Текст книги "Башня Зеленого Ангела. Том 1"

Какие были времена! Сколько всего он видел! Саймон не знал, можно ли это назвать приключением – ведь приключения всегда заканчивались благополучно. Он сомневался, что у его истории конец будет хорошим, к тому же много людей погибло, а потому слово «благополучно» казалось ему не слишком подходящим… И все же он столько пережил… Кухонный мальчишка даже в самых смелых мечтах не мог такого представить. Саймон Олух встречался с существами из легенд, участвовал в сражениях и даже убивал людей. Конечно, все оказалось труднее, чем он раньше думал, когда представлял себя капитаном королевской армии; и на самом деле намного печальнее.

Саймона преследовали демоны, колдуны стали его врагами, он подружился с аристократами, оказавшимися не хуже и не лучше кухонных работников, и жил в качестве гостя – пусть и против своей воли – в городе бессмертных ситхи. Если не считать безопасности и теплых постелей, единственное, чего совсем не было в его приключениях, так это красивых девушек. Впрочем, он познакомился с принцессой, которая очень ему нравилась даже в те времена, когда выдавала себя за обычную девушку, но она давно исчезла из его жизни, и только Эйдон знал, где она сейчас. С тех пор он практически не общался с женщинами – кроме Адиту, сестры Джирики, но она находилась далеко за гранью его понимания. Адиту походила на леопарда: красивая, но пугающая. Саймону не хватало кого-то вроде него самого, только, разумеется, заметно привлекательнее. Он прикоснулся к начавшей расти бороде, потом пощупал длинный нос. Она должна быть намного симпатичнее, чем он. Он нуждался в том, с кем мог поговорить – кто любил бы его и понимал, как никогда не сможет друг тролль Бинабик, кто разделял бы с ним мысли и переживания…

Тот, кто поймет все про дракона, – неожиданно подумал он.

Саймон почувствовал, как его зазнобило, и на сей раз вовсе не из-за ветра. Одно дело – видение про древних ситхи, и неважно, что оно было невероятно ярким. Многих посещают самые разные сны – он слышал, как безумцы на Площади сражений в Эрчестере громко рассказывали о них друг другу, к тому же Саймон подозревал, что рядом с Сесуад’рой такое происходило очень часто. Но он встретился с драконом, а мало кто мог сказать такое про себя. Он стоял перед Игьярдуком, Ледяным Червем, и не отступил. Он взмахнул своим мечом – ну, мечом: назвать Шип своим было бы невероятной наглостью с его стороны, – и дракон пал. Действительно потрясающее деяние, ведь никто из людей, кроме Престера Джона, не совершил такой подвиг, а Джон являлся величайшим из всех людей, Верховным королем.

Ну, да, Джон убил своего дракона, а я не верю, что Игьярдук умер, и чем больше о нем думаю, тем больше у меня сомнений. Вряд ли его кровь заставила бы меня чувствовать себя так, как тогда, если бы он не остался в живых. И вряд ли мне хватило бы сил его прикончить, даже с помощью Шипа.

Но, хотя Саймон в подробностях рассказал всем, что произошло на Урмшейме, и поделился с ними своими сомнениями, некоторые из тех, кто поселился на Скале Прощания, называли его Убийца Дракона, улыбались и махали руками, когда он проходил мимо. Саймон пытался не обращать внимания на это имя, но люди принимали его сдержанность за скромность. Он даже слышал, как одна женщина из новых переселенцев из Гадринсетта рассказывала своим детям невероятную историю с яркими подробностями о том, что мощный удар Саймона полностью отсек дракону голову.

Он понимал, что скоро наступит момент, когда то, что произошло на самом деле, не будет иметь ни малейшего значения. Те, кто хорошо к нему относились – точнее, к истории про дракона, – будут говорить, что он в одиночку прикончил чудовище. А те, кому до него нет дела, скажут, что это вранье.

