Текст книги "Война «шляп». Очерк Русско-шведской войны 1741–1743 гг."

Неважно, было ли это преступлением или несчастным случаем, но русские мгновенно этим воспользовались и с криками «ура!» начали штурм крепости. Картечь разворотила ворота. Оборона на крепостных валах была подавлена. Оставшись без командования, шведы и финны дрались в домах и на руинах, пытались спасти свою жизнь, пробираясь вброд или вплавь в безопасные места. Русские захватили весь полуостров, на котором стояла крепость, где-то в шесть-семь часов пополудни. Конец был быстрым и мучительным. Штыковая атака – дело опасное. В XX в. те, кого пронзал штык, попадали не в лазареты, а сразу в могилу. В Вильманстранде часто убивали из милосердия. Штыком или алебардой в голову, судя по останкам. По словам Ласси, все (!) 200 раненых шведов умерли самое позднее ночью.

В крошечном городке остались деньги и другие ценности беженцев и погибших солдат. Грабеж продолжался недолго. То ли по невнимательности, то ли намеренно русские не сожгли город дотла. Они подорвали чугунные пушки и забрали с собой только одну бронзовую: важнее было иметь лошадей для перевозки раненых[128]128
  Talaskivi 1988, 56–58.


[Закрыть].

Ночью 24 августа первые спасшиеся добрались до лагеря Будденброка. Дозор принял их за врага и открыл по ним огонь[129]129
  Записки о России 1997, 191.


[Закрыть]. Как такое могло случиться? Половина армии Врангеля была «выведена из строя». Будденброк свернул лагеря в Курвиле и Марттила и перевез обозы во Фридрихсгам. Местные жители растащили оставшиеся и никем не охраняемые припасы[130]130
  Kapteeni Carl Ehrensvärdin journaali [Журнал капитана Карла Эренсверда] 23.8.1741. Action Buddenbrock, FC1; Talaskivil988, 46.


[Закрыть].

В докладах о сражении победитель хвастался, что убил почти 4 тысячи, ранил и взял в плен 1650 человек. Таких цифр просто не могло быть, потому что изначально людей было меньше. Потери Швеции можно подсчитать следующим образом: с продовольственного обеспечения было снято 2500 человек, т. е. больше половины[131]131
  Cp.: Lappalainen etc. 1993, 32; Mickwitz 2005, 106–108.


[Закрыть]. Вильманстранд, по сути, стал битвой на уничтожение и самоуничтожение.

Россия одержала убедительную победу, но заплатила высокую цену: погибли генерал-майор, два полковника, двенадцать младших офицеров, а также минимум 515 унтер-офицеров и солдат. Сюда следует включить и смертельно раненных.

Сухие цифры говорили о жарком сражении. В течение четырех часов кровь убитых растекалась на десятки метров. Русские хоронили своих товарищей. Трупы шведских солдат никто не убирал три недели[132]132
  Шпилевская 1858, 57–62, 77–78.


[Закрыть].

Как сказал капитан Дальберг, в бойне спаслись «только те, кто не оросил поле брани своей кровью». К сожалению, в числе павших оказался его младший сын, среди пленных – сам Дальберг со старшим сыном»[133]133
  Dahlberg 2003, 92.


[Закрыть]. Когда пушки умолкли, окрестности огласили бормотание, стоны, вздохи и плач. Обезображенные тела латали фельдшеры, цирюльники и подмастерья. Лечение обычно заключалось в следующем: конечность ампутировали, на культю накладывали мясо и вместо повязки использовали бычий пузырь. В медицинских сундуках хранились ампутационные пилы, расширители ран, щипцы для удаления осколков костей, пулевые и зубные щипцы, сверло для трепанации черепа, шпатель для намазывания пластырей, прижигалы и ланцеты для кровопускания, хирургические ножницы и т. д.[134]134
  О способах лечения. Partanen 2011, 100–102.


[Закрыть]

Дальберг был тяжело ранен в правую руку, пуля попала глубоко в мышцы и застряла в кости. «Одному только Богу известно, как болела рука, замотанная кровавой тряпкой, однако гораздо больнее было потерять двух моих сыновей»[135]135
  Dahlberg 2003, 92.


[Закрыть].

Даже христианину Дальбергу было трудно понять, для чего нужны все эти скитания. «Ограбленный врагом и потерявший все имущество, я бесконечно тосковал по своим двум безмерно любимым сыновьям». Кроме того, Дальберг теперь навряд ли был способен работать и заботиться о благополучии жены и девяти детей.

Рука опухла и посинела до кончиков пальцев. Офицер не был убит из милосердия и, кроме того, он получил медицинскую помощь. Русский санитар снял куртку, разрезал жилетку и хотел было ампутировать руку. Дальберг, знавший русский язык, не позволил этого сделать, а попросил отправить его через штаб к более опытному фельдшеру.

