Текст книги "Ночные грехи"

Тэми Хоуг
Ночные грехи

И много Безумия в драме ужасной,

И Грех в ней завязка, и Счастья в ней нет…

Эдгар Аллан По «Червь-победитель»[1]1
  Пер. К. Бальмонта.


[Закрыть]

Андреа – за то, что открыла двери. Ните – за то, что толкнула в них. Я так обязана вам обеим.

Ирвину – за вашу поддержку и вашу гениальность.

Бет – за прекрасную работу, и Кейт Микиэк за более чем высокое чувство долга.

И Дэну, который достаточно терпелив и понимает достаточно, чтобы вынести мой характер – истинный и придуманный – и мой артистический темперамент, который слишком реален. Ты – моя опора, моя поддержка и тот, кто воодушевляет меня, помогая достигнуть звезд. Я люблю тебя.

Copyright © 1995 by Tami Hoag

© Рагозина И.А., перевод на русский язык, 2012

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013

Благодарности

Моя искренняя благодарность вам, специальный агент Дон Петерсон из Миннесотского бюро криминальных расследований, за то, что вы так любезно нашли время в своем плотном расписании, чтобы ответить на мои бесконечные вопросы и дать мне массу полезной информации. Ваша щедрость в предоставлении для использования мною ваших знаний и опыта мною высоко оценена. Я следовала информации настолько близко, насколько позволял мой жанр художественной литературы, и надеюсь, что никаких драматических действий против меня предпринято не будет. (И для тех, кто неизбежно спросит, нет, Дон не был прообразом для Брюса Де Пальма. Дон гораздо очаровательнее и не имеет вообще никакого сходства с Ричардом Никсоном.)

Особая благодарность Эми Мюельбауэр за работу в качестве научного сотрудника и Элизабет Игл за обмен опытом и знаниями о мигрени и лекарствах. Также доктору Карену Бьорнигаарду за ответы на вопросы, которые, возможно, были самыми странными вопросами, когда-либо задаваемыми Вам о Вашей профессии.

Трише Йирвуд и Джуду Джонстоуну – Ваши слова и музыка заставили меня увидеть, что было пропущено. Вы прикоснулись к самым нежным сердечным тайнам просто и красиво. Преклоняюсь.

И последняя, но, конечно же, не менее теплая, благодарность моей сестре в преступлении, собутыльнице, экстраординарной певице в пабе, печально известной диве Эйлин Дрейер, за обучение меня малопонятному жаргону и всяким штучкам и за совместное их использование. Пусть все Ваши чеки с гонораром имеют много нулей.

Пролог

Дневник. 27 августа 1968 года

Сегодня они нашли тело. Не так скоро, как мы ожидали. Очевидно, мы выдали им слишком высокий кредит. Полицейские не так сообразительны, как мы. Ни один из них.

Мы стояли на тротуаре и смотрели. Вот жалкая сцена! Взрослых мужчин до слез тошнило в кусты. Они кружили по парку, в том его углу, вытаптывая траву и ломая ветки. И ничего! Ни грома среди ясного неба, ни намеков на тех, кто это сделал и зачем. Рики Мейерс лежал там мертвый, руки широко раскинуты, кроссовки слетели с ног.

Мы стояли на тротуаре, когда, сияя мигалкой, приехала «Скорая». Следом подкатили полицейские машины и машины горожан. Мы стояли в толпе, но никто не видел нас, никто не смотрел на нас. Они все не считали нужным нас замечать, мы для них мелочь. А на самом деле мы выше их, но как бы вне их и невидимы для них.

Они слепы, глупы и доверчивы. Они никогда бы не додумались посмотреть на нас.

Нам двенадцать лет.

Глава 1

12 января 1994

День 1-й

17.26

– 5 °C

Джош Кирквуд и два его лучших друга вылетели из раздевалки в холодный темный вечер, вопя во всю мощь мальчишеских легких. Дыхание вырывалось клубящимися облаками пара. Они бросились с крыльца, прыгая со ступеньки на ступеньку, как горные козлята, пока не зарылись по пояс в глубокий снег на склоне холма. Хоккейные клюшки скользнули вниз, спортивные сумки полетели следом. И только потом, визжа и хохоча, скатились, точно шары в лыжных куртках дикого цвета и ярких, похожих на чулки, шапочках, три друга – Трес Амигос.