Мысль, что какие-то люди рассказывают фальшивые истории о его жизни, злила Саймона. Ему казалось, будто они отнимают у того, что с ним произошло, значимость. Не столько воображаемые скептики – им никогда не удастся отобрать у него мгновение пронзительной тишины и неподвижности, когда он стоял на вершине Урмшейма, – сколько другие, те, кто преувеличивал или, наоборот, упрощал его деяние, сочиняя истории о спокойной храбрости придуманного Саймона, убивавшего драконов просто потому, что он мог, или из-за того, что они представляли собой зло. Они пачкали грязными пальцами незапятнанную часть его души. То, что тогда случилось, было гораздо важнее. Ему так много открыли бледные, равнодушные глаза чудовища, его собственный героизм и одновременно растерянность… а еще обжигающая боль, когда черная кровь… показавшая ему мир… мир…

Саймон выпрямился, сообразив, что снова начал клевать носом. О господи, сон такой коварный враг. С ним нельзя встретиться лицом к лицу и сразиться; он дожидается, когда ты отвернешься, и тихонько к тебе подкрадывается. Но Саймон дал слово, а теперь, когда готов стать мужчиной, его обещание должно быть священным обязательством, которое нельзя нарушить. Поэтому он ни за что не уснет. Сегодня особенная ночь.

Воины сна вынудили его принять решительные меры к тому времени, как начался рассвет, но им не удалось одержать над ним верх. Когда в Обсерваторию со свечой в руке вошел Джеремия, напряженный от осознания важности своей миссии, он обнаружил, что Саймон сидит скрестив ноги в луже быстро замерзавшей воды, мокрые рыжие волосы свисают на глаза, белая прядь напоминает сосульку. Но лицо Саймона сияло от триумфа.

– Я вылил всю воду из меха на голову, – сказал он с гордостью, но у него так отчаянно стучали зубы, что Джеремии пришлось попросить его повторить. – Я вылил воду себе на голову. Чтобы не уснуть. Что ты здесь делаешь?

– Пора, – ответил Джеремия. – Рассвет уже почти наступил. Пришло время уходить.

– А-а-а, – дрожавшим голосом протянул Саймон. – Я не спал, Джеремия, ни одного мгновения.

Джеремия кивнул и осторожно улыбнулся.

– Это хорошо, Саймон. Идем. В доме Стрэнгъярда разожгли огонь в камине.

Саймон чувствовал себя совсем замерзшим и слабее, чем он думал, и ему пришлось положить руку на худое плечо Джеремии, чтобы не упасть. Тот стал таким тощим, что Саймон с трудом вспоминал, каким его друг был раньше – толстым, с тройным подбородком, учеником свечника, который вечно пыхтел и потел. Если забыть о страхе, время от времени появлявшемся в темных глазах, Джеремия превратился в красивого молодого сквайра.

– Огонь? – Саймон, у которого кружилась голова, наконец понял, что сказал его друг. – Хороший огонь? А еда там есть?

– Огонь замечательный, – серьезно ответил Джеремия. – В кузнице… под землей я многому научился, и среди прочего – хорошо разводить огонь. – Он медленно покачал головой, затем посмотрел Саймону в глаза. В его взгляде промелькнула тень, подобная зайцу, прячущемуся от охотника в траве, но уже через мгновение появилась опасливая улыбка. – А насчет еды… нет, разумеется. Еще не сейчас, ты и сам знаешь. Но не волнуйся, свин, сегодня вечером тебе обязательно достанется кусок хлеба или еще что-нибудь.

– Пес, – сказал Саймон, ухмыльнувшись, и специально навалился на Джеремию так, что тот споткнулся под его весом.

Только благодаря ругани и взаимным оскорблениям им удалось не свалиться на холодные каменные плитки. Вместе, спотыкаясь, они вышли из двери Обсерватории под серо-фиолетовое небо. Свет с восточного горизонта проливался на вершину Скалы Прощания, но птицы еще не пели.

Джеремия сказал правду. Огонь, пылавший в комнате с палаточным потолком, в которой жил отец Стрэнгъярд, оказался обжигающе горячим – что обрадовало Саймона, он сбросил одежду и забрался в деревянную лохань. Оглядываясь по сторонам, он увидел белые каменные стены, украшенные резными ползучими растениями и крохотными цветами, огонь отбрасывал на них яркие отблески, и казалось, будто они шевелятся под розово-оранжевой водой.