Русский драгун вызвался сопровождать его. Дальберг заметил, что у драгуна есть два трофейных оседланных боевых коня. Третьего он забрал у Дальберга. Они отъехали чуть в сторону. Наверно, русский постеснялся убивать и грабить у всех на виду. Дальберг умолял его по-русски: «Не забывай, что я в плену под твоей защитой. Не марай свою совесть убийством безоружного пленника, находящегося в твоих руках».

Дальберг не полагался на красивые слова и помощь Бога. Его клинок без ножен лежал на земле. Взмахом руки Дальберг скинул с себя одежду. Драгун хотел закинуть ее на седло, неосмотрительно повернувшись спиной. Дальберг схватил левой рукой клинок и пронзил им драгуна, затем еще и еще. Клинок так и остался в теле «собаки». Дальберг «взял ноги в руки и бегом в лес».

Его пугало каждое прикосновение листа и ветки. Однако русским было не до полураздетого беглеца. Дальберг спрятался на болоте в «прохладном дворце из сырых листьев». Он молился Богу стоя на коленях. Неподалеку были слышны гул и стоны. Дальберг ждал ночи. Закаленный воин мог о себе позаботиться. Он обработал рану мочой, промыл ее, как сумел, одной рукой водой из болота.

В сумерках Дальберг искал своих товарищей. Место побоища опустело. Он сориентировался на местности – так или иначе на восток не пошел. Словно «дикий зверь», Дальберг шел только ночью и таился днем. Через девятнадцать дней он забрался на холм, чтобы осмотреться. Крестьянин сообщил, что враг отступил. Ориентируясь на дым, Дальберг направился в лагерь Будденброка.

Обессилевший старик был при смерти. После битвы у него во рту и маковой росинки не было. Ноги онемели, кожа облезла. Фельдшеру не удалось извлечь пулю, зато он вытащил осколки кости и, как смог, наложил повязку. Во время операции Дальберг «достаточно намучился», однако ампутации избежал. То ли моча, то ли божественный промысел спасли его от сепсиса и гангрены.

Молодой артиллерийский офицер Августин Эренсверд ухаживал за пациентом. Дальберг получил ночную рубашку и колпак Эренсверда, а также чистое нижнее белье. Благодетель уступил ему свою кровать, предложил стакан рейнского вина и свежую пшеничную булку. Дальберг не смог ее доесть: он забылся в блаженном сне[136]136
  Dahlberg 2003, 92—103. По некоторым косвенным признакам, благодетелем, возможно, был младший брат Августина, лейтенант (вскоре капитан) Карл Эренсверд.


[Закрыть].

В списках погибших уже было имя чудом спасшегося Дальберга. Будденброк выслушал его подробный рассказ, позже опубликованный в стокгольмских газетах и ставший широко известным.

В качестве военных трофеев России досталось двенадцать знамен. Ласси и Кейту этого было достаточно, чтобы убедить всех в своей победе. Продовольствие закончилось. Ликующая, но изрядно потрепанная армия вернулась в Кананою. Она угнала в неволю сотни финских мирных жителей, принуждая их к работе. На продажу выставлялись жены и дети солдат, которые пытались найти убежище в Вильманстранде.

Для шведских дворян всё сложилось не так уж плохо: из высокопоставленных лиц погиб только шестидесятилетний подполковник ди Риц из Вестгетского полка. Большинство попало в плен: генерал-майор Врангель, полковники Бильдстен, Виллебранд и Грипенгельм, а также подполковники Аминофф, Васаборг и Бранденбург… Военнопленных доставили в Петербург, где на первых порах с ними хорошо обращались. Шведских офицеров расселили по дворянским домам. Васаборг опрометчиво высмеивал русскую армию и двор. Из-за постоянных драк шведов отправили в глубь России. Ласси продолжал относиться по-рыцарски к Врангелю и его адъютанту[137]137
  Записки о России 1997, 182–183.


[Закрыть]. Спустя некоторое время Швеция выдала в Гамбурге вексель на покрытие расходов по содержанию пленных[138]138
  План командования генерала Левенгаупта был представлен королю в октябре 1741 г. Qvarnby, Öfverbefällhafvarens i Finland brevväxling och handlingar [Кварнбю, главнокомандующий в Финляндии, обмен письмами и документами], М1540, RA.


[Закрыть].

