Текст книги "Кровь. Царство химер"

18

Праздновали до глубокой ночи – как обычно, пять дней, что продолжалось ежегодное Собрание Лесного Народа. Музыка, танцы, игры, угощение. И напитки, разумеется. Фруктовые вина, ягодный эль. Каждая мелочь призвана была напоминать о Великой Любви в разноцветном лесу.

Открылся праздник церемониальным шествием всех племен во главе со старейшинами по улице, что вела к озеру. Первым шел Сайфус, возглавляя самое большое племя – Серединного леса, следом, в порядке расположения с севера на юг, жители остальных лесов.

Вокруг озера было зажжено двадцать тысяч факелов. Сайфус рассказал о символах веры, напомнил, почему следует держаться основ Великой Любви без малейших отклонений, как, несомненно, держался бы их сам Элион. Религия Лесного народа проста, всего шесть законов, напомнил он, но тем законам, что выработал с годами Совет для помощи в исполнении основных, необходимо придавать тот же вес. Любить Элиона – значит следовать его путями без всяких компромиссов.

Уснул Томас поздно, видел во сне страшные пытки, а когда проснулся, им сразу завладели две параллельные мысли.

Первая: хорошо бы выяснить, кем в этой реальности является Карлос, если такая связь и впрямь существует, как предположила мимоходом Рашель. Ниточка так себе, конечно, но только за нее и можно было ухватиться, обдумывая возможности бегства с Моникой из плена.

И вторая – о предстоявшем в этот день разбирательстве. Совет уведомил о нем лесных жителей, но в остальном хранил насчет Джастина мудрое молчание. Тем не менее разговоров в деревне хватило на все утро.

Кто-то недоумевал, зачем это разбирательство вообще понадобилось, – ведь учение Джастина не слишком отличается от того, которому они следуют. Он призывает к любви. Не к ней ли призывает и сама Великая Любовь? Вот его призывы к миру с Ордой понять и впрямь было трудно. Но теперь-то он толкует о любви. Изменился, похоже.

Другие недоумевали, почему Джастина не изгнали сразу, как только он начал проповедовать свое учение, бросающее вызов всему, что свято. Взять хоть разговоры о мире – как можно примириться с врагами Элиона? Потому и трудно понять его учение, что оно и впрямь направлено против Великой Любви.

Амфитеатр, где должно было произойти разбирательство, вмещал двадцать пять тысяч взрослых людей, а поскольку только взрослым и разрешалось присутствовать, места хватило почти всем. Те, кому не повезло, устроились в лесу на склоне, под которым располагалось это большое чашеобразное сооружение, на западном берегу озера.

Каменные плиты на земляных террасах, служившие лавками, были почти все заняты уже после полудня. А к тому времени, когда солнце начало клониться к западу, в амфитеатре негде было и встать, не то что присесть.

Томас вместе с женой и своими лейтенантами устроился на одной из вышек, откуда все было видно.

– Лучше бы я шел сейчас за Ордой, – пробормотал он.

– Тебе и здесь будет чем заняться, – возразила Майкиль. – Как все закончится, отправимся догонять Орду, и я первая побегу за тобою.

Рядом с ней стоял Джеймус. Накануне вечером они сообщили, что собираются пожениться. Справа от них глазел на сборище внизу Уильям.

Рашель накрыла руку Томаса своей. Только она его и понимала.

– Случись поединок, я все равно не стану убивать его, Майкиль, – сказал он. – Пусть изгнание, но не смерть.

– И ладно. Лучше уж изгнать, чем позволить ему и впредь отравлять души наших детей, – согласилась она.

Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться:

– Мне нужно снова добраться до исторических книг.

– И на этот раз я тоже полезу в шатер, – сказала Майкиль. – На Собрании я уже побыла, хватит. Вот разберемся с Джастином, и – за книгами. Джеймус тоже с нами пойдет.

Тот поцеловал ее в губы:

– С тобой – хоть через всю пустыню.

