Текст книги "Война «шляп». Очерк Русско-шведской войны 1741–1743 гг."

Театр военных действий

Дела Финляндии курировал заместитель главнокомандующего Генрих Магнус фон Будденброк. Лояльный к войне генерал негативно оценивал боеспособность своей армии. Количество шведских солдат в Финляндии постоянно росло. Ввод войск неумело оправдывался фортификационными работами и давлением со стороны русского Выборгского гарнизона. Дотации Франции ненадолго пополнили военную казну Швеции. Деньги ушли на закупку годового запаса зерна и крупы на следующий месяц. Закрома опустели. Бюджетная комиссия опиралась на первые военные удачи: армия и флот могут добывать себе хлеб на вражеской земле, воруя его из крестьянских амбаров.

В Стокгольме с декабря 1740 г. риксдаг выбирал между войной и миром. Иностранные державы выказывали беспрецедентный интерес к ситуации в Вене и Санкт-Петербурге. Субсидии для партий лились рекой. Россия и Англия были вынуждены заплатить, чтобы подавить агрессию Швеции, а Франция – чтобы ее спровоцировать. Сословная власть не могла хранить тайну. Слухи попадали в печать, а в искаженном виде – противнику.

«Шляпам» практически ничего не стоило перетянуть на свою сторону дворянство и буржуазию. Теперь они были единодушными в вопросах военной политики. Прекратились их извечные споры по поводу экономики. «Колпаки» оставались в стороне. Левенгаупт был избран лантмаршалом из-за отсутствия конкурентов.

Для полного захвата власти надо было избавиться от голосов, певших невпопад. «Шляпы» знали об интригах российского посла Бестужева, поэтому ночью следили за посольством. В засаду угодил молодой секретарь канцлера барон Йохан Гилленшерна, урожденный финн. Он не был ни фанатичным «колпаком», ни высокопоставленным стяжателем. Гилленшерна просто попался именно тогда, когда связь с Россией вредила репутации. Во время жестоких допросов Левенгаупт и его пособники выбили из барона признание в измене родине и продаже гостайны. Способы дознания напоминали инквизицию 1670-х гг., когда борцы с сатаной сменили кодекс судейской этики на тиски для пальцев. «Колпачную скверну» можно сравнить с бомбой замедленного действия, которую разведслужба обезвредит, невзирая на гражданские права террористов. На войне все средства хороши. Кто еще бегает по ночам к Бестужеву? Назови их и спасешь свою шкуру. Гилленшерна выдал то ли реальных, то ли вымышленных сообщников[61]61
  Juva 1960, 69–73; Paloposki 1986, 74–75.


[Закрыть].

Один из них, Йохан Аркенгольц, преподавал в Королевской академии Або, а затем в Уппсале, скрываясь от войны. Он ловко устроился, работая наставником богатых дворянских юношей. Это помогло ему даже съездить в Италию. Аркенгольц знал много языков, был хорошо образован и имел талант литератора. Он продолжил карьеру в Канцли-колле-гии, где занимался международной корреспонденцией под руководством Арвида Горна. Аркенгольц, хотя и не был знатным дворянином, но выступал против военной политики, опираясь на свой жизненный опыт и взгляды. Он отлично знал Россию. Говоря о литературе и истории, Аркенгольц отмечал, что только Швеция недооценивает русских, за дружбу с которыми борются крупнейшие государства Центральной Европы[62]62
  Биографические сведения: Yrjö Kotivuori, Ylioppilasmatrikkeli 1640–1852 [матрикулы студентов]. О политической жизни в Швеции ярко рассказывается: Arckenholtzin Sagubrott af 1734 års Riksdag i Stockholm (painettu 2003). О трудах Arckenholtz см. также: Ahonen 1994, в разных местах; Juva 1960, 20–22.
  * Уничижительное прозвище русских в финском языке.


[Закрыть].

Гилленшерна и Аркенгольц были родом из семей чиновников, которые проживали в провинциях Нюланд и Тавастланд. Более явным представителем «финской нации» был Йоханнес (Йохан) Матезиус, сын священника из Эстерботтена, а также беженец времен «Великого лихолетья». Матезиус был незаметной фигурой, но отлично разбирался в делах власти. В 1730-е гг. он работал в Стокгольме: переводил королевские указы и распоряжения на финский язык. Профессия оказалась маловостребованной и низкооплачиваемой. Матезиус был «колпаком», поэтому попал под подозрения в Канцли-коллегии.

На допросах выявились мыслепреступления против войны. Матезиус заявил, что отправлять шведские войска в Финляндию было «вредно и опасно». Финны могут перейти на сторону России, чтобы получить более надежную защиту. Какой-то гадкий переводчишко посмел возразить офицеру, утверждавшему, что для захвата Выборга достаточно одного полка. Из всего этого следовало, что Матезиус «настоящий рюсся*», опозоривший финскую нацию.

