Текст книги "Последняя из рода Блау"

Глава 3
Источник Блау

Я шагала вниз по узкой каменной лестнице вслед за дядей. Широкий разворот плеч подчеркнут светлым дорогим сукном рубашки, он часто пренебрегает правилами – дядя крайне редко носит положенные по статусу халаты-ханьфу, предпочитая военную форму.

Надо признать, что Старший у нас еще очень интересный мужчина. В самом расцвете сил, представительный, из тех староимперских аристократов, коих можно пересчитать по пальцам. Не так много этих старых родов осталось, тех, которые помнят Исход. Может, познакомить его с кем-нибудь? После смерти тети Софи дядя демонстративно закрылся в поместье и уже много лет носит маску эксцентричного затворника, которого не интересует политика – только клановые вопросы, но мы-то знаем.

У клана несколько домов – в Хадже, и в столице Империи, и на юге, но родовое поместье только одно – здесь, в долине. Занюханная провинциальная глубинка, как презрительно называл мой дом сир Квинт. Провинциальная – возможно, занюханная – вряд ли. Действительно, после нас только владения Хэсау за восточным хребтом, узкая полоска граничной суши и Мирия. Раньше род Блау называли «из породнившихся», а как иначе? Удерживать темных тварей по всей длине хребта Лирнейских гор и умудриться не просто выживать, а жить совсем неплохо. Это ли не договор с Гранью?

В народе ходили байки, что Блау пройдут пешком по гнилым болотам, и ни яд скорпиксов, ни клыки псак не возьмут истинных представителей рода. Крайне сомнительное утверждение, но ничем, кроме как сумасшедшей удачей и покровительством Великого, не объяснишь, почему выжила Светлая девчонка со вторым кругом, проведя в пещерах скорпиксов две луны.

Конечно, сейчас состояние клана шаткое – нас пока всего трое, живых денег нет, людей не хватает, но есть деньги мертвые. Старое золото, то, что не купишь ни за какие деньги. Гримуары, артефакты, яд и шкуры скорпиксов. Мое приданое было таким, что даже Квинты польстились, несмотря на наличие «Светлого мусора второго круга», который к этому приданому прилагался. Раньше я думала, что Дарин любит и поэтому не побоялся разбавить кровь детей, ведь семья это дети, правда? Но семьи не предполагалось.

Отсыревшие каменные ступеньки скользили, чадили простые факелы – никакого магического огня так близко к источнику, никаких лишних магических возмущений.

Здесь, глубоко под землей, в самом центре поместья, на пересечении силовых меридианов, билось сердце рода Блау, его алтарь и источник.

Говорят, род жив, пока жив источник, но я авторитетно заявляю, что это неправда. Род жил, пока билось сердце последней из Блау. И источник, и алтарь к тому моменту были полностью разрушены, единственное наследство, которое я тогда получила, – это три мертвых родовых перстня и остатки дядиной Темной библиотеки. Три родовых печати. По одному на каждого. Дядя. Брат. Данд.

Внизу ничего не изменилось. Последний раз я спускалась в алтарный зал в шестнадцать лет, правильнее будет сказать, когда брат притащил меня к источнику, практически спустив кубарем по ступенькам, так он был зол. Дядя не вмешивался. Это была первая и последняя попытка пробудить во мне силу крови. Я не хотела, я сопротивлялась, молчал источник, молчали предки, и только алтарь откликнулся легким родным свечением. Если бы не это, боюсь, у семьи возникли бы серьезные сомнения, а не подменил ли кто дочь рода на это странное капризное существо.

Существо. Это существо. Именно так говорил обо мне Квинт Дарин. Это существо. Не невеста. Не дочь рода Блау. Это существо. Не думать об этом. Не сейчас. Квинты свое получат. Блау всегда возвращают свои долги.

Дядя остановился на границе входа в алтарный зал, надрезал кончик пальца и кровью начертил руны доступа мне на лбу и запястьях. Все верно. Пробужденный может войти всегда, спящие члены рода – только по приглашению, именно поэтому мне так нужен был дядя.

Теплым ветром по щекам пробежала родная энергия, источник узнал меня и приветствовал. Дядя дернулся, но не успел, я уже шагнула в зал, и источник запечатал комнату. Прости, дядя, но сначала нам нужно пообщаться отдельно.