Отец Стрэнгъярд поднял очередной кувшин и вылил воду Саймону на голову и плечи. В отличие от вынужденного, но добровольного купания, эту воду, по крайней мере, подогрели, и, когда она стекала по его замерзшему телу, Саймон подумал, что она напоминает кровь.

– …Пусть эта… пусть вода смоет грехи и сомнения. – Стрэнгъярд замолчал, чтобы поправить повязку на глазу, другой его глаз окружили морщинки, когда он попытался вспомнить следующие слова молитвы. Саймон знал, что священник нервничал, а вовсе не забыл нужные строчки. Стрэнгъярд провел большую часть вчерашнего дня, читая и перечитывая, и повторяя короткую церемонию. – Пусть… и пусть мужчина, омытый и не боящийся встать передо Мной, чтобы я заглянул в зеркало его души и увидел там твердость его сущности, праведность клятвы… праведность… клятвы… – Священник снова в отчаянии прищурился. – О!..

Саймон наслаждался теплом огня, чувствовал себя глупым и будто лишившимся всех костей, но ему эти ощущения нравились. Он был уверен, что будет нервничать, даже испытает ужас, но бессонная ночь прогнала все страхи.

Стрэнгъярд провел рукой по остаткам волос, наконец вспомнил последние слова церемонии и быстро добрался до конца, словно боялся, что память снова его подведет. Потом он помог Джеремии вытереть Саймона мягкими тряпицами, и они вернули ему его белое одеяние, на сей раз добавив к нему широкий кожаный ремень. А когда Саймон надел тапки, в дверном проеме появилась маленькая тень.

– Он готов? – спросил Бинабик.

Голос тролля прозвучал очень тихо и торжественно, как и всегда, с уважением к чужим ритуалам. Саймон посмотрел на Бинабика и вдруг почувствовал, как сильно его любит. Перед ним стоял настоящий друг, остававшийся с ним рядом во время всех трудностей и опасностей.

– Да, Бинабик, я готов.

Тролль вывел Саймона наружу, Стрэнгъярд и Джеремия следовали за ними. Небо у них над головами было скорее серым, а не голубым, с тучами тут и там. Они шли в утреннем свете и старались приноровиться к неуверенным шагам ошеломленного Саймона.

Вдоль тропинки, что вела к палатке Джошуа, выстроились зрители, примерно двести человек, по большей части тритинги Хотвига и новые поселенцы из Гадринсетта. Какого-то из них Саймон узнал, но близкие друзья ждали его впереди, вместе с Джошуа. Некоторые дети махали ему руками, родители одергивали их и что-то строго шептали, опасаясь нарушить торжественность момента. Однако Саймон улыбался и махал в ответ. Утренний воздух приятно холодил лицо, у него снова немного закружилась голова, и пришлось подавить желание громко засмеяться. Кто вообще мог о таком подумать? Он повернулся к Джеремии, но лицо друга застыло, а глаза были опущены – в молитве или медитации.

Когда они добрались до открытого участка перед палаткой Джошуа, Джеремия и Стрэнгъярд отстали и заняли места в неровном полукруге зрителей. Слудиг, который подровнял и заплел в косу светлую бороду, сиял, глядя на Саймона, точно гордый отец. Темноволосый Деорнот в рыцарских доспехах стоял рядом с ним, арфист Санфугол, сын герцога Изорн и старый шут Тайгер расположились неподалеку – шут, кутавшийся в тяжелый плащ, на что-то тихо жаловался риммеру. Рядом с входом в палатку Саймон увидел герцогиню Гутрун и юную Лелет. И Джелой. Лесная женщина держалась как старый солдат, вынужденный прекратить бессмысленную инспекцию, но, когда Саймон поймал взгляд ее желтых глаз, она коротко кивнула, словно признавала, что работа завершена.

На дальнем конце полукруга стоял Хотвиг со своими воинами, и их высокие копья напоминали лес деревьев с тонкими стволами. Белый утренний свет проливался сквозь собравшиеся тучи, диковинным образом озаряя их браслеты и наконечники копий. Саймон попытался не думать о других – Эйстане и Моргенесе, которым также следовало здесь присутствовать.