Аркенгольц и Матезиус не являлись членами риксдага и не принадлежали ни к одному сословию. Они были болтунами и писаками, неподобающим образом бередившими умы в тавернах и кофейнях, рынках и конторах.

Заключенным говорили, что Отечество в опасности из-за «колпаков», и запугивали расплатой за произнесенные слова. Это подействовало. Инакомыслящие исчезли из риксдага.

На пути к диктатуре было недостаточно найти козлов отпущения среди «колпаков». «Следственная комиссия» продолжила разбирательство. Главные подозреваемые молчали. На смягчение нечего было надеяться. Правовая практика запрещала пытки, но компромисс был найден в комнатах допроса «Белая лошадь» и «Палата роз». В них вытягивали признания из убийц, воров и злодеев, совершивших преступление против нравственности. Это были мрачные подвальные клетушки высотой в три локтя без окон, люков и щелей.

Аркенгольц и Матезиус испражнялись в бочку из-под сельди и спасались от зловония, нюхая табак. По мнению английского посла, Швеция игнорировала права человека, данные «Великой хартией вольностей» (лат. Magna Carta). «Аркенгольца пытают, жизнь многих зависит от его молчания». Матезиус и Аркенгольц не проронили ни слова, возможно, они даже ничего и не знали о государственных изменах. Левенгаупт считал Матезиуса «глупцом», который не знает страха.

Наказанием для бедолаги Матезиуса стало публичное покаяние и месяц заключения на хлебе и воде (после месяца такого рациона выпадали зубы). Аркенгольца посадили в тюрьму на неопределенный срок. Даже Гилленшерна избежал смерти. Он простоял час в железном ошейнике с шипами на эшафоте в Норрмальме. Представления потребовали влиятельные люди из «шляп», чтобы «доставить всем удовольствие».

Лишь позже в бумагах посла Бестужева были обнаружены самые опасные друзья России, среди них наместник, стат-хаудер Стокгольма, личный секретарь канцлера, советник Канцли-коллегии и два-три генерала. Судя по всему, многие в высших эшелонах власти Швеции надеялись на удаление «шляп» любой ценой. И конечно, не все «шляпы» были белыми и пушистыми. Российскую оккупацию Финляндии вполне можно было оправдывать моральными соображениями, если бы это пошло на благо внутренней политики.

Кроме того, и Англия и Россия давали взятки в виде индивидуальных «пенсий» политикам[63]63
  Malmström 1895 II, 449–450; Juva 1960, 9, 16–21, 68–81; Paloposki 1986, 74–75; Mickwitz 2005, 100; Danielson-Kalmari 1929, 17–25.


[Закрыть].

Лидер партии «шляп» граф Карл Юлленборг использовал шпиономанию, чтобы держать «колпаков» в узде. «Колпаки» не могли даже и думать о выводе войск из Финляндии.

На исходе зимы 1741 г. на базе Секретного комитета был сформирован Секретнейший комитет. В разгар подготовки к войне епископ Эрик Бенцелиус сказал: «Звезды сошлись. Наконец-то защитим честь и восстановим доброе имя в Европе».

«Малый генералитет» (lilla Generalitetet) «заварил густую кашу» по рецепту семи генерал-майоров. План действий был составлен и одобрен авторитетными представителями сословий. Из двенадцати посвященных в строжайшую тайну только пробст из Таммелы Йохан Амнелл подчеркивал свое неприятие войны, так как имел опыт времен «Великого лихолетья»[64]64
  Malmström 1895 II, 258, 318–319; Danielson-Kalmari 1932, 144. Цитата о каше – в оригинале «рагу» (sjudande gryta швед, «рагу») см.: Тессин.


[Закрыть].

Кто-то верил в чудеса внешней политики. Кто-то просто хотел верить. Кто-то не верил, но протестовать не осмеливался, так как надеялся, что другие были лучше осведомлены. Риксдаг не имел ни малейшего представления о ситуации в Финляндии: ему было ни холодно ни жарко от того, что там происходило.

Весной 1741 г. Финляндию пытались привести в состояние боевой готовности. Из-за распутицы процесс сосредоточения войск сдвинулся примерно на месяц. Губернаторы и мелкие чиновники считали, что из всего этого все равно ничего не выйдет. Высказывались опасения, что в дороге солдатам будет нечего есть, хотя Матушка Свеа отправляла им сухари.

Крестьяне жаловались в риксдаг на голод, дошедший до Эстерботтена, и умоляли хотя бы снизить ввозную пошлину на зерно. Некоторые финские отряды даже в ус не дули. «Промедление наталкивало народ на разного рода размышления»[65]65
  О весенних проблемах обеспечения Будденброк Его Величеству 3.3.1741. Action Buddenbrock, FC1. См. также: Danielson-Kalmari 1932, 182; Tiburtiuksen päiväkiija [Дневник Тибуртиуса] 29.7.1741.