Толстая каменная плита в центре круглого зала излучала неяркий свет и легкую вибрацию. Я положила пальцы на алтарь и закрыла глаза, впитывая энергию. В голове шумело, тысячи лиц вереницей проходили перед моими глазами, тысячи касаний рук, тысячи слов, предки приветствуют дочь Блау. Я столько зим была этого лишена. Я столько зим была одна, без поддержки рода. Я так устала. Я смертельно устала.

Глубоко внутри, там, где всегда была пустота, которую никто не мог заполнить, где прогрызли дыру чувство вины и воспоминания, начал зарождаться свет.

Любовь рода исцеляет, любовь рода дарует, любовь рода лечит.

Блау всегда хранят Блау.

Духи предков врачевали мою душу, а я плакала и не могла остановиться. Слезы катились из закрытых глаз, это не я – это просто переходный возраст.

Я показывала им смерть Данда, казнь брата, показывала разрушенное поместье и покореженные остатки алтаря, показывала истлевшие кости с родовой дядиной печатью на пальцах скелета, показывала полевые госпитали и Прорывы Грани, показывала предательство и смуту, показывала конец рода Блау.

Я не знаю, кто меня вернул и зачем, но мне нужна сила рода, чтобы справиться, мне нужна поддержка предков, чтобы сохранить семью, мне нужна ваша сила.

Я выдохлась.

Источник негромко вибрировал. Предки взвешивали чистоту моих намерений и силу духа, я показала все как есть, теперь решение за ними. Как сохранить род, решать им.

Я почувствовала, как защита алтарного круга погасла. Значит, предки приняли решение и приглашают Старшего засвидетельствовать волю рода.

Дядя шагнул в круг. Я давно не видела его таким растрепанным. В волосах запутались паутина и мусор, белоснежная с утра рубашка стала серой, начищенные сапоги запылились. Пытался взломать круг и защиту?

Дядя остановился за моим левым плечом. Я сразу почувствовала себя спокойнее и увереннее. Что бы ни решили предки, если спину Блау прикрывает другой Блау, мы можем практически все, жаль, что я так поздно это поняла.

Энергия светлячками закружилась по залу, и на потолке проявился родовой гобелен. Весь. Родовой гобелен. Дядя вздрогнул. Все Блау, живые и почившие, бывшие и будущие, все связи и долги рода. На левой руке серебристой искрой расцвела личная родовая печать, мой перстень, знак пробуждения моей крови.

Право иметь голос в роду. Право решать за себя. Право говорить от лица рода.

На потолке гобелена засияла новая звездочка – крошечная точка в мириаде переплетений родовых линий – Вайю Юстиния Блау. Вайю, дочь Юстиния из рода Блау. Рядом светилась ровным светом более яркая звезда – брат, Аксель Септимус Блау. Седьмой Аксель в роду Блау.

Я всегда считала это крайне несправедливым. Девочки только дочери кого-то и часть рода, а мужчины сами по себе, как будто у них совершенно другие отцы. Когда я жаловалась на эту огромную несправедливость, Аксель смеялся и шутливо щелкал меня по носу. Брат говорил, что Вайю Юстиния звучит гораздо лучше, чем Вайю Секундус. Я – вторая Вайю в роду Блау.

А первую леди Вайю я лицезрела сейчас прямо перед собой. Тонким серебристым маревом над гранитной плитой алтаря соткалась полупрозрачная фигура Светлой леди. Именно в честь этой первой Светлой Блау меня и назвал отец.

Одежда по моде четырехсотлетней давности, корона из кос и ледяное выражение лица, точно как на том портрете, который в свое время перевесили из библиотеки. Именно благодаря частице этой Светлой крови я и ношу гордое звание «Светлого мусора» в абсолютно Темном роду «породнившихся», сумасшедших Блау. Первая Светлая сумасшедшая в Темном роду. Ну, здравствуй, бабуля!

Дядя замер рядом. Глаза застыли в одной точке. Параллельные потоки? Источник показывает нам разное, я вижу Светлую леди, а кого видит он? Сильны!