Между двумя группами находилась палатка с серыми, красными и белыми полосами, а перед ней стоял принц Джошуа – меч Найдел в ножнах на боку, тонкая серебряная полоска-венец на голове. Воршева замерла рядом с ним, распущенные темные волосы роскошным облаком окутывали ее плечи, а ветер играл локонами.

– Кто стоит передо мной? – спросил Джошуа, голос которого прозвучал медленно и размеренно, но он мимолетно улыбнулся Саймону, словно хотел смягчить свой суровый тон.

– Тот, кто будет произведен в рыцари, принц, ваш слуга и Бога. Сеоман, сын Эльференда и Сюзанны, – старательно выговаривая слова, произнес Бинабик.

– Кто выступает от его имени и клянется, что его слова правда?

– Я Бинбиникгабеник из Иканука, и я клянусь, что мои слова – правда. – Бинабик поклонился, и его знак вежливости вызвал легкие смешки в толпе собравшихся.

– Он совершил ночное бдение и исповедался?

– Да! – поспешно ответил Стрэнгъярд. – Он, да… я хочу сказать, да, он все исполнил.

Джошуа попытался спрятать еще одну улыбку.

– Тогда пусть Сеоман выступит вперед.

Почувствовав легкое прикосновение маленькой руки Бинабика к плечу, Саймон сделал несколько шагов в сторону принца и опустился на одно колено в густой, волновавшейся на ветру траве.

Джошуа подождал мгновение, прежде чем снова заговорил.

– Ты храбро мне служил, Сеоман. Во времена огромной опасности рисковал жизнью ради моего дела и вернулся с солидным призом. Теперь перед лицом Бога и твоих товарищей я готов возвысить тебя над многими людьми, но и возложить на твои плечи груз, который не суждено нести другим. Ты клянешься, что готов принять мой дар?

Саймон сделал глубокий вдох, чтобы его ответ прозвучал твердо и уверенно, а еще – убедиться, что не забыл слова, которым научил его Деорнот.

– Я буду служить Усирису Эйдону и моему господину. Буду подниматься и падать и защищать невинных. Я не отвернусь от своего долга и буду оберегать королевство моего принца от врагов, телесных и всех прочих. Я клянусь собственным именем и честью, и пусть Элизия, святая мать Эйдона, станет моим свидетелем.

Джошуа приблизился к Саймону и положил здоровую руку ему на голову.

– Тогда я объявляю тебя моим слугой, Сеоман, и накладываю обязательства рыцарского звания. – Он поднял голову. – Сквайр!

Джеремия выступил вперед.

– Я здесь, принц Джошуа. – У него слегка дрожал голос.

– Принеси меч.

После короткого замешательства – рукоять запуталась в сутане отца Стрэнгъярда – Джеремия подошел к Джошуа, держа перед собой кожаные ножны с мечом, гладко отполированным, но в остальном самым обычным, выкованным в Эркинланде. Саймон на мгновение пожалел, что это не Шип, но тут же мысленно обозвал себя зарвавшимся идиотом. Неужели ты не можешь хотя бы иногда быть доволен тем, что у тебя есть? – подумал он. Кроме того, он представил, как будет выглядеть, если Шип не пожелает участвовать в церемонии и станет неподъемным, точно жернов. Рука Джошуа неожиданно стала тяжелой, словно на нее лег сам черный меч. Саймон опустил голову, чтобы никто не заметил, что он покраснел.

Когда Джеремия аккуратно пристегнул ножны к ремню Саймона, тот вытащил меч, поцеловал рукоять, затем сотворил им знак Дерева и положил на землю у ног Джошуа.

– Я служу вам, милорд.

Принц убрал руку, вытащил тонкий Найдел из ножен и прикоснулся им сначала к правому плечу Саймона, потом к левому и снова к правому.

– Перед глазами Бога и твоих товарищей, встань, сэр Сеоман.

Саймон, слегка покачиваясь, поднялся на ноги. Свершилось! Он рыцарь! В голове у него метались тучи, такие же, как на низком небе. На мгновение вокруг повисла тишина, а потом зазвучали приветственные крики.

