Текст книги "Стоик"
![](/books_files/covers/thumbs_240/stoik-54996.jpg)
Автор книги: Теодор Драйзер
Жанр: Зарубежная классика, Зарубежная литература
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Глава XIX
Таково было положение вещей, когда мистер Джеркинс и мистер Клурфейн явились в контору Элверсона Джонсона, дабы получить у него консультацию по весьма важному вопросу. Они начали с того, что дело их якобы непосредственно касается мистера Гривса и мистера Хэншоу, которые – как, вероятно, хорошо известно мистеру Джонсону – только что ездили в Нью-Йорк, где вели переговоры с клиентом их фирмы мистером Фрэнком Каупервудом, – имя, разумеется, хорошо известное мистеру Джонсону.
Джонсон подтвердил, что он кое-что о нем слышал. А чем, в сущности, он может быть полезен джентльменам?
Стояло чудесное весеннее утро, поистине редкое для Лондона. Солнце ярко светило на выщербленный древнеримский дворик. Джонсон, когда они вошли, перебирал документы, относившиеся к тяжбе с компанией дороги Сити – Южный Лондон. Он был в отличном расположении духа – хороший солнечный денек, акции «Районной» немножко поднялись, а чрезвычайно взволнованная речь, с которой он выступил накануне в методистской лиге Эпворта, весьма одобрительно упоминалась сегодня в двух или трех утренних газетах.
– Я постараюсь быть как можно более кратким, – начал Джеркинс.
На нем был серый костюм, серая шелковая сорочка, яркий, белый с синим, галстук, котелок и в руках трость. Он уже успел очень внимательно оглядеть Джонсона и решил про себя, что разговор с этим типом – дело нелегкое. Хитрая бестия этот Джонсон, сразу видно.
– Вы, разумеется, понимаете, мистер Джонсон, – продолжал Джеркинс с вкрадчивой и многозначительной улыбочкой, – что мы явились к вам без каких бы то ни было полномочий от мистера Каупервуда. Но я смею думать, что, невзирая на это, вы сумеете оценить всю важность нашего визита. Как вы, конечно, знаете, Гривс и Хэншоу связаны с Электротранспортной компанией, где вы, насколько мне известно, состоите поверенным.
– Одним из поверенных, – осторожно вставил мистер Джонсон. – Но компания уже давно не прибегала к моим советам.
– Так, так! – изрек Джеркинс. – Тем не менее, полагаю, вас это должно интересовать. Дело, видите ли, в том, что именно наша фирма явилась посредником при переговорах, состоявшихся между Гривсом и Хэншоу и мистером Каупервудом! Как вам известно, мистер Каупервуд располагает весьма солидным капиталом. Он финансировал в Америке всевозможные виды транспорта. Говорят, он реализовал свою часть акций в чикагских предприятиях и получил по меньшей мере двадцать миллионов долларов.
Услышав эту цифру, мистер Джонсон насторожился. Транспорт – это транспорт, будь то в Чикаго, Лондоне или еще где-либо. И человек, который сумел выжать из него двадцать миллионов долларов, надо полагать, хорошо разбирается в этом деле! Джеркинс сразу заметил, что попал в точку.
Но мистер Джонсон постарался сделать вид, что его это мало интересует.
– Возможно, – сухо отвечал он, – но я не понимаю, какое это может иметь отношение ко мне. Не забывайте, что я всего лишь один из поверенных Электротранспортной компании и не имею ни малейшего касательства ни к мистеру Гривсу, ни к мистеру Хэншоу.
– Но вы имеете касательство к лондонской подземной сети, так я по крайней мере слышал от мистера Клурфейна, – настойчиво продолжал Джеркинс. – Иными словами, – дипломатично добавил он, – вы являетесь представителем людей, заинтересованных в развитии подземного транспорта.
– Действительно, мистер Джонсон, – вмешался молчавший до сего времени Клурфейн, – я взял на себя смелость сообщить мистеру Джеркинсу, что ваше имя нередко упоминается в газетах и что на вас обычно ссылаются как на представителя акционерных компаний «Метрополитен» и «Районной», а также «Сити – Южный Лондон» и «Центральной Лондонской».