– Вайю… – Голос шелестел, перекатываясь под кожей, проявляясь в голове нечеткими символами. – Вайю…

Я склонила голову и сложила руки в традиционном приветствии Светлых. Младший Светлый приветствует Старшего. Как говорит наставник, ни одному Темному не дано проникнуться духом этого высокого искусства. И я вот за столько зим так и не прониклась.

– Девочка, у нас мало времени, много сил ушло. Дар знаешь. Силу знаешь. Спрашивай…

– Леди Вайю! – Голос дрогнул, я все-таки первый раз напрямую общаюсь с предками рода. – Зачем меня вернули? Кто заплатил за это?

– Десять. – Гобелен на потолке закружился, приблизив созвездие из десяти темных погасших звезд. Старое время, до Исхода? Десять? Десять членов рода ушли без посмертия? Этим уплачено?

– Десять ушедших добровольно. Заплатили за совершенное… до Исхода… род Блау уничтожил полностью… была вира… и был уничтожен полностью. Теперь круг повернулся. Долгов нет. Вира уплачена…

– Почему не могли сделать этого в прошлый раз? Почему? – Я не понимала причины.

– Долг должен быть возвращен полной мерой. Род Блау был уничтожен. Теперь долгов нет. Уничтожившие уничтожены. Убившие вернулись в смерть.

Я задыхалась. Почему мы должны были заплатить такую цену. Почему именно мы. Почему именно так. Разве виноват был брат? Дядя? В тех ошибках, которые совершили сородичи? Род всегда платит за ошибки всех своих детей. Платит тройную виру. Мы заплатили.

Образ леди Вайю начал колебаться. Слишком большой расход энергии от источника, который давно не подпитывали жертвами и дарами.

– Главное – ты дар, дар роду храни… Хранящая. Мужчины хранить не могут, это задача женщин. Обет молчания только твоя задача… у каждого в роду своя задача. Уплачено за тебя… чтобы сохранила род Блау и приумножала… Десять ушло, десять должно вернуться в род… Верни… Зажги новые звезды.

Фигура Светлой леди начала колебаться и таять.

– Чего ты хочешь?

Хороший вопрос. Я хочу только одного: «Мести. Я хочу мести. Хочу, чтобы все заплатили за то, что сделали. Сдохли. Я хочу, чтобы все они сдохли. Сдохли. Сдохли!»

– Месть запрещена. Мсти – и отомстят, это новый круг. – Проекция бабушки заметно взволновалась. – Наказание – не-жизнь. Задача хранить и приумножать жизнь, растить любовь. Ради мести нет жизни, только ради любви.

Я почувствовала, как ногти впиваются в ладони. То есть оставить все как есть, пусть живут после того, что сделали? Что еще сделают?

– Не оставить… не простить… Блау всегда возвращают долги – добро и зло. Вернуть любой долг благо. Вернуть долг за благо – троекратное благо. Нельзя жить только ради мести. Вернули право жить – во имя любви… – Голос Светлой леди начал затихать. – Выйти замуж… детей… трех… муж… войти в род…

Голова нещадно трещала. Я сидела на холодном полу, опираясь на алтарь, дядя поддерживал голову и легко похлопывал по щекам. Из носа капало, я утерлась пальцами, замарав домашнее ханьфу. Горячее, яркое, красное, – алтарь все-таки взял свое свежей кровью.

– Вайю, вот так девочка, вот так… Ты перенапряглась. В первый раз у всех так. Молодец, Вайю, ты справилась, молодец. – Я вообще не помню, чтобы дядя когда-нибудь так легко и свободно улыбался. Так улыбался Аксель до того, как уехал в Корпус. Светло и шало, как мальчишка. – А теперь, девочка, давай, энергии источника хватит, покажи мне, что было в южных шахтах. Вайю, соберись, потерпи, осталось немного! Просто покажи мне, что ты видела…

Глава 4
Старые хрычи

– …Спросила что? – Сир Виртас так сильно поперхнулся золотистым арийским, что обрызгал целительский сюртук, кресло и дорогой мирийский ковер.

– Спросила, откуда у нее на пальце появился родовой перстень. Эффект трансгрессии или привязанная телепортация из родового хранилища?

Мастер-наставник Вирт закрыл лицо ладонями и едва слышно простонал ругательство сквозь зубы.