Трес Амигос – именно так называл их отец Брайана.

Семья Брайана переехала в Оленье Озеро, штат Миннесота, из Денвера в Колорадо, и его отец все еще оставался большим фанатом денверских «Бронкос». Он говорил, «Бронкос» раньше многие называли «Тройкой амигос», и тогда они были действительно хороши. Джош болел за «Викингов». По его мнению, любая другая команда – просто сборище слабаков, кроме, возможно, «Рейдеров», потому что их форма была крутой[2]2
  «Денвер Бронкос», «Миннесота Вайкингс», «Окленд Рейдерс» – профессиональные клубы Национальной футбольной лиги США (американский футбол).


[Закрыть]. Ему не нравились «Бронкос», но прозвище Трес Амигос ему понравилось.

«Мы – Трес Амигос!» – завопил Мэтт, когда они зарылись в куче снега у подножия холма. Он откинул назад голову и завыл, как волк. Брайан и Джош тут же подтянули, и их вой оказался настолько пронзительным, что у Джоша зазвенело в ушах.

Брайана захватил не поддающийся контролю припадок хохота. Мэтт шлепнулся на спину и стал делать снежного ангела, описывая руками и ногами широкие дуги. Казалось, он пытается выплыть обратно на вершину холма. Джош прижался к его ногам и задрожал, как собака, когда из здания ледовой арены вышел тренер Олсен.

Тренер был старый – по крайней мере, лет сорока пяти, почти лысый толстячок, впрочем, он был хорошим тренером. Он часто вопил, но часто и смеялся. Он сказал им, еще в начале хоккейного сезона, что, если станет слишком раздражаться, они должны напомнить ему: им только по восемь лет. Команда выбрала Джоша для такого дела. Он уже был одним из помощников капитана, и эта ответственность пришлась ему по душе, хотя он бы не признался в этом. «Никто не любит хвастунов, – сказала мама. – Если ты сделал свою работу хорошо, нет никакой причины хвастаться. Хорошая работа говорит сама за себя».

Тренер Олсен спускался по ступенькам, на ходу расправляя наушники охотничьей кепки. Кончик носа покраснел на морозе. Пар от дыхания, вырываясь изо рта, словно дым из трубы, окутывал его голову.

– Эй, парни! Вас отвезут домой?

Они ответили хором, стараясь перекричать друг друга, чтобы выделиться перед тренером. Выглядело слегка глупо, и тренер рассмеялся и даже поднял вверх руки в перчатках, как бы сдаваясь:

– Хорошо, хорошо! Будет холодно ждать – каток открыт. Оли внутри, если надо позвонить.

Затем тренер ввалился в автомобиль своей подруги, как делал каждую среду, и они покатили обедать в «Бабушкин чердачок» в центре. По средам там готовили и вечером подавали знаменитый «бабушкин» мясной рулет. «Можешь съесть столько, сколько сможешь», – написано в меню. Джош полагал, что тренер Олсен мог бы съесть очень много.

Автомобили урчали и рычали на круглой парковочной площадке перед Ареной имени Горди Кнутсона, настоящий парад минивэнов и универсалов. Хлопали двери, грохотали выхлопные трубы. Дети, воспитанники различных команд Младшей лиги, зашвыривали свои клюшки и амуницию в багажники или люки и забирались в машины к своим мамам или папам, без умолку треща со скоростью сто слов в минуту об играх и тренировках, которые они только что отработали. Мама Мэтта подъехала на их новом «Транспорте», клинообразной машине, которая Джошу напоминала что-то из «Звездного пути». Мэтт сгреб свои вещи в охапку и через тротуар рванул к машине, на ходу бросив друзьям через плечо: «Пока!»

Его мать, в такой же, как у сына, ярко-красной шерстяной шапочке, опустила стекло на пассажирском окне:

– Джош, Брайан! Парни, кто за вами заедет?

