Текст книги "Война «шляп». Очерк Русско-шведской войны 1741–1743 гг."

Солдат Микко Бликст замучил своего семилетнего сына до смерти. По данным следствия и показаний под присягой, Бликст с бесчеловечной жестокостью хватал малыша за волосы, в ярости бил его об пол и стены, швырял под полати, продолжал избивать всем, чем попало. Он вынул внутренности и растоптал. Затем Бликст бросил тело на очаг. Когда тлеющие угли прилипли к телу, Бликст облил его холодной водой из ведра, связал веревкой и спрятал под кроватью, потом связанное тело затолкал в печь. Смертный приговор, подписанный королем. Казнь через обезглавливание совершена 11 мая 1733 г. в Тавастгусте[36]36
  Эстерботнийский пехотный полк, Sotaoikeuden pöytäkirjat (протоколы Военного трибунала), Militaria II, 344b, KA.


[Закрыть].

Здоровое семя

Карл Эмиль Левенгаупт родился в 1691 г. в Стокгольме в старинном графском роде военных во времена, которые были столь же воинственными, как предыдущие и последующие. Отец генерал служил и был верен Саксонии. В Северной войне он оказался в затруднительном положении, облачившись в одежды верности двум державам. Швеция вынесла изменнику смертный приговор. К счастью наследников, на тот момент Левенгаупта не было в стране.

Карл Эмиль учился в Гамбурге и Париже, но академического образования не получил. А как могло быть иначе, если происхождение не давало другого выбора. Во время войны за Испанское наследство шестнадцатилетний юноша начал военную карьеру. Возможно, странствования уберегли Карла Эмиля от смертельной участи каролинеров, служивших в королевских войсках или отрядах его родственника, Адама Людвига Левенгаупта.

Происхождение помогло Карлу Эмилю стать лидером: уже в 18 лет он был в звании капитана. Именитое дворянство не карабкалось от корней до самой макушки древа по слабым и шатким веткам. Офицерская карьера Левенгаупта началась на службе у голландцев. Однако Швеция не отвергла сына-изменника.

В молодости он участвовал в крупных баталиях. В 1709 г. в войне за Испанское наследство в битве при Мальплаке Левенгаупт сражался на стороне герцога Мальборо и его союзников, которые одержали кровавую победу. В Северной войне он под командованием генерала Магнуса Стенбока отражал атаку датчан в Сконе. В следующем походе Стенбока Карл Эмиль бился в Померании и Гольштейне. В 1712 г. в сражении при Гадебуше подполковник Левенгаупт руководил фланговой атакой драгун на пересеченной местности. Победа – последняя для Шведской империи – была отчасти его заслугой. Удача, тем не менее, вскоре отвернулась от шведов. В Тённинге десятитысячное шведское войско капитулировало.

Левенгаупт купил себе свободу и продолжил карьеру. При осаде Штральзунда был ранен в голову, но быстро восстановился. В Швеции Левенгаупт перевелся в лейб-драгунской полк и оказался в резиденции Карла XII в Лунде. Источники 1710-х гг. дают мало информации, но, очевидно, что Левенгаупт был храбрым, стойким и обладал незаурядными умственными способностями. Король не терпел при себе дураков. С должным почтением Левенгаупт следовал за помазанником Божьим в его финальных безбожных испытаниях.

В первый мирный год Левенгаупт уже был генерал-майором кавалерии. Закалка была только условием, но не причиной его молниеносного взлета в Эру свобод. Левенгаупт мало чтил знаменитых усопших. Он представлял армию и дворянство в одном лице в период становления власти сословий. Левенгаупт смог уловить дух эпохи и понять послевоенную действительность. Он хорошо говорил, но писать не любил. Левенгаупт не был красноречивым оратором, слагающим пышные речи, однако умел говорить открыто и смело. Он завоевал симпатии нужных людей и без надобности не нарывался на врагов. В 1734 г. дворянство впервые избрало его на пост лантмаршала – главную должность в риксдаге. Левенгаупт возглавлял депутации, комиссии и комитеты[37]37
  Tengberg 1857 I, 143–147; von Konow 2013, 69–70; Syrjö 2001. О факторах, повлиявших на избрание лантмаршала, см. также: Nolcken 1889, 98.


[Закрыть].

