Текст книги "Стоик"

Глава XXI

Эйлин при всей своей подозрительности и мрачных сомнениях, одолевавших ее, не могла не поразиться внезапной перемене, происшедшей с ее супругом. Воодушевленный своими лондонскими проектами, близостью Беренис и предстоящим путешествием, Каупервуд и в самом деле стал гораздо теплее относиться к Эйлин. Его желание, чтобы она поехала с ним в Лондон, его завещание, в котором он поручал ей заботиться о его доме и назначал ее одним из своих душеприказчиков, – все это, как-то по-своему преломляясь в сознании Эйлин, казалось ей несомненным следствием чикагской катастрофы. Жизнь, рассуждала Эйлин, нанесла ему жестокий, но отрезвляющий удар, и в такой момент, когда он острее всего мог почувствовать силу этого удара. И он вернулся к ней или, во всяком случае, на пути к тому, чтобы вернуться. Этого уже было почти достаточно, чтобы воскресить в ней веру в любовь и в прочность человеческих привязанностей.

Она с увлечением занялась приготовлениями к предстоящему путешествию. Накупила роскошных чемоданов новейшего образца, целыми днями разъезжала по магазинам, портнихам, модисткам, мастерским, обнаруживая, как и прежде – к собственному удовольствию и к неизменному ужасу Каупервуда, – поистине ненасытную страсть к бьющей на эффект роскоши и чрезмерному блеску. Узнав о том, что они поедут в лучшей каюте «люкс» на океанском пароходе «Кайзер Вильгельм», отплывавшем в ближайшую пятницу, Эйлин с лихорадочной поспешностью готовила себе гарнитуры белья, подобающие разве что невесте, хотя она прекрасно знала, что ни о каких нежных супружеских отношениях между ней и Каупервудом и речи быть не может.

Между тем Толлифер, все попытки которого познакомиться с Эйлин пока что не увенчались успехом, неожиданно не без чувства облегчения обнаружил в своем почтовом ящике ценный пакет: в нем оказался план пассажирского парохода «Кайзер Вильгельм», билет и, что больше всего успокоило и обрадовало его, – три тысячи долларов новенькими банкнотами. Это сильно повысило рвение и энтузиазм Толлифера к предстоящей ему ответственной миссии. Он решил приложить все усилия, чтобы произвести самое благоприятное впечатление на Каупервуда, – вот человек, который, по-видимому, прекрасно знает, как пользоваться жизнью и брать от нее то, что хочешь! Поспешно пробежав глазами несколько последних газет, Толлифер вскоре убедился, что его предположения вполне обоснованны: чета Каупервудов действительно отправляется в Европу на том же пароходе «Кайзер Вильгельм», отходящем в пятницу.

Беренис, которая, разумеется, была в курсе всех дел Каупервуда, решила выехать с матерью двумя днями раньше на пароходе «Саксония». Они условились с Каупервудом, что будут ждать его в Лондоне в отеле «Клэридж», где они уже останавливались в прежнюю свою поездку.

Каупервуд, осаждаемый репортерами, сообщил, что он с женой отправляется в Европу на все лето, что с Чикаго его теперь ничто не связывает и что он на ближайшее время не строит никаких планов и не интересуется никакими предприятиями. Это заявление вызвало весьма оживленный отклик: в газетах снова появились заметки о его поразительной карьере, его называли гением и удивлялись, что такой яркий, талантливый финансист, да еще с таким капиталом, бросает дела и удаляется на покой. Каупервуд ничего не имел против этой газетной шумихи, во-первых, потому, что на этот раз газеты воздавали ему должное, а во-вторых, потому, что она служила отличной ширмой для его истинных планов и давала ему возможность действовать не торопясь.

Итак, они отплыли. Эйлин прогуливалась по палубе с таким видом, как если бы занимать первенствующее положение в обществе рядом с Каупервудом было для нее вполне привычным делом.