– За мной – мама, – ответил Джош, внезапно почувствовав страстное желание увидеть ее. Пусть она захватит его по пути из больницы домой, и они заедут в пиццерию «Пизанская башня» поужинать. Она захотела бы услышать все о его тренировке. На самом деле захотела бы. Не как папа. В последнее время папа просто притворяется, что слушает. Иногда он даже рычит на Джоша, чтобы тот замолчал. Потом он, правда, всегда просит прощения, но осадок остается надолго.

– А за мной сестра, – откликнулся Брайан, – моя сестра, Бет…

«Бет – дура», – добавил он шепотом, когда миссис Коннор уехала.

– И ты – дурак! – неожиданно закричал Джош, толкнув его.

Брайан принял вызов и, заливаясь смехом, демонстрируя при этом три зияющие дырки на месте выпавших зубов, ответил другу тем же.

– Дурак!

– Вонючка!

– Урод!

Брайан зачерпнул полную варежку снега и швырнул в лицо Джоша, потом, увернувшись, скатился с лестницы и, промчавшись по заснеженному тротуару к кирпичному зданию, скрылся за углом. Джош издал воинственный клич и бросился вдогонку. Игра «Атака» настолько захватила ребят, что остальной мир мгновенно перестал для них существовать.

…Один мальчик охотится за другим и должен незаметно подкрасться к нему как можно ближе, чтобы запустить снежок в лицо, в спину, а лучше – засунуть снег за шиворот. После успешной атаки игроки меняются ролями, и охотник становится добычей. Однако, если охотник не смог найти добычу до счета «сто», преследуемый зарабатывает очко… Джош обладал талантом прятаться. Для своего возраста он был маленьким, но достаточно сообразительным, и такая комбинация отлично служила ему в играх, подобных «Атаке». Он угодил снежком в затылок Брайана, развернулся и побежал. Прежде чем Брайан вытряхнул снег из-под воротника куртки, Джош надежно спрятался за кондиционерами, которые прилепились к стене здания. На зимние месяцы корпуса кондиционеров покрыли брезентом, который хорошо защищал их от непогоды. Кондиционеры располагались вдоль стены здания, выходящей во двор, поэтому свет уличных фонарей почти не проникал туда. Из своего укрытия Джош наблюдал, как Брайан со снежком на изготовку осторожно обошел мусорный контейнер, внезапно напал на какую-то тень, но, осознав ошибку, ретировался. Джош одобрительно хмыкнул. Да, несомненно, он нашел лучшее укрытие за все время игр. Он облизнул кончик указательного пальца в перчатке и нарисовал в воздухе честно заработанное очко.

Внимание Брайана привлекли кусты, буйно разросшиеся вокруг автостоянки. Образовав живую изгородь, они разделили территорию катка и выставочного комплекса. Высунув язык от напряжения, чувствуя разбегающиеся по телу мурашки, Брайан подкрался к кустарнику. Он очень надеялся, что Джош не рискнул нарушить естественную границу. Экспоцентр был самым жутким в мире местом в это время года, когда во всех старых зданиях было темно и пусто, и только ветер, завывая, кружил вокруг безмолвных строений.

За спиной раздался рев автомобильного клаксона. От неожиданности сердце в груди бешено заколотилось. Брайан повернулся и… застонал от разочарования. Машина сестры, ее «Кролик», медленно въезжала на парковочный круг.

– Давай побыстрей, Брайан! Сегодня вечером у меня практика театрализованного представления!

– Но…

– Никаких «но», животное, – огрызнулась Бет.

Ветер трепал ее длинные светлые волосы, прядь била по лицу. Голой, побелевшей от холода рукой она поймала ее и закрепила за ухом.

– Ну давай! Засовывай свою маленькую задницу в машину!

Брайан вздохнул, бросил на землю снежок и уныло побрел к сумке и хоккейной клюшке. Сучка Бет выжала полный газ на нейтралке, затем включила передачу и, сделав вид, что не собирается ждать, тронулась. Да, она могла бы просто оставить его. Она это сделала однажды, и тогда они оба получили, но Брайану досталось больше, потому что Бет, обвинив его в том, что именно из-за него она так вляпалась, еще четыре дня изводила Брайана, как могла.