– Правильно, – явно успокоившись, холодно отвечал Джонсон. – Как юрист, я действительно являюсь представителем этих компаний. Но я что-то не совсем ясно понимаю, чего, собственно, вы от меня хотите. Если речь идет о покупке или продаже чего-либо, связанного с линией Чэринг-Кросс – Хэмпстед, вам, конечно, надо было обратиться не ко мне.
– Я попрошу вас уделить мне еще минутку внимания, – не унимался Джеркинс, наклоняясь всем корпусом к Джонсону. – Дело, видите ли, вот в чем. Мистер Каупервуд в настоящее время ликвидирует все свои чикагские транспортные предприятия, и как только он с этим покончит, у него не будет никаких дел. Но не такой это человек, чтобы сидеть сложа руки. Он поставил транспортное дело в Чикаго и проработал в этой области больше двадцати пяти лет. Я отнюдь не хочу сказать, что он ищет, куда бы вложить капитал. Мистер Гривс и мистер Хэншоу убедились, что это не так. А свели их с Каупервудом мы, наша фирма, «Джеркинс, Клурфейн и Рэндолф». Мистер Клурфейн является главой нашего отделения в Лондоне.
Джонсон кивнул; теперь он уже слушал внимательно.
– Разумеется, – продолжал Джеркинс, – ни мистер Клурфейн, ни я ни в коей мере не уполномочены говорить от лица мистера Каупервуда. Однако, по нашему убеждению, положение в лондонском подземном транспорте сейчас таково, что если надлежащее лицо осведомит о нем должным образом мистера Каупервуда, это может повести к весьма ощутимым результатам для всех, кто с этим связан. Ибо мне совершенно точно известно: мистер Каупервуд отклонил предложение насчет линии Чэринг-Кросс отнюдь не из тех соображений, что она не окупит себя, а только потому, что ему не предложили пятидесяти одного процента акций, на чем он всегда настаивает, как на главном условии. Кроме того, ему, разумеется, показалось, что это очень небольшая ветка, которая в целой системе никакого серьезного значения иметь не может, ее можно эксплуатировать как небольшое обособленное предприятие, и только. А мистера Каупервуда можно заинтересовать не иначе как всей сетью городского транспорта в целом.
И тогда я попросил мистера Клурфейна, – в голосе Джеркинса появился льстивый оттенок, – познакомить меня с таким человеком, который, будучи более других осведомлен в данном вопросе, мог бы оценить, сколь исключительно важно заинтересовать в этом деле мистера Каупервуда. Ибо если мы правильно разбираемся в положении вещей, – тут он недвусмысленно поглядел на Джонсона, – вашу подземную сеть давно пора объединить и поставить на уровень современной техники, а мистер Каупервуд, как это все знают, истинный гений по части транспорта. Он скоро должен быть в Лондоне. И мы считаем своим долгом подготовить почву для того, чтобы он мог встретиться и потолковать с таким человеком, который мог бы его убедить в том, что он в Лондоне с его знанием дела просто необходим.
И если вы, мистер Джонсон, сами не интересуетесь и не собираетесь принять участие в этом деле, – тут Джеркинс вспомнил о Стэйне и его влиятельных друзьях, – вы, вероятно, могли бы нам посоветовать, к кому обратиться. Мы, как вы понимаете, маклеры, и нам важно заинтересовать мистера Каупервуда, с тем чтобы наша доля комиссионных не прошла мимо нас, – в таком деле, вы сами знаете, без посредничества не обойдешься.
Джонсон сидел за своим письменным столом, не глядя ни на Джеркинса, ни на Клурфейна, а уставившись в пол.
– Та-ак… – начал он. – Мистер Каупервуд – американский архимиллионер… У него огромный опыт по части городского транспорта и надземных железных дорог как в Чикаго, так и в других городах. Я, видимо, должен заинтересовать его в разрешении проблемы нашего подземного транспорта. И если я это сделаю, я, видимо, должен буду заплатить вам – или во всяком случае позаботиться о том, чтобы вам заплатили – за то, что мистер Каупервуд поможет кое-кому из наших лондонцев, интересующихся транспортом, нажиться на этом деле. – Он поднял брови и поглядел на Джеркинса. Тот ответил ему взглядом человека, который все понимает, но отвечать не намерен.