– Всегда, – сказала она.

– Всегда, – повторил Джеймус, и они снова поцеловались.

Публика внизу вдруг притихла.

– Идут.

Томас подошел к перилам и увидел, что по склону в амфитеатр спускается Сайфус в длинном церемониальном одеянии белого цвета. За ним шли остальные шестеро советников. Они направились к большому помосту посреди площадки, на котором стояли восемь высоких деревянных стульев. За ними горели полукругом семь факелов, в центре высилась подставка, на ней – чаша с водой.

Советники молча подошли к семи стульям. Восьмой был предназначен для Джастина – ему разрешили бы сесть с ними рядом, если бы он победил в разбирательстве, в знак того, что его доктрина принята. И хотя утверждать ее Совет обязан не был, со временем она могла все же стать частью Великой Любви.

Рассевшись, советники обратили взоры к другому помосту, в двадцати ярдах от них, поменьше размерами и с единственным стулом.

– Где же Джастин? – тихо спросила Майкиль.

Сайфус поднял руку, призывая к молчанию, хотя необходимости в этом не было – никто даже не шевелился и уж тем более не разговаривал. Кашляни сейчас Томас, его услышал бы весь амфитеатр.

– Ныне, во время десятого ежегодного Собрания Лесного Народа, Совет бросает вызов философским воззрениям Джастина Южного, – звучно и решительно объявил Сайфус. – Джастин Южный, предстань перед нами!

Советники устремили взоры на вершину склона, по которому спускались сами. Единственный вход в амфитеатр находился там, отмеченный семью высокими деревьями.

Никого.

– Не придет, видать, – хмыкнула Майкиль. – Знает, что неправ, и…

– А это кто? – спросил Уильям.

С одной из нижних лавок поднялся какой-то человек. Одетый вместо обычной короткой туники в длинную бежевую, с капюшоном. Обутый в солдатские ботинки.

– Кто-то от него, – предположил Джеймус.

Советники увидели его не сразу. Человек успел забраться на помост, сесть на стул, откинуть капюшон. После чего громко произнес:

– Джастин Южный принимает ваш вызов.

Советники дружно развернулись. По рядам зрителей пробежал ропот. Кто-то хихикнул.

– Что ж, в храбрости ему не откажешь, – заметила Майкиль.

Томасу показалось, что Сайфус от злости задымился.

Старик вновь поднял руку, призывая к молчанию, в чем на этот раз необходимость была. Подошел к чаше, окунул в воду пальцы, вытер их полотенцем. Потом подошел к переднему краю помоста и огладил бороду.

– В точности такой же хитростью, боюсь, провели и тебя самого, мой друг, – сказал он, достаточно громко, чтобы его расслышали все.

– Увертываться от важных вопросов, которые ты задашь, у меня желания нет, – ответил Джастин. – Сердца людей завоевывают наши речи, а не внешний вид.

Сайфус немного помедлил, после чего обратился к зрителям:

– Что ж, послушайте, что я вам скажу. Человек, который сейчас сидит перед нами, – могучий воин и многажды помогал в свое время спасать наши леса. Он любит детей, и выступает как истинный герой, и с достоинством принимает хвалу. Все это нам известно. И за это я воздаю Джастину Южному наш долг благодарности. – Он поклонился Джастину: – Благодарю тебя.

Тот вернул поклон.

«А Сайфус не дурак», – подумал Томас.

– Но говорят, однако, что в последние два года человек этот кощунствует над Элионом, отравляя души жителей Южного леса. Наша задача сегодня – выяснить, так ли это. Не человека мы судим, но его доктрину. И, как обычно, когда спорящие приведут все свои аргументы, окончательное решение вынесете вы, люди. И да будет оно справедливым!