[Закрыть].

Пропаганда, развязанная после убийства Синклера, трезвонила о торговых ограничениях в отношениях с Курляндией, о благополучии и безопасности шведских подданных, о том, что Россия не соблюдает условия Ништадтского мирного договора. Даже в Финляндии распространялись всяческие небылицы.

«Российский двор вмешивался во внутренние дела Шведской империи», «Разрывая договоренности и мирные союзы, преступая законы природы и нарушая права народов, он совершает бесчисленные зверские преступления, о которых вскоре станет известно всему миру, и виновные будут наказаны по чести и справедливости».

Левенгаупт, Бенцелиус и другие мечтали возвратить Швеции Лифляндию, Эстляндию, Ингерманландию и Карелию, как в свое время было предусмотрено Столбовским миром. В случае военного успеха новую границу можно было бы провести от Онежского озера до Белого моря. Утверждалось, что риска нет, потому что даже в случае поражения потеря Финляндии еще не станет концом света. «Великие державы не позволят Швеции исчезнуть с карты Европы, чтобы сохранить равновесие», – заявил секретный агент полковник Лагеркранц[66]66
  Danielson-Kalmari 1929, 22–23; Suolahti 1991, 75; Wetterberg 2006, 660. Цитата из: Sodanjulistuksen syitä koskeva asetus [Документ, объясняющий причины объявления войны] 1.9.1741. Asetustekstejä 1700-luvulta [Тексты указов XVIII в.], Kaino, Kotimaisten kielten keskus.


[Закрыть].

Война подобна выжиганию леса в дождливое лето – сам по себе лес не загорится. Для костра из свежих, влажных, смолистых стволов и пней нужны были огниво, солома и ветошь. «Колпаки», «шляпы», дворцовая партия, голштинская партия, французы, англичане и русские денно и нощно совещались в Стокгольме, деньгами смазывая шестерни войны и мира. За период 1738–1741 гг. было достаточно много шума, суеты, вскриков, острот ораторов и тайных заговоров. В итоге вердикт о войне был принят за один вечер[67]67
  Malmström II, 1895, 272–274; Juva 1960, 82–84; Шпилевская 1858, 38; Talaskivi 1988, 34; Записки о России 1997, 184; Ahonen 1994, 178.


[Закрыть].

Сессия риксдага завершалась, следующий созыв ожидался не скоро и, возможно, при другом соотношении сил. Так что надо было срочно объявлять о начале войны. Мнения в рикс-роде, выполнявшем функции правительства, разделились на «за» и «против», но Секретнейший комитет и Секретный комитет подливали масла в огонь. Свой вклад внесли сословные представители. Дворянство кричало «ура», буржуазия аплодировала. Духовенство воздерживалось.

Крестьянство согласилось, так как отказаться не удалось. Оно в глуповатой надежде просило о невозможном: пусть армия не требует у нас провианта (тогда у кого?).

Угнетатели и угнетаемые считали, что они в одной лодке, кто-то как рулевой, кто-то как балласт. В итоге споры шли не о войне и мире, а о конкретных датах. Так выступаем сейчас или тотчас? В конце концов, пришли к единому мнению. Что сделано, то сделано[68]68
  Wetterberg 2006, 257. См. также: Tiburtiuksen päiväkirjan johdanto [предисловие к дневнику Тибуртиуса].


[Закрыть].

У риксдага было факсимиле Фредрика I, который тем не менее все еще обладал властью. Война без короля как флагшток без флага. Фредрик был душой компании и не таким уж глупым. С возрастом любовь к наслаждениям затмила его честолюбие[69]69
  На основании воспоминаний Аркенгольца у Ahonen 1994.


[Закрыть].

Прозвище «старый Пан» указывало на его слабость к женщинам. «Шляпы» обещали включить внебрачных детей Фредрика I в королевскую династию. Их мать, Хедвига Таубе, дочь адмирала, была благородного происхождения. Ее выслали из Стокгольма на некоторое время в связи с общественным недовольством, но теперь обиду удалось загладить. Умирающую королеву Ульрику Элеонору это не волновало. Фредрик I со словами «пусть народ решает» отдал на заседании государственного совета – риксрода – решающий голос за войну. В действительности ответственность нес Секретный комитет. На заседание, организованное в последнюю минуту, было дополнительно приглашено 25 крестьян.

Тридцать пять лет назад в битве при Рамильи[70]70
  Имеется в виду одно из крупнейших сражений войны за Испанское наследство, состоявшееся 23 мая 1706 г.


[Закрыть] Фредрик I командовал левым флангом герцога Мальборо, теперь он хотел наконец стать главнокомандующим. Но «шляпы» вежливо отказали, ссылаясь на его незаменимость и преклонный возраст. Их очевидный выбор пал на Карла Эмиля Левенгаупта. Тот честно признался, что ему неудобно занимать место опытных генералов. Но от судьбы не уйдешь. Левенгаупт не был закален военными походами, но дважды избирался лантмаршалом риксдага. В будущем Карл Эмиль мог бы стать Карлом XIII.