– Весьма практический подход к делу, нельзя не признаться, – продолжал Джонсон, – и я не сомневаюсь, что кое-кто может на этом нажиться, а кое-кто – нет. Проблема лондонского подземного транспорта – это в высшей степени сложная проблема. У нас столько всяких проектов, столько разных компаний, которые нужно еще суметь привести к соглашению! Столько подрядов роздано разным спекулянтам и прожектерам без единого шиллинга за душой. – Он мрачно поглядел на своих посетителей. – Денег надо убить уйму. Миллионы фунтов. Я так полагаю, не меньше двадцати пяти миллионов фунтов. – Он с поистине горестным видом стиснул руки – так велик был этот груз неизбежных издержек.
Разумеется, мистер Каупервуд здесь небезызвестен. Если не ошибаюсь, в Чикаго против него были выдвинуты различного рода обвинения. Я готов согласиться, что все эти обвинения не должны создавать препятствий к претворению в жизнь такого крупного общественно полезного начинания, какое вы, джентльмены, имеете в виду, однако, принимая во внимание консерватизм нашей английской публики…
– Ах, вы говорите об этих выпадах в Чикаго против его финансовых методов? – смело раскрывая карты, воскликнул Джеркинс. – Но это же чистой воды политиканство, все это подстроено его соперниками, которые завидовали его успеху.
– Знаю, знаю! – с тем же горестным видом перебил его Джонсон. – Люди из финансовых кругов, конечно, понимают все эти приемы конкурирующих противников и не обращают на это внимания. – Но ведь и здесь у него найдется немало противников. У нас здесь на острове свой очень сплоченный и очень консервативный мирок. И мы вовсе не так уж любим пришельцев, которые являются к нам устраивать наши дела. Возможно, как вы изволили заметить, мистер Каупервуд действительно очень опытный и изобретательный человек. Но захочет ли наша публика работать с ним – этого я не могу сказать. Зато я могу сказать, что лишь немногие – если таковые вообще найдутся – согласились бы предоставить ему полный контроль над всей системой подземных дорог, как имеете в виду вы. – Тут он поднялся и тщательно отряхнул с пиджака и брюк воображаемые соринки. – Вы говорите, он отклонил предложение Гривса и Хэншоу? – спросил он.
– Да, отклонил, – ответили в один голос Джеркинс и Клурфейн.
– А что же они, собственно, предлагали?
Джеркинс пояснил.
– Понятно, понятно! Оставить за собой контракт и пятьдесят процентов акций. Так вот, пока у меня не будет возможности подумать и посоветоваться с моими компаньонами, я ничего не могу сказать вам по этому поводу. Но так или иначе, – помолчав, добавил он, – возможно, кое-кому из наших крупных пайщиков и будет желательно потолковать с мистером Каупервудом, когда он приедет.
В сущности, Джонсон уже решил про себя, что эти люди подосланы самим Каупервудом, чтобы разузнать истинное положение вещей. Однако ему и в самом деле казалось весьма сомнительным, чтобы этому американцу Каупервуду, будь он хоть архимиллионер, удалось урвать у здешних владельцев транспорта даже половину акций. Ему и подступиться-то к этому будет трудно. А с другой стороны, если подумать, сколько они со Стэйном убили денег на это дело, и вот теперь, похоже, эта проклятая Чэринг-Кросс опять свалится им на шею, что грозит новыми убытками всем, кто вложил в нее деньги. Н-да…
Он вышел из-за стола и, словно давая понять, что разговор окончен, сказал сухо:
– Мне надо будет хорошенько подумать об этом, джентльмены. Зайдите ко мне еще раз, предположим, во вторник или в среду, и тогда я уже смогу твердо сказать, сумею ли я быть вам чем-нибудь полезен.
Он сделал с ними несколько шагов и позвонил у двери конторскому мальчику, чтобы тот проводил их к выходу. Оставшись один, он подошел к окну, выходившему на старинный римский дворик, все еще залитый лучами яркого апрельского солнца. У Джонсона была привычка, когда он задумывался, закладывать язык за щеку и прижимать ладонь к ладони, стиснув пальцы, словно на молитве. Так он стоял довольно долго, не двигаясь и глядя в окно.