Мгновенно забыв об игре и остающемся амиго, он схватил свои вещи и рванул за автомобилем, уже на бегу обдумывая способы заставить сестру почувствовать себя такой же соплячкой.

… Прячась за кондиционерами, Джош слышал голос Бет. Он слышал, как захлопнулись двери машины и как взревел на парковке «Кролик». Это уже не игра…

Он выполз из укрытия и вернулся на улицу. Парковка опустела, если не брать в расчет старый ржавый фургон «Шеви», принадлежавший Оли. Следующая тренировка начнется только через час. Подъездная дорога пустынна. Снег на асфальте, укатанный бесчисленными шинами, такой же твердый и блестящий, как молочно-белый мрамор, мерцал в свете уличных фонарей. Джош стянул перчатку с левой руки и потянул вверх рукав лыжной куртки, чтобы посмотреть на часы, которые подарил ему на Рождество дядя Тим. Большие, черные, с множеством циферблатов и кнопок, они походили на что-то, что мог бы носить аквалангист или даже командос. Иногда Джош представлял себя командос на спецзадании, ожидающим встречи с самым опасным шпионом в мире.

Цифры на циферблате светились в темноте зеленым: 5.45.

Джош посмотрел вниз по улице, ожидая увидеть фары минивэна с мамой за рулем. Но улица оставалась темной и пустынной. Только из окон домов вдоль дороги лился тусклый свет. Внутри домов люди ужинали, смотрели новости и говорили о прожитом дне. Только гулкое жужжание уличных фонарей раздавалось снаружи да завывание холодного ветра в сухих голых ветвях умерших на зиму деревьев. Небо пугало чернотой.

Он был совсем один.

17.17

– 5 °C

Она почти ускользнула. Накинув пальто, с сумкой через плечо, с зажатыми в руке перчатками и ключами от машины, она спешно спускалась в холл к западной боковой двери больницы, глядя прямо перед собой, убеждая себя, что, если сейчас она не попадется никому на глаза, ее не поймают, она будет невидима, она удерет…

…Я совсем как Джош. Именно такая игра ему нравится: что, если бы мы могли превратиться в невидимку?..

Улыбка скользнула по губам Ханны. Джош и Воображение Джоша! Вчера вечером она застала сына в комнате Лили, когда он рассказывал сестре захватывающую историю о Зике Кротком и Супер Пупере, героях, которых Ханна выдумала для Джоша, когда он был совсем маленьким. Он продолжил традицию и теперь с большим энтузиазмом рассказывал сказку сидящей в кроватке сестре, Лили сосала большой палец, ее голубые глаза широко распахнулись от удивления, она жадно ловила каждое слово брата.

У меня великолепные дети. Двое, для поддержки, опоры. Я возьму все, что можно получить…

Улыбка слетела с лица, и желудок болезненно напрягся. Она с трудом проморгалась, и тут до нее дошло, что она стоит в конце холла в наброшенном на плечи пальто. Рэнд Беккер, руководитель отдела технического обслуживания, проталкивался через дверь, впуская клубы свежего морозного воздуха. Дородный мужчина с окладистой рыжей бородой. Рэнд стянул с головы огненно-оранжевую охотничью кепку и встряхнулся, как большой мокрый вол, как будто он так желал избавиться от холода.

– Привет, доктор Гаррисон. Достойная ночка…

– Разве? – Она улыбнулась автоматически, безучастно, как будто разговаривала с незнакомцем. Но в городской больнице Оленьего Озера не было незнакомцев. Здесь все знали всех.

– Будьте уверены! Хороша для Снежного фестиваля.

Рэнд ухмыльнулся, он ждал фестиваля так же откровенно, как дети ждут Рождественское утро. День снега – огромное событие в таком небольшом городке, как Оленье Озеро, хороший предлог для пятнадцати тысяч жителей нарушить монотонность долгой зимы Миннесоты. Ханна попыталась найти в себе хоть каплю энтузиазма. Она знала, с каким нетерпением и Джош ждет Снежного фестиваля, особенно факельный парад. Но всеобщее ожидание праздника в эти дни нисколько ее не захватывало. Она чувствовала себя скорее уставшей, опустошенной и подавленной. И над всем, как тонкая полиэтиленовая пленка, нависло отчаяние, не позволяющее пробиться наружу хотя бы одному из этих чувств. От нее зависели люди, они смотрели на нее и думали: вот идеальная работающая женщина. Ханна Гаррисон: доктор, жена, мать, женщина года. И она играла эти роли, как положено, одну за другой, непринужденно, мастерски, легко, улыбаясь, словно королева красоты. Но в последнее время она почувствовала, наконец, тяжесть всей ноши, как натруженные руки чувствуют тяжесть шаров для боулинга.