– Я так и подумал, что вы это проходили о-очень давно. Да, и сразу после продемонстрированных вариаций смертей Блау, Акселя, кстати, повесили, а от меня остался один скелет. Не слишком веселое зрелище. Вайю спросила, может ли она заменить платье на сиреневое. Ведь в фисташковом идет одна из ее подружек.

– Значит, она приходит в себя. – Вирт расслабленно откинулся на спинку кресла. – Ты рисковал, считывая образы напрямую. Яд скорпиксов изучен не до конца, ты сам знаешь, и эта связь Блау… Мне стало казаться, что из пещер вернулась не совсем Вайю. Она такая… – Он покрутил в воздухе пальцами. – Ее глаза стали такие…

– Похожая на Рели.

– Да. Но если бы я две луны думал, что остался последним из рода, наверное, поседел бы. – Вирт дернул серебристую прядь. – Столько смертей, пропущенных через себя, не могли не дать обратку, учитывая второй Светлый.

– Чтобы построить дом, нужно срубить дерево. – Старший рода неторопливо крутил пустой бокал, наслаждаясь причудливыми узорами пламени от камина.

– Кастус, Аурелия просто убила бы тебя, потом подняла твой труп и расчленила бы с особой жестокостью, если бы узнала, как ты экспериментируешь с ее дочерью. – Виртас говорил лениво, старый спор, старые аргументы. – И заметь, я бы ее полностью поддержал.

– Аурелия – Хэсау, учитывая их методы воспитания, она поняла бы меня. Что страшного произошло? Ребенок посидел в пещерах пару лун – и мы имеем пробужденную Блау, с родовым даром, пассивным, правда. Но было бы чудом рассчитывать на еще одного активника в поколении. Эмпатия это неплохо.

– Неплохо? Всего лишь неплохо? Сир, вы путаете берега. У вашего верного слуги ни одного пробужденного родового дара. – Мастер Вирт изобразил пародию на глубокий придворный поклон. – Надеешься, что она прозреет в отношении Квинта? Это того стоило? Покореженный энергетический внутренний контур, кошмары… И я вообще удивлен, что Вайю не слетела на первый круг. Нэнс сказала, что она кричит во сне. Кричит, Кастус. И это несмотря на чары спокойствия. Я не целитель душ, ты же знаешь, я наставник, и эти твои эксперименты…

– Дарами, Секстус, все окупается дарами. Вайю видела весь гобелен. Я не вижу дальше десятого колена, а ей показали весь.

– А нужно ли это, Каст? – Вирт заговорил с жаром, глотая слова. – Кому много дано, с того много спрашивают. Иногда слишком много. – Он с горечью покачал головой.

– Ничего. Нельзя. Сделать. Ты сам все знаешь. Эта академия через год… Так хоть какая-то защита. И теперь им придется учитывать и ее слово. Если только Вайю опять не выкинет очередную глупость.

– Обет молчания. Я подтяну в щитовых чарах. Разберемся с даром. – Вирт загибал пальцы. – Мы все равно не сможем утаить свет в мешке. Я, как наставник, могу снова вернуться в академию.

– Ты и столица? Не дразни псак. Пусть тренируется, пусть участвует в этом детском турнире. Пусть падает и поднимается. Сейчас рядом я, ты, Аксель. Есть кому подуть на коленки. В академии никого не будет. Ее сожрут, Вирт, просто сожрут – единственная Светлая в Темном роду породнившихся, слабая, недальновидная. Я ничего не могу там сделать! – Кастус обреченно махнул рукой в сторону Южного перевала. – Они следят за нами, как за крысами. Выращивают, скрещивают, разводят. Квинты слабы, но управляемы, а там…

– Я до сих пор не понимаю, как у Юстиния и Рели родилось такое незапланированное чудо. – Целитель нежно улыбнулся воспоминаниям. – Но я рад, что она Светлая.

– Ей это не поможет. Если… – Каст помолчал. – Если ее действительно замкнуло на Квинте – не удержим.