А Джеркинс и Клурфейн шагали в это время по Стори-стрит и обменивались на ходу впечатлениями:
– Замечательно! Да, да! Хитер, каналья! Но явно заинтересовался! Ведь это же для них выход, если они только хоть что-нибудь соображают.
– А эта чикагская история! Я так и знал, что она выплывет! – воскликнул Джеркинс. – Вечно ему припоминают эту его отсидку в Филадельфии и его слабость к женскому полу. Точно это имеет какое-то отношение к делу.
– Нелепо! Ужасно нелепо! – возмущался Клурфейн.
– А все-таки придется что-то предпринять в этом направлении! Придется нам с вами как-то обработать здешнюю прессу! – заявил Джеркинс.
– Вот что я вам скажу, послушайте меня, – возразил Клурфейн. – Если кто-нибудь из здешних богачей войдет в дело с Каупервудом, они сами мигом прекратят всю эту неприятную газетную болтовню. У нас ведь здесь несколько другие законы, не такие, как у вас. Здесь, если хотят завести скандал, не стесняются ничем, пускают в ход любую клевету, но если кому-нибудь из крупных воротил это нежелательно – тогда молчок, никто не осмелится и слова сказать. А у вас, как видно, все по-другому. Но я знаю многих редакторов финансовых отделов в здешних газетах, и если понадобится, можно будет намекнуть им, они живо все это притушат.
Глава XX
Результаты, которых достигли Джеркинс и Клурфейн своим визитом к Джонсону, выяснились достаточно определенно в разговоре, имевшем место в тот же день между Джонсоном и лордом Стэйном в кабинете Стэйна на втором этаже дома на Стори-стрит.
Надо сказать, что лорд Стэйн ценил Джонсона главным образом за его коммерческую честность и за его поистине исключительное здравомыслие. Джонсон в глазах Стэйна был олицетворением глубокой религиозности и нравственной прямоты, которая не позволяла ему преступать известный предел в своих хитроумных, но вполне легальных махинациях, сколь бы это ни казалось соблазнительным с точки зрения его личных интересов. Ярый блюститель закона, он всегда умел отыскать в нем лазейку, которая давала ему возможность обернуть дело в свою пользу или отнять козырь у противника. «Честь обязывает его держать в порядке отчетность, но позволяет исключать из баланса крупные долговые обязательства», – сказал о нем однажды кто-то. И лорд Стэйн вполне согласился с этой характеристикой. Вместе с тем ему нравились чудачества Джонсона, и он нередко от души потешался над его пылкой привязанностью к лиге Эпворта со всей ее прописной моралью воскресной школы и над его необыкновенной стойкостью и упорным воздержанием от каких бы то ни было спиртных напитков. Джонсон не проявлял мелочности в денежных делах. Он щедро жертвовал на церкви, воскресные школы, больницы и деятельно опекал дом призрения для слепых в Саутуорке, где он был одним из директоров и бесплатным юрисконсультом.
За очень скромное вознаграждение Джонсон заботился о делах Стэйна, о его вкладах, страховках и помогал ему разбираться во всяких сложных юридических вопросах. Они часто беседовали о политике, о международных проблемах, и Джонсон, как замечал Стэйн, всегда очень трезво оценивал события. Но в искусстве, архитектуре, поэзии, беллетристике, в женщинах и иных благах земных, не сулящих никаких выгод, Джонсон ровно ничего не понимал. Он когда-то откровенно признался Стэйну – еще в те годы, когда оба они были намного моложе, – что он ничего не смыслит в такого рода вещах. «Я рос, видите ли, в таких условиях, которые не позволяли мне интересоваться подобными предметами, – сказал он. – Мне, конечно, приятно, что сыновья мои учатся в Итоне, а дочка в Бэдфорде, и я лично ничего не имею против того, чтобы им привили те вкусы, которые полагаются в обществе. Ну а я что, я стряпчий, с меня довольно и того, чего я достиг».
И Стэйн улыбался, слушая Джонсона: ему нравилась грубоватая прямота этого признания. И в то же время он считал совершенно в порядке вещей, что они стоят с Джонсоном на разных ступенях общественной лестницы, что он только изредка приглашает Джонсона к себе в усадьбу в Трэгесол или в свой прекрасный старинный дом на Беркли-сквер. И не иначе как по делу.