– Тяжелый денек?

– Что? – Она переключила внимание на Рэнда. – Извините, Рэнд. Да, что-то вроде того.

– Тогда мне лучше отпустить вас. А у меня сейчас свидание с одной горячей штучкой… ха! С бойлерной!

Ханна пробормотала «до свидания», и Беккер, потянув на себя дверь с табличкой «Только для технического персонала», исчез за ней, оставив Ханну в холле одну. И тут внутренний голос, голос маленького гоблина, который охранял плотно натянутую пленку над эмоциями, не выдержал:

Беги! Убирайся! Сейчас же! Исчезни, пока еще можно! Прочь!

Она должна забрать Джоша. Им надо бы остановиться поесть пиццу, затем заехать к няне за Лили. После ужина она должна отвести Джоша на занятия по религии…

Но тело отказывалось повиноваться.

А затем и возможность побега растаяла.

– Доктор Гаррисон! Доктор Гаррисон! Срочно в отделение неотложной помощи!

Тот самый эгоистичный внутренний голос еще раз дал о себе знать, пытаясь убедить ее, что она могла бы уйти. У нее не было вызовов сегодняшним вечером, из сотни пациентов, находящихся в больнице, не было ни одного, кто бы остро нуждался в ее личном присутствии. Никто не видел ее бегства. Она могла бы оставить работу на дежурного врача Крэйга Ломэкса, который вообще был уверен, что появился на земле со своей внешностью мальчика-спасителя, чтобы спешить на помощь простым смертным и успокаивать их. Имя Ханны сегодня не стояло даже в резерве. Но чувство вины никогда не ослабевало, неважно, сколько она видела в жизни ангин или поврежденных тел, скольким помогла. Она дала клятву служить. И теперь не могла не задержаться, у нее был долг – и он сильно вырос теперь, когда совет больницы назначил ее руководителем отделения неотложной помощи…

Люди Оленьего Озера зависели от нее.

Пейджер пищал. Ханна вздохнула и почувствовала горячие слезы в уголках глаз. Все за то, что она исчерпана полностью и целиком – и физически, и эмоционально. Ей необходимо отключиться этим вечером, провести время только с собой и детьми. И с Полом, который, чтоб не доставать семью сарказмом и дурным настроением, работал в офисе допоздна.

Волнистая прядь светлых, медовых волос выпала из ее конского хвоста и мягко защекотала щеку. Она вздохнула, заложила локон за ухо и выглянула из двери. Под светом галогеновых фонарей казалось, что автостоянка выкрашена сепией.

«Доктор Гаррисон! Доктор Гаррисон! Срочно в отделение неотложной помощи!»

Ханна стянула с плеч пальто и перекинула его через руку.

– Боже, вот вы где! – выпалила Кэтлин Кейси, вынырнув из-за угла. Она стремительно шла по холлу, полы ее лабораторного халата развевались, как паруса. Толстые мягкие подошвы кроссовок почти беззвучно касались полированного пола. Медсестра была ростом полтора метра, и ни миллиметром больше, имела внешность гнома с копной густых рыжих волос и хватку питбуля. Ее униформу дополняла жесткая хирургическая щетка и значок с надписью «Не ныть!». Она нацелилась на Ханну и, как трактор, двинулась к ней.

Ханна попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой:

– Простите! Бог может быть женщиной, но эта женщина точно не я.

Кэтлин фыркнула и приобняла Ханну, увлекая с собой.

– Вы нужны.

– Крэйг не справится?

– Возможно, но нам бы кого порасторопнее.