Когда 3 сентября 1741 г. Левенгаупт прибыл во Фридрихсгам в качестве главнокомандующего, многие из его подчиненных уже верховодили в царстве мертвых. То ли по забывчивости, то ли по нежеланию Будденброк не отдал приказа о погребении павших. В течение нескольких недель птицы и лесные звери терзали и грызли тела погибших. Даже если бы трупов было меньше, всё равно сотни тысяч фунтов опасных останков представляли невероятную угрозу. Могильщики должны были помочь природе, предавая тела земле, потому что заразные болезни, скрытые в трупном яде, превратили бы территорию в непригодную для жизни[139]139
  Tuomio [Приговор] 278–279. Action Buddenbrock, FC1.


[Закрыть].

«Шляпы» трезвонили о том, что в Вильманстранде полегло 8 тысяч русских. Генералы нашли оправдание провалу. Мол, ой-ой-ой, безвозвратно потеряны лучшие люди и авторитет Швеции. Все поняли, что получили по башке. Шок подорвал боевой настрой. «Развязывание подобных войн всегда чревато последствиями в будущем», – заключил лейтенант Йоган Людвиг Хорд, наслушавшись всякого[140]140
  Комментарии канцлера юстиции 22.12.1742. Action Lewenhaupt, FC1; Шпилевская 1858, 63, 82–84; Hård 1789, 22.


[Закрыть].

В Швеции даже литераторы не восприняли итог событий в Вильманстранде как боевую ничью. Олоф фон Далин написал «Оду на бойню в Вильманстранде дня 23 августа 1741». Бойня, умерщвление – самые меткие слова. Эпиграф, выбранный Далиным, лучше всего описывал ситуацию: Sperat infestis, metuit secundis alteam sortem bene preeparatum pectus [ «Сердце, хорошо подготовленное к невзгодам, в плохие времена надеется, а в хорошие времена опасается перемены судьбы»][141]141
  Строчки из стихотворения Горация на латинском языке приведены в качестве эпиграфа к оде Далина “Ode öfwer slaktningen wid Wilmanstrand”, напечатанной в 1741 г. (В финском издании автор книги использует неопубликованный перевод на финский язык Юхани Сарсила. – Примеч. пер.)


[Закрыть]. В одах Горация это был совет противнику Августа, властолюбивому и беспечному Луцию Лицинию Мурене, который извлек урок только на плахе. «Шляпы», в свою очередь, должны были либо быть лучше готовы к схваткам и битвам – либо придерживаться золотой середины (aurea medocritas) и сохранять мир[142]142
  Из письма латиниста Ю. Сарсила автору в 2021 г.


[Закрыть].

Заморские гости

В Стокгольме Тибурц Тибуртиус, 35-летний пастор Королевской лейб-гвардии, испытывал радость от объявления войны. Тибуртиус был членом партии «шляп», но его приверженность ей подверглась испытанию в связи с затянувшейся отправкой на войну. Некоторые офицеры не стали даже ждать начала военного похода и подали в отставку. Лейб-гвардейцы проводили учения на столичном плацу Беридаребанан, грузили на корабли фургоны и палатки. Менее знатные люди прогуливались по Стокгольму, где проводились молебны и военные смотры. «Колпаки» никуда не делись. Как дурное предзнаменование, «по неаккуратности» в воду упала лошадь. Подполковник Матиас Александр Унгерн фон Штернберг воскликнул: «Тысяча чертей! Они развязали войну против нашей воли, и пусть чему быть, того не миновать».

Лейб-гвардейцы отличались отменным здоровьем, были прекрасно одеты и вооружены. Его Величество попрощался с элитным отрядом и пожелал удачи. Полковник Отто Рейнхольд Врангель обещал по-отцовски заботиться о гвардейцах. По возрасту (род. в 1681 г.) он годился им в деды.

Перевозки по Стокгольмскому архипелагу были приостановлены из-за неурядиц. Лоцман заскучал, сошел на берег, а на ночь ушел спать домой. Адмиралтейство не занималось наймом рулевых. Одна группа кораблей отчалила «на свой страх и риск». Вторая – терпеливо ждала полковника. С борта кораблей раздавались крики: «Снимайтесь с якоря, вдруг подует западный ветер». Транспортная флотилия пересекла Аландское море и прибыла из Паргаса в Корпо. Преобладали встречные ветры. Лавирование среди островов было сложным и вселяло ужас. Не хватало местных лоцманов[143]143
  Tiburtius 13.8.-1.9.1741.


[Закрыть].

Балтийское море не соединяло, а разъединяло, когда речь шла о транспортировке лошадей. Животные никак не могли привыкнуть к морской жизни. Они не переносили качки и большого количества сородичей на очень близком от себя расстоянии. Обычно они умирали в результате удушья от рвоты.

Утром 2 сентября на борт корабля Тибуртиуса поднялся финский ленсман и забил в судовой колокол, сообщая о поражении в битве при Вильманстранде.