Он не выставлял себя безумным фанатиком и, пока это было выгодно, гармонично уживался со сдержанным Горном. Когда настал момент, Левенгаупт показал свой характер и в арсенале политической артиллерии оставил только оружие своего калибра. Он был человеком будущего, настоящего и прошлого. Принадлежность к старинному роду дополняла довольно внушительный список его личных заслуг. Военачальники вытачивались из многовековых родовых древ. Твердость их характера закалялась в грохоте и гуле сражений.

Карла Эмиля Левенгаупта можно сравнить с парадным скакуном. Он перепрыгивал препятствия, но мог и взбрыкнуть. Однако Левенгаупт никогда не командовал ни целой армией, ни даже полком. Скорее всего, его знания и представления о Финляндии были ничтожными, хотя в XVII в. его роду по материнской линии – Кёнигсмаркам – принадлежало имение Харвиала в Йанаккале. Сильный характер нельзя было скрыть. Пристрастие к политике не мешало таланту полководца, потому что, как позднее заметил прусский военный теоретик генерал Карл фон Клаузевиц, война «есть продолжение политики другими средствами».

Левенгаупт окунулся во внешнюю политику, будучи послом в Вене. У него были собственные представления о Гольштейне, Дании, Пруссии, России и Франции. В отношениях с иностранными государствами современники Эры свобод придерживались мнения, что «большинство правителей точно следует заветам Макиавелли и пользуется только теми благами, которые могут быть полезными и выгодными в нынешних условиях»[38]38
  Lars Johan (Ehren)malm цит. по Tarkiainen 1986, 280.


[Закрыть]. Нет смысла в любви и ненависти к другим культурам и национальностям. Неважно, с каким монархом мы имеем дело. Швеция рассорила своих союзников. Важнее всего были деньги, деньги и еще раз деньги. Кто мог спасти этого жалкого голодранца с Севера?

Самой богатой, густонаселенной и престижной страной была Франция. Шведов не отпугивал ее фанатичный католицизм в XVII в. ортодоксальном и военно-религиозном. В Эру свобод можно было заключить и другие союзы, но они ни в какое сравнение не шли с союзом с самой Францией. Классик политической истории К.Г. Мальмстрём кратко объясняет, что означало это восхищение и стремление к выгоде: в Швеции сформировалась «партия, которая, ловя каждый намек Версаля, купила поддержку Франции ценой своей независимости»[39]39
  Malmström 1895 II, 229 и в других местах.


[Закрыть].

В 1738–1739 гг. в риксдаге набрали популярность два символа. «Шляпы» символизировали отважных, профранцузски настроенных, смелых и свободных людей. Более забавный символ ночные «колпаки» олицетворяли тех, кто боялся России и проспал свою военную удачу.

Старый Горн отошел от дел, и его партия потерпела поражение на выборах. «Шляпы» закидали «колпаков» агрессивными лозунгами. Нападение было замаскировано защитой.

«Серьезный кризис угрожал неприкосновенности, свободе, жизни и собственности верноподданных государства». Потомков подстерегал «неизбежный и тотальный крах». «Надежду дарило» только облачение в воинские доспехи.

Лантмаршал Карл Густав Тессин произнес речь о «здоровом семени» войны, которое прорастет и вырастет в дерево, способное породить «благородные и бесподобные плоды». На тот момент садовники не были уверены в том, что семя надо посадить, хотя и выступали с убедительными речами. Все же Тессин не был глупым хвастуном, в частной переписке он предрек провал военной политики.

Всемогущая пропаганда вторглась в храмы науки и искусства, светские салоны и церковь. На баланс сил в риксдаге влияло духовенство, которое «колпаки» надеялись перетащить на свою сторону. Наравне с крестьянскими хозяйствами пастораты могли выделять средства на нужды войны. Но не хлебом единым жив человек. Епископ Линчёпинга Эрик Бенцелиус был пламенным вдохновителем «шляп»[40]40
  Juva 1960, 68; Laine 1996,1, 236–243.


[Закрыть].

Церковь пела гимны во славу войны, во внешнеполитическом хоре отлично смотрелись бы даже магометане Османской империи.

Война-реванш, война возмездия, война-продолжение – названия, не требующие дополнительных обоснований. Во всех этих случаях шла речь о священной войне. Майор Малькольм Синклер в молодости уцелел в Полтавской битве, но погиб в июне 1739 г. при исполнении курьерского поручения в Стамбуле. На обратном пути, в Силезии, его убили русские агенты. Тайная корреспонденция исчезла, но потом объявилась в Швеции. Россия заявила о своей непричастности, однако на некоторое время убийц сослали в Сибирь.