В этот день Джонсон, войдя к Стэйну, застал его в весьма непринужденной позе. Откинувшись на высокую спинку удобного чиппендейловского кресла с круглыми ручками, Стэйн лежал, вытянувшись во весь свой огромный рост и закинув ноги на большой письменный стол красного дерева. На нем был превосходно сшитый твидовый костюм песочного цвета, кремовая сорочка и темно-оранжевый галстук; время от времени он лениво стряхивал пепел с сигары, дымившейся у него в руке. Он просматривал отчет акционерной компании «Южноафриканские алмазные копи Де-Бирс» – компании, в делах которой он был непосредственно заинтересован. Двадцать акций, своевременно приобретенных им, давали ему ежегодно около двухсот фунтов чистого дохода. У Стэйна было длинное желтоватое лицо, нос крупный, с едва заметной горбинкой, пронзительные темные глаза под низким лбом, большой рот с припрятанной в уголках лукавой улыбкой и слегка выдающийся подбородок.
– А, это вы! – воскликнул он, когда Джонсон, тихонько постучавшись, вошел в кабинет. – Ну, что у вас нового, господин благочестивый методист? Я, кстати, что-то читал сегодня утром по поводу вашего выступления, в Стикни, по-моему.
– А-а, вы про это, – пробормотал Джонсон, в волнении застегивая пуговицы своего рабочего сюртука из черной шуршащей материи. Он был очень польщен тем, что Стэйн обратил внимание на заметку. – У нас, знаете, вышел спор между священниками двух церквей нашего прихода, так вот мне пришлось их мирить. А потом меня попросили сказать речь. Ну я и воспользовался случаем, прочел им маленькое нравоученье. – И он, вспомнив об этом, гордо выпрямился и принял весьма внушительный вид. Стэйн, конечно, сразу заметил это.
– Вам бы, Джонсон, в парламенте выступать или в суде, – шутливо сказал он. – Но только я, знаете, посоветовал бы вам начать с парламента. Мы здесь без вас пока еще никак не управимся, жалко вас отдавать в суд.
И он, добродушно посмеиваясь, весьма дружелюбно посмотрел на Джонсона, а Джонсон весь просиял, довольный и растроганный.
– Да, я, как вам известно, давно уже подумываю о парламенте. И наши дела здесь много бы от этого выиграли. Райдер и Баллок только и толкуют об этом. И Райдер, по правде сказать, прямо-таки требует, чтобы я выставил свою кандидатуру в его округе на сентябрьских выборах. Он считает, что я непременно пройду, надо только разок-другой выступить с речью.
– Ну а почему бы и нет? Лучше вас кандидата и не сыщешь. И у Райдера, знаете, там большое влияние. Я вам серьезно советую. И если я или кто-нибудь из моих друзей можем вам быть чем-нибудь полезны, вы только скажите. Я с удовольствием все сделаю.
– Вы очень любезны, и поверьте, я очень признателен вам. Да вот, кстати сказать, у меня сегодня в конторе… – тут Джонсон сразу понизил голос и перешел на конфиденциальный тон, – произошел один разговор, который может оказать некоторое влияние на мое решение.
Он замолчал, вытащил носовой платок, высморкался. Стэйн смотрел на него с любопытством.
– Ну, так что же это за секрет? Выкладывайте!
– Ко мне сегодня явились два субъекта: Уиллард Джеркинс, американец, и Виллем Клурфейн, голландец. Агенты, маклеры: Клурфейн – в Лондоне, а Джеркинс – в Нью-Йорке. Рассказали мне кое-что весьма любопытное. Вы помните, мы продали за тридцать тысяч опцион на акции Чэринг-Кросс Гривсу и Хэншоу?
Стэйн, которого несколько забавлял таинственный тон Джонсона, сразу заинтересовался. Он положил отчет, который держал в руках, снял ноги со стола и пристально посмотрел на своего компаньона.
– Опять эта проклятая Электротранспортная! Ну, что там еще?