Западный ветер усиливался. Песчаные отмели Гангута уходили далеко в море и завершались скалистой грядой. По словам одного лоцмана, ветхая контора таможни стояла на мысу со времен, когда Ревель еще принадлежал Швеции.

Возле мыса маневрировал шведский военный корабль. Он салютовал транспортным судам из своих орудий. Путь вдоль берега был лучшим, но не самым легким. Из Тверминне в Ба-резунд приходилось пробираться между скалами и шхерами, а на мысе Паркалаут ждать следующего лоцмана.

Мобилизованные на войну неожиданно повстречали на пути корабли с беженцами. Бургомистр Фридрихсгама, направляющийся в Евле, рассказал жуткие истории о Вильманстранде.

Во время пополнения запасов питьевой воды участники плавания даже успевали поохотиться. При этом капеллан Тибуртиус в приходе Кюркслет наткнулся «в лесу на старую шахту, в которой ничего не было, кроме вонючего серного колчедана. Хотя, по заверениям местных жителей, тут находился серебряный рудник»[144]144
  Дневник Тибуртиуса, начало сентября 1741 г.


[Закрыть].

Море штормило много дней и ночей. Наконец транспортный флот приблизился к Гельсингфорсу. Утром 14 сентября в «узком и извилистом входном канале» между островами Шиффергольм и Стора Рентан судно задело днищем дно, но не потерпело крушения[145]145
  В дополнение к дневнику Тибуртиуса: Forssell 2015, и Разъяснения Ханну Саловаара в предисловии к собственным переводам (пока не опубликованная рукопись).


[Закрыть].

Гельсингфорс крайне медленно восстанавливался после полного разрушения в 1713 г. Торговля не приносила особой прибыли. С давних времен Гельсингфорс был военным городом. Он служил вратами для военных в Ниеншанц, Ревель, Нарву, Штральзунд и Ригу, в переносном значении – вратами в ад. Гельсингфорс не был укреплен несмотря на статус одного из лучших портов королевства: в нем могло разместиться до 150 судов. Глубина вод, защита от ветра и доступ к открытому морю через узкий архипелаг были заслугой не военной политики, а природы.

Лейб-гвардию удивило то, что по приказу главнокомандующего дополнительные грузовые перевозки шли в обход Гельсингфорса прямо во Фридрихсгам. Губернаторская служба утверждала, что «туда мы тоже должны пойти». Надо подождать. Кое-кто предупреждал, что прибрежный проход в Пеллинге – всего восемь футов в ширину, и он слишком мелок для кораблей с большим грузом. Подполковник Спарре говорил: «Транспортировка морским путем во Фридрихсгам может обернуться потерей кораблей и людей». Официальные власти предложили экипажам лоцмана, который хотя внешне и смахивал на «настоящего головореза», зато, мол, прекрасно знал фарватер в Эстернюланде. Но гвардия не хотела лишний раз подвергать себя опасности. Спасением стал новый приказ Левенгаупта: добираться во Фридрихсгам по суше.

Разгрузка вещей, снаряжения и выгрузка лошадей заняли много времени. Размещение на берегу тоже оказалось проблематичным. В нескольких сотнях деревянных и торфяных хижин ютилось не более двух тысяч жителей Гельсингфорса. Да и их хозяева «были не слишком приветливыми».

Офицерам и капеллану с огромным трудом удалось попасть к купцу Тельеквисту. Ночлег стоил два талера, «однако хозяин угостил их больше ругательствами, чем едой; в грубых выражениях он высказал особенное недовольство королем и государственными чинами, объявившими войну».

Открытое для всеобщего доступа здание, губернаторский дом, превратилось в центр приема военных. На островах размещались склады, которые, по-видимому, содержались в хорошем состоянии. Военные части, в том числе конница из Смоланда, сошли на сушу.

Никого не интересовала реконструкция земляных валов, но зато обратили внимание на то, что здесь строилось два необычных прама. «Это были большие грузные суда, снаружи окруженные пустыми ящиками, которые поддерживали их на плаву, так что прамы, как бы в них ни стреляли, не могли потонуть. Корма и нос были так высоки, что походили на башенки; на них находилось много небольших орудий. Прамы были обшиты медью и железом, так что бомбы не могли причинять им большого вреда. К середине они были значительно выше и вооружены с каждой стороны 10—12-фунтовыми чугунными пушками. Посреди судна находилась большая 40-фунтовая мортира, снаряды которой весили под 80 фунтов. Прамы эти совершенно не годились для плавания, перемещались с трудом; но, находясь в проливе, могли нанести значительный вред неприятелю, и не дать его флоту войти в Гельсингфорс. Прамы могли запросто служить крепостью»[146]146
  Дневник Тибуртиуса, сентябрь 1741 г.