Мотивы и зачинщики остались неизвестны. Вряд ли российская императрица Анна Иоанновна была причастна к провокации. Приближенные царицы – маршал Миних, герцог Бирон и граф Остерман плели свои интриги. Инцидент с Синклером стал универсальным политическим инструментом. В Швеции с помощью образа мученика пламя войны разжигалось в панегириках и кровожадных речах, произносимых в риксдаге[41]41
  Шпилевская 1858, 7-12; Записки о России 1997, 153; Mickwitz 2005, 98.


[Закрыть].

Нестерпимый зуд

Швеция считала, что покорила Финляндию во время крестовых походов, хотя в том далеком прошлом этих государств еще не существовало. Согласно достоверным источникам, шведы и финны никогда не воевали друг с другом и всегда выступали на одной стороне. Финляндия была частью Швеции, но понятие «Швеция-Финляндия» было малоизвестным. В правящих кругах термин Storfurstendömet Finland (швед. Великое княжество Финляндское) являл собой бессмысленное красивое сочетание слов, в отличие от слова лен и епархия. Однако слово «Финляндия», конечно, существовало. Ученые мужи в своих трудах отмечали, что Finska Nation — «финская нация» (иногда со шведскими финнами) – отличается происхождением, физическими и духовными качествами. Простые люди были стойкими, выносливыми, трудолюбивыми и храбрыми, хотя их сноровка и сообразительность оставляли желать лучшего.

Фредрик I и Левенгаупт не собирались строить второй резиденции в Саволаксе. Шведы не ездили дальше юго-западной части Финляндии. Перед поездкой в Лапландию ученый Карл Линней записал в своем дневнике несколько фраз по-фински: «Дать мне еда. Дать мне лошадь. Сдать мне комната. Есть, кто знать шведский». Он коверкал язык, сочетая шведские и финские слова, потому что не встречал людей, владеющих шведским. Преодолевая языковой барьер высотой с лапландскую сопку, священники говорили на ломаной латыни. Линней был не празднолюбцем, а активным полевым ученым. Однако в низкие курные избы путь ему был заказан. Хозяева постоялых дворов отказывались давать лошадей и хлеб человеку с подорожной грамотой. Мир растений поражал великолепием, а жизнь человеческая – убожеством. У финнов были подслеповатые, слезящиеся глазки и рыхлое тело, как у грибов. Линней не поместил людей на вершину своей классификации живой природы[42]42
  Siukonen 2006, 28–29; Linné – Gullander 1969, в разных местах. О санитарных условиях в курных избах см. также: Suolahti 1912, 202–212.


[Закрыть].

Когда просители, говорившие только на финском языке, обращались к услугам бюрократической машины, им нужно было иметь при себе блокноты с готовыми фразами и переводчиков. Чиновники плохо владели финским, если вообще его знали. В документах финский язык позволялось использовать фрагментарно в том случае, если писарь уездного суда не мог перевести какие-то откровенные подробности преступлений против нравственности. В 1720-е и 1730-е гг. уровень владения финским языком среди представителей власти резко снизился.

Таков был мир. Неравенство укрепилось в сословном делении прочнее, чем в языковом. В Швеции существовало много форм притеснения, зато отсутствовало угнетение по национальному признаку. Для карьериста переход с финского на шведский был очевидной необходимостью, а не вопиющей несправедливостью. Если житель Тавастланда или Кайаналанда получал звание майора или магистра, то он становился самым шведским из шведов[43]43
  Nordin 2000, 267–300 и в других местах. См. также: Kemiläinen 2004.


[Закрыть].

В Швеции французский язык и латынь имели свои ниши, но несмотря на то, что внешних завоеваний стало меньше, вторым официальным языком страны оставался немецкий. Король Фредрик I подписывал письма на немецкий лад – Фридрих (Friedrich). Самые знатные семьи не могли похвастаться исконно шведским происхождением.

Поступая на службу в родных ленах, коренные финны тщетно надеялись на отсутствие дискриминации. Среди профессоров Королевской академии Або, а также в Абоской и Боргоской епархиях встречались уроженцы Финляндии, но их было заметно меньше на постах президента надворного суда (гофгерихт) и губернатора. Секретарь лена Самуэль Форсен перевел на финский язык общешведское уложение 1734 года, но напечатать его не удалось.