Сумасшествие. Сумасшествие Блау. Чем старее род, тем более редкими дарами балуют предки своих потомков, разделяя, как жемчужины в ожерелье. Вот этому – покрупнее и поярче, другому несколько мелких бисеринок – дары послабее. В роду Блау одаривали щедро и сразу, полной мерой получали потомки возможность чувствовать и находить темных тварей. Если есть хотя бы одна темная тварь, Блау всегда найдут выход. Но вместе с кровью уже много веков передавалось и проклятие. Тщательно оберегаемое. Тщательно лелеемое. Тщательно скрываемое. Сумасшествие Блау.

В каждой Темной семье, в каждом клане, если он вел род от Грани, можно было найти призраки старых проклятий. Что у Тиров? Что у Фейу? Хэсау? Можно было только догадываться, собирая крохи информации. Тиры никогда не женились по любви, а если случалась ошибка, то все трагические пьесы, сочиненные имперскими менестрелями, основаны на реальных историях клана Тиров. Хэсау были жестоки к детям. Фейу горды и высокомерны. Блау слыли несдержанными, взрывными и эмоциональными. Есть старая имперская шутка про тихого Блау в боевом трансе.

Но Блау действительно становились полностью сумасшедшими. Когда отсутствовал объект их страсти.

– Это может быть просто детское увлечение, влюбленность или любовь, совсем не обязательно, что это клин.

– Услышь тебя Великий! Но раздражительность, повышенная чувствительность, неспособность контролировать эмоции при удалении от объекта… Вспомни Юстиния и его картинки. Вспомни Акселя. Это действительно проклятие, Вирт. Ты не можешь есть, не можешь спать, не можешь думать.

– Но ни одного Блау не замыкало на живых людях. Всегда объектом…

– Ни один из истинных Блау не был Светлым! Ни один! Ты представляешь себе Светлую, коллекционирующую Темные артефакты? Разводящую скорпиксов? Тренирующую умертвий? Я не знаю, чего ждать от Вайю. И никто не знает. – Кастус устало вздохнул. – Я надеюсь, и они не знают. А пока не знают, пока им любопытно, пока есть выгода, у Вайю есть шанс. И если… я говорю если это Квинт, тогда у нас остается единственный вариант.

Глава 5
Ночная прогулка

Ночная прогулка не удалась. Или наоборот, удалась настолько, что я не знала, как этой нежданной удачей распорядиться.

Спина подстывала. Осенние вечера становились все холоднее и холоднее, совсем скоро на северные склоны ляжет снег. Я пряталась в полуразрушенной башне. Старые развалины за опушкой леса никогда не были особенно популярным местом для развлечений, а по ночам и подавно.

В народе ходили байки про призраков псак и Дикую охоту Блау: что в особенно темные ночные часы старые неупокоенные духи выходят на охоту за чистыми душами и с визгом и гиканьем проносятся по поместью и деревне.

Это полная чушь. Дядя не потерпел бы неупокоенных так близко к родовому источнику, да и эманации места были бы совершенно другими.

Светила полная луна. Снизу, из-за разбитых щербатых остатков ступенек, ведущих в старую башню, можно было отчетливо разглядеть фигуры двух влюбленных голубков. Несчастные утки-мандаринки. Или лебеди-неразлучники? Нашли где устраивать свидание под покровом ночи.

Именно они и сорвали мне ночную тренировку.

Уже вторую луну я, дождавшись, пока уйдет Нэнс, выбиралась в лес. Мне нужно было понять, какие навыки у меня остались и чем я могу пользоваться. При наставнике и Ликасе открываться не хотелось, вдруг я ошибусь и пальцы сами выплетут что-нибудь из Темного седьмого-восьмого круга. Слишком сильны рефлексы, вбитые намертво.

Результаты были неутешительными. Тело тренировано слабо, пальцы негибкие, руки дрожат. Даже рунные круги у меня выходили криво и косо, и только со второго раза, а это – первый курс. Но Блау не сдаются, была бы возможность, а все остальное мы подтянем. Программу занятий я себе составила. Дядя со своим наказанием сыграл мне на руку, потому что я не знала, как объяснить свою внезапно вспыхнувшую любовь к учебе и тренировкам. Пока можно все валить на скорпиксов, тонкую психику Светлой леди и активацию дара Блау, но это ненадолго. Наставник далеко не дурак.