– Похоже, они только что ездили в Нью-Йорк, – продолжал Джонсон, – и вели там переговоры с этим архимиллионером Каупервудом. Похоже, они предложили ему лишь половину своего тридцатитысячного опциона за то, чтобы он достал деньги на постройку дороги. – Джонсон презрительно усмехнулся. – А потом он, естественно, еще должен был бы уплатить им сто тысяч фунтов за строительные работы. – Тут они переглянулись и многозначительно хмыкнули. – Разумеется, он отказался, – продолжал Джонсон. – В то же время, судя по всему, он был бы не прочь получить полный контроль, то есть он ставит вопрос так: все или ничего. Судя по тому, что рассказывают эти двое, он как будто заинтересован в такой реорганизации подземной дороги, о которой мы с вами здесь думаем вот уже десять лет. Из Чикаго его, как вы знаете, выставили.
– Да, это я знаю, – сказал Стэйн.
– Между прочим, я тут прочел о нем статью, которую эти господа оставили мне. Вот она. – И, вытащив из кармана страницу «Нью-Йорк сан», Джонсон развернул ее: всю середину полосы занимал громадный, сделанный пером и очень похожий портрет Каупервуда.
Стэйн расправил страницу и стал внимательно всматриваться в портрет.
– Недурно выглядит, а? – заметил он, переводя взгляд на Джонсона. – Энергичный малый…
И, снова уткнувшись в газету, он пробежал глазами таблицу с данными о чикагских предприятиях Каупервуда.
– Двести пятьдесят миль… и все это в течение двадцати лет. – Затем он прочитал столбец с описанием его нью-йоркского дома. – К тому же, видимо, знаток искусства, – добавил он.
– Вы там посмотрите дальше насчет этой его истории в Чикаго, – сказал Джонсон. – У них все это с такой политико-общественной окраской подано… – Он замолчал, дожидаясь, когда Стэйн кончит читать.
– Ну и грызня у них там идет! – воскликнул Стэйн, откладывая газету. – Они, я вижу, оценивают его капиталовложения в двадцать миллионов!
– Да, да, так и эти маклеры говорили. Но вот что самое интересное: они заявили, что он сам пожалует сюда через неделю-другую. И для этого-то они ко мне и явились – чтобы я с ним встретился и потолковал, и не только насчет линии Чэринг-Кросс, – между прочим, они, по-видимому, как-то разнюхали, что нам придется ее обратно взять, – но и насчет объединения всей системы подземного транспорта – словом, насчет того, о чем мы с вами думали.
– А что это за господа, Джеркинс и Клурфейн? – поинтересовался Стэйн. – Кто они, собственно, такие? Друзья Каупервуда?
– Нет, нет, отнюдь! – поспешил объяснить Джонсон. – Они сами говорят, что они просто агенты по банковским делам. И рассчитывают на комиссионные – либо от Гривса и Хэншоу, либо от Каупервуда, либо от нас с вами, словом – от того, кого они сумеют в этом деле заинтересовать. А еще лучше, если от всех сразу. Так или иначе, Каупервуда они не представляют.
Стэйн иронически пожал плечами.
– По-видимому, они как-то пронюхали, – продолжал Джонсон, – что мы с вами интересуемся проектом объединения линий, и вот им хочется, чтобы я собрал акционеров и рекомендовал им Каупервуда на роль, так сказать, лидера, а ему постарался бы преподнести эту нашу с вами идею так, чтобы он ею заинтересовался. И, разумеется, они хотят получить за это комиссионные.
Стэйн, явно забавляясь, смотрел на него.
– Словом, все будут невероятно счастливы!
– Разумеется, я эту комбинацию отклонил, – устало продолжал Джонсон, – но мне вот что пришло на ум: а не кроются ли тут и в самом деле кое-какие серьезные возможности, которых так сразу не разглядишь. Может статься, что у Каупервуда действительно есть интерес к этому делу и мы с вами могли бы этим воспользоваться. Ведь этот жернов – Чэринг-Кросс – так до сих пор и висит у нас на шее. Конечно, я прекрасно понимаю, никто у нас здесь не допустит, чтобы американские миллионеры вмешивались в наши дела и распоряжались нашей подземкой. Но, может быть, мы сумели бы организовать какую-то единую компанию – ну, скажем, вы, лорд Эттиндж, Хэддонфилд – и выработать сообща какую-то форму совместного контроля. – Он замолчал и выжидательно поглядел на Стэйна.