Что же касается Толлифера, для которого теперь настало время приступить к исполнению своих обязанностей, то он весь внутренне подобрался и чувствовал себя в полной боевой готовности. Каупервуд, когда они попадались друг другу на глаза, не обращал на него ни малейшего внимания и, разумеется, и виду не подавал, что знает его. Понимая, что так оно и должно быть, Толлифер вышагивал по палубе и украдкой наблюдал за Эйлин; он заметил, что и она тоже поглядывает на него – и не без интереса. Ему не нравились ее кричащие туалеты, отсутствие сдержанности, вкуса. Его каюта находилась на палубе Б, но обедал он за капитанским табльдотом. Чете Каупервудов обед подавали в их собственные апартаменты. Однако капитан, которому весьма льстило присутствие на его корабле таких пассажиров, как супруги Каупервуд, жаждал создать из этого рекламу для себя и своего парохода. Оценив общительность и веселый нрав Толлифера, он постарался внушить ему интерес к знаменитому миллионеру и предложил познакомить его с супругами Каупервуд.

Итак, на второй день плавания капитан Генрих Шрейбер послал осведомиться о самочувствии мистера и миссис Каупервуд, прося их оказать ему честь и воспользоваться его услугами. Не желает ли мистер Каупервуд осмотреть корабль? Среди пассажиров имеются его пылкие поклонники, в том числе и сам капитан, которые, если мистер Каупервуд не возражает, жаждут быть ему представленными.

Каупервуд, догадываясь, что тут не обошлось без Толлифера, передал это предложение Эйлин и ответил, что они рады будут принять у себя капитана и пассажиров, желающих познакомиться с ними. Капитан, отрекомендовавшись Каупервудам, представил им мистера Уилсона Стайлса, драматурга, мистера Куртрайта, губернатора штата Арканзас, и представителей светского нью-йоркского общества: мистера Брюса Толлифера и мисс Алессандру Гивенс, направлявшуюся в Лондон к сестре. Толлифер, заметив в числе пассажиров хорошенькую Алессандру и припомнив, что отец ее видный человек в обществе, представился ей в качестве друга кого-то из ее знакомых, и Алессандра, плененная неотразимым Толлифером, без труда попалась на эту удочку.

Эйлин очень понравился этот неожиданный прием гостей. Когда они вошли, она поднялась с кресла и, отложив журнал, который перед этим рассматривала, встала рядом с супругом приветствовать посетителей. Каупервуд сразу отметил Толлифера и его спутницу, изящную мисс Гивенс, в которой он с первого взгляда угадал девушку из хорошего общества. Толлифер представился Каупервуду с таким видом, как если бы до сих пор никогда в глаза его не видел. Эйлин тотчас выделила Толлифера из всей группы.

– Счастлив познакомиться с супругой такого замечательного человека, как мистер Каупервуд, – сказал он, глядя ей в глаза. – Вы, я полагаю, направляетесь на континент?

– Мы сначала остановимся в Лондоне, – отвечала Эйлин. – А потом уже поедем в Париж и дальше. У моего мужа всюду, куда бы он ни поехал, оказывается масса всяких финансовых дел.

– Судя по тому, что пишут о мистере Каупервуде, иначе и быть не может, – обворожительно улыбнувшись, подхватил Толлифер. – Быть подругой такого многогранного человека – поистине ответственное дело, миссис Каупервуд. Право, это, наверное, не легче, чем делами ворочать.

– Вы совершенно правы, – подтвердила Эйлин. – Отнюдь не легче. – И, польщенная этим признанием ее великой роли, она благодарно улыбнулась ему в ответ.

– А вы не думаете пробыть некоторое время в Париже? – поинтересовался он.

– Да, конечно. Я еще не могу сказать, какие планы будут у моего мужа, когда мы приедем в Лондон, но сама я думаю поехать в Париж, хотя бы на несколько дней.

– А я предполагаю быть в Париже на скачках. Может быть, мы с вами там увидимся. Если вы окажетесь там в это же время и у вас не будет никаких дел, мы могли бы как-нибудь встретиться и провести вечер вместе.