Место у меня было очень неудобное. Точнее, очень удобное для обзора и наблюдения, но крайне неудачное, чтобы его покинуть. Я была в ловушке. Бесшумно спуститься из разрушенной башни я не могла, левитация – это, простите, к воздушным элементальщикам, а не ко мне. Мелкие камешки и гранитное крошево ступенек противно хрустели под ногами, поэтому я сидела и не двигалась. Тело начало затекать.

Голубки уходить не собирались.

Внизу под дубом сир Квинт увлеченно целовал мою дражайшую сестричку Айшу, нежно приобняв тонкую талию одной рукой. И надо признать, что выглядит стервец хорошо!

Света луны вполне хватало, чтобы разглядеть тонкий плащ с капюшоном, подбитый мехом северной выдры, который крайне удачно оттенял светлые волосы Квинтов. Высокие сапоги, замшевые брюки и неизменный гладий, пристегнутый к поясу. Мне всегда было интересно, не мешает ли меч целоваться? У меня был разный опыт, но именно так, с гладием между ног… Ведь через тонкое легкое ханьфу можно очень отчетливо ощутить все продолговатые формы предмета.

Мне было холодно. У меня совершенно затекли ноги, а руки без перчаток замерзли, и я уже не чувствовала пальцев.

Если бы я планировала сидеть в засаде, я бы оделась потеплее.

И согревающее не наложить. Квинт с его пятым кругом сразу почувствует возмущение силы в периметре.

Поцелуи перемежались совершенно бесполезными для меня ахами и вздохами. Нежными бормотаниями. Вот уж не думала, что Дарин может быть настолько романтичным. И тупым.

Неужели он серьезно думает, что Айша влюблена в него по уши? Конечно, играет она отлично – глазки в пол, потеребить платочек… Нежнейшее и наитемнейшее создание. Трепетная кобылка перед укротителем. Робкая лань. Инстинкты у Квинта работали на отлично, наверное, этим и поймала – многие сиры свихнуты на идее защищать.

Я была готова поставить свое родовое кольцо, что это не более чем большая игра. И Айша, и ее мамаша, моя драгоценная тетушка, совершенно не случайно затеяли ремонт менора именно этим летом, когда сира Квинта отпустили на каникулы из академии. Как же, соседи! Ну что стоит пососаться так, по-соседски, с богатым и перспективным молодым сиром, а то, что «почти-жених-почти-сестры» – это дело десятое.

По крайней мере, это многое объясняло. Поведение Квинта в прошлом всегда было отвратительным, но не всегда было объяснимым, но если в игру вступила Айша, это меняет все.

Голубки нацеловались.

– Айша, милая, ты все помнишь? – Из рук Квинта в кармашек девичьего плаща перекочевал небольшой мешочек.

– Дарин, любимый, я сделаю все, как ты сказал. – Легкий и робкий вздох. – Но я очень боюсь…

– Не бойся, я с тобой. Если что, ты всегда можешь отправить мне вестник. Главное убедиться, что ваша служанка справится и сможет продолжать незаметно подсыпать этой в еду.

– Не беспокойся, я давно придумала, какое дело у нашей служанки на кухне: мне нужна изысканная еда, в этой провинции все просто отвратительно готовят. – Айша сморщила носик и усмехнулась.

Выходишь из образа, дорогая, выходишь из образа.

– Пообещай мне, что это ненадолго. Я уже не могу смотреть, как она везде говорит о том, что ты будешь ее женихом.

– Обещаю, милая, обещаю… Ты же видишь – ничего ее не берет. И даже стаю скорпиксов пережила. – Дарин высокомерно усмехнулся. – Этот мусор не стоит того, чтобы ты о ней думала, я все улажу, нам нужно успеть… – шептал между поцелуями Квинт.

Пальцы так и чесались чем-нибудь их шарахнуть. Из того особого ассортимента чар с тонким целительским юмором. Например, спонтанное очищение кишечника. А что? Входит в базовую программу чар – очищение перед сложными полостными операциями. Я поморщилась. Эти спонтанные порывы и эмоциональные качели мне совершенно не нравились. Может быть, и правда возраст накладывает такой сильный отпечаток?

Великий, что в мешочке? Если они хотят подставить нашу кухарку, это слишком глупо. Маги – аларийка, а все аларийцы пришли в поместье вместе с мамой. Если они рассчитывают подкупить аларийцев, это идиотизм.