Если уездный судья (герадсгевдинг) не знал иностранных языков, то истец и ответчик не могли его понять[44]44
  О языковом факторе см., например: Jutikkala 1949, 524–527.


[Закрыть]. С этой проблемой иногда сталкивались на заседаниях риксдага, но Матери Свеа не нужно было вмешиваться. Так или иначе, управление страной осуществлялось. Преступления наказывались, браки заключались, похороны и крещения совершались, участки земли размежевывались. В первой половине XVII в. в Швеции, в том числе в Финляндии, появился эффективный и по-своему справедливый бюрократический аппарат[45]45
  О реформах правления и судебной системы в XVII в. см.: Lappalainen 2014, 195–216, и в других местах.


[Закрыть]. Основные рычаги власти – налоговая и военная службы – не были ориентированы на двуязычие населения.

Крестьяне в Финляндии, как и везде, избирали представителей в риксдаг по своему судебному округу. Поездка за свой счет и месяцы пребывания в Стокгольме были обузой для депутатов. В целях экономии несколько округов стали выдвигать общих представителей. Это коснулось даже высших сословий.

В 1738 г. из более чем 50 священников на заседаниях риксдага присутствовало шесть финнов, в 1740 г. – четыре[46]46
  Laine 1996,1, 241–246.


[Закрыть]. Дворянство отправляло представителей Финляндии в состав секретного комитета по разработке военных проектов. Асессор Абоского гофгерихта Карл Лиллиешерна сказал: «Вообще-то я не финн, но у меня доброе финское сердце». Лиллиешерна призывал прислушаться к предостережениям, доносившимся из пограничных областей, в том числе из Сконе. «Кто обжегся на молоке, тот и на воду дует»[47]47
  Danielson-Kalmari 1932, 111.


[Закрыть].

Партии риксдага не имели уездных комитетов и бдительных информаторов в Финляндии, но «призраки» Великого лихолетья не исчезали. Происходили случайные стычки, и это еще куда ни шло, но не было ничего доблестного в набегах партизан, поджогах, творимых собственной армией, торговле людьми, произволе и одичании народа. Минуло только двадцать лет со времен апокалипсиса – Северной войны. Трудно было приступить к чему-то новому. На заседании риксдага один священник заявил, что, поскольку территория Финляндии не укреплена, то шведской короне нельзя требовать от финнов жертв – в случае войны пусть они взывают к состраданию и милосердию русских[48]48
  Laine 1996, I, 241–246. О распаде власти и местных сообществ в 1710-е гг. см. Kujala 2001, 313–317.


[Закрыть]. Мнение жителей Финляндии не могло быть услышано в Стокгольме. Возможно, не столь резкие речи произносились на заседаниях риксдага в Гельсингфорсе или Або.

Швеция и Финляндия были вместе уже 500 лет, их связь трудно объяснить. Что финны отдавали и что получали за свою преданность? Только убожество и угрозу завоевания. На заседаниях риксдага эти опасения выражались в докладах на военную тему. Крестьяне негодовали. Барон Хенрик Вреде был озабочен тем, что «финское сучье отродье присоединится к русским и ударит шведам в спину, ежели продолжать с ним так обращаться»[49]49
  Об этом см., например: Nordin 2000, 289–300 со сносками.


[Закрыть].

Выражение абоского купца Эсайаса Вехтера «финская нация» вызвало раздражение. «Нельзя делать никакого различия между Швецией и Финляндией. Это один народ с одним законодательством и одной формой правления»[50]50
  Jutikkala 1949, 526. См. также: Danielson-Kalmari 1929, 27.


[Закрыть].

Кризис в региональной политике произошел после событий 1739 г. Колокола не били в набат, предупреждая о русской угрозе. Но беда пришла неожиданно: в Финляндию были введены два шведских полка, состоявших из нескольких тысяч наемных солдат[51]51
  О жалобах на бедность и других проблемах в связи с прибытием шведских войск см.: Paloposki 1986, 77; Partanen 2011, 106. На первом этапе прибыли гарнизонный полк Мальмё под командованием Виллебранда и Халландский гарнизонный полк под командованием Бускета.


[Закрыть]. Переброска войск вызвала нервный зуд. Что им здесь надо?

В современных финских исторических исследованиях звучит горечь за несправедливость по отношению к Финляндии. Век за веком Швеция черпала здесь ковшами кровь и проливала ее в далеких землях в угоду жестокому Молоху вместо того, чтобы защищать Финляндию. Десятки тысяч финских солдат гибли по ту сторону Балтийского моря, в то время как их жен насиловали, детей продавали в рабство. Однако из этого не следует вывод, что в 1730-х гг. или в другие мирные времена финны молились о постоянной защите со стороны армии.