– Ах, это было бы замечательно! – У Эйлин даже заблестели глаза: так приятно было, что к ней проявляют интерес. Ведь внимание такого обаятельного человека, несомненно, возвысит ее и в глазах Каупервуда. – Но вы, кажется, еще не поговорили с моим мужем… Пойдемте к нему.

И она в сопровождении Толлифера направилась к Каупервуду, который стоял в другом конце салона, беседуя с капитаном и мистером Куртрайтом.

– Послушай, Фрэнк, – весело сказала она, – вот еще один из твоих поклонников. – И, обратившись к Толлиферу, прибавила: – Как мне ни лестно, я не могу считать себя главным объектом вашего внимания, мистер Толлифер.

Каупервуд повернулся к Толлиферу с самой любезной улыбкой и сказал шутливо:

– Поклонников всегда приятно иметь. Вы тоже из тех, кто весной перекочевывает в Европу, мистер Толлифер?

Каупервуд держал себя с такой непринужденностью, что Толлифер, следуя его примеру, улыбнулся и так же шутливо ответил:

– Да, похоже, что так. У меня много друзей в Лондоне и в Париже, а потом я думаю отправиться куда-нибудь поближе к морю. Один из моих приятелей живет в Бретани. – И, повернувшись к Эйлин, он добавил: – Вот на что бы вам действительно следовало посмотреть, миссис Каупервуд! Такие чудесные места!

– Ну что ж, я не прочь, – сказала Эйлин, глядя на Каупервуда. – Ты как думаешь, Фрэнк, мы не могли бы включить Бретань в план нашего летнего путешествия?

– Пожалуй… За себя, конечно, я не могу поручиться, дела… Ну а может, и удастся выкроить несколько дней, – любезно прибавил он. – Вы надолго в Лондон, мистер Толлифер?

– Да я пока еще и сам не знаю, – невозмутимо отвечал Толлифер. – Может быть, поживу с неделю или около того.

В эту минуту Алессандра, которой надоело слушать мистера Стайлса, безуспешно пытавшегося произвести на нее впечатление, подошла проститься с Каупервудами, решив положить конец визиту.

– А вы не забыли наши планы на сегодня, Брюс? – спросила она Толлифера.

– Ах да, да! Пожалуйста, извините нас, нам в самом деле пора. – И, обратившись к Эйлин, он добавил: – Надеюсь, миссис Каупервуд, мы с вами еще не раз будем иметь удовольствие встретиться?

Эйлин, уязвленная холодным, самоуверенным тоном чересчур миловидной и к тому же юной Алессандры, откликнулась с преувеличенной любезностью:

– О да, конечно, мистер Толлифер, я буду очень рада. – И тут же, перехватив пренебрежительную усмешку на губах мисс Гивенс, добавила: – Как жаль, что вам пора уходить, мисс… м-м… мисс…

– Мисс Гивенс, – поспешил подсказать Толлифер.

– Ах да… – подхватила Эйлин. – Я не разобрала фамилии.

Но Алессандра только чуть-чуть приподняла свои тонкие брови, взяла Толлифера под руку и, улыбнувшись на прощание Каупервуду, направилась к двери.

Эйлин, оставшись наедине с Каупервудом, перестала сдерживаться.

– Ах, как я ненавижу этих светских выскочек, – с возмущением воскликнула она, – за душой ничего нет, кроме семейных связей, а всех готовы обскакать – или хотя бы попытаться!

– Будет тебе, Эйлин, – успокаивал ее Каупервуд. – Сколько раз я тебе говорил – всякий старается блеснуть тем, что у него есть. Ее главный козырь – происхождение, вот она им и кичится. Ведь сама-то она ровно ничего собой не представляет, просто глупенькая девчонка. Стоит ли тебе так из-за нее расстраиваться? Успокойся, пожалуйста.

А в то же время он мысленно сравнивал Эйлин с Беренис. С каким достоинством сумела бы Беренис поставить на место эту Алессандру!

