Электронная библиотека » Тэмсин Мьюир » » онлайн чтение - страница 10


  • Текст добавлен: 18 апреля 2022, 07:40


Автор книги: Тэмсин Мьюир


Жанр: Героическая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Шрифт:
- 100% +
14

Митреум, престол Первого Возрождения! Святилище императора Девяти домов, место упокоения священных костей и оссуарий стойких! Космическая станция, запрятанная в сорока миллиардах световых лет от вечного света Доминика, освещенная танергетическим светом звезд, спрятанная посреди околозвездного диска, древняя жемчужина, усыпанная мертвыми камнями.

Твой новый дом болтался в центре поля астероидов, состоящего из концентрических кругов и похожего на ювелирную игрушку. Были в нем жилые помещения – внешнее кольцо – внутреннее кольцо препараторских, пара лабораторий, библиотека, размерами превышавшая Дрербур, и кладовая, где еда хранилась целую вечность, не тронутая тлением. Другие ликторы жаловались, что тысячелетия придают пище, сохраненной при помощи некромантии, странный привкус, но ты его не чувствовала. Еще тут была станция восстановления воды и подсобные помещения. Часовня и комнаты бога располагались в центре. Все остальное место было отведено мертвым. Везде лежали кости мертвых, тела мертвых, мумифицированные головы мертвых, руки мертвых – костяные или с мясом, законсервированные немедленно после того, как их оторвало от тел, пепел мертвых, волосы мертвых, ногти мертвых, сложенная кожа мертвых и глаза мертвых, ссыпанные в длинные красивые хрустальные контейнеры, залитые альдегидом. Ликтор, сидящий на краю каменного кольца, окружающего Митреум, никогда бы не подумал, что он спрятан: он походил на огромный танергетический маяк, пылающий сгусток смерти, огромные буквы, написанные в космосе: это кладбище. Здесь могилы.

Первые месяцы твоего ликторства прошли в гулких сводчатых стерильно-чистых комнатах, выделенных тебе. Они были окрашены в нейтральные серо-бело-черные цвета, очень тщательно убраны и по возможности освобождены от костей. В отличие от комнат Ианты, их раньше никто не использовал. Они предназначались ликтору, который никогда не спал в своей постели, никогда не вешал одежду в шкаф и не умывался у раковины. Ты жила среди праха своих предков и дышала этим прахом, носила их одежду и пользовалась их вещами, так что совершенно новые комнаты оказались новым и заманчивым опытом. Ты сложила одежду в ящики, где раньше никогда не было одежды, аккуратно расставила свои немногочисленные мелочи на бюро и начала получать некоторое удовольствие от ежевечернего возвращения в такое место. Ты так и не успокоилась и чувствовала себя совершенно беспомощной, но мелочи тебя почему-то радовали.

В убежище Первого владыки мертвых не было слуг. Ни единого конструкта. Вы все готовили сами – по крайней мере, Мерсиморн готовила, Августин готовил, и даже сам бог готовил, насчет остальных ты не знала. Августин снизошел до того, чтобы научить чему-то Ианту, или хотя бы попытаться, но ты не собиралась связывать свое будущее с кулинарией. Ты так редко ела ради удовольствия, что никак не могла представить, каково это – быть нормальным человеком, который способен сделать себе бутерброд. Ты родилась в Девятом доме, хотя и вознеслась до Первого, так что холодные перекусы тебя вполне устраивали. Продукты можно было взять на складе и съесть прямо так, усевшись на одной из огромных стальных, ужасно старомодных кухонь с хромированными столешницами, квадратными плитами и конфорками, откуда вырывалось газовое пламя, стоило повернуть ручку. Часто ты заставала там императора Девяти домов – он сидел за плексигласовым столом и пил горячий кофе из щербатой кружки.