Через несколько часов после церемонии Саймон вынырнул из сна, наполненного удушающим мраком, и обнаружил, что едва не задохнулся в запутавшихся одеялах. Слабый зимний свет падал на палатку Джошуа, и руки Саймона разрисовали красные полосы, как будто кто-то пролил на них краску. Он сказал себе, что уже наступил день, он спал, и ему приснился ужасный сон…

Он сел на постели и с ворчанием принялся выпутываться из одеяла. Стены палатки пульсировали на сильном ветру. А вдруг он кричал во сне? Саймон надеялся, что нет. Было бы унизительно проснуться с воплями в тот день, когда тебя произвели в рыцари за храбрость.

– Саймон? – На стене палатки, возле двери появилась маленькая тень. – Ты проснулся?

– Да, Бинабик. – Саймон потянулся за рубашкой, когда тролль нырнул внутрь.

– Ты хорошо спал? Совсем не просто бодрствовать целую ночь, иногда потом это становится причиной плохого сна.

– Я спал. – Саймон пожал плечами. – Мне приснился странный сон.

Бинабик приподнял бровь.

– Ты его помнишь?

Саймон на мгновение задумался.

– Не так чтобы очень. Он ускользнул. Что-то про короля, и высохшие цветы, и запах земли… – Саймон покачал головой, он не мог ничего вспомнить.

– Ну и хорошо. – Бинабик принялся метаться по палатке принца, пытаясь отыскать плащ Саймона, в конце концов нашел его и бросил новоиспеченному рыцарю, который натягивал штаны. – Твои сны часто вызывают у тебя тревогу, но совершенно бесполезны с точки зрения новых знаний. Наверное, тебе не стоит тратить силы на то, чтобы их запоминать.

Саймон почувствовал легкую обиду.

– Знания? Ты о чем? Амерасу сказала, что мои сны что-то значат. Кстати, ты и Джелой тоже.

Бинабик вздохнул.

– Я только имел в виду, что нам не особо удается понять, что они означают. Так что, мне кажется, тебе лучше о них не думать, по крайней мере, сейчас, когда ты должен наслаждаться великим днем в твоей жизни!

Когда Саймон увидел серьезное лицо тролля, ему стало ужасно стыдно за свою вспышку.

– Ты прав, Бинабик. – Он застегнул ремень с мечом и подумал, что его непривычный вес стал еще одной странностью в этот день чудес. – Сегодня я не буду о них думать… И вообще ни о чем плохом не буду.

Бинабик от души хлопнул его по спине.

– Вот слова того, кто разделил со мной множество приключений! Давай, нам пора. Кроме того, что Джошуа благородно предоставил тебе свою палатку, чтобы ты выспался, благодаря ему всех нас ждут великолепный пир и другие удовольствия.

Все палатки, стоявшие под защитой северо-восточной стены Сесуад’ры, украшали разноцветные ленты, трепетавшие на сильном ветру. Увидев их, Саймон подумал о днях, проведенных в Джао э-Тинукай’и. Обычно он старался гнать от себя эти воспоминания из-за сложных и неприятных чувств, которые они вызывали. И даже замечательные слова, прозвучавшие сегодня, не могли изменить правды и заставить Короля Бурь отправиться восвояси. Саймон отчаянно устал бояться. Скала Прощания ненадолго стала для них убежищем, но как же он тосковал по настоящему дому, как мечтал о безопасном месте и хотел освободиться от ужаса! Амерасу, Рожденная на Корабле, видела его сны и сказала, что ему больше не нужно нести их груз, разве не так? Но Амерасу, знавшая очень много, была слепа к другим вещам. Может быть, она неверно поняла его судьбу?

Саймон и его спутники вошли в потрескавшуюся дверь вместе с последними гостями и оказались в освещенном и согретом факелами Доме Прощания. В огромном зале собралось множество людей, которые расположились на расстеленных плащах и одеялах. Выложенный плитками пол очистили от многовекового мха и травы; всюду пылали маленькие костры. В эти сложные времена у людей редко появлялся повод для веселья, и беженцы из самых разных мест, похоже, твердо решили радоваться празднику. Несколько раз Саймона подзывали к кострам, чтобы разделить с теми, кто собрался вокруг, поздравительный тост, и прошло некоторое время, прежде чем он наконец добрался до стола, стоявшего на возвышении – массивной каменной плите с замысловатым рисунком, – где его ждали принц и остальные.