[Закрыть]. Новые сооружения были проектом капитана форта Пауля Болля. К сожалению, Левенгаупт сократил финансирование и разрешил достроить только эти прамы. Лафеты и десятки стволов добавляли, возможно, слишком много тяжелой работы перегруженным кузнецам и мастерским[147]147
  Jonas Carlstedt kenraali Lewenhauptille [Йонас Карлштедт генералу Левенгаупту] 6.9.1741 Окружное управление Хельсинки. Öfverbefällhafvarens i Finland brevväxling och handlingar [Переписка и документы главнокомандующего в Финляндии] RA.


[Закрыть].

Гвардия покидала Гельсингфорс под проливными осенними дождями. Во время первого привала офицеры сушились в харчевне у огня печи. Офицерские денщики закупили немного сена в пасторском доме напротив харчевни. Несмотря на обещания подполковника выплатить компенсации за принудительные изъятия, местные жители не получили того, что хотели. Народ пришел в ярость.

«Мы скорее поможем русским, чем вам, шведам», – услышал Тибуртиус. Он был из рода рудокопов и торговцев, уроженец Фалуна в Даларна. В детстве он был свидетелем коронации Ульрики Элеоноры, а в юности, во время учебы в Уппсале, написал научную работу о Кальмарской унии. Будучи военным капелланом, Тибуртиус узнал от офицеров, что Карл XII, возможно, был застрелен наемным убийцей. Политическое пробуждение местных жителей не вызвало у Тибуртиуса симпатии к Финляндии. Ему не нравились финны, с которыми теперь он столкнулся лицом к лицу. Тибуртиус возражал им: «Не может быть, чтобы вы серьезно утверждали это, потому что ранее, в петровскую войну, находившиеся здесь русские жгли, умерщвляли и страшно безобразничали, чего шведы, как ваши братья, не могут и не желают делать». Собеседники, вероятно, шведоязычные жители Гельсингфорса, с горечью отвечали: «В том виноваты были шведские партизаны, а сами же русские – хороший народ».

Вечером для офицеров были организованы квартиры в Сиббу. Рядовые приютились, где смогли. На время расквартирования крестьяне ушли, угнав лошадей. Остались только телеги. Где брать новых возчиков, было не понятно. Причиной протеста стало избиение кавалеристами из Эстергёталанда местных коронных служащих. Тибуртиус коротал время, знакомясь с краем, который был «весьма плодородным и живописным». В итоге жители Сиббу рассказали, где в лесу спрятали лошадей. Впрочем, едва ли такое признание было добровольным.

Поход продолжился до Борго. Это был довольно красивый город. Тибуртиус отмечал: «Больше всего нам понравилось то, что в нем мы встретили в целом хороших людей и добропорядочных шведов». Однако вновь возникла проблема с лошадьми. Квартирмейстер лейб-гвардии забрал их силой, не обращая внимания на ругань ленсмана.

Поселение Перно тоже было весьма привлекательным. Офицеры и военный капеллан осмотрели окрестности и опробовали новые мушкеты, которые было удобно нести при ходьбе[148]148
  Дневник Тибуртиуса, начиная с осени 1741 г. О шведском этапе жизни Тибуртиуса и предыстории см. биографию Далквиста.


[Закрыть].

С востока хорошие новости не приходили. В конце сентября произошла стычка из-за нехватки кормов. На прибрежных намывных полях и в заросших камышом бухтах хорошо росла трава, но косцы сена были беспечными. Капитан Брандт отправился в поход к пограничной реке Вилайоки в Сяккиярви, взяв с собой более 200 солдат. Левенгаупт рекомендовал Брандту уклоняться от столкновений. Однако этого избежать не удалось. Поговаривали о том, что слуга фенрика Фриденрайха из лейб-гвардейской роты Эстерботнийского полка дезертировал и всех предал. Возможно, русские сами устроили засаду и окружили врага. По их подсчетам, было убито около ста человек и взято в плен несколько офицеров и десятки солдат. Остальным удалось спастись в чаще леса и скрыться на галерах. Войну за скот Россия выиграла, угнав коров и овец[149]149
  Lewenhauptin Duplique 140–142 [Копия Левенгаупта 140–142]. Согласно этому шведскому источнику, практически все солдаты Брандта были повалены на землю (nederhuggit) и захвачены в плен, см.: Шпилевская 1858, 86–87. Без сомнения, число погибших, о которых сообщают русские, преувеличено.


[Закрыть].