По левую руку от Томаса публика зашумела – мнения уже разошлись. Видимо, там сидели жители Южного леса, самые активные сторонники Джастина. Где же те двое, что проехали с ним по Туановой долине, – Ронин и Арвил, как назвал их Джеймус? Должно быть, где-то среди зрителей, хотя Томас думал, что они выйдут на разбирательство вместе с Джастином. Правда, тот обычно предпочитал сражаться в одиночку – как на поле брани, так и на диспутах. И, скорее всего, запретил им вмешиваться.

– Тихо!

Снова воцарилась тишина.

– Много времени это не займет. Дело очень простое. Приступим же. – Сайфус повернулся к Джастину: – Правда это или неправда, что Орда является врагом Элиона?

– Правда, – ответил Джастин.

– Верно, мы все это знаем. Далее… Правда это или неправда, что сговор с врагом Элиона – все равно что сговор против самого Элиона?

– И это правда.

– Разумеется. И тоже известная каждому. Далее: правда это или неправда, что ты предлагаешь союз с Ордой, заключение с нею мира?

– И это правда.

Над амфитеатром пронесся дружный вздох. С левой стороны послышались возмущенные восклицания, с правой – требования умолкнуть и дать дослушать. Сайфус вновь призвал публику к молчанию. С подозрением взглянул на Джастина, полагая, несомненно, что тот замыслил какую-то хитрость:

– Ты знаешь, что любой сговор с Ордой всегда был для нас предательством? Мы не идем на компромисс с врагами Элиона, как заповедал нам сам Элион. Мы ждем исполнения пророчества, обещанного мальчиком избавления от этой кары небес. А ты хочешь примириться с ними? Разве это не кощунство?

– Да, это кощунство, – ответил Джастин.

«Он спятил, – подумал Томас. – Сам себя обрекает на изгнание».

– Но вот в чем вопрос, – продолжил Джастин, помедлив. – Кощунство над чем? Вашей Великой Любовью или самим Элионом?

Сайфус был потрясен:

– Ты полагаешь, есть разница?

– Разница велика. Не по духу – по форме. Заключение мира с Ордой осквернит вашу Великую Любовь, но не Элиона. Элион заключил бы мир с каждым живущим на земле, будь то мужчина, женщина или ребенок, хотя бы враги его находились всюду – даже в этом самом месте.

Тишина. Все как будто онемели от изумления. «Сам сует голову в петлю», – снова подумал Томас. Мысль Джастина была смелой и, возможно, увлекла бы его, будь он теологом. Но Джастин подвергал хуле все святое, кроме самого Элиона. А от сомнений в Великой Любви недалеко и до сомнений в Элионе.

– Ты что же, считаешь нас врагами Элиона? – Голос Сайфуса дрогнул.

– Ты любишь свое озеро, свои деревья, цветы или любишь Элиона? Ты умрешь за них или за Элиона? Меж тобой и Паршивыми нет различий. Если ты готов умереть за Элиона, ты, возможно, должен быть готов умереть и за них. Ведь они, в конце концов, его создания.

– Ты хочешь, чтобы мы умирали за Орду? – вскричал, побагровев, Сайфус. – За врагов Элиона, которых поклялись уничтожить?

– Да. Если понадобится.

– Предатель Элиона! – Сайфус ткнул в его сторону дрожащим пальцем. – Отродье шатайки!

И слово это – «шатайки» – словно взорвало весь амфитеатр. Раздались и возмущенные крики, и протестующие – как смеет Сайфус так оскорблять пророка, самого Джастина Южного? Дайте ему объясниться, и все станет понятно!

Все противоречивые чувства, которые вызывало у Томаса это разбирательство, тут же испарились. Как может человек, служивший под его началом, предлагать им умереть за Орду? Умереть в бою, обороняя озера Элиона, – да. Умереть, защищая леса и своих детей от Орды, – да. Умереть, отстаивая Великую Любовь перед лицом врага, поклявшегося предать забвению само имя Элиона, – да.

Но умереть за Орду? Заключить с нею мир, чтобы Паршивые вольны были обманывать их, как хотят?

Никогда!