Теперь он вел себя как учитель. Его личная гостиная, скромная небольшая комната с несколькими потертыми креслами и низким столиком, стала для тебя родом домашнего святилища, а остальные его покои – аналогом запретной гробницы. Тебя традиционно влекло к запретным гробницам, но эта отталкивала даже тебя. Двери были постоянно закрыты, и ты почему-то не испытывала ни малейшего желания увидеть, как они открываются. Он часто призывал тебя для теоретического занятия или приглашал выпить чашку чая, который ты все так же ненавидела, но предпочла бы заживо содрать с себя кожу, чем в этом признаться, или вы просто сидели в тишине. Была у него такая привычка – позвать тебя поговорить, а потом не сказать ни слова, просто сидеть и смотреть, как астероиды скользят по своей изящной орбите вокруг танергетической звезды.

Однажды ты застала его над разложенными на столе листками – отчетами месячной давности. Он явно смутился. Бог смутился.

– Я все еще думаю об этом, – признался он. – Восемнадцать тысяч… радиационные ракеты… Августин говорит, что глупо даже думать об этом, пока мы не совладаем с Седьмым номером, но как по мне, если я с ним не справлюсь, то на остальное будет наплевать. А если мы выиграем, то это окажется важнее всего.

Если бог говорил о неудаче, это всегда было «я», как будто все остальные ни за что не отвечали. Ты сидела, одетая в свои роскошные белые одежды, пыталась оценить вкус черного чая с молоком и делала вид, что ты можешь в любой момент взять твердое печенье и окунуть в чай, как сделал он, – бог безупречных челюстей всегда угощал тебя печеньем. Ты спросила:

– Кто это сделал, господи?

– Мы думаем, что КЭ, – рассеянно сказал он, заметил твое непонимание и добавил: – Это аббревиатура, обозначающая группу маньяков. Культ, который попался нам на глаза около пяти тысяч лет назад. Мы наткнулись на них во время одного из прыжков в глубокий космос. Наткнулись… а они ищут нас все это время. Они ненавидят Девять домов.

– Я никогда о них не слышала.

– Ты могла слышать какое-то другое имя… или знать их как безымянных повстанцев. Они предпочитают делать вид, что это какая-то естественная реакция, а не единая сплоченная группа. На самом деле их существование зависит от тайной центральной организации. Она отправляет своих агентов к людям, которых мы встречаем за пределами Девяти домов, на населенные планеты, которыми мы управляем, и исподволь обращает их против нас. Но я о них знаю, и ликторы о них знают. Они стали гораздо активнее примерно за двадцать пять лет до твоего рождения. Они обрели харизматичного разговорчивого лидера, которая не собиралась оставаться в тени. Начались конфликты, но мы победили. Клетка за клеткой, кость за костью.

Ты сидела тихо, задумчиво разглядывая печенье и воображая, что сможешь съесть его когда-нибудь в следующем тысячелетии. Учитель свел брови и уставился на тебя угольно-черными, нефтяными глазами. Сказал:

– Думаю, это они стоят за появлением Цитеры в доме Ханаанском. И это волнует меня куда больше, чем старые ядерные заряды, которые они где-то хранят.

– Цитера планировала заманить тебя обратно в Девять домов, – сказала ты. – Чтобы Зверь Воскрешения убил тебя, да?

– «Заманить» – довольно громкое слово. Я полагаю, что это было преступление страсти. Я не говорю, что у нее не было иных причин. Просто мне кажется, что некоторые из них были ужасающе просты. Я мог бы достучаться до нее, будь у меня время, – сказал бог. – Время, вечно время. Она очень много работала и очень мало любила. Если нужно было что-то сделать, она всегда вызывалась, а поскольку она вела себя так, будто в ней уже появились ростки эгоизма, проще всего было согласиться, не понимая, сколько раз она уже говорила «я сделаю». Не понимая, что она сводит себя в могилу.

– Трагический изъян Седьмого дома, – сказала ты, – фатальная тяга ко всему, что исполнено внешнего блеска и великолепия.

– Я понимаю, что Дома застыли и стали… архетипами, – сказал он, опустил печенье в чай и быстро съел, пока мокрая часть не свалилась в кружку. Ты не понимала, как можно это есть и пить.

– Но до нее добрались они, Харроу. Я знаю это, но не понимаю, как они вообще оказались в одном помещении. КЭ ненавидят некромантов и некромантию, это их фундаментальный принцип. А уж Цитера… она должна была быть их главным страхом. Ликтор. Моя рука.