– Ну, как бы там ни было, – запальчиво сказала Эйлин, – а мистер Толлифер очень мил и внимателен. И, насколько я могу судить, он принадлежит к тому же обществу и, во всяком случае, ничем не хуже ее. Разве не правда?

– У меня, разумеется, нет никаких оснований сомневаться в этом, – отвечал Каупервуд, невольно усмехаясь про себя над простотой и наивностью Эйлин – не столько иронически, сколько с грустью. – Во всяком случае, мисс Гивенс, кажется, в восторге от мистера Толлифера. Поэтому если ты считаешь, что она что-то представляет собой в обществе, значит, и его следует отнести к тому же кругу.

– Однако у него хватает такта, чтобы держать себя учтиво, а у нее нет, и так оно всегда бывает, когда женщина сталкивается с женщиной.

– Беда женщин в том, Эйлин, что они все, в сущности, заняты одним. А у мужчин, видишь ли, интересы довольно разнообразные.

– Ну, не знаю, но я тебе только одно могу сказать: мистер Толлифер мне нравится, а девчонка эта – нет.

– Да ты можешь просто не замечать ее. А что касается Толлифера, ничто не мешает нам быть с ним любезными, если тебе этого хочется. Не забудь, что я стремлюсь доставить тебе удовольствие этой поездкой. – И он ободряюще улыбнулся Эйлин.

Наблюдая за ней исподтишка час спустя, когда она переодевалась перед зеркалом для послеобеденной прогулки по палубе, Каупервуд заметил, как она оживлена и с каким тщанием заботится о своей внешности. Просто удивительно, подумал он, сколь многого можно добиться от человека, если отнестись с должным вниманием к его вкусам, слабостям, желаниям.

А что, если и Беренис проделывает с ним, в сущности, то же самое? Она вполне способна на это. Ну что ж, он и за это готов восхищаться ею, как восхищается сейчас своей затеей.

Глава XXII

Оставшиеся несколько дней до окончания плавания Толлифер потратил на обдумывание и осуществление различных уловок, которые помогли бы ему завоевать расположение Эйлин. Так, например, он дважды затеял игру в карты, предусмотрительно не включив в партию мисс Гивенс; зато он пригласил одну довольно известную актрису, молодого банкира с Запада, который был очень не прочь познакомиться с женой Каупервуда, и молоденькую вдовушку из Буффало, до такой степени плененную светскими манерами и приятной внешностью Толлифера, что, получив от него приглашение принять участие в игре, она с гордостью почувствовала себя приобщенной к самому избранному кругу.

Нечего и говорить, что Эйлин буквально ожила от этого приятного времяпрепровождения, от знакомства с новыми, интересными людьми и в особенности от явного внимания к ней Толлифера. Тем более что Каупервуд, хоть и не принимал участия в этих развлечениях, по-видимому, относился вполне одобрительно к ее новым знакомым. Он уже сказал ей, что когда они приедут в Лондон и устроятся в отеле «Сесил», она может, если ей захочется, пригласить Толлифера и его друзей на чашку чая или даже на ужин; а если у него будет время, он, возможно, и сам заглянет к ним ненадолго. Эйлин с радостью ухватилась за его предложение не столько потому, что ей хотелось упрочить знакомство с Толлифером, а потому, что ей хотелось показать Каупервуду, что она вполне способна поддерживать знакомство с полезными и приятными ему людьми.

Каупервуд к этому времени убедился, что Толлифера вполне можно предоставить его собственной изобретательности. Он, по-видимому, очень неглуп, думал Каупервуд, не лишен такта и, несомненно, умеет держать себя в обществе. А что, если он вздумает всерьез приударить за Эйлин, с тем чтобы вскружить ей голову и, женившись на ней, завладеть положенным на ее имя недурным капитальцем? Вряд ли ему это удастся. Эйлин такая преданная жена, она неспособна влюбиться в кого-нибудь по-настоящему.