– Добро пожаловать, сэр Сеоман. – Джошуа показал Саймону, чтобы он сел слева от него. – Поселенцы из Нового Гадринсетта очень старались, чтобы наш пир получился великолепным. Насколько я понимаю, нас ждут кролик, и куропатка, и цыплята. А еще потрясающий лосось из Стеффлода. – Он наклонился к Саймону и заговорил немного тише. Несмотря на прошедшие мирные недели, лицо принца по-прежнему оставалось изможденным. – Ешь от души, приятель. Скоро погода совсем испортится, и может так случиться, что нам, как медведям, придется жить за счет собственных запасов жира.

– Новый Гадринсетт? – спросил Саймон.

– Мы всего лишь гости на Сесуад’ре, – заговорила Джелой. – Принц правильно считает, что с нашей стороны было бы дерзостью назвать поселение именем священного места ситхи.

– А поскольку Гадринсетт обеспечил нас многими из наших жителей, да и название у него вполне подходящее – «Место сбора» на древнем языке Эркинланда, – я назвал наш палаточный город в его честь. – Джошуа поднял чашу из кованого металла. – За Новый Гадринсетт!

И все вокруг подхватили его тост.

Поселенцы сумели использовать жалкие возможности долины и леса, и пир получился действительно великолепным; Саймон поглощал угощение с энтузиазмом, граничившим с помешательством. Последний раз он ел накануне, во время полуденной трапезы, и большую часть ночного бдения его занимали мысли о еде. В конце концов усталость прогнала голод, но сейчас он вернулся в полной мере.

Джеремия стоял за спиной Саймона и наполнял его чашу разведенным водой вином всякий раз, когда она пустела. Саймон чувствовал себя неловко из-за того, что его приятель из Хейхолта ему прислуживал, но Джеремия категорически на этом настоял.

Когда бывший ученик свечного мастера, который решил отправиться на восток, узнав про растущую армию недовольных с Джошуа во главе, добрался до Сесуад’ры, Саймон невероятно удивился – не только переменам во внешности Джеремии, но совершенной невероятностью того, что они снова встретились, особенно в таком странном месте. А вот Джеремия испытал настоящее потрясение, обнаружив живого Саймона, и еще больше поразился рассказу друга о том, что тот пережил. Казалось, он считал его спасение настоящим чудом и бросился служить Саймону с таким рвением, будто вступил в религиозный орден. Столкнувшись с его железной решимостью, Саймон неохотно сдался. Его смущала беззаветная преданность нового сквайра, и, когда возникал намек на их прежнюю насмешливую дружбу, чувствовал себя заметно счастливее.

Несмотря на то что Джеремия без конца заставлял Саймона повторять истории о его приключениях, сам он неохотно говорил о том, что происходило с ним, лишь рассказал, что его заставили работать в кузнице под Хейхолтом, а Инч, бывший помощник Моргенеса, оказался невероятно жестоким. Саймон чувствовал, что Джеремия о многом умолчал и мысленно добавил медлительного, тупого громилу в список тех, кто заслужил наказание. В конце концов, Саймон стал рыцарем, а разве не так они поступают? Восстанавливают справедливость…

– Ты смотришь в пустоту, Саймон, – сказала леди Воршева, заставив его вернуться в реальность.

Уже стало заметно, что она носит ребенка, однако это почти не повлияло на ее природу дикарки – она была подобна лошади или птице, которые стерпят прикосновение человека, но никогда не будут ручными. Саймон вспомнил момент, когда впервые увидел ее в дальнем конце двора в Наглимунде, его тогда удивило, что такая красивая женщина выглядела настолько несчастной. Сейчас она казалась более довольной, но острые грани никуда не делись.

– Извините, леди, я думал о… прошлом. – Саймон покраснел. Он не знал, о чем следует говорить с леди за столом. – Мы живем в странном мире.

Воршева удивленно улыбнулась.

– Да, в странном и ужасном.