Он, как никто другой, осознавал ожидания, цели, слабые и сильные стороны, риски и возможности. Когда Фредрик I поинтересовался планом действий, Левенгаупт ничего не предоставил, а, указав пальцем на голову, сказал: «Он у меня здесь»[71]71
  Ordin 1889, 76; Шпилевская 1858, 17–19, 33–35; Wetterberg 2006, 658; Tisell 1937, 124.


[Закрыть].

Если зуд – то в сауну, если слышишь звук трубы – то на войну. В день объявления войны, 28 июля 1741 г., в Стокгольме гремели трубы. Даже у стихотворений были воодушевляющие названия, например «Клич несравненных святейших королей Густава Адольфа и Карла XII из загробного мира…»[72]72
  Odel 1741.


[Закрыть].

На выборы в риксдаг влияли покупка и продажа мандатов и мошенничество. Однако сотни парламентариев представляли наиболее влиятельные слои населения. Из более поздних свидетельств мы знаем, что огромное, растущее, как молчаливое, так и громкоголосое большинство жителей Шведской империи чуждалось войны и не верило, что она пройдет без последствий.

Если в каждом лене, судебном округе и во всех сословиях был бы проведен референдум, то войну бы никто не поддержал. Даже дворяне, которым уже приходилось убивать, не горели желанием снова этим заниматься. У батрака, хозяина бесплодных земель, капеллана, мелкого торговца дегтем, престарелой салонной дамы, покалеченного прапорщика не было даже крупицы власти. Избирались только сливки общества. Затем они наплевали на судьбу и послали к черту высший разум, заткнули уши, чтобы не слышать ржание горящей лошади, жужжание трупных мух и скрежет пилы фельдшера. Война подобна обоюдоострому мечу и двуствольному ружью. Как клинок, так и мушкет ранят плоть, об этом знала даже аристократия, по крайней мере, из семейных историй. Однако это знание ничего не меняло.

Ужас не пробил панцирь уверенности и живые ткани, окрепшие за два мирных десятилетия. Чему здесь удивляться?

Всегда было достаточно поддержки сотни влиятельных лиц, если не меньше.

Мнение большинства не спрашивали, а если бы и спросили, то всегда нашлись бы толпы сторонников «шляп». Настоящие причины скрыты глубоко, но последствий избежать нельзя.

Прежде чем перейти к театру военных действий в Финляндии, надо сказать слово в защиту риксдага. На его заседаниях за двадцать лет было подготовлено, обработано, принято и отвергнуто множество предложений. Так в 2020-х гг. несправедливо смотреть на наш парламент и правительство только через призму эпидемии коронавируса или членства в НАТО.

На рубеже 1740-х гг. война была главной, но не единственной проблемой. На заседаниях обсуждались вопросы о водном пути через озеро Пяйянне, об основании городов, преимуществах и недостатках мануфактур, производстве поташа и поднятии целины… Депутаты риксдага были по-своему искренними, доброжелательными и усердными. Эра свобод «перепробовала все, но ничего не смогла воплотить в жизнь»[73]73
  Последняя цитата из: Alanen 1935, 555 (со ссылкой на исследования Palmén и Tegner). Об экономических проектах лета 1741 г., 528–532.


[Закрыть]. По иронии судьбы, самая крупная из всех осуществленных идей – война – обернулась катастрофой.

Заместитель шведского главнокомандующего в Финляндии Будденброк был проинформирован об этом ночью 31 июля 1741 г. Посыльный, лейтенант Каменшельд, доставил портфель с документами, среди которых был манифест о начале войны, подписанный королем. Часть шведских полков находилась в городах и вдоль дорог или хотя бы в пределах досягаемости, другая часть – к востоку от реки Кюмень. На западе финские войска прозябали в ротовых поселениях.

Требовалось время, чтобы всех оповестить. Власти не спешили информировать гражданское население. В церквях Саволакса новость была объявлена только через две недели[74]74
  О манифесте о начале войны см. Buddenbrockin Vastine 11–12. Action Buddenbrock, FC1. О Саволаксе – Wirilander 1989, 997.


[Закрыть].

Молитва Господу об укреплении духа в военное время

Господь Саваоф Великий советчик и военных дел покровитель!

Мы изливаем мольбу нашу перед Тобой, чтобы узреть Ты смог несправедливость, учиненную врагами нашими, и воздать им за гордыню, кою они супротив нас направили:

Зло безбожников усмири и дело праведников защити…

Ты, Господь Всевышний, решаешь, где в мире войнам быть, даруй победу нам, помоги мир желаемый возвратить, да будет так!