Лейб-гвардия двигалась по Большой береговой дороге, известной как Королевская дорога (по которой коронованные особы не путешествовали уже полтораста лет). Другим ее названием, точнее отражающим ее суть, было Большая армейская дорога. Военные действия оправдывали ее существование. О масштабности Дороги свидетельствовали сотни мостов. Их содержание бременем ложилось на общины, уезды и провинции. Деревянные конструкции мостов приходили в негодность, а в Финляндии не было ни одного полностью каменного моста. Даже в каменных кирхах городков Пемар, Халикко, Кюмин, Сутела, Пюттис, иногда поверх каменных надгробий, хранили сотни бруса[150]150
  Salminen 1993, 97—109; Gardberg – Dahl 1999, 7–8 и в других местах.


[Закрыть].

При хорошей погоде дневные марши удлинялись до нескольких миль. Гвардия прошла мимо красивого каменного поместья в Сарвилахти и прибыла к устью реки Кюмень. Тибуртиус восхитился гремящим с обрыва водопадом Коркеакоски, который был величественнее, чем что-либо в Тролльхеттане. Последние новшества промышленности в доиндустриальной Финляндии были следующими: на двух мельницах находилось восемь пар жерновов и четыре толчеи, с помощью которых мололи овес в гигантских чашах. В двухлинейной пиле было десять лезвий, механизм тянул бревна без участия человеческих рук.

Осенний марш завершился во Фридрихсгаме. Но там гостей не ждали. Первое место для лагеря выбрал с поистине отеческой заботой полковник Отто Рейнхольд Врангель, а может, и кто-то другой. Это была заболоченная лощина, продолговатая, зажатая между засекой и палисадом. Флот умудрился оставить и тут свою визитную карточку. Даже морской ветер не спасал от «отвратительного смрада плохо зарытых тел: здесь валялась нога, там из земли высовывалась рука и т. д.» Расположение лагеря было выбрано из соображений безопасности и близости к складам. Тибуртиус подозревал, что командиры сэкономили на выплате пошлин[151]151
  Tiburtiuksen päiväkirja syys-lokakuussa 1741 [Дневник Тибуртиуса Сентябрь-октябрь 1741]; Nordenstreng – Halila 1974, 265–266.


[Закрыть].

Начальник форта оказался неподкупным. Комендант Фридрихсгама, 77-летний генерал-майор Жан-Луи Буске, в молодости сбежал из Франции от преследований гугенотов и с тех пор гонялся за славой по полям сражений. Отслужив в армиях Англии, Голландии и Саксонии, побывав в плену, он около 1706 г. встал под знамена Швеции. Буске посетил Карла XII в Бендерах и сопровождал его при возвращении на родину, проехав верхом через всю Европу. Будучи верным каролинером, Буске продолжал нести свою службу. Тибуртиус и другие современники отзывались о нем с уважением.

В свое время по крепостным валам Фридрихсгама прогуливался 31-летний капитан-механик Августин Эренсверд. Это был представитель знатной военной семьи из Вестманландского лена, с молодых лет строивший военную карьеру. Его математические способности были востребованы в артиллерийском деле. Король Швеции оказал Эренсверду поддержку в учебе в Уппсальском университете. Профессора из Эренсверда так и не получилось, но зато он стал многопрофильным военным специалистом. Он путешествовал по Дании, Германии, Франции, Нидерландам и Англии, изучал живопись, гравюры, механику, оружейные заводы, фортификационные сооружения и литье пушек. Перед войной Эренсверд организовал первую в Швеции артиллерийскую кадетскую школу и изучал пиротехнику и изготовление мортир[152]152
  Краткая биография Сампо Хонканена в Дневниках Эренсверда и Nikula – Lounatvuori – Rosén, в разных местах.


[Закрыть].

Сразу по прибытии во Фридрихсгам Эренсверд потребовал выплатить долги по жалованью унтер-офицерам и кадетам, сократил количество лошадей и обслуживающего персонала[153]153
  А. Ehrenswerd sotakollegiolle 21.8.1741 ja 13.10.1741 Myllykylässä. [А. Эренсверд военной коллегии 21.8.1741 и 13.10.1741 в Мюллюкюля)] Öfverbefällhafvarens i Finland brevväxling och handlingar, M1575, RA.


[Закрыть]. Эренсверд не был доволен своим местом службы. В работе коллег он заметил «отсутствие навыков, умений и наличие злобы и безразличия», позднее вспоминал Эренсверд в своем путевом дневнике[154]154
  Ehrensvärd 6.8.1747.


[Закрыть].

Даже священник признавал крепость «самым негодным укреплением». На нее были потрачены бочки золота из Франции. Низинная местность была окружена холмами. Враг смог бы пройти расстояние в 200 шагов незамеченным и обстрелять все улицы. Внешние укрепления, равно как и подъемные мосты отсутствовали. Даже речи не было об заграждениях-рогатках типа «испанский всадник». Ворота были дощатыми. «Песчаные насыпи» валов обваливались под дождем. Во рвах глубиной всего пять футов не было воды. Площадь крепости была настолько большой, что требовала 10 тысяч защитников. Посреди города находился деревянный цейхгауз с позолоченной буквой F и королевской короной на крыше. Это великолепие служило мишенью для первого пушечного ядра. Пороховые погреба находились вдоль валов и были в полуразрушенном состоянии.