– Я даже не в резерве сегодня. И мне нужно забрать Джоша после тренировки. Позвоните доктору Бэскиру…

– Уже. Он в постели с нашим общим другом, гриппом Парка Юрского Периода, также известным как tracheasaurus phlegmus. Такая задница этот вирус! Половина штата слегла с ним, и это значит, что я, Кэтлин Кейси, королева приемного покоя, могу призвать вас к работе против вашей воли. Это не займет много времени, обещаю.

– Последние слова – замечательные, – буркнула Ханна.

Кэтлин проигнорировала ее слова и повернулась. Со стороны показалось бы, что она хочет взять Ханну на буксир и протащить все эти метр семьдесят пять в своем кильватере. Но ноги Ханны уже сами собой зашагали, когда она услышала вой сирены подъезжающей «Скорой помощи».

– Что случилось? – спросила она покорно.

– Автомобильная авария. Какой-то малыш не справился с управлением на обледеневшей Олд Сидар-роуд и столкнулся с машиной, полной старушек…

С каждым шагом они ускоряли темп, и низкие каблуки кожаных сапожек Ханны выбивали быстрый ритм стаккато. Ее усталость и сопутствующие ей эмоции угасли перед чувством долга и «врачебной этикой поведения», как называл это Пол. Как будто какие-то дополнительные источники питания включились у нее внутри, заполняя мозг светом и энергией, посылая в тело заряды адреналина.

– Состояние? – спросила Ханна, ее речь поменяла оттенок, став более резкой и твердой.

– Двоих в наиболее критическом отправили в Медицинский центр округа Хеннепин. К нам привезли остальных. Двух старушек с шишками и синяками и парня, студента колледжа. Похоже, он довольно хорошо приложился.

– Никаких ремней безопасности?

– А зачем беспокоиться, когда ты жил еще недостаточно долго, чтобы понять о смерти хоть что-то? – сказала Кэтлин, когда они входили в помещение, которое служило одновременно и сестринским постом, и приемным отделением.

Ханна склонилась над регистрационной стойкой.

– Кэрол? Пожалуйста, вы не смогли бы позвонить на хоккейный каток и оставить сообщение для Джоша, что я немного опоздаю? Может быть, он потренируется еще.

– Да не вопрос, доктор Гаррисон.

Доктор Крэйг Ломэкс появился на сцене в безупречном зеленом хирургическом одеянии, похожий на доктора из «мыльной оперы».

– Иисусе, – пробормотала Кэтлин шепотом, – он опять смотрит повтор «Скорой помощи». Вы только полюбуйтесь на его прическу! Чед Эверетт, да и только!

Пряди темных волос падали на лоб с нарочитой небрежностью, которой он достиг, вероятно, проведя перед зеркалом – не меньше пятнадцати минут кропотливого труда. Ломэксу тридцать два, он был безумно влюблен в себя и страдал от переизбытка уверенности в собственных талантах. Он приехал в Оленье Озеро в апреле, после того как его отвергли медицинские центры в Городах-Близнецах, Миннеаполисе и Сент-Поле, – суровая правда, которую не удалось скрыть, так же как и изъян в его эго. Но Оленье Озеро было достаточной глубинкой, здесь не страдали излишней разборчивостью. Получать зарплату где-нибудь поближе к метро большинству докторов интереснее, чем шанс удовлетворить потребности небольшого сельского городка.

Ломэкс придал своему лицу соответствующее моменту серьезное выражение, которое несколько потускнело, когда он заметил Ханну.

– Я думал, вы ушли домой, – сказал он без обиняков.

– Кэтлин меня поймала.

– Причем в самый последний момент, – добавила медсестра.

Ломэкс шумно втянул воздух, готовый отчитать ее за такие действия.

– Прекратите, Крэйг, – отрезала Ханна. Она бросила свои вещи на кушетку в приемном покое и направилась к дверям, которые начали медленно раздвигаться.

Показалась каталка, которую сзади толкал фельдшер, другой склонился над пациентом, разговаривая с ним успокаивающим тоном:

– Держись, Майк. Доктора поставят тебя на ноги в мгновение ока.