Ты обнаружила, что, если отхлебнуть чаю и подержать его во рту, он остынет, а холодный он чуть лучше на вкус. К сожалению, пока ты исследовала эту возможность, император Девяти домов откинулся на спинку кресла, вытер рот ладонью, серьезно посмотрел на тебя и спросил:

– Харроу, сколько у тебя родных? Насколько мне известно, твои родители умерли.

Ты поспешно проглотила чай. Откуда он это узнал? Узнал тайну, которую ты ценой самой себя пыталась скрыть от других Домов и даже от собственного Дома. Ты не знала. Ты посмотрела в его доброе открытое лицо и сказала с освежающей откровенностью, неизбежной в разговоре с богом.

– После смерти родителей я осталась одна. Я единственный ребенок. До моего рождения у матери было несколько выкидышей, я не знаю сколько.

– Как ты родилась? – Он не отводил от тебя взгляда.

– Я не понимаю. – Ты все прекрасно поняла.

– Харрохак, – сказал он. – Ты ликтор. Ты создаешь слишком много света или слишком много тьмы, чтобы я мог посмотреть на тебя и увидеть все в подробностях. Но все же кое-что я могу предположить: ты оставалась в сознании во время первого путешествия по Реке, и ты творила там некромантию. Поверь мне, я видел только одного человека, который был способен на некромантию в свой первый раз. И имей в виду, что она была взрослой некроманткой, которая основала Шестой дом. Ты достигла невероятно многого. Я могу понять твою личность и твою историю, и я понимаю, как природный талант мог стать… тобой. Но это не совпадает с тем, что я вижу, когда вижу тебя ясно. Откуда ты взялась?

Ты поставила чашку на стол, отложила нетронутое печенье и сказала, как будто это признание вырвали пытками:

– Мои родители отравили газом сорок четыре младенца, восемьдесят одного ребенка постарше и шестьдесят пять подростков. И использовали этот взрыв танергии, чтобы зачать меня. Мама использовала возникшую силу, чтобы изменить свою яйцеклетку на хромосомном уровне, чтобы взрыв танергии не повредил эмбриону. Поэтому я стала некроманткой.

Император девяти воскрешений очень долго смотрел на тебя, а потом очень тихо выматерился. Тебе показалось, что ты все поняла, но он сказал:

– Все было… совсем по-другому, пока мы не открыли научные принципы.

– Я уверена, что они не опирались на предварительные исследования. Они все это придумали сами.

– Я не совсем об этом, – немного испуганно отозвался бог, – но сконцентрировать такое количество танергии с такой точностью… это как использовать ядерный взрыв, чтобы запитать швейную машинку. Яйцеклетка должна была быть уничтожена на субатомном уровне. Ты понимаешь, что они сделали?

– И очень хорошо. Они все мне объяснили, когда я была ребенком. Я могу изобразить теорему и все расчеты, если ты дашь мне листок.

– Нет, я не о механике процесса. Концептуально – понимаешь? В сущности, твои родители совершили нечто, очень похожее на воскрешение. Они сделали почти невозможное. Я знаю, потому что делал то же самое, и знаю, какую цену пришлось за это заплатить. Талергическая модификация эмбриона уже достаточно сложна, но сделать то же самое с танергией…

Ты жалобно пожала плечами:

– Мои родители не знали магии плоти. Зато они были величайшими некромантами в истории Девятого дома.

– Несомненно, – согласился император. – Но, Харрохак, даже если тебя создали два гения, ты и сама остаешься невероятной. Уникальной теоремой. Чудом природы.

Ты посмотрела на него и сказала:

– Я только что призналась, что я – результат учиненного моими родителями геноцида.

Император поставил на стол кружку, прикончил печенье и сделал то ужасное, что иногда себе позволял: протянул руку и коротко, несмело коснулся твоего плеча, очень быстро и легко, как будто пытался обжечь тебя. Твоя мать водила твоими руками над раздутыми трупами. Твой отец придерживал за уголки огромные гримуары, и его рукав задевал пальцы тебя шестилетней, когда он учил тебя переворачивать их страницы. Оба они вручили тебе грубую веревку из чем-то покрытого волокна. Ты помнила давление их ладоней, ты помнила их попытки нежности. Когда император касался тебя, твое тело откликалось, невольно вспоминая все редкие и жуткие прикосновения матери и отца.