– Он и вправду это сказал? – спросила Рашель. – Так прямо и предложил, чтобы мы умерли за Орду?

– А я что говорила? – топнула ногой Майкиль. – Надо было убить его вчера, пока была возможность.

– Убей мы его вчера – сегодня нас не было бы в живых, – возразил Томас.

– Все лучше, чем быть в долгу перед этим предателем.

Шум стоял невообразимый. Сайфус не пытался его остановить. Он подошел к чаше с водой, снова окунул в нее пальцы.

Сделал свое дело – понял Томас.

Затем старейшина переговорил по очереди с остальными советниками.

Джастин тем временем сидел спокойно, не делая никаких попыток объясниться. И выглядел почему-то довольным. Неужели боя хочет?

Сайфус вскинул, наконец, обе руки, и вскоре публика притихла.

– Я бросил вызов этому еретику, и сейчас его судьбу будете решать вы. Следует ли нам принять его учение или навеки отослать его прочь? Или же вручить судьбу его Элиону, вызвав на смертельный поединок? Загляните в свои сердца. И да будет ваше решение услышано!

Только бы это решение оказалось однозначным – взмолился про себя Томас. Как ни мерзки речи Джасти-

на, к поединку с ним душа не лежит. Не меч Джастина страшит его, конечно, – просто Совет поддерживать душа тоже не лежит.

Но, с другой стороны, только это и справедливо – дать возможность своему бывшему лейтенанту защитить себя в последнем бою, перед тем как отправиться в пустыню. Смерти его Сайфус в любом случае не добьется.

– Конец предрешен, – тихо сказал он.

– Разве ты не был вчера в долине? – возразила Рашель.

Сайфус опустил правую руку.

– Кто считает, что этот человек богохульствует, – да будет ваш голос услышан!

Вышка содрогнулась от дружного крика противников Джастина. Их было много. Достаточно много. Сайфус некоторое время вслушивался, потом, удовлетворившись, жестом попросил их умолкнуть.

– Кто считает, что нам следует принять учение этого человека и заключить мир с Ордой, – да будет ваш голос услышан!

У жителей Южного леса были, по-видимому, сильные легкие, потому что крик их тоже вышел громким. Столь же громким, как у противников. Или несколько тише? Сайфус, судя по всему, разницы не уловил.

Сердце у Томаса тревожно забилось. Предстоит поединок. Сайфусу даже и глухим прикидываться не надо – однозначного решения не случилось. Правила же очень четкие – сомнений оставаться не должно.

Старейшина опустил вторую руку, и крик прекратился.

Исход был ясен всем. И Сайфус долгое время стоял молча, видимо обескураженный тем, как сильно разошлись мнения.

– Что ж, вручим его судьбу Элиону, – громко произнес он наконец. – Я призываю нашего защитника, Томаса Хантера.

Зрители охнули. Если не все, то половина точно – южане, те, кто принял Джастина, неделю назад избавившего их лес от Орды.

Остальные принялись распевать имя Томаса.

В глазах Рашели промелькнул страх.

Он поцеловал ее в щеку:

– Его учил я, помни об этом.

Спустившись с вышки, он прошел между сиденьями амфитеатра. Придерживая меч, перепрыгнул через невысокую стенку, отделявшую от них поле. Под градом приветствий со всех сторон, под неотрывным взглядом Джастина путь до помоста советников показался ему долгим.

Наконец он остановился перед Сайфусом, и тот снова потребовал тишины:

– Я призываю тебя, Томас Хантер, постоять за нашу правду против ереси в бою до смертного конца. Согласен ли ты?

– Да. Но добиваться я буду изгнания, а не смерти Джастина.

– Выбираю здесь я, а не ты, – возразил Сайфус.

Томас удивился:

– Я считал, что выбор за мной.

– Значит, ты не знаешь правил. Правила принимает Совет, твое же дело – подчиняться им. Этот поединок будет до смертного конца, ибо плата за подобный грех – смерть. А не продолжение жизни в образе ходячего мертвеца.