Джошуа встал и принялся колотить своей чашей по каменному столу, пока в заполненном людьми зале не воцарилась тишина. Когда к нему повернулись немытые лица и стали смотреть на принца и его компанию, Саймона вдруг посетило удивившее его откровение.

Люди из Гадринсетта, глазевшие на Джошуа с открытыми ртами, – он сам! Они такие, каким он был! Он наблюдал за важными господами со стороны, а теперь – как потрясающе, невозможно повернулась его жизнь – стал одним из них и сидит за длинным столом принца, в то время как остальные смотрят на него с завистью. И все же он остался тем же Саймоном. Что же все это значит?

– Мы собрались здесь по многим причинам, – сказал принц. – Во-первых, и это важнее всего, чтобы поблагодарить нашего Бога за то, что мы живы и в безопасности в убежище, окруженном водой и защищенном от врагов. Кроме того, сегодня канун Дня святого Граниса, который следует отпраздновать тихой молитвой и воздержанием от еды и напитков. Однако вечер перед ним должен изобиловать самыми разными блюдами и вином! – Он поднял чашу, приветствуя радостные крики собравшихся. – Мы также отмечаем вступление в рыцарство юного Саймона, теперь он зовется сэр Сеоман. – И снова зазвучали громкие тосты. – Вы все являлись свидетелями того, как он стал рыцарем, получил меч и произнес слова клятвы. Но вы не видели его знамя!

В толпе раздался шепот, когда Гутрун и Воршева наклонились и достали из-под стола свернутую в рулон ткань; она лежала прямо возле ног Саймона. Изорн шагнул вперед, чтобы им помочь, и они вместе подняли его и развернули.

– Это знамя сэра Сеомана из Нового Гадринсетта, – объявил принц.

На поле из диагональных серых и красных полос – цвета Джошуа – вырисовывался силуэт черного меча. Его, точно ползучее растение, обвивал белый дракон, глаза, зубы и чешуя которого были тщательно вышиты красными нитями. В толпе раздались громкие крики и приветствия.

– Ура победителю дракона! – крикнул какой-то мужчина, и несколько других подхватили его слова.

Саймон покраснел и опустил голову, затем быстро осушил свою чашу с вином, и Джеремия, который гордо улыбался, снова ее наполнил. И Саймон выпил и ее. То, что происходило с ним, было потрясающим переживанием, но все же… в глубине души он чувствовал, что не хватает какой-то очень важной детали. И дело не только в драконе, хотя он его, скорее всего, не убил. И не в Шипе, вне всякого сомнения не принадлежавшем Саймону, который, возможно, никогда не пригодится Джошуа. Что-то было не так.

Клянусь Деревом, неужели ты никогда не перестанешь жаловаться на свою судьбу, – с отвращением подумал Саймон.

Джошуа снова принялся стучать чашей по столу.

– Я еще не все сказал! Не все! – Принц явно получал удовольствие от происходящего.

Наверное, хорошо, что для разнообразия ему выпало главенствовать на празднике, – подумал Саймон.

– Есть кое-что еще! – крикнул Джошуа. – Подарок для Саймона.

Он махнул рукой, Деорнот встал из-за стола и направился в заднюю часть зала. Снова зазвучали громкие голоса. Саймон выпил еще немного разведенного водой вина и принялся благодарить Воршеву и Гутрун за великолепную работу, так подробно расхваливая их мастерство вышивальщиц, что в конце концов обе начали хохотать. Когда люди в конце зала принялись кричать и хлопать, Саймон поднял голову и увидел возвращавшегося Деорнота, который вел на поводу коричневую лошадь.

Саймон вытаращил глаза.

– Неужели?.. – Он вскочил на ноги, ударившись коленом о стол, и, прихрамывая, начал лавировать между сидевшими на полу людьми. – Искательница! – вскричал он и обнял кобылу за шею, а та, совсем не такая взволнованная, как он, мягко коснулась носом его плеча. – Но ведь Бинабик сказал, что она потерялась!

– Так и было, – улыбаясь, сказал Деорнот. – Когда Бинабик и Слудиг попали в ловушку гигантов, им пришлось отпустить лошадей. Ее нашел один из наших отрядов разведчиков среди руин города ситхи, на другом конце долины. Может быть, она уловила там следы присутствия ситхи и почувствовала себя в безопасности. Ты ведь как-то сказал, что она провела среди них некоторое время.