А Толлиферу иной раз делалось как-то не по себе оттого, что он участвует в такой гнусной интриге, но вместе с тем он сознавал, что это самый счастливый случай во всей его неудачной жизни. Уж если он дошел до того, что не стыдился жить на скудный заработок каких-то жалких хористок, как это было еще совсем недавно, то теперь ему нечего стесняться – он получает деньги за то, что взял на себя роль светского ментора, наперсника, спутника этой женщины! Разумеется, она не очень-то умеет себя держать, всегда от нее можно ждать какого-нибудь промаха, и, кроме того, она чересчур явно показывает свое желание нравиться. Ее надо бы приодеть с бо́льшим вкусом, натренировать как следует и научить держать себя так, чтобы она чувствовала себя уверенней. Но, во всяком случае, она относится к нему по-дружески, благодарна за все, и, возможно, ему и в самом деле удастся для нее кое-что сделать.

Прежде чем отправиться в это путешествие, Толлифер навел кое-какие справки и узнал, что Эйлин в отсутствие Каупервуда свела знакомство с какими-то ничтожными людишками, и хотя она не занимала никакого положения в обществе, все же это компрометировало и ее самое и Каупервуда. Как же Каупервуд мог допустить это? – спрашивал себя Толлифер. Но, познакомившись с Эйлин и припомнив все, что он слышал и знал о Каупервуде, он решил, что, в конце концов, Каупервуд избрал самый разумный путь. Потому что там, где дело касается чувств, Эйлин, по-видимому, способна на все, и если бы Каупервуд попытался вступить с ней в борьбу, чтобы отвоевать себе свободу, она не остановилась бы ни перед чем, камня на камне не оставила бы, только бы удержать его или отомстить ему.

А с другой стороны, может случиться, что в один прекрасный день Каупервуд, придравшись к какому-нибудь поводу или нарочно подстроив какую-нибудь штуку, обвинит его в интимной связи с Эйлин и таким образом получит возможность избавиться от нее. Однако если Толлифер сумеет доказать, что Каупервуд сам нанял его для этого, подобное разоблачение будет для него, наверное, столь же малоприятно, сколь и для Толлифера. Так чем же он, в сущности, рискует? Надо только постараться наладить такие отношения с Эйлин, чтобы не дать ее супругу никакого повода для придирок.

И, несомненно, он может быть ей очень и очень полезен. Вот, например, даже здесь, на пароходе, он заметил, что она не прочь выпить лишнее. Надо отучить ее от этого. Потом эта ее ужасная манера одеваться. В Париже найдутся первоклассные портные, которые рады будут отблагодарить его, если он предоставит им возможность одеть ее прилично. И, наконец, с ее-то деньгами сколько можно устроить разных увеселительных поездок – в Экс-ле-Бэн, в Биарриц, в Дьепп, в Канн, Ниццу, Монте-Карло, надо только приручить ее, завоевать ее доверие. Можно будет пригласить старых друзей, расплатиться с долгами, завести новые знакомства!

Лежа у себя в каюте, покуривая сигарету и время от времени потягивая из высокого стакана виски с содовой, Толлифер предавался самым радужным мечтам. Эта шикарная каюта! И двести долларов в неделю! А сверх того – три тысячи новенькими банкнотами!

Глава XXIII

«Кайзер Вильгельм» подошел к пристани Саутгемптона в сумрачное апрельское утро; солнечные лучи едва пробивались сквозь плотный английский туман. Каупервуд в элегантном сером костюме стоял на верхней палубе и смотрел на тихую пристань и на невзрачные домики, ютившиеся на берегу. Эйлин в своем самом роскошном весеннем туалете стояла рядом с ним. Около них суетились ее горничная Уильямс, лакей Каупервуда и его личный секретарь Джемисон. Внизу на пристани стояли Джеркинс с Клурфейном и несколько репортеров, жаждавших услышать из уст Каупервуда подтверждение слухов, распущенных Джеркинсом, о том, что американский миллионер приехал в Англию, чтобы купить знаменитую коллекцию картин, принадлежащих некоему английскому пэру, о существовании которого Каупервуд даже и не подозревал.