– Я стану пастырем двум сотням твоих мертвецов, – сказал бог. – Я возьму на себя бремя и стану его оплакивать и лелеять способами, которые тебе пока недоступны. И я вспомню твоих родителей, которые совершили богопротивное деяние над моим народом и над своим. Я буду помнить это, пока вселенная не сожмется и не сотрет то, что они сделали, и не уничтожит это несмываемое пятно. Я признаю перед тобой и вечностью, что я, император Девяти домов и Первый владыка мертвых, принимаю их грех на себя. Это мое преступление, Харрохак. И я клянусь исправить его.

Жаркая красная волна зародилась над воротником экзоскелета, поднялась к горлу, залила лицо под краской. Ты чувствовала, что горишь, как печка.

– Господи, не надо…

– Учитель.

– Учитель, сжалься надо мной. Не говори никому!

Детская мольба. Никому не говори. И это она говорит богу! На мгновение он изменился. Он разозлился, и ты поняла, что это из-за твоей невероятной глупости, безответственности твоих слов. Чудовищные, нечеловеческие глаза прищурились, губы сжались и стали твердыми, как камни планетоида, который ты недавно уничтожила. На мгновение ты поняла, насколько он древен, ощутила, какое расстояние разделяет вас, и это было невозможно вынести. Ты была жалким насекомым, оказавшимся перед лесным пожаром. Одинокой клеткой, противостоящей сердцу.

– Харрохак, никто не имеет права этого знать! – резко сказал он. – Никто не смеет тебя винить. Никто не может судить. То, что случилось, уже случилось, и прошлого не вернуть. Они не поймут, и они не должны понимать. Я запрещаю тебе жить в страхе. Никто не узнает.

Ночью, лежа в постели, ты не плакала. Ты очень устала и просто не сумела заплакать. Бог вел себя даже осторожнее и заботливее, чем раньше, а он всегда был осторожен и заботлив. Иногда ты ловила его взгляд – он будто пытался разглядеть что-то в твоем лице, но это не имело отношения к поступку твоих родителей. Ты клялась себе, что расскажешь ему о Гробнице, ты обнаружила, что готова к этому. Ты никому еще не рассказывала о Гробнице, но ему бы рассказала – рассказала, если бы он спросил. Нет, это уловка. Ты расскажешь ему все сама и с радостью примешь любое наказание, которое он сочтет нужным.

Прежде чем уйти – чай уже остыл, так что пить его больше не пришлось, – ты спросила:

– А как расшифровывается КЭ?

– Кровь Эдема, – медленно ответил он.

– Кто такой Эдем?

– Они бросили его умирать, – устало сказал бог. – Во сколько раз острей зубов змеиных, etc etera… Харроу, если ты запоминаешь хоть что-то из моих слов, запомни следующее: если ты повернешься к чему-то спиной, то потеряешь право действовать так, как будто это по-прежнему тебе принадлежит.

На тот момент это показалось тебе идеально логичным.

15

Еще одним утешением стала Тело. Она держалась рядом в последующие месяцы, она ходила за тобой в старых, заляпанных кровью сияющих одеждах Первого дома, и ты дергалась, когда ее видела. Но ты каждый раз успокаивалась, когда она шла по твоим стерильным пустым комнатам или опускалась на колени перед мумифицированным собранием мертвецов где-нибудь в коридоре или апсиде Митреума. Величайшим ее даром стали сны: ложась спать полностью одетой, ты видела Тело во сне с поразительной, неестественной регулярностью. Честно говоря, ты не видела во сне ничего другого.