Все остальные слуги поместья приносят кровную клятву роду, и никто в здравом уме не поверит, что у кого-то получилось навредить Блау и остаться в живых. Клятва карает сразу. Значит, это что-то условно опасное, что позволяет обойти запрет.

Хорошо, хотите сыграть? Сыграем. Только немного повысим первоначальные ставки. Все-таки Великий хранит меня!

Возвращалась в поместье я со стороны заднего двора, миновав садик Виртаса с его особо целебными растениями, которые ну никак не могут произрастать нормально в нашем вредном, отравленном темными ядовитыми испарениями климате долины. Скользнула в маленькую калитку в стене и оказалась около конюшни.

Снаружи неярко горел ночной свет. В конюшне было тихо. Конюший спал, лошади фыркали и переступали копытами, шуршало сено. Я погладила по бархатному носу норовистого дядиного райхарца, почесала гривастого крепкого мохнатого иноходца, любимца Акселя, и нырнула в самое дальнее свободное стойло.

Зарылась в свежее сено, согреваясь и наслаждаясь родным запахом, который всегда дарил мне спокойствие. Мои лошадки. Это стойло скоро займет Кис-Кис. Завтра придет вестник, что Хэсау задерживаются на декаду из-за Прорыва Грани, но ситуация окажется гораздо серьезнее, чем они сейчас считают, и мой норовистый подарок приедет только к середине зимы.

Сейчас Кис-Кис еще не знает про меня и наверняка свободно носится наперегонки с ветром на высокогорных пастбищах Хэсау. Моя дикая прелесть, очень надеюсь, ты приснишься мне сегодня.

Старый конюх старательно делал вид, что его сморило. Но в своей конюшне мимо него и мышь не проскочит, шутка ли, проворонь кого, по голове не погладят. Поэтому появлению маленькой мисси он не удивился – слышал ее шаги еще у калитки, да и кони почуяли и взволновались.

Странные, надо сказать, шаги.

Ровные, четкие, экономные. Ни одного лишнего звука, ни одного лишнего движения. Так ходят в Сером переулке, где собираются наемники и всякий сброд. Осторожно, наступая не на всю стопу, все время начеку. Уж он-то такого насмотрелся в свое время, пока не осел у Блау. Его привечали за то, что всегда лошадок любил и чувствовал лучше, чем людей.

А маленькая мисси всегда ходила шумно, сразу заполняя пространство капризами и слезами, если что-то было не по ней. Не была злой, нет. Лошадки это завсегда чувствуют. Но невыносимо громкой.

Да и разве раньше можно было представить, чтобы райхарец подпустил бы ее к себе?

Старик покачал головой.

Райхарцы, они самую суть чувствуют, стержень. Да и не пойдет такой конь ни под чью руку, кроме хозяина, если признал – сира Кастуса. А тут, гляди, сам башкой боднул, под девчачью руку подставился.

Чудны дела твои, Великий!

Маленькой мисси часто сбегала в конюшню. Поиграть. Поплакать. Пересидеть бурю. Поспать. Еще пару годков назад старый конюх всегда держал про запас кулек сластей с кухни, проверенный лично Нэнс. Но уже пару зим как мисси не приходила. «Выросла», – кивала на это Нэнс.

И вот, гляди ж ты, пришла.

Старик прислушался. В дальнем стойле привычно шуршало сено. Поздно уже – надо бы тихонько разбудить с утра, чтобы не проспала свои утренние беганья. Или сказать кому?

Старик с удовольствием причмокнул губами, вспоминая налитую соком, полную, статную фигуру аларийки.

Пусть мисси спит. Шутка ли, вторую луну ночами шастает, но не его это дело.

Старик пожевал губами. Стоит ли отправить весть в табор, что с мисси не все ладно, или подождать? Подождать, решил он, заглянув в дальнее стойло. Мисси тихо сопела, зарывшись в сено, как маленькая.

Его дело следить, чтобы все хорошо было, вот он и проследит – и за лошадками, и за маленькой госпожой, чтобы никакая мышь…

А утром уж он постарается, пошумит ведрами погромче, чтобы госпожа успела незаметно уйти, ведь сильно не любят господа, ежели их слабость кто видит, сильно не любят…