Толлифер в последнюю минуту заявил – и Каупервуд про себя оценил это как весьма тактичный маневр, – что он не сойдет с парохода, а поедет дальше в Шербур и оттуда в Париж. Однако он тут же ввернул в разговоре для сведения Эйлин, что предполагает быть в Лондоне в начале следующей недели, в понедельник или во вторник, и надеется, что еще будет иметь удовольствие повидаться с супругами Каупервуд до их отъезда на континент. Эйлин вопросительно посмотрела на мужа и, прочтя поощрение в его взгляде, сказала Толлиферу, что они будут рады видеть его у себя в отеле «Сесил».

Каупервуд сейчас с необыкновенной остротой ощущал, что жизнь его становится на редкость значительной и полноценной. Как только они сойдут на берег и он устроит Эйлин, он сразу же отправится к Беренис; она с матерью ждет его в отеле «Клэридж». Он чувствовал себя молодым, бодрым – Улисс, отправляющийся в новое, неведомое плавание! Это радостное ощущение усилилось, когда к нему неожиданно подошел посыльный и подал телеграмму на испанском языке: «Солнце всходит над Англией в миг, когда ты причалил. Серебряные врата открываются перед тобой на пути к великим деяниям и к великой славе. Море было серым без тебя, «Ого del Ого»[3]3
  Золотой из золотых (исп.).


[Закрыть]. Ну, конечно, это Беренис, и он улыбнулся, подумав, что вот-вот увидит ее.

Тут его со всех сторон обступили репортеры. «Куда мистер Каупервуд думает направиться отсюда?» – «Правда ли, что он ликвидировал все свои чикагские предприятия?» – «В Лондоне прошел слух, что он приехал сюда с целью купить знаменитую коллекцию картин. Так ли это?» На все эти вопросы он отвечал сдержанно, осторожно, но с любезной улыбкой. Если быть точным, то он предпринял это путешествие с целью хорошенько отдохнуть, у него давно не было настоящего отдыха. Нет, он не ликвидировал своих чикагских предприятий, он только реорганизует их. Нет, он приехал в Лондон не затем, чтобы купить коллекцию лорда Фэрбенкса. Он когда-то видел ее и чрезвычайно восхищается ею, но даже не слышал, что она продается.

В течение всей этой церемонии Эйлин стояла рядом с Каупервудом, упиваясь сознанием своего вновь обретенного величия. Художник, присланный «Иллюстрейтед ньюс», тут же сделал с нее набросок.

Когда репортеры несколько поутихли, Джеркинс с Клурфейном протиснулись вперед и, засвидетельствовав Каупервуду свое почтение, попросили его не оглашать своих намерений до тех пор, пока они не поговорят с ним. И Каупервуд благосклонно ответил:

– Хорошо, если вам так угодно.

После этого, уже в отеле, Джемисон пришел к нему доложить о телеграммах, которые поступили на его имя, и о том, что мистер Сиппенс дожидается в номере 741, когда ему можно будет явиться, и что лорд Хэддонфилд, с которым мистер Каупервуд встречался еще много лет назад в Чикаго, просит супругов Каупервуд пожаловать к нему в усадьбу на субботу и воскресенье, а некий известный южноафриканский банкир – барон из евреев, – находящийся сейчас проездом в Лондоне, просит мистера Каупервуда позавтракать с ним, чтобы обсудить ряд важных дел, касающихся Южной Африки. Германский посол приветствует мистера Каупервуда в Лондоне и будет рад устроить ему обед в посольстве в любое удобное для мистера Каупервуда время. Из Парижа телеграмма от филадельфийского банкира Долена: «Если вы по приезде в этот городишко не кутнете со мной, клянусь задержать вас на границе. Не забудьте, я знаю о вас не меньше, чем вы обо мне».

Казалось, крылья богини судьбы рассекали воздух над самой его головой.