Томас призадумался. Закон и впрямь требовал смерти для всякого, кто отрицает Элиона. Изгнание – подобие смерти, жизнь в образе ходячего мертвеца, как выразился Сайфус. Но, поразмыслив сейчас, он вдруг понял, что изгнание Джастина может на самом деле обернуться проблемой. А вдруг, уйдя в Орду, тот станет служить Кваронгу? И сам поведет войска на леса? Убить его в таком случае – решение более мудрое, как бы ни противилась душа.

– Согласен, – кивнул Томас.

– Мечи! – крикнул Сайфус.

Один из советников поднял лежавшие возле его стула два тяжелых бронзовых меча и положил их перед Томасом.

– Выбирайте, – сказал Сайфус.

Томас взглянул на Джастина. Тот смотрел на него сейчас со сдержанным интересом. Неужели хочет смерти?

Взяв в каждую руку по мечу, Томас подошел к нему:

– Который предпочитаешь?

– Все равно.

Томас подбросил оба. Мечи, одновременно перевернувшись в воздухе, вонзились в деревянный помост с двух сторон от Джастина.

– Тем не менее, выбирай, – сказал Томас. – Чтобы потом не говорили, будто я победил, потому что меч у меня был лучше.

Публика одобрительно загудела.

Джастин, неотрывно глядя на Томаса, а не на мечи, сделал шаг вперед, выдернул из помоста правый.

– Мне бы тоже этого не хотелось, – сказал он и метнул его. Клинок вошел в землю у ног Томаса.

Одобрительные возгласы послышались снова.

– Бой! – вскричал Сайфус. – До смертного конца!

Томас выдернул меч, дважды крутанул им, примеряясь. Обычное оружие Стражников, хорошо сбалансированное и достаточно тяжелое, чтобы снести голову одним ударом.

Джастин стоял неподвижно, держа руку на рукояти.

Что ж, попозировали, и хватит. Чем скорее они закончат, тем лучше. Чтобы понять противника, нужно посмотреть ему в глаза. Томасу не нравилось то, что он видел в глазах Джастина. Слишком уж они были полны жизни, чтобы обладатель их расстался с ней легко. И лукавства, которое Томаса нервировало.

Прыгнув влево, он вскочил на помост в десяти футах от Джастина. Тот не шелохнулся – не собрался ли сдаться без боя?

Томас ринулся вперед и нанес удар с такой силой, что разрубил бы противника пополам, если бы Джастин в последний миг не вскинул меч и не отразил его. Металл грозно лязгнул о металл.

Именно этого Томас от бывшего ученика и ждал. И в тот момент, когда Джастин блокировал удар, шлепнул его левой рукой по щеке.

Когда-то он их всех учил этому финту, скорее шутливому, чем боевому. «Наглому» – так отзывалась о нем Майкиль. Но чего он вовсе не ждал, так это шлепка по собственной физиономии, нанесенного в тот же самый миг рукой Джастина.

Публика взревела от восторга. Интересно, кричала ли вместе с остальными Майкиль?

Он не удержался от улыбки. Хорошо. Очень хорошо.

Джастин тоже ухмыльнулся. Подмигнул ему.

Затем, взяв мечи обеими руками, они прошли полный круг. Выпад, отражение, спарринг, удар рубящий, колющий, обманный, нападение, отступление – основы боевого искусства, разминка и одновременно оценка противника. В манере Джастина Томас ничего нового не видел. Приемы те же, какие использовали бы Майкиль, Уильям и прочие его лейтенанты.

Как и Джастин не должен был видеть ничего нового в его манере. Увидит позже.

Добавили акробатики – уклоны, прыжки, приседания, вращение, кувырок… Скатились с помоста на поле, прошлись по всему периметру. Вернулись обратно на помост.

– Ты хороший человек, Томас, – сказал Джастин тихо, чтобы не услышали зрители. – Всегда мне нравился. Нравишься и теперь. Очень.

Лязг мечей.