Господь, даруй слугам Твоим тот покой, кой никто боле даровать не может, дабы в сердцах наших Заповедь Твоя Святая укрепилась, и злонамеренные козни врагов наших крах претерпели, дабы жизнь наша под защитой Твоей спокойна была, во имя Господа нашего Иисуса Христа, аминь.

Стокгольм, Ратуша, числа 28 месяца июля года 1741.[75]75
  Asetustekstejä 1700-luvulta [Тексты указов XVIII в.], Kotimaisten kielten keskus.


[Закрыть]

Как и прежде, власть использовала церковные кафедры для распространения в том числе ложной информации. Слухи распространялись не только в церквях, но и на площадях и в окрестных тавернах. Ни один лен не был благодарен за войну ни Господу, ни господам. В Западной Финляндии поговаривали, что война – это авантюра[76]76
  Heino 1995, 133.


[Закрыть].

Вряд ли кто-то верил в то, что авантюра способна защитить. «Единственной заботой Вашего Величества было достижение и сохранение мира… Война, будто кара Господня, сопровождается кровопролитиями и опустошениями земель наших, Королевское Величество, как и его высочайшие предшественники на престоле королевства Шведского, всегда ее гнали и избегали… Страсть, ни одним законом не установленная, никогда не побуждала королей Швеции браться за оружие, так было во все времена»[77]77
  Majesteetin asetus [Указ Его Величества] 1.9.1741. 1700-luvun asetustekstejä [Тексты указов XVIII в.], vanhan kirjasuomen Kaino-korpus. Kotimaisten kielten keskus [Кайно-корпус текстов на старофинском языке].


[Закрыть].

Мобилизация неспешно достигла солдатских торпов и сборных пунктов. Эстерботнийский полк прошагал около 500 верст[78]78
  Постепенное выдвижение Эстерботнийского полка началось за несколько месяцев до начала операции. Buddenbrock Ganschoulle [От Будденброка Ганыпоу] 30.5.1741. Action Buddenbrock, FC1.


[Закрыть]. Жители Або и Бьёрнеборга не торопились к местам сбора вдоль реки Кюмень.

Численность полка составляла более тысячи человек, роты – 150 и капральства – 25. Даже самое маленькое военное поселение находилось страшно далеко. Полковникам приходилось изрядно попотеть, чтобы получить под свое командование хотя бы горстку людей. Для передвижения по озерной Финляндии нужны были лодки, которые местное население уступало с неохотой. Жители пограничных деревень сооружали укрытия и сауны-убежища. Люди побогаче заранее вынимали стекла из окон.

Без учета флота в финской армии насчитывалось около 18 тысяч человек. Пехота почти наполовину состояла из шведов[79]79
  О численности войск см., например: Paloposki 1986, 78.


[Закрыть]. Много ли это? В войнах периода Великодержавия у Швеции были отличные войска. На этот раз лимит установило снабжение. Финский театр военных действий не был способен вместить больше.

Будденброк выдвинул лозунг: «один шведский солдат по силе равен десяти, а то и двадцати русским». Возможно, эти слова приписали ему, чтобы очернить. Не он один говорил о качественном превосходстве шведских сил. Молодой дворянский офицер из Даликарлийского полка Йоган Людвиг Хорд считал, что будет иметь дело только с теми, кого «мы разбили при Нарве»[80]80
  Hård 1789, 18–19. О лозунге Будденброка Mickwitz 2005, 104.


[Закрыть].

Через несколько столетий финская историография осудила план, «который с учетом реальных условий даже не заслуживал серьезного рассмотрения – короче говоря, он был безрассудным»[81]81
  Santavuori 1941, 203.


[Закрыть].

Откуда взялась самоуверенность? В безрассудстве всегда есть толика рассудка. Укрепление духа через воспоминания не такое уж безумие. В 1700 г. на одинокую Швецию коварно напали Саксония, Речь Посполитая, Дания и Россия. Тогда поначалу успех сопутствовал отважной Швеции. Сейчас силы были один к одному. Было бы еще лучше, если коалиции добьются своего и ослабят Россию с младенцем на престоле и женщинами возле него.

Глава II
Необычный жар

Когда кровь закипает и бурлит, то появляются сильная Дрожь или Озноб, необычайно сильный жар, жажда, головная боль и т. д.; эта болезнь называется Лихорадкой. Она бывает разных видов и степеней. Лихорадка поражает и убивает много людей, в основном самых активных.

Иоган Гартман,

профессор медицины Королевской академии Або.

Полное описание, симптомы и лечение наиболее известных болезней (1765)

Морской ад

Среди чудовищно дорогого военного снаряжения флот был самым дорогостоящим. Во времена своего могущества Швеция справлялась с такими расходами, но в 1720-х и 1730-х гг. это стало невозможным. Было построено много фрегатов и шхун, но лишь несколько линейных кораблей. Гордиться было нечем. На момент начала Войны «шляп» возраст большей части кораблей флота открытого моря превышал 40 лет. Сам по себе возраст судна ничего не значил: находясь в море, корабли сохраняются лучше, чем на стоянке в порту.