Заглянув к Эйлин и убедившись, что она удобно устроена в отведенных ей апартаментах, Каупервуд послал за Сиппенсом. Сиппенс, в новом весеннем пальто, суетливый, похожий на птицу, сразу принялся выкладывать все, что, по его мнению, важно было знать Каупервуду: Гривс и Хэншоу окончательно запутались. Тем не менее лучшей зацепки, чем эта концессия на линию Чэринг-Кросс, которую они держат в своих руках, для Каупервуда и быть не может. Мистер Каупервуд завтра же может проехать с ним осмотреть эту запроектированную ветку. Конечно, заполучить контроль над Центральной кольцевой линией было бы куда важнее, – тогда можно было бы планировать любое объединение сети. Но Чэринг-Кросс очень удобно присоединить к кольцу, и, если она уже будет у него в руках, ему легче будет осуществлять любые шаги в отношении Центральной кольцевой или какой-либо другой линии. Кроме того, тут много всяких концессий и контрактов скуплено спекулянтами в расчете перепродать их потом за большие деньги каким-нибудь строителям или пайщикам; все это можно будет разузнать подробнее.

– Весь вопрос в том, как нам сейчас за это взяться! – задумчиво сказал Каупервуд. – Вы говорите, что Гривс и Хэншоу в тупике, но ко мне они больше не обращаются. А между тем Джеркинс успел, по-видимому, поговорить с этим Джонсоном из Электротранспортной компании, и тот, при условии, что я пока ничего предпринимать не буду, обещал созвать группу пайщиков, заинтересованных в центральном кольце, – туда, как будто, входит и этот ваш Стэйн, – для встречи со мной и, по-видимому, для того, чтобы мы могли вместе обсудить всю схему подземных дорог в целом. Это значит, что я пока должен воздержаться от каких бы то ни было переговоров с Гривсом и Хэншоу и примириться с тем, что линия Чэринг-Кросс, за отсутствием средств, опять вернется к ним, в Электротранспортную. А это мне совсем не улыбается, потому что они, конечно, воспользуются этим как дубинкой, которой они будут махать у меня над головой.

Тут Сиппенс вскочил как ужаленный.

– Не допускайте этого, патрон! – срывающимся голосом вскричал он. – Не допускайте! Послушайте, вы потом пожалеете. Эта здешняя публика так друг за дружку и держится! Между собой они и грызутся и ссорятся, но как только дело доходит до иностранца, они всем скопом готовы на него наброситься. Тяжкое это будет для вас дело, если вы с ними голыми руками драться полезете. Вы лучше подождите до завтра или до послезавтра, может быть, Гривс и Хэншоу еще дадут о себе знать. Они ведь сегодня в газетах прочтут о вашем приезде, и вот вы посмотрите, они непременно свяжутся с вами, им нет никакого расчета тянуть с этим делом, никакого расчета. Скажите Джеркинсу, чтобы он погодил встречаться с Джонсоном, а сами пока займитесь другими делами, но только прежде давайте посмотрим со мной эту линию Чэринг-Кросс.

В эту самую минуту Джемисон, занимавший номер рядом с апартаментами Каупервуда, вошел с письмом, которое ему только что вручил рассыльный. Прочтя имя отправителя на конверте, Каупервуд улыбнулся, потом быстро пробежал глазами письмо и передал его Сиппенсу.

– Вы угадали, де Сото, – весело сказал он. – Ну, и что же нам теперь с этим делать?

Письмо было от Гривса и Хэншоу. Оно гласило:

«Дорогой мистер Каупервуд!

Мы узнали из сегодняшних газет о Вашем приезде в Лондон. Если Вы считаете это удобным и желательным, мы хотели бы встретиться с Вами в понедельник или во вторник на следующей неделе для обсуждения вопроса, о котором мы беседовали с Вами 15 марта в Нью-Йорке.

Поздравляем Вас с благополучным прибытием и желаем приятного времяпровождения.

Искренне преданные Вам Гривс и Хэншоу».

Сиппенс торжествующе щелкнул пальцами.