Молодой человек на носилках застонал и попытался сесть, но фиксаторы на груди и голове удержали его. Лицо выше шейного воротника было серым и напряженным от боли. Кровь бежала по виску из глубокой раны на лбу.

– Что у нас тут, Арлис? – спросила Ханна, закатывая рукава свитера.

– Майк Чемберлен. Девятнадцать. Он немного не в себе, – ответил фельдшер. – Пульс сто двадцать. Кровяное давление девяносто на шестьдесят. Получил удар по голове и несколько переломов.

– Сознание ясное?

Ломэкс задержал ее на пути к носилкам таким осторожным движением, как будто она была стеклянная.

– Позвольте, позвольте! Я займусь им, доктор Гаррисон. Вы не дежурите сегодня. Мэвис! – кивнул он Мэвис Сэндстрём. Медсестра переглянулась с Кэтлин, выражение ее лица было невиннее, чем у карточного шулера.

Ханна прикусила язык и отступила. Не было никакого смысла начинать перепалку с Ломэксом в присутствии персонала и пациента. Вряд ли администрация одобрила бы такое действие. В любом случае она не хотела связываться с руководством. Пусть Ломэкс займется пациентом, на которого, похоже, потребуется немало времени.

– В третий процедурный кабинет, парни, – приказал Ломэкс и повел их по коридору, в то время как вторая машина «Скорой помощи» уже подъезжала к пандусу приемного отделения. – Давайте начнем c раствора Рингера внутривенно.

– Доктор Крэйг опять возомнил о себе бог знает что, – проворчала Кэтлин. – Должен же он наконец понять, что теперь вы – его босс.

– Ну, не такая уж он важная персона, – ответила Ханна спокойно. – Если мы будем игнорировать его подольше, возможно, он прекратит попытки метить территорию, и мы все тогда заживем счастливо.

– Или, может быть, у него что-то перемкнет в голове, и мы найдем его на автостоянке писающим на колеса.

Но смеяться не было времени. Грузная медсестра из второй машины «Скорой помощи» ворвалась в приемную:

– У нас полная остановка сердца. Ида Берген. Шестьдесят девять. Мы взяли ее с порезами и синяками, а когда затащили в машину – бах! Она хватается за грудь и начинает…

Остальные ее слова уже никто не слушал, так как Ханна, Кэтлин и еще одна медсестра уже действовали. Настоящий ураган разразился в отделении неотложной помощи. Отдавались и тут же, как эхо, повторялись приказы. Трещали пейджеры, вызывая дополнительный персонал. Каталка кружила из приемного отделения в холл и обратно. Гремели лотки, ящики с лекарствами, инструментами и препаратами.

– Стандартная кардиореанимация, парни, – распорядилась Ханна. – Дайте мне эндотрахеальную трубку шесть с половиной и кислородную подушку, пустим немного воздуха ей в легкие.

– Есть пульс?

– Нет.

– Электрошок?

– Да.

– Кровяное давление сорок на двадцать и быстро снижается.

– Внутривенно бретилий и допамин. И адреналин.

– Черт возьми! Я не могу найти вену! Ну, детка, давай же! Иди к мамочке Кэтлин…

– Аллен, послушай легкие. Остановите стимуляцию! Энджи, разбери запись. Дыхание появилось?

– Нет… почти нет…

– Попала! – Кэтлин натянула тонкую пластиковую жилку на катетер и закрепила скотчем. Ее маленькие руки действовали быстро и уверенно. Ассистентка подала Кэтлин адреналин, и она ввела его в жилку.

– Дефибриллятор, доктор Гаррисон!

– Надо восстановить ритм сердца. Крис, продолжайте стимулировать, пока я не скажу. Аллен, заряд до 320, – Ханна схватила электроды и потерла их друг о друга, чтобы распределить гель. – Приготовиться! – Электроды против обнаженной груди женщины. – Разряд! – Удар. Тело старушки вздрогнуло на каталке.

– Ничего! Пульса нет!

– Разряд! – Она снова нажала кнопки. Взгляд на монитор, где ровная зеленая линия разделила пополам экран. – Еще раз. Разряд!

Тело женщины в конвульсиях. Прямая линия изогнулась, как кнут при щелчке, и монитор начал неустойчиво попискивать. Радость и облегчение наполнили комнату.