Во сне ты возвращалась в свою старую кровать в святилище Дрербура – детскую кровать, которая стала тебе немного коротка. Ты молилась у ее изножья, и жуткие пратетушки больше не подгоняли тебя. Вместо них напротив тебя стояла Тело, аккуратно сложив руки на древней шали, которую твоя мать всегда клала на постель. Электрический свет подчеркивал рельефные мышцы ее предплечий и мозоли на мертвых ладонях. Глаза у нее были закрыты, мокрые, замерзшие ресницы почти касались щек, побелевших от времени.

– Я боюсь, – говорила ты.

Она отвечала тихо, и от звуков ее голоса тебя словно било электричеством и каждый волосок вставал дыбом.

– Чего, Харрохак?

– Сегодня я боюсь умереть.

– Это всего лишь страх неудачи, – как-то сказала она. – Ты не боишься смерти. Ты умеешь терпеть боль. Ты боишься, что сам факт твоей жизни навесил на тебя огромный долг, который твоя смерть не уплатит. Ты считаешь смерть ошибкой.

Ты горько ответила:

– А что же это?

Мертвое тело Запертой гробницы, смерть императора, дева с мечом и цепями, девочка, застывшая во льду, женщина холодной скалы, существо за камнем, который нельзя было откатить, – она ответила смущенно… раньше ты не слышала от нее такого тона.

– Я не знаю. Я умерла один раз… нет, два, – больше она ничего не сказала.

В другой раз ты сказала:

– Я боюсь себя. Боюсь сойти с ума.

Или:

– Я все еще боюсь Цитеры из Первого дома.

И:

– Я боюсь бога.

И еще:

– У меня глаза Ортуса? Или мои собственные? Я никогда на них толком не смотрела. Возлюбленная, как выглядят мои глаза?

К сожалению, в тот раз она ответила. Иногда она не отвечала. Иногда она говорила с тобой то об одном, то о другом, иногда не отвечала ни слова. Но на этот раз та, что была жестоко погребена, сказала совершенно спокойно:

– Она просила не говорить тебе.

Ты проснулась, лежа на полу перед раковиной, и кричала, пока не сорвала себе горло. Потом посмотрела на свои налитые кровью глаза в зеркало и попыталась вспомнить глаза Ортуса Нигенада – и не заметила никакой разницы, потому что у вас обоих глаза были беспросветно черными, того цвета, который Ианта называла цветом черной розы, потому что Ианта была ужасно фамильярна, во-первых, и оказалась ужасной извращенкой, во-вторых. Ты попыталась представить грустный, усталый взгляд Ортуса в зеркале. Не вышло. Тебе стало легче – и одновременно еще страшнее.

16

За первые несколько недель ты придумала новый шифр на основе предыдущего, но с несколькими математическими изменениями – просто на случай, если Ианта получила слишком много данных, посмотрев на конверты. Ты начала записывать свои мысли и наблюдения о ликторах: довольно жалкий компендиум мнений и фактов, в основном бесполезных, но дарующих надежду на то, что ты сможешь когда-нибудь изучить их и обрести мудрость. Ты всегда любила делать заметки. Тебя печалила потеря дневника из дома Ханаанского, но твои вещи прошли контроль Ианты, так что обратно ты получила только немного ритуальной краски и старую одежду. Спросив о дневнике, ты услышала довольно туманный ответ: якобы он был сожжен по твоему собственному распоряжению.

Раздел об Ианте был очень коротким:


ИАНТА (НЕКОГДА ТРИДЕНТАРИУС) ИЗ ПЕРВОГО ДОМА

Доверия не заслуживает. Считает меня безумной.


Первое следовало понять раньше, а второе было полностью твоей виной. Началось все с гробницы Цитеры.

Император уложил тело Цитеры из Первого дома в маленький склеп у центрального жилого атриума. Близковато. Атриум представлял собой шахту, из которой расходились коридоры, ведущие в остальные кольца станции. Пол его покрывала изысканная мозаика из костей рук, прикрытых стеклом, и все они были раскрашены в цвета Домов. Больше всего было красно-белых переходов Второго дома и бело-синих – Четвертого. Вокруг мозаики лежала коричневая каменная плитка, шаги на которой стучали особенно громко. Заслуживающих внимания окон тут не было, сильный электрический свет лился из круглых отверстий в потолке, а в центре висела изящная люстра из белых кристаллов. Потолок поддерживали массивные, окованные сталью колонны – по три с каждой стороны. Под дымчатым стеклом колонн виднелось безумное сплетение проводов. Провода переплетались с костями, некоторые медные жилки были изолированы блестящим скользким жиром вместо плекса, они воняли сырой талергией, и ты никак не могла понять, зачем они нужны. Довольно часто из мягкого желтого жира торчали целые кости. Ты предположила, что это не памятник.