– Что! Говорил я вам! – прокудахтал он. – Значит, они идут на ваши условия. И ведь это самый важный участок лондонской подземки. А когда он у вас будет в руках, шеф, вы сможете спокойно выжидать, в особенности если вам удастся подцепить еще кое-какие концессии, потому что, стоит только этим спекулянтам пронюхать про вас, они сами к вам явятся. А этот субъект Джонсон! Какое нахальство – требовать от вас, чтобы вы и не шевелились, пока с ним не увидитесь! – негодующе добавил он, ибо уже слышал, что Джонсон – властный и самоуверенный человек, и заочно невзлюбил его. – Конечно, у него есть кое-какие связи, – продолжал он. – И у этого Стэйна – тоже. Но без вашего капитала и опыта, без вашей изобретательности что они смогут сделать? Даже эту Чэринг-Кросс не могли открыть, не говоря уже о других линиях. Ничего у них без вас не получится!

– Очень может быть, что вы и правы, де Сото, – сказал Каупервуд, весело улыбаясь своему преданному помощнику. – Я повидаюсь с Гривсом и Хэншоу, вероятно, во вторник. И можете быть уверены, я ничего не упущу. Ну, а насчет Чэринг-Кросс – поедем завтра? По-моему, следовало бы сразу осмотреть не только эту, но и обе главные линии.

– Отлично, патрон! В час дня вам будет удобно? Я вам все покажу, и к пяти вы уже будете здесь.

– Идет! Да, вот еще что: вы помните Хэддонфилда? Лорда Хэддонфилда, который несколько лет назад приезжал в Чикаго и такой шум там поднял? Палмеры, Филды, Лестеры – как они тогда все вокруг него увивались, помните? Я его тоже принимал у себя. Такой молодцеватый, самоуверенный тип.

– Как же! Конечно, помню, – сказал Сиппенс. – Он, кажется, тогда хотел стать пайщиком этого мясоконсервного предприятия.

– Да, и к моим предприятиям он тоже хотел примазаться. Я, по-моему, вам об этом никогда не рассказывал.

– Нет, не рассказывали, – поспешно сказал Сиппенс, сгорая от любопытства.

– Так вот, сегодня утром от него пришла телеграмма: приглашает к себе в поместье, в Шропшир, кажется. На субботу и воскресенье. – Каупервуд взял телеграмму со стола. – Да, Бэритон-Мэнор, Шропшир.

– Любопытно! Ведь он из той публики, что входит в компанию «Сити – Южный Лондон». Пайщик, а может быть, директор, – словом, как-то с ними связан! Я вам к завтрашнему дню все о нем разузнаю. Может быть, он тоже заинтересован в расширении лондонской подземки и хочет потолковать с вами об этом. Ну если так и если он к вам расположен – так это находка! Для иностранца в чужой стране, сами понимаете…

– Да, да, я знаю, – отвечал Каупервуд. – Может быть, это в самом деле удача. Надо поехать. Так вы попробуйте выяснить все, что можно, а завтра в час приезжайте за мной.

Выходя, Сиппенс столкнулся в дверях с Джемисоном, который нес еще целую пачку писем и телеграмм, но Каупервуд замахал на него руками.

– Нет, нет, Джемисон. Ничего больше слушать не буду до понедельника. Напишите Гривсу и Хэншоу, что я рад буду видеть их у себя во вторник утром, в одиннадцать. И еще свяжитесь с Джеркинсом и скажите ему, чтобы он ничего не делал, пока я не дам знать. Телеграфируйте лорду Хэддонфилду, что мистер и миссис Каупервуд с удовольствием принимают его приглашение, узнайте, как туда добраться, и закажите билеты. Если еще что-нибудь без меня придет, положите ко мне на стол. Я завтра посмотрю.

Он спустился в лифте и, выйдя на улицу, окликнул экипаж, сказав кучеру ехать на Оксфорд-стрит, но, проехав два квартала, приподнял окошечко и крикнул:

– Остановитесь на углу Оксфорд-стрит и Юбери-стрит, слева!

Когда они подъехали, Каупервуд вышел и окольным путем направился к отелю «Клэридж».