Нужно еще свидетельства? Хорошей воды тоже не хватало, ибо вода всех окружающих Фридрихсгам колодцев содержала в себе серные и известковые части. Все дома были заняты больными матросами…

Левенгаупт хотел укрепить сооружения, однако это вызвало недовольство. Полковники понимали, что такая нагрузка только ослабит измученные голодом полки. Разрушение началось не с обветшавших построек, а с «безалаберного хозяйствования». С русской стороны приезжали крестьяне, чтобы продать шведской армии скот, который все равно пропал бы из-за грабежей и конфискаций. Во Фридрихсгаме мяса с осеннего забоя хватало только для офицеров. Солдаты ели горох и салаку.

Среди друзей Тибуртиуса первым умер лейтенант Каменшельд, «добросердечный, честный и понимающий человек, который не побоялся пойти на службу государству и отдать за него свою жизнь». Уберечь себя он не смог, его погубила болезнь. На похороны в церковь Фридрихсгама пришло много скорбящих людей, чтобы воздать Каменшельду последние почести[155]155
  Tiburtius 29.9.1741.


[Закрыть].

Шведы, которые позже всех прибыли во Фридрихсгам, остались без жилья. В октябре дожди сменились небольшими морозами. Всё труднее становилось копать ямы. Сухая почва на участке под лагерь еще поддавалась рытью, а болотистая в лощине – нет. «Землянки, в которых укрывались шведы, были так сыры, что платье плесневело на теле».

Работа заключалась в переноске провизии, боеприпасов, пушек и больных. Лазарет был развернут у пастора в Векелаксе и в доме капеллана. Пока в крепости находились шведы, там соблюдались чистота и порядок. С приходом Тавастгусского полка за два дня заборы были разобраны на дрова, полы в помещениях содраны, двери, окна и металлические листы сорваны. Причиной конфликтов стали языковые проблемы. «Во всем винили шведов и ругались в поисках виновника войны», – писал Тибуртиус[156]156
  ³³⁸ Tiburtius 22.10.1741.


[Закрыть].

Военная экономика приходила в страну в форме указов: «Зерно ржи и ячменя, необмолоченное и обмолоченное, горох, говядина, свинина, вяленое и соленое мясо на время запрещены для вывоза из Финляндии, кроме Эстерботтена; однако пшеница, соленая баранина, мелкий скот и другие пищевые продукты, кои здесь не перечислены, под это запрещение не попадают». Были сделаны другие уступки «в пропитании и поддержании наших войск» для того, чтобы сохранить «жизнь верноподданных, живущих в Финляндии»[157]157
  Asetus 20.8.1741. [Декрет от 20.8.1741] Asetustekstejä 1700-luvulta [Тексты декретов 1700-х гг.], Kaino, Kotimaisten kielten keskus.


[Закрыть].

Сухопутные и морские силы по-разному понимали цели и значение войны. Перевозки из Швеции продолжались до самого закрытия сезона парусного плавания, вплоть до страшных юго-западных штормов. В порт Гельсингфорса прибыло много королевских грузовых судов. Во Фридрихсгаме последние осенние мероприятия включали разгрузку дополнительных орудий, швартовку транспортных судов и галер у причалов. «Таким образом, проект адмиралтейства заключался в решении, которое, конечно же, обошлось государству в невероятную сумму денег и потребовало огромное количество людей». Опасения командира Фалкенгрена оправдались. Баржи и галеры не успели добраться до Гельсингфорса, единственного приемлемого порта. Слишком много экипажей зимовало на своих судах во Фридрихсгаме и в устье реки Кюмень. Больным не хватало даже соломы, они лежали в грязи и посреди тряпья. Рискованные действия конца осени 1741 г. привели к проблемам в следующем судоходном сезоне[158]158
  Neuvottelu 13.10.1741 [Переговоры 13.10.1741]. Krigs-conseiller, FC1; Tiburtius 11.—14.11.1741 (цитата: Таким образом…); Hornborg 1950, 170–171; Mickwitz 2005, 109–110.


[Закрыть].

Дурная пища – это вина полковника, верховного военного комиссара Фабиана Вреде. Его брат Хенрик ранее предупреждал о финских тухлых яйцах. Лагерь во Фридрихсгаме превратился в скопище из палаток, хижин и земляных ям. Правила размещения не соблюдались. Приближалась зима.

