людей, а не отталкивать их напыщенным видом. Простота и естественность – вот что от неё требуется. И, скромно улыбнувшись тёще главреда, Марья Ивановна прошла за ней в комнату, направо от входа.

В этой просторной комнате, похожей на офисное помещение, работало большинство сотрудников. Здесь было несколько столов с компьютерами. А справа от порога, за ажурной пластиковой перегородкой с невысокой аркой, находился уголок отдыха: диван, журнальный столик, два кресла. Тёща главреда предложила гостье присесть и вышла. Марья Ивановна села в кресло, взяла со столика журнал и сделала вид, что читает. Сама же исподтишка разглядывала обстановку.

Ещё на конспиративной встрече главред набросал ей план редакции. Три комнаты, не считая кухни. Одна большая и две поменьше. В маленькой, что примыкает к большой, – кабинет главреда и его заместителя – жены. Другую комнатушку, напротив входа, занимают Каролина Павловна и водитель-менеджер. Там же – стол бухгалтерши, которая приходит дважды в неделю, так как работает на полставки.

Редактор начертил на схеме расположение столов и указал, где чьё место. Марья Ивановна выучила этот план наизусть.

Возле ажурной перегородки – стол рекламщика и компьютерщика Дмитрия. Марья Ивановна вспомнила характеристику этого парня. «Талантливый, упрямый, вспыльчивый, честолюбивый. Мечтает о работе в престижном журнале или компьютерной фирме. Сын двоюродного брата редактора. Двадцать три года, но уже успел жениться и развестись. Пока что холостяк».

Сам Дмитрий сидел на подоконнике позади своего стола и что-то монотонно бубнил. Судя по тембру, именно этот голос вещал о бражке, рюмашке и жемчуге в кружке. Наверно, Дмитрий сочинял рекламу… Но, прислушавшись, Марья Ивановна поняла, что сейчас парень вводит себя в творческий транс многократно повторяемой фразой «Мысля, ну стукни!».

– Да заткнись ты! – не выдержал мужчина лет пятидесяти двух, чей стол стоял в самом дальнем углу – наискосок от стола Дмитрия.

Марье Ивановне стало ясно, кто критиковал липовых ноухавщиков. «Андрей Михайлович. Опытный журналист, тридцать лет стажа. Характер сложный. Обострённая реакция на критику. Считает, что его не ценят по достоинству. Дальний родственник Леонида Романовича. В свободное от работы время они с главредом не общаются. Отношения, скорей, деловые, чем родственные. Дважды разведён. Постоянно чем-то недоволен».

– Дома будешь петь свои мантры! Что ты разгуделся? – негодовал Андрей Михайлович.

– Я не мантры пою, а занимаюсь аутотренингом, – объяснил Дмитрий. – Работа у меня не идёт, вот я и настраиваюсь.

– Настраивайся молча – не мешай другим! И выключи этот бред!

– Я уже уменьшил звук.

– Такая галиматья и шёпотом достанет!

– Между прочим, это одна из самых популярных групп, – сказал Дмитрий, подходя к висевшему на стене радиоприёмнику. – У них такой оригинальный стиль. Вы только вслушайтесь. – Он увеличил звук, и по редакции пополз тягучий, хриплый, дрожащий, как с мучительного похмелья, голос.

Марья Ивановна усмехнулась. Вот кто сквалыжил о зеленющей тоске, бутылке, рваном шмотье и глюках-каменюках.

– Это маразм, а не искусство! – заявил Андрей Михайлович.

– Не нравится – не слушайте! – огрызнулся Дмитрий, но выключил приёмник.

– Да! Мне не нравится эта мода на маразм! Вот и ты ахинею несёшь, потому что слушаешь всякий бред!

– Творчество – поначалу всегда хаос и бред! – запальчиво крикнул Дмитрий. – А потом из этого бреда выуживается рациональное зерно.

– В куче бреда нет рациональных зерен! И вообще, сейчас нет никакого творчества! Вот раньше журналисты писали так, что даже писатели завидовали. И, главное, была мысль! А сейчас главное – быстрей сенсацию в номер зашвырнуть!

Снова усевшись на подоконник, Дмитрий важно изрёк:

– Современный журналист не может долго раскачиваться! Сейчас ценится оперативность.

– Оперативность и качество плохо уживаются.

Дискуссию прервал стук женских каблучков. Появилась девушка – хорошенькая, модно одетая, с ярким макияжем. Эту красотку Марья Ивановна вычислила мигом. «Вероника. Дизайнер. Она же ведущая рубрики о моде, этикете и тому подобном. Племянница жены главреда. Добрая, коммуникабельная. Правда, немного капризная. Хотела бы работать в модном женском журнале. Романтичная и одновременно расчётливая. Как все красавицы, мечтает об идеальном и богатом муже».

Поздоровавшись, девушка прошла к своему столу, возле стола Дмитрия, и, присев на стул, открыла лежащий на столе журнал.

Снова хлопнула входная дверь, послышались шаги. В комнату вошла женщина лет пятидесяти, в светлом хлопчатобумажном костюме: юбка и жакет с короткими рукавами. На голове – летняя шляпа с неширокими, загнутыми вниз полями.

– Извините за опоздание, – сказала эта дама Андрею Михайловичу. Тон её голоса был таким, что виноватым за её опоздание невольно чувствовал себя тот, перед кем она извинялась.

– Ну, что поделать, если вы не королева! – шутливо ответил Андрей Михайлович, вставая из-за стола и направляясь к ней.

Пока он шёл, Марья Ивановна успела мысленно произнести досье на эту даму. «Инга Станиславовна. Всегда опаздывает. А когда ей делают замечание, говорит: „Точность – вежливость королей. А я не королева“. Талантливая журналистка. Характер сложный. Порой сама душевность, порой – стерва. Сводная сестра тётки Романыча. Отношения с семейством главреда строго деловые. Работа для неё – смысл жизни, в том числе и личной. Умна, иронична, не терпит бабских разговоров».

Только эти двое вышли из комнаты, как появилась ещё одна девушка – скромно одетая, на лице никакой косметики. Марья Ивановна тут же вытащила из досье характеристику на неё. «Алеся. Компьютерная наборщица и верстальщица. Тихая, застенчивая. Не любит быть в центре внимания. Избегает конфликтов».

Алеся кивнула Дмитрию и подошла к Веронике. Взяв стул у соседнего стола – это было рабочее место Инги Станиславовны, – девушка села рядом с Вероникой. Они вместе смотрели журнал и тихо переговаривались.

Снова шаги. Появившийся парень с ворчанием высыпал из пакета кучу писем на стол, стоящий возле другой стены, в полуметре от дверного проёма. Это был стол Владимира, студента-практиканта. «Энергичен, активен. Недоволен, что его загружают всякой чепухой. Считает, что способен на большее. Часто увиливает от поручений, но, если увлечён делом, способен горы свернуть. Весёлый, забавный, легкомысленный».

Потом в комнату вошли… (Марья Ивановна удивлённо вытаращила глаза) … дворник и управдомша.

– Этого так оставлять нельзя! – решительно заявил дворник. – Надо проучить этих интриганов – напомнить, что такое корпоративная этика!

«Батюшки! Даже у дворников интриги! – подумала Марья Ивановна. – А чего они сюда припёрлись? И ведут себя так нагло, словно они здесь хозяева».

– Чего шумим, народ? – поинтересовался Дмитрий.

– Конкуренты совсем обнаглели! – сказал дворник. – Надо врезать им разгромной статьей!

– Это что за партсобрание? – раздался возмущённый голос.

На пороге с метлой в руке стоял главный редактор.