Скорее всего, они молились только о мире. Десятки тысяч финских солдат стали обыденностью, к этому привыкли. Жители Финляндии не просили у Швеции вспомогательных войск. Их содержание обернулось бы всеобщим бедствием. По сравнению с такой прожорливой ратью библейское саранчовое полчище казалось благодатью.

Это зловещее оживление и явление двух полков жутко напугало горожан. От перешедшего в руки России Выборга город Борго унаследовал епископскую кафедру и лицей, а не военную инфраструктуру. А тут на постой нагрянули две вестманландские роты с командным составом. В городе не было ни казарм, ни другого жилья. Незваные гости кинулись в дома, где едва была хотя бы одна пустая каморка. Гостеприимство не являлось национальной добродетелью жителей Нюланда. Магистрат выдал каждому солдату купон на дрова, свечи и жилье. В дома пришлось вламываться силой. Для перевозки грузов солдаты конфисковали у населения лодки, тем самым парализовав торговлю.

Для ремесленников армия была ненадежным заказчиком с нестабильной платежеспособностью. Шведские военные опустошили провиантские склады на случай мобилизации, прежде чем появились слухи о начале войны. Нужно было распределять продовольствие, но это оказалось невозможным, потому что рынок подчиняется скорее закону спроса и предложения, чем предписаниям[52]52
  Mäntylä 1994, 267–269; Mickwitz 2005, 99; Paaskoski – Talka 2018.


[Закрыть].

В пропагандистских воззваниях «шляп» кровь Авеля взывала о мести Каину, хотя сталкивались далеко не братские народы. Раз уж так хотелось использовать священные тексты, то в Финляндию следовало бы пригласить Иисуса Христа, чтобы как в Новом Завете накормить эти многочисленные полки парой рыбин и пятью хлебами. За неимением других чудес власть запретила самогоноварение[53]53
  Danielson-Kalmari 1932, 183; Mickwitz 2005, 98–99.


[Закрыть].

В Эстерботтене полковник Йоахим фон Ганшоу умолял о поставках продовольствия морским путем, так как в неурожайный год людям пришлось есть падаль и осоку. Шведское правительство раздало крестьянам немного зерна, что, по мнению солдат, было неправильным. Кстати, за двадцать лет ни один унтер-офицер Эстерботнийского полка не был произведен в офицеры, потому что эти звания присваивались только пришлым людям. Даже сын Ганшоу был всего лишь фельдфебелем[54]54
  Petander 1973, 51–54.


[Закрыть].

Разжигатели войны подсчитывали талеры, пушки и воинские подразделения, но не учитывали запасы в амбарах, сараях, поголовье скота на пастбищах, а также размеры земельного участка тех, кто был обязан содержать солдат. Из Швеции корабли привозили все больше вооруженных солдат. Местные жители не встречали их со словами приветствия Välkommen (швед, «добро пожаловать») и «будьте как дома». «Гости» редко помогали женщинам носить воду, не кололи дрова, а порой даже мочились в неположенных местах.

В прибывших шведских полках не было тягловых лошадей. Издавна перевозка являлась самой неприятной обязанностью гражданских лиц. Мизерное вознаграждение в 4 эре за милю[55]55
  Одна уппландская миля равнялась 10 688,54 м, т. е. более 10 км.


[Закрыть] мало кого прельщало. Военные перевозки требовали много времени, повозок и низкорослых, упрямых кобыл и меринов, незаменимых во время пахоты и посева.

Нашествие солдат, которое усилилось в следующем, 1740 г., принесло доход тавернам, общим саунам, а беднякам – небольшой заработок, однако терпели пришлые и местные друг друга с трудом. Проблемы накапливались. Например, Фридрихсгам – торговый город, экспортер леса и смолы – теперь в связи с переходом на военную экономику погрузился в хаос. Из Фридрихсгама в Вильманстранд шел новый тракт, а через реку Кюмень – мост, способный выдержать тяжелые орудия. К сожалению, армия пользовалась этими удобствами, сдирая с крестьян семь шкур. Например, в приходе Валкеала была зафрахтована сотня лошадей[56]56
  Kaukiainen 2012, 301; Airio – Viinikainen 2011, 37–38.


[Закрыть]