На двадцати парусных судах насчитывалось 800 пушек и около пяти тысяч человек экипажа. Ими командовал вице-адмирал Томас фон Раялин, стремившийся завоевать господство в Балтике. Это был семидесятилетний человек – бывалый моряк с чудовищным характером. Раялин родился в крестьянско-пасторской семье в городе Виттис. Его можно было всерьез называть финским именем Туомо Раяли, но он едва ли размышлял о своей национальной идентичности. Раялин начал морскую карьеру трюмным матросом и добился успеха благодаря своим способностям. Невысокие назначения сменялись все более престижными. Северную войну он завершил в звании командира флагманского корабля эскадры. Лишь достигнув престарелого возраста, он был пожалован в дворянство и получил фамильную приставку «фон».

Задача Раялина в 1741 г. была вполне выполнимой. На море Швеция не отставала от времени. В мае пять линейных кораблей и четыре фрегата направились из Карлскруны в Гельсингфорс. Но туда Раялин так и не пришел. Он встал на рейде острова Аспё (Хаапасаари), следуя инструкциям и, возможно, получая новые, более секретные, ожидая неизвестно чего. Отдельный галерный флот, вышедший в море, оказался как раз кстати[82]82
  Perälä 2002; Mankeli 1870, 267; Mickwitz 2005, 102.


[Закрыть].

Моряки умели управлять парусами, ходить на веслах, вероятно, даже сражаться. Однако общей слаженности не было. Большинство из них провело спокойные мирные времена и зимы в ротовых поселениях.

В погоне за хорошим заработком наемные профессиональные моряки перебегали с торгового флота на военный, не забывая прихватить свой деревянный сундук. Во время войны на кораблях не было постоянных экипажей, а набирались случайные команды. Большинство моряков видело друг друга впервые. Обязанности на море были специфичными и трудоемкими. Разумеется, не каждого поставишь за штурвал или посадишь на мачту впередсмотрящим. Наемные матросы были закаленными, выносливыми и ловкими. Даже простые рыбаки в ротовых поселениях в отличие от солдат сухопутных войск имели кое-какое представление о морском деле.

Адмирал не шутки ради проводил рискованные морские учения: гибель даже крошечной шлюпки грозила обернуться потерей огромной суммы денег. Мобилизация целых корабельных флотилий и галерных эскадр может легко закончиться провалом, а флотилии и эскадры – сгинуть в морских пучинах.

Можно было просмолить каждую доску, трижды осмотреть такелаж, но проверить здоровье моряков и предотвратить вспышку непонятной болезни адмиралтейство не могло.

Призыв явиться на военную службу натолкнулся на сопротивление. Готовый солдат, живущий в торпе на архипелаге или на скалистом утесе, избегал контактов, не желая, чтобы его обнаружили. Ведь в портах и на кораблях его и сотню таких же, как он, подкарауливали вредоносные микробы[83]83
  О подготовке и сборе флота см.: Wolke 2020, 124–126.


[Закрыть].

Сыпной тиф скрыто присутствовал всегда, как будто выжидая момент, чтобы разрастись в губительную эпидемию. Война как раз предоставила ему такой шанс. На кораблях люди группы риска жили в тесных непроветриваемых помещениях, где не проводилась уборка и не было даже возможности умыться. Матросы спали в гамаках и на мешках на палубах. Гальюн находился в носовой каюте, где волны промывали дыру и споласкивали мочало, которым моряки вытирали зад.

И на море, и на суше люди проходили через сущий ад, так было и так будет всегда. «Ад» – еще слишком мягкое слово. Эйно Ютиккала в своем исследовании мировой истории демографии народов сравнивает тифозные военные лагеря с атомной бомбой. Размах потерь действительно поражал. В 1659 г. в Дании от солдат-наемников заразилось тифом около 80–90 процентов мирных жителей страны[84]84
  Jutikkala 1988, 71–72.


[Закрыть].

Своего рода колющим оружием массового поражения стало шестиногое крошечное существо – платяная вошь. Это насекомое передавало возбудителей заболевания. Ничего не зная об этом, военное ведомство загружало и накапливало на своих складах смертельную опасность. Вошь годами таилась и переходила в атаку при раздаче военной формы, портянок и ткани для палаток.

Укусы зудели. Моряки и солдаты расчесывали кожу до крови. В ранку попадали испражнения вшей. Инфекция также проникала через дыхательные пути и слизистую оболочку глаз. Питаясь кровью больного, сам паразит умирал, но популяция вшей увеличивалась, потому что постоянно меняла хозяина.