– А ты, как погляжу, биться не разучился, – ответил Томас. – Упражнялся между делом на своих дружках из Орды?

Джастин блокировал удар, они замерли на мгновение лицом к лицу.

– Ты понятия не имеешь, во что влез. Будь осторожен.

Разошлись. Томас сделал четыре быстрых шага. Так обычно готовились к прыжку, но он не прыгнул. Упер меч в землю, словно собираясь сделать кувырок через него, и вместо этого неожиданно присел.

Джастин вскинул меч, чтобы отразить неминуемый удар сверху. Но удар уже грозил ему снизу.

Сбить с ног, клинок к горлу – на том все и кончится.

Томас крутанулся вокруг меча, выбросил вперед ноги, метя в икры Джастина.

И попал в пустоту. В последний миг тот все же заметил финт и изловчился, из самого неудобного положения, совершил обратный кувырок. С края помоста – на поле. С переходом в почти безупречное сальто.

Он приземлился и встал, готовый продолжать, – руки на рукояти меча, ноги расставлены.

Томас увидел это, нанося свой напрасный удар, и воспользовался инерцией движения, чтобы колесом сойти с помоста в то, что именовалось «обратным взмахом крыла ветряной мельницы».

Вращение в воздухе, грозившее завершиться смертельным ударом пяткой в лицо, заставило противника готовиться к защите, но внезапно перешло в пируэт. Один оборот – и угрожает уже меч, не нога.

Идеальное исполнение. Но Джастин все же успел отклониться назад – клинок лишь скользнул по груди.

Он не ушел в обратный кувырок – упал на спину и перекатился в направлении, противоположном тому, куда Томаса унесла инерция.

Ловко. Чертовски ловко. Уйди он в кувырок, как поступило бы большинство, – и Томас, преодолев инерцию, пошел бы в новую атаку, прежде чем он успел бы оправиться.

Публика тоже поняла это. И притихла.

Вскочив, Джастин принял боевую стойку. Глаза его блеснули весельем.

– Надо было тебе все-таки стать моим заместителем, а не терять голову в пустыне, – сказал Томас. – Как воин, ты лучше всех.

– Правда? – Джастин выпрямился, словно это признание его удивило. И отбросил свой меч. – Давай тогда сразимся без оружия. Грядущую битву им не выиграть.

Томас шагнул вперед:

– Подними меч, ты, глупец.

– И что – убить им тебя?

Томас приставил клинок к горлу Джастина.

– Убей его! – возопил Сайфус. – Убей!

– Он хочет, чтобы я тебя убил.

– А ты можешь? – спросил Джастин.

– Могу. Но не стану.

Разговаривали они тихо.

– Ты обманываешь людей, уверяя, будто мир возможен. Орда планирует предательство, – сказал Томас.

Джастин захлопал глазами.

– Подними меч! – крикнул Томас так, чтобы услышали все.

Джастин медленно отступил, шагнул влево. Но меч поднимать не стал, остановился, продолжая смотреть на Томаса.

Тот долго терпел это фиглярство и разозлился наконец. Бросился в атаку. Три быстрых шага, взмах меча. Меч опустился с силой достаточной, чтобы раскроить человека надвое.

Но раскраивать было уже некого. Томас увидел, как противник, откатившись назад и вправо, подхватил свое оружие. И слишком поздно понял, что гнев сослужил ему плохую службу.

Собственное наставление зазвучало в ушах. Никогда не поддавайся чувствам в бою!

Поддался. Только что он мог убить Джастина. А теперь Джастин убьет его.

Будь противник более медлительным, промах не имел бы значения. Но Джастин был столь же быстр, как и он сам.

Удар мечом плашмя пришелся в спину.

Томас упал. И обнаружил, что сжимает в руках траву. В обеих. А меч потерян.

Рванувшись вправо, он перекатился на спину. Горла тут же коснулся клинок, и Джастин встал коленом ему на грудь. Сверкнул зелеными глазами, и Томас понял, что это – конец.