Насколько плохой была подготовка и с чем ее можно сравнить? Молодые, дерзкие и полные энтузиазма армии обычно не начинают войны. Всегда что-то беспокоит, болит, ноет, это нормально. Осенью 1741 г. шведский список недоделок находился на исторически среднем уровне, только настроение было беспрецедентно пониженным. Противники войны засылали своих представителей в военные формирования[159]159
  Tiburtius 18.-20.11.1741.


[Закрыть].

Если Финляндия была вполне собранна, чтобы оказать сопротивление русскому наступлению, то она была совершенно не готова к последствиям злополучного вторжения Швеции.

Между этническими группами были напряженные отношения. Дай мне еду, дай мне лошадь, дай мне комнату. Имелись записки с готовыми фразами, и фенрики и лейтенанты знали военный финский. Языковой вопрос редко препятствовал борьбе между культурами, но, возможно, приносил какую-то прибыль Финляндии. Простой народ не мог даже произнести имен военачальников… Липенхау, Путтенпруу и как там их еще зовут. 20-летний сын главнокомандующего, старший адъютант, граф Карл Эмиль Левенгаупт-младший, заинтересовался финским языком. Он пригласил в качестве учителя самого выдающегося финна, епископа Даниэля Юслениуса, который ответил: «Ваше графское сиятельство, перед Вашим заслуживающим всяческого уважения посланием я испытываю восхищение по двум причинам: во-первых, что Вы, Ваше превосходительство, вспомнили обо мне, бедном финне; во-вторых, что столь высокий господин из Швеции оказал милость этой бедной и униженной стране и проявил интерес к ее языку. Ваше графское сиятельство, я бесконечно удивляюсь тому, что Вы за столь короткое время пребывания в Финляндии ознакомились с нашим трудным языком»[160]160
  Письмо Даниэля Юслениуса в Борго 13.11.1741. Опубликовал Rapola 1979.


[Закрыть].

Юслениус – хроникер ужасов «Великого лихолетья» – в глубине души, возможно, мыслил более дерзко. Некоторое время назад во время епископской проверки он жестко осудил суеверия, распущенность и необразованность жителей Саволакса и предсказал, что тех, кого дьявол ослепил и ввел в заблуждение, ожидает «праведное возмездие и лютый гнев Божий»[161]161
  Immonen 2017, 405.


[Закрыть].

Год и место рождения офицеров

Старая гвардия времен финской кампании

К.Э. фон Левенгаупт (С.Е. von Lewenhaupt), 1691, Стокгольм.

ГМ. Будденброк (Н.М. Buddenbrock), 1685, Лифляндия, командир Нериско-Вермландского полка, генерал-лейтенант, заместитель главнокомандующего.

К.Х. Врангель (С.Н. Wrangel), 1681, Эстляндия, генерал-майор и командир первой колонны.

Ж.Л. Буске (J.L. Bousquet), 1664, Сент-Ипполит, Франция, генерал-майор, комендант Фридрихсгама.

Й.Ф. Дидрон (J.F. Didron), 1686, Бремен, генерал-майор, командир Вестгетского кавалерийского полка и других частей.

* * *

полковники, подполковники, основные командиры

К.Й. Сильфверспарре (C.J. Silfversparre), 1681, Йёнчёпинг (командовал Гельсингландским полком 1741–1742 гг.)

О.Р. Врангель (O.R. Wrangel), 1681, Хюуру, Эстляндия (лейб-гвардия).

К.О. Лагеркранц (С.О. Lagercrantz), 1683, Арстад, Халланд (Бьёрнеборгский полк).

К.М. де ла Валль (С.М. de la Wall), 1680, Фоксерн, Вестергёталанд (Упландский полк).

Г.Р. Пальмструк (G.R. Palmstruck), 1686, Лифляндия (Вестгетский полк).

О.К. фон дер Пален (О.С. von der Pahlen), 1680, Ревель (Вестманландский полк).

А.Й. Грипенгельм (АЛ. Gripenhielm), 1686, Сёрби, Эстергёталанд (Далекарлийский полк).

Х.Й. фон Эссен (H.J. von Essen), 1671, Пернов (Сёдерманландский полк).

К. Фрайденфельт (С. Freidenfelt), 1689, Лаукаа, Ингрия (Смоландский кавалерийский полк).

К.Й. Врангель (C.J. Wrangel), 1687, Ревель (Эстгетский кавалерийский полк).

К.А. Синклер (С.А. Sinclair), 1674, Гётеборг (Эстгетский полк).

* * *

Й.Г фон Ганшоу (J.G. von Ganchou), 1674, Калуннборг, Зеландия (Эстерботнийский полк).

Й.В. Лоде (J.W. Lode), 1673, Лифляндия (Бьёрнеборгский полк). Х.Й. фон Кнорринг (H.J. von Knorring), 1683, Ингрия (Бьёрнеборгский полк).