После десяти дней инкубационного периода у человека начинались лихорадка и озноб, на коже выступали красные пятна и кровоподтеки. Кровяное давление падало. Тело усыхало. Кровь появлялась в рвоте и испражнениях[85]85
  Huldén 2008, 42–50 и в разных местах. О сыпном (пятнистом) тифе см. также: Vuorinen 2001, 198–201 и (об эпидемии во время Войны-продолжения) Klemola 1948. Подробное комплексное описание заразных заболеваний в доиндустриальной Финляндии см. также: Kallioinen 2009.


[Закрыть]. Сознание затуманивалось. По этому симптому заболевание получило собирательное название сыпной тиф (от греческого слова typhös «дым, жар, туман, помутнение»).

Долгим знойным летом сыпной тиф, как и другие болезни на корабельном флоте, не быт какой-то чрезвычайной проблемой для Томаса фон Раялина. Из-за ранней отправки флота запас провианта закончился еще до начала боевых действий. Раялин грозился вернуться в Карлскруну для пополнения провизии. Будденброк был вынужден отдать ему запасы провианта пехотных частей в Борго.

На небольшом острове Аспё закончилась питьевая вода. Для нескольких тысяч человек имевшихся колодцев было недостаточно. По каким-то причинам проблему с водой не удалось предугадать и заранее устранить. Лекарь советовал покинуть Аспё, но, вероятно, в округе не было другого места для якорной стоянки. Галерный флот экипажмейстера Абрахама Фалкенгрена оказался в такой же ситуации в Куорсало, находившемся недалеко от Фридрихсгама. В этой ситуации Фалкенгрену уже были не нужны его знания о тактике ведения боя на гребных судах, полученные за рубежом[86]86
  О сложностях с провиантом у Раялина см. напр. Buddenbrock Majesteetille [Будденброк Его Величеству] 12.8.1741. Action Buddenbrock, FC1. Общую информацию см.: Kocken 1969, 31; Mickwitz 2005, 102; Шпилевская 1858, 40–41.


[Закрыть].

Раялин «с большим успехом защищал бы сушу, чем делал заметки о происходящем на море», а также «со всей возможной бдительностью противодействовал и противостоял» вражеским военным кораблям[87]87
  Mattila 1983, 61–63.


[Закрыть]. Между тем из Стокгольма всё не было распоряжений относительно диспозиции. Раялин мог самостоятельно всё обдумать и выбрать место где-то у северного побережья Финского залива или среди многочисленных островов. Адмирал не подчинялся генералу. Не было ясности в понимании полномочий. Сотрудничества не складывалось. Раялин полагал, что ему необходимо разрешение секретного комитета, чтобы покинуть остров Аспё. Получение документа растянулось на 6–7 недель из-за разного рода проволочек[88]88
  Lewenhauptin Exceptio [Особое условие по Левенгаупту], 52–53. Action Lewenhaupt; Falkengrenin tuomio [приговор Фалкенгрена] 335–336, FC1.


[Закрыть].

Весьма возможно, что Раялин был «отличным моряком и добропорядочным шведом». Но это его не спасло. Моряки массово стали «тяжело болеть и умирать»[89]89
  Tiburtius 22.8.1741.


[Закрыть].

На момент объявления войны уже было свыше 700 умерших и 2400 заболевших. В августе ситуация еще больше ухудшилась. Корабли были на плаву, но вот на ногах и здоровыми оставалось от силы 40 процентов личного состава[90]90
  Mankeli 1870, 266–297.


[Закрыть].

Конечно, из игры всегда кто-то выбывает, но эти цифры были чертовски высокими и напоминали о великой чуме 1710-х гг. Такого не должно было быть. Бесспорно, сложности с размещением и обеспечением водой сказались на физическом состоянии людей. Повсюду кишели платяные вши. Сам по себе сыпной тиф не мог сорвать мобилизацию. Для инфекционного блицкрига этого было недостаточно.

В Финляндии заболевания-убийцы ждали своего часа. В последний мирный 1740 г. уровень смертности населения вырос на пять процентов[91]91
  Paloposki 1986, 73–77.


[Закрыть]. Из 400 тысяч финнов умерло 20 тысяч, что было в тысячи раз больше, чем в предыдущие годы. Голод был не единственной причиной. Начали распространяться опасные заболевания. (На момент написания книги коронавирус в Финляндии с населением 5,5 миллионов человек унес 5 тысяч жизней за 2,5 года.)

Симптомы кровавой диареи, бушевавшей у берегов острова Аспё и Куорсало, напоминали дизентерию. Можно с уверенностью сказать, что заболевание стремительно распространялось. Масштабы эпидемии трудно установить, исходя только из ежемесячных записей. О названии большинства болезней жители даже не знали. В церковных книгах и военно-морских реестрах «диагностика» фиксировалась не часто.

Как правило, пятнистую, то есть гнойную, жгучую, лихорадку (швед, fläckfeber, rötfeber, brännfeber) называли возвратным тифом или нервной лихорадкой, или брюшным тифом (швед, nervfeber). Даже в мирные времена эти инфекции были самыми частыми причинами смерти жителей Гельсингфорса[92]92
  Maaniitty 2014, 2, 12 и в других местах (демографические данные, начиная с конца 1700-х гг.). В Krigsarkivetin Flottans arkivet, в сборнике Finska rullor, нет четкой информации о причинах смерти моряков в отчете за 1741–1742 гг.