Они работали c Идой Берген сорок минут, вытаскивая из когтей смерти, только для того, чтоб снова потерять ее через десять минут. Они сотворили чудо во второй раз, но в третий удача отвернулась от них. Ханне пришлось сказать мужу Иды.

Рабочая одежда Эда Бергена тепло и сладко пахла коровой, парным молоком и едва уловимо – навозом. У него было то же стоическое лицо, какие она видела у многих северных фермеров, но его глаза были яркими и влажными от беспокойства, и они наполнились слезами, когда она сказала, что врачи сделали все возможное, но не смогли спасти его жену.

Она села рядом с ним и стала объяснять ему жестокие ритуалы смерти. Даже в это скорбное время надо принимать решения… и так далее… и так далее… Она говорила тихо, монотонно, как на автопилоте, оцепенев от усталости, подавленная накатившей депрессией. Как врач, она часто обманывала смерть, но смерть не позволит ей выигрывать каждый раз, а она так и не научилась, да и вряд ли когда научится, оставаться безразличной к потерям… Адреналин, который подпитывал ее в кризисной ситуации, испарился. Да, потери неизбежны. Но как она ненавидела эту часть работы!

После ухода мистера Бергена Ханна проскользнула в свой кабинет и села за стол, не включая свет, облокотив голову на руки. На сей раз боль оказалась сильнее. Возможно, потому, что она сама впервые в жизни так близко подошла к опасной черте потери. Ее брак находился в опасности. Брак Эда Бергена закончился сегодня. Сорок восемь лет совместной жизни против одного мгновения, когда машину заносит и она летит без контроля по обледенелой дороге. Это были хорошие годы? Годы любви? Станет ли он оплакивать свою жену или просто пойдет дальше?

Теперь она думала о Поле, его неудовлетворенности, недовольстве, скрытой враждебности. Десять лет брака рвались, как гнилой шелк, и она чувствовала себя бессильной это остановить. У нее не было никакого опыта в таких делах. Она никогда ничего не теряла и не имела никаких навыков борьбы с потерями. Она почувствовала, как глаза заволакиваются слезами – слезами за Иду и Эда Берген и за себя. Слезами горя, смятения и бессилия. Она боялась разрыдаться. Ей следовало быть сильной. Ей было необходимо найти решение, сгладить все шероховатости, сделать всех счастливыми. Но сегодня вечером бремя забот оказалось слишком тяжелым для ее хрупких плеч. Она не могла отделаться от мысли, что единственный свет в конце тоннеля – это свет прожектора большого черного поезда.

В дверь постучали, и Кэтлин просунула голову в кабинет.

– Вы знаете, она многие годы наблюдалась у кардиолога в больнице северо-западного Эббота, – сказала она спокойно.

Ханна вздохнула и включила настольную лампу.

– Как пациент Крэйга?

Кэтлин скользнула в кресло для посетителей. Она закинула ногу в кроссовке на колено и рассеянно потерла чернильное пятно на штанине.

– С ним все в порядке. Пара переломов, легкое сотрясение, царапины на шее. Повезло. Когда машину занесло и она начала кружиться на льду, другая машина врезалась в нее с пассажирской стороны… Бедный ребенок. Он очень переживает из-за аварии. Не перестает говорить и говорить, что дорога была сухая, и вдруг гололед, и он не справился с управлением.

– Иногда жизнь преподносит и не такое, – прошептала Ханна, поглаживая кончиками пальцев стоящие на столе часы в форме небольшого кубика. Корпус часов был деревянный, из клена цвета вороньего глаза, на ощупь гладкий, как атлас. Подарок Пола четыре года назад на какой-то юбилей. Часы, чтобы она всегда могла знать, сколько времени оставалось до их встречи…

– Ну ладно! Сегодня вы уже прошли свой скользкий участок, – сказала Кэтлин, – время собираться, приводить себя в порядок и возвращаться домой к Жевунам.

Ледяной холод пронзил Ханну, как кинжал. Она сомкнула пальцы на часах и повернула циферблат к свету. Шесть пятьдесят!

– Боже! Джош! Я забыла про Джоша!