Он перестал дышать, и вместе с ним, казалось, затаил дыхание весь амфитеатр. В глазах бывшего лейтенанта Томаса пылал яростный огонь.

Затем Джастин поднялся, отошел, подбросил кверху свой меч.

Сверкая на солнце, тот перевернулся в воздухе и упал с глухим стуком наземь ярдах в двадцати.

А Джастин направился к помосту Совета:

– Ваш защитник проиграл. Элион сказал свое слово.

– Поединок – до смертного конца, – возразил Сайфус.

– Убивать его за ваш грех я не стану.

– Значит, Элион еще не сказал своего слова, – спокойно ответил старейшина. – Ты жив лишь потому, что Томас тебя не убил. Сначала проиграл ты.

– Неужели?

– Дело не завершено, – процедил Сайфус.

– Жизнь! – крикнул кто-то с трибун. – Оставь Томасу жизнь! – И зазвучала общая песнь. – Жизнь, жизнь, жизнь, жизнь!

Томас с трудом поднялся на ноги. Голова кружилась. Джастин победил его в честном бою.

Ситуация была двусмысленной, и Сайфус не решился пренебречь мнением народа. Не стал призывать к молчанию.

Джастин повернулся к трибунам. Прокричал:

– Я оставляю ему жизнь!

Песнь стала затихать и вскоре смолкла.

Он медленно двинулся по полю, всматриваясь в лица зрителей.

– Я заслужил это право и покажу вам сейчас истинный путь к миру. – Развернулся и направился к склону, где был вход в амфитеатр. – Орда в этот самый момент замышляет наслать на вас такое войско, что все прежние битвы покажутся детскими забавами.

Откуда он узнал об этом? Томас, однако, поверил сразу – знает. Нужно послать разведчиков на дальние границы леса.

Он повернулся к вышке, увидел Майкиль и жестами показал ей, что делать. Она кивнула и исчезла вместе с Уильямом.

Джастин поднял руки, успокаивая заволновавшуюся толпу.

– Тише! Есть только один путь, позволяющий справиться с врагом, – путь мира. И сегодня я принесу вам этот мир.

Он указал на деревья у входа. Там никого не было. Но через мгновение появился человек в капюшоне.

Паршивый!

В черном генеральском кушаке.

Джастин тайком провел в лес вражеского генерала.

Часть зрителей вскрикнула. Остальные ошеломленно молчали.

Пришелец двинулся вниз, Джастин пошел ему навстречу. Они сошлись на середине склона. Пожали друг другу руки. Затем Джастин повернулся к арене:

– Я веду к вам человека, с которым договариваюсь о мире между Обитателями Пустыни и Лесным Народом. – Он сделал паузу. – Это – великий генерал Орды, Мартин!

Мартин? Не может быть! Кого же он убил, в таком случае, в шатре Кваронга?

Томас оглянулся на вышку. Там уже никого не было. Его Стража не выпустит этого человека из деревни живым. Тем более сейчас, когда Орда угрожает их незащищенным флангам.

Схватив меч, Томас ринулся к склону. Выдающийся выпал денек по части зрелищ! Джастина он убить не может, а вот генерала этого…

– Я обещал ему, что его не убьют, – заявил Джастин. – Его войско – недалеко и готово в любую минуту захватить лес и пролить реки крови. Но если умрут все дети Элиона, кто будет победителем?

Известие о том, что Орда – на пороге, тут же утихомирило толпу. Джастина начали слушать. У входа в амфитеатр за его спиной Томас увидел Уильяма и еще нескольких Стражников. И Рашель.

Она-то что там делает?

Он начал подниматься к Джастину и Паршивому. Стражники двинулись вниз, отрезая им пути к бегству.

Джастин шагнул ему навстречу:

– Томас, молю тебя, выслушай! Я доказал тебе свою верность. Не мешай же мне теперь!

– Ты заблуждаешься. Он рожден предавать!