[Закрыть].

В лазареты переоборудовали только часть кораблей. Больных переправляли на сушу. Будденброк заявил Раялину: «Пусть лечатся в Фридрихсгаме и Борго. Надеюсь, поправятся, но Гельсингфорс слишком далек от фронта»[93]93
  Buddenbrock majesteetille [Будденброк Его Величеству] 4.8.1741. Action Buddenbrock, FC1.


[Закрыть]. В отчаянном порыве Раялин просил дозволения уйти на запад. В письме он высказывал беспокойство по поводу мрачных осенних ночей. Не помутился ли у старика рассудок? Морская битва с болезнями разворачивалась «в условиях, где результатом могло стать только поражение подданных короны». Сам Раялин проиграл: он умер на своем флагманском корабле[94]94
  Lewenhauptin tuomio [Приговор Левенгаупту] 333–338. Action Lewenhaupt, FC1. Гибель людей – цитата: Tiburtius 22.8.1741.


[Закрыть].

Возможно, больные дизентерией излечились бы вблизи живительных источников. Никто даже не задумывался, как избавиться от платяных вшей. Вскоре англичане стали прокаливать одежду матросов в хлебной печи. Однако сыпной тиф сохранил свою смертоносную силу даже в войнах XX в.[95]95
  См. научно-популярную статью Arno Forsius [Арно Форсиус] “Pilkkukuumeen historiaa” [ «История сыпного (пятнистого) тифа»].


[Закрыть]

Сокращение численного состава флота было воспринято в Стокгольме и Карлскруне как недоразумение: ай-яй-яй, надо ж было такому случиться в самый ответственный момент. По календарю адово пекло ожидалось в июне-июле. Секретный комитет и Малый генералитет знали обо всем, но не были настолько поражены потерями, чтобы отменить Манифест об объявлении войны[96]96
  Будденброк был прекрасно осведомлен о катастрофе Раялина и написал об этом в Стокгольм. Buddenbrock majesteetille [Будденброк Его Величеству] 4.8.1741, Гельсингфорс, FC1. Вероятно, об этом уже говорилось в предыдущих сообщениях. Для сухопутных войск лето 1741 г. не было катастрофическим. Буске упоминает, что за четыре летних дня во Фридрихсгаме (фин. Хамине) погиб только один солдат. Kirje Haminasta [Письмо из Фридрихсгама] 25.6.1741. Action Buddenbrock, FC1.


[Закрыть].

Согласно планам и здравым соображениям, которые в морской истории так и не возобладали, к тому времени в Бьёрко и на Гогланде шведы уже должны были истреблять и захватывать в плен русских, а также уничтожать лодки мирных жителей. Следующими целями должны были стать русские военные корабли на судоверфях в Кронштадте и в портах Балтики.

Достаточно было потопить десять фрегатов, чтобы изменить соотношение сил в пользу Швеции. В начале осени 1741 г. «шляпы» мечтали именно об этом, но преемник Раялина Пауль Кронхавен[97]97
  После смерти адмирала Раялина 4 сентября флот возглавил шаутбенахт Аарон Шёшерна. 22 сентября он отплыл с частью кораблей в Стокгольм. Оставшийся у Аспё флот возглавил прибывший перед с этим с подкреплением П. Кронхавен. 27 октября он в свою очередь покинул Аспё со всеми кораблями.


[Закрыть] отказался выполнять этот план. Он потребовал от командиров кораблей высказать свою позицию в письменном виде. Все пришли к единому мнению: «В таких условиях поход невозможен».

Эпидемия перекочевала на сушу вместе с больными. Управлять парусами и веслами можно только здоровыми руками. Галеры одолжили их корабельному флоту. На смену могли бы прийти шведские пехотинцы, но адмирал на это не польстился. Неумехи на корабле – это балласт. Адмирал предпочел брать больных матросов. С запада ветер не дул: шведы на восток не собирались[98]98
  Суд над Кронхавеном 13.7.1743, FC2.


[Закрыть].

Повальные болезни, ставшие проклятьем Швеции, были просто даром небес для Петербурга. Деньги на военные нужды текли по морям и весям: от Архангельска до Азова. 14 линейных кораблей в Кронштадте не были ни в судоходном, ни тем более в боевом состоянии. Экипажи находились в разных местах. Отразить сокрушительную атаку шведской эскадры могла только береговая артиллерия. Всё лето 1741 г. российский корабельный флот оставался в портах, галеры стояли на рейде[99]99
  Записки о России 1997, 261–262; Шпилевская 1858, 32–33; Plesterer 1902, 272.


[Закрыть].