В восточной стене комнаты были устроены девять декоративных арок. Ты успела тщательно изучить каждую из них. Стены арок до середины покрывали те же коричневые плитки, что лежали на полу, а потом начиналось стекло совершенно другого цвета. В центре каждого двухцветного углубления висело крепление для меча. Некоторые из креплений были пусты, в других лежали рапиры. Одну из них ты рассматривала особенно часто: черную рапиру с гардой, плетенной из черной проволоки. На конце каждой проволочки красовался собачий зуб, а конец – яблоко! – был сделан из мягкой, потертой черной кости.

Боковая комната, куда положили Цитеру, была отделана не так красиво. Дверь никогда не закрывали, и можно было увидеть тело на носилках. Вокруг горели свечи, которые не гасли и не таяли, и лежали толстенькие розовые бутончики, которые не распускались и не гнили. В этих двух чудесах прослеживалась рука божественного императора. Ты довольно часто видела его там, он вел с телом тихие разговоры, какие обычно ведут со спящими детьми. Иногда туда заходил Августин, а один раз зашла Мерси. Другого ты никогда не видела. Ты и сама часто заходила туда, хотя это было глупо, и ты уже натворила достаточно глупостей. Что-то тебя тревожило. Ты думала, что это безумие и паранойя, но вдруг все-таки нет. Твой мозг утверждал, что руки, скрещенные над пробитой грудью, сдвинулись с места. Твой мозг утверждал, что губы приоткрылись. Когда ты поделилась с учителем своими тревогами – маленькая идиотка, – он скривился и потер лоб ладонью.

– Никто ее не трогает, Харроу. И я не трогаю.

– Я знаю, просто…

– Августин не станет этого делать – из-за любви. Мерси тоже не станет, из-за суеверия. А Ортус… – Он осторожно посмотрел на тебя, как делал всегда, когда упоминал другого. Ему было неловко произносить это имя. – Ортус не станет этого делать из уважения, поверь мне. Он даже подумать о таком не может. И это совершенно не в стиле Ианты.

– Но я думала…

– Я думаю, что тебе, наверное, не стоит туда заходить, – предложил он сочувственно.

Ты горела, ты плавилась от стыда и негодования, тебя полностью охватило это пламя. Теперь ты решительно проходила мимо двери, за которой покоилось тело Цитеры из Первого дома, но зато входила в нее в своих кошмарах. Смотрела, не понимая, галлюцинация ли это, как ледяные пальцы складывались в заклинательские жесты, как голые ступни дергались, будто труп ударили током.

Твоя ошибка заключалась в том, что в тот раз ты остановилась у этой двери, привлеченная приглушенными криками на пределе слышимости. Ты измучилась так, что забыла всякий стыд, поэтому ты повернулась к Ианте и спросила:

– Ты слышишь какие-то звуки в погребальной часовне?

– Ты специально говоришь таким зловещим тоном или оно само выходит?

– Отвечай на вопрос, Тридентариус!

Ты не называла ее по фамилии за пределами запертой комнаты, поэтому она странно посмотрела на тебя и сказала:

– Нет, – а потом, будто вдохновившись выражением твоего лица, добавила тихо: – Нет, безумица моя.

И ты не стала спрашивать снова.

Ты еще многое могла бы написать: ее глаза не становились сиреневыми после погружения в Реку. Рука – все еще ее слабое место. Она плачет по ночам. Анемии у нее быть не может, потому что она питается в основном красным мясом и яблоками. Регулярно недосыпает. Завидует моим отношениям с учителем. Слишком много знает.