Саймон расстроился, когда обнаружил, что плачет. Он был уверен, что кобыла стала еще одним именем в списке друзей и знакомых, которых он потерял за прошедший год. Деорнот подождал, когда он вытрет глаза, и сказал:

– Я отведу ее к другим лошадям, Саймон. Я забрал ее во время кормежки. Ты сможешь ее увидеть завтра утром.

– Спасибо, Деорнот. Спасибо тебе огромное. – Саймон вернулся за высокий стол.

Когда он уселся, принимая поздравления Бинабика, по просьбе принца встал Санфугол.

– Мы празднуем вступление Саймона в рыцарство, как сказал принц Джошуа. – Арфист поклонился тем, кто сидел за высоким столом. – Но не только он участвовал в том путешествии и показал храбрость и жертвенность. Вам известно, что принц назвал Бинабика из Иканука и Слудига из Элвритсхолла защитниками королевства Эркинланд. Но и это не вся история. Из шестерых отважных воинов, отправившихся в путь, вернулись только трое. Я сочинил песню в надежде, что в будущем никого из них не забудут.

Джошуа кивнул, и Санфугол сыграл несколько нежных нот на новой арфе, которую сделал для него один из поселенцев, а потом запел:

 
На дальнем севере, где дуют
сильные ветра
И злой зимы клыки скрывает иней,
Среди снегов глубоких вечных
стоит гора,
Урмшейм ей имя.
 
 
По слову принца шесть мужчин
Ушли из Эркинланда:
Слудиг, Гриммрик, Бинабик тролль,
Этельбирн, Саймон
И храбрый Эйстан.
 
 
Они искали могучий меч,
Из Наббана черный клинок —
Шип ему имя.
Откованный из осколка звезд,
Чтоб спасти нашу землю от зла…
 

Пока Санфугол пел, все голоса стихли и в зале воцарилась тишина. Даже Джошуа не сводил с него глаз, как будто песня могла сделать победу реальной. Огонь факелов начал мерцать. Саймон решил выпить еще немного вина.

Было уже довольно поздно, и всего несколько музыкантов продолжали играть. Санфугол сменил арфу на лютню, а Бинабик достал флейту, и начались неуклюжие танцы под веселый смех спотыкавшихся участников. Саймон также выпил довольно много, пусть и разбавленного вина, и решил потанцевать с двумя девушками из Гадринсетта – симпатичной толстушкой и ее стройной подругой. Девушки почти все время перешептывались – Саймон произвел на них впечатление: его юношеская бородка и почести, которые ему оказывали. Но, когда он пытался с ними заговорить, они тут же принимались неудержимо хихикать. В конце концов, озадаченный и раздраженный таким поведением, он пожелал им спокойной ночи, поцеловал руки, как полагается настоящему рыцарю, что вызвало новый приступ смеха, и решил, что они ничем не отличаются от малых детей.

Джошуа проводил леди Воршеву в постель и вернулся, чтобы провести последний час пира. Он разговаривал с Деорнотом, и оба выглядели невероятно уставшими.

Джеремия уснул в углу, твердо решив не уходить к себе раньше Саймона, несмотря на то что его друг проснулся после полудня. Саймон уже начал всерьез подумывать о том, чтобы отправиться спать, когда в дверях Дома Прощания появился Бинабик. Кантака стояла рядом и принюхивалась к воздуху в зале со смесью любопытства и отвращения. Бинабик оставил волчицу и, войдя внутрь, махнул рукой Саймону и направился к Джошуа.

– …Значит, ему приготовили постель? Хорошо. – Принц повернулся к подходившему Саймону. – Бинабик принес новости. Радостные новости.

Тролль кивнул.

– Я не знаю этого человека, но Изорн считает, что его появление имеет огромное значение. Это граф Эолейр, эрнистириец, – объяснил он Саймону. – Его только что доставил по воде в Новый Гадринсетт один из рыбаков. – Он улыбнулся, название все еще казалось непривычным. – Граф очень устал, но говорит, что у него для нас важные новости, которые он сообщит утром, если принц пожелает.