– Правильно, Элверсон, совершенно правильно, – сказал Стэйн. – Если среди наших акционеров есть люди, которые все еще этим делом интересуются, как несколько лет тому назад, их, безусловно, можно будет активизировать. А без их помощи Каупервуд зацепиться здесь не сможет.
Он встал и подошел к окну, а Джонсон продолжал говорить. Джеркинс и Клурфейн должны прийти к нему через несколько дней, он обещал дать им тот или иной ответ. Пожалуй, неплохо было бы припугнуть их немножко, сказать им, что если они рассчитывают иметь дело с ним или с кем-либо из тех, кого ему удастся привлечь, пусть помалкивают, чтобы это никуда не просочилось, и предоставят пока что действовать ему, Джонсону.
– Верно! – согласился Стэйн.
Ведь тут речь идет не только о Чэринг-Кросс, продолжал Джонсон, но и об Электротранспортной компании, поскольку она-то, в сущности, и является хозяином этой линии или ответственной за нее фирмой. И вот когда они со Стэйном прощупают хорошенько Хэддонфилда, Эттинджа и других, тогда только и можно будет решить, стоит ли затевать все это. И если они между собой сговорятся, Каупервуд, вероятнее всего, предпочтет иметь дело со Стэйном, Джонсоном и их друзьями, чем со всеми этими Джеркинсами, Клурфейнами, Гривсами и Хэншоу, – ведь они же сами по себе ничего не весят, их можно преспокойно сбросить со счетов.
Стэйн слушал рассуждения Джонсона и во всем соглашался с ним. Так они беседовали до темноты. За окном сгустился лондонский туман. Стэйн вспомнил, что его ждут к чаю, а Джонсон – что ему пора идти на конференцию юристов. Они расстались – оба в несколько приподнятом настроении и с ожившими надеждами.
Выждав дня три, что, по мнению Джонсона, было необходимо для поддержания престижа, дабы произвести впечатление на этих маклеров, он пригласил к себе Джеркинса и Клурфейна и сообщил им, что он беседовал на интересующую их тему кое с кем из своих друзей и что они не прочь познакомиться с проектами и предложениями Каупервуда. В связи с этим он по получении личного приглашения от Каупервуда – не иначе – готов встретиться и потолковать с ним. Однако он ставит условием, чтобы Каупервуд до встречи с ним ни в коем случае не вступал ни в какие переговоры или какие бы то ни было деловые отношения ни с кем другим, потому что люди, которых он, Джонсон, пытается заинтересовать, – это крупные пайщики, которые, разумеется, никаких шуток над собой не потерпят!
На этом они и расстались, после чего Джеркинс и Клурфейн бросились сломя голову в ближайшее телеграфное отделение. Они вместе сочинили телеграмму, в которой уведомляли Каупервуда о блестящих результатах, которых им удалось добиться, настаивали, чтобы он как можно скорее ехал в Лондон, и в весьма почтительных выражениях просили отложить всякие другие переговоры до приезда сюда, ибо предстоящее здесь совещание будет, несомненно, носить всеобъемлющий характер.
Каупервуд прочитал эту телеграмму и невольно усмехнулся, вспомнив, как он тогда напугал Джеркинса. Он телеграфировал в ответ, что сейчас очень занят, рассчитывает выехать в середине апреля и тогда охотно повидается с ними и поговорит об их предложении. Одновременно он послал шифрованную телеграмму Сиппенсу о том, что скоро будет в Лондоне, что он отклонил предложение Гривса и Хэншоу, но пусть Сиппенс постарается сделать так, чтобы они стороной услышали о том, что он едет в Лондон в связи с одним серьезным предложением насчет подземного транспорта, не имеющим никакого отношения к линии Чэринг-Кросс. Каупервуд полагал, что это известие подействует на Гривса и Хэншоу отрезвляюще и заставит их прийти к нему с таким предложением, которое он сможет принять, прежде чем ему предложат что-либо другое. Таким образом, у него будет в руках оружие, с помощью которого он сможет держать в узде своих новых партнеров.
И все это время Каупервуд, готовясь к отъезду, устраивал дела Беренис, Эйлин и обдумывал роль Толлифера в своих планах на будущее.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?