Посвященные другим разделы были несколько подробнее:


АВГУСТИН (НЕКОГДА КВИНК) ИЗ ПЕРВОГО ДОМА

СВЯТОЙ ТЕРПЕНИЯ (ПОЧЕМУ?)


Узнать имя оказалось нетрудно. Ты просто застигла его за вечерней чашкой чая с сигаретой – святой терпения был однообразен в своих привычках, как дождевой червяк, совершенно не боялся огня или необходимости заново отращивать вкусовые сосочки – и спросила прямо.

– О, наконец-то у меня завелся биограф, – сказал он, с удовольствием потирая руки. – Я давно этого ждал, Харрохак. А-В-Г-У-С-Т-И-Н, Августин, рост – шесть футов, внешность можно описать как привлекательную, но мрачную, глаза очень противные, а если ты следуешь традиции бедной малышки Цит…

Она всегда была для него «бедной малышкой Цит». Он улыбался и смотрел прямо на тебя:

– Тогда – Августин Альфред. Альфред был ростом пять футов десять дюймов, запиши для потомства. Он был моей второй половиной. И это тоже запиши, людям такое нравится.

Ты с отвращением вздрогнула от этой верности традициям Пятого дома.

– Ты и твой рыцарь были… женаты?

Он и глазом не моргнул при слове «женаты». И не передразнил тебя писклявым голосом, как сделала бы Ианта – кстати, ты планировала за это в один прекрасный день вырвать ее белесое сердце из бесцветной грудной клетки и сожрать, капая кровью, у нее на глазах. Правда, идею «сожрать, капая кровью», ты не продумала, хотя должна была. А он просто рассмеялся, захлебываясь и шлепая себя по бедрам, как всегда смеялся святой терпения. Так никогда не смеются, когда происходит что-нибудь по-настоящему смешное. Когда взрыв демонстративного хохота угас, Августин сказал:

– Господи, сестренка! Он был моим братом!


Убил собственного брата.


Августин из Первого дома казался немного пластиковым – сильнее всех, кого ты встречала в жизни. Снаружи он был идеально раскрашен, в старинном стиле Пятого дома. Хорошие манеры, политес и показная небрежность. Внутри же не было ничего, кроме холодного презрения. Как будто десять тысяч лет окружили его плотным панцирем, а внутри оставили пустое место. Ничто не трогало Августина. Он был искрометен и очарователен, но ты считала его скучным и развязным, особенно в те омерзительные моменты, когда бог приглашал вас поесть всех вместе. Но он, казалось, не имел настоящих эмоций, реакций, мнений. Его губы произносили что-то, лицо принимало одно из множества глупых выражений, а в глазах стояла пустота. Пепельный, вот хорошее слово. Зола при первом взгляде тоже кажется твердой, а по факту оказывается противной грязью.


В плохих отношениях с Мерсиморн.


Ты записала эту преуменьшенную в сотни раз оценку в первые пару недель, когда тебе показалось, что нервная Мерси легко теряет терпение при виде глуповатого и веселого Августина. Если Мерсиморн говорила, он обязательно корчил специальную гримасу, которая как будто говорила всем присутствующим: «По крайней мере, мы страдаем все вместе». Ианта постоянно смеялась над этой гримасой, потому что он очень смешно кривил рот. Но и это было ненастоящим, нарисованным. Пластик просто принимал другую форму. Ты неоднократно замечала, как они проходят друг мимо друга в коридорах, как будто ничего не замечая. Но потом ты подсмотрела совсем другую встречу, спрятавшись в нише. Они остановились. Когда Мерси попыталась пройти слева, Августин немедленно подался влево, мешая ей. Мерси шагнула вправо – Августин передвинулся направо. Мерси напряженно сказала:

– Пусти, говнюк.

Августин ответил что-то, чего ты не расслышала, но потом произнес:

– …Старые хреновые трюки былых времен.

– Не сторож ты мне, болтливый идиот!

– А Джон в курсе, дитя мое? – улыбнулся святой терпения.

Мерси ощетинилась, радужные складки ее плаща заметно задрожали.

– Что за гнусные намеки?