Насколько Томас видел, оружия при них не было. Стражники же приближались сзади с мечами наготове.

Он рванулся к генералу. Джастин схватил его за руку:

– Постой! Ты не знаешь, кто это!

Мартин начал пятиться.

Из-под капюшона смотрели белые глаза. Над правым был вытатуирован круг – знак жреческого ранга, по слухам.

– Это человек, который убил десять тысяч моих людей! – ответил Томас и обратился к Мартину: – Думаешь, от моего меча тебя защитит твоя магия?

Стражникам до Паршивого оставалось несколько шагов. Мартин, словно почувствовав это, перестал пятиться и оглянулся. Томас высвободил руку из хватки Джастина. Шагнул к генералу и приставил острие клинка к его горлу. Нажал.

Мартин не шелохнулся. Из ранки побежала тонкая красная струйка.

– Как истекли кровью мои люди, так истечет и он. В Орду мы отошлем его по частям.

Тут Джастин метнулся к генералу и откинул с его головы капюшон.

Пепельное лицо. На правой щеке – кривой шрам. Выцветшие глаза, прищуренные от яркого света. На человека почти не похож, и все же – человек.

Мало того.

Томас узнал его.

И сердце отчаянно забилось.

Йохан!

Он отдернул меч.

Йохан? Шрам… чем-то этот шрам его удивил.

– Йохан, – подтвердил Джастин.

Рашель, стоявшая у входа, услышала.

– Йохан? – переспросила она.

И побежала. Вниз, к генералу. Быстро обошла его, всмотрелась в лицо:

– Йохан? Это… ты?

Появление сестры как будто не тронуло генерала. Болезнь повлияла на разум – понял Томас. Йохан не погиб в бою три года назад, как все думали. А заблудился в пустыне и стал Паршивым. Теперь понятно, почему стратегия Орды так улучшилась: войсками ее руководил один из первых Лесных Стражников, утративший разум.

Рашель попыталась его обнять, но он отшатнулся. Взгляд ее стал печальным. Испуганным.

– Позволь нам уйти, – сказал Джастин. – Это – единственный путь.

Уильям подошел ближе:

– Командир, он болен. Не отпускай…

– Мы заставим его омыться! – крикнула Рашель.

– Заставлять никого нельзя, – сказал Томас. – Люди сами выбирают, кем быть.

– Он омоется! Скажи им, Йохан. Ты смоешь это проклятие со своего тела. Искупаешься в озере.

В глазах у того промелькнул страх.

– Если вы хотите мира, я дам вам мир. – Голоса Йохана было не узнать. Он стал ниже, и в нем звучало страдание. – Или мы обрушим на вас такое проклятие, какого вы в своих лесах еще не знавали.

Уильям сгреб его за плащ:

– Довольно!

– Пусть уходит! – сказал Томас.

– Командир…

– Отпусти его!

Уильям выпустил плащ, отступил.

– Я не стану убивать своего брата!

Какие бы условия ни предлагали Джастин и Мартин, Лесная Стража никогда не согласится на мир. Но перемирие – это отсрочка, возможность подготовиться как следует, на случай, если войска Орды и впрямь неподалеку.

Сайфус на помосте среди поля почему-то молчал. Почему?

Томас повернулся к Джастину:

– Забирай его. Договаривайся о своем мире, но не жди, что мы согласимся на него. Если в лес явится хотя бы один Паршивый, мы доберемся до вас обоих и прольем вашу кровь.

Рашель схватила его за руку. Ее била дрожь.

Мартин надел капюшон и повернулся. На пути у него стоял Уильям.

– Пропусти их, Уильям, – приказал Томас. И повысил голос: – Этих двоих защищает мое слово. Пусть уйдут невредимыми из нашего леса. Кто тронет их, будет иметь дело со мной.

Стражники расступились.

Джастин и Мартин, знаменитый генерал Орды, которого на самом деле звали Йоханом, поднялись по склону и исчезли за деревьями.