– Я ни на что не намекаю. Джон зна…

– Как ты смеешь звать его так, когда…

– Мерсиморн! – весело сказал Августин. – Девочка моя, я не поддамся на твои устаревшие фокусы. Смотри: мне тебя убить, пока ты не навлекла на нас беду, или не надо?

Со своего наблюдательного пункта ты видела, что лицо святой радости стало пустым белым овалом. Ураганные глаза будто кипели, а губы дрожали. Лицо Августина ты не видела.

– Не смей мне угрожать.

– А то что? Пожалуешься папочке? – Его голос не изменился. – Боже, Мерсиморн, ты ко мне даже подойти не сможешь. Нет, я тебя не боюсь. Ты не очень красивая и к тому же еще не очень умная, когда до этого доходит. Я дам тебе три рекомендации. Во-первых, меньше приближайся ко мне. Во-вторых, прекрати бродить вокруг тела Цит. В-третьих, хватит играть в свою довольно опасную игру. Ты уже обещала это сделать.

– Я не собираюсь тебя слушаться! – Голос звучал так, как будто она сейчас расплачется.

– Не делай такое лицо. Я знаю тебя, как знаю собственную душу. Ты думаешь: «Если я сейчас брошусь, сумею ли я дотянуться до его шеи»? Хей-хо, а вот и моя трахея! Ничего бы не изменилось, даже если бы тебе хватило скорости.

– Как будто ты можешь…

– Если ты меня убьешь, он тебя скорее всего не простит, – сказал Августин.

Легкий доверительный тон куда-то делся. Теперь он говорил скучно и невыразительно.

– А вот если я убью тебя… растопчу, хотя ты этого и не заслуживаешь, то лет буквально через сто Джон уже скажет: «Я понимаю, старик, почему ты это сделал, прости» – и все будет нормально. Ты использовала свой шанс слишком много раз.

– Да как ты…

– Тебя никто не любит, Мерси, – сказал Августин. – Ты – вторая святая. Он испытывает к тебе сентиментальные чувства. Но не забывай, пожалуйста, что он потратил последние десять тысяч лет на поиск и уничтожение неких существ из соображений чисто символического возмездия, насколько я могу судить. Джон не настолько сентиментален, как ты думаешь. Записать это тебе, чтобы ты перечитывала по вечерам? Ты. Ему. Не. Нужна. Хуже того, ты стала помехой. Я не стал бы предлагать себя как замену А. Л. Ему больше не нужен страх, а ведь даже она была рассудительнее тебя.

Ты ожидала ответа, но его не последовало. Ты посмотрела на святую радости – и вжалась в свою нишу, чтобы не стать жертвой ее раздражения. В коридоре было тихо. Потом Августин заговорил:

– Держись от меня подальше, радость. Я страшно устал смотреть на твою рожу.

И его каблуки зацокали по коридору. Мерсиморн сдавленно крикнула вслед:

– Но я даже не трогала Цитеру!

Потом ты больше не видела их рядом, исключая ужины вместе с Первым владыкой мертвых. Тогда они садились как можно дальше друг от друга.


Благоволит Ианте.


Это тебя страшно раздражало. Ты никогда не была ничьей любимицей и не планировала начинать. Но сама мысль о том, что принцесса Иды сумела кому-то понравиться, была отвратительна. Однако с самого начала Августин тянулся к ней, и она пользовалась всем арсеналом своих кокетливых ужимок и улыбочек – выглядели они так, будто она месяц скиталась по пустыне, а потом выбралась прямиком на арену цирка.

Она часто торчала рядом с ним, полностью поглощенная теми перлами мудрости, что ронял со своих губ святой терпения, пила горячий чай в нечеловеческих количествах, делала все то же выражение лица, которое совершенно не подходило к ее запавшим глазам и белым губам, и, хотя и не так спокойно, выслушивала его поучения в длинном тренировочном зале с полированным деревянным полом. Дерево было такое новое, что ты стеснялась по нему ходить. Только в эти моменты они и пререкались, поскольку так называемый святой терпения лишался его, как только Ианта бралась за рапиру.

Он курил свои гадкие сигареты и следил, как она движется. Она немедленно начинала скучать и лениться.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
  • 3.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации