Текст книги "Америка выходит на мировую арену. Воспоминания президента"

Полиция Нью-Йорка

Весной 1895 года мэр Стронг назначил меня комиссаром полиции, и в течение двух последующих лет я занимал пост президента Полицейской комиссии Нью-Йорка.

На мой взгляд, у этой работы было две стороны: во-первых, фактическое управление полицейским управлением; во-вторых, использование моего положения, чтобы помочь сделать город лучшим местом для жизни и работы для тех, для кого условия жизни и труда были тяжелее всего. Эти две проблемы были тесно связаны. Говоря о стремлении улучшить условия работы полиции Нью-Йорка, никогда не следует забывать о связи между уровнем морали и поведения полиции и общим уровнем морали и поведения в городе в целом.

Форма управления Полицейского департамента в то время была такова, что добиться хороших результатов было крайне сложно. Он представлял образчик американской политической мысли старой школы: желание установить сдержки и противовесы настолько сложные, что ни у одного человека не будет достаточно власти, чтобы сделать что-то очень плохое. На практике это всегда означает, что ни один человек не обладает достаточной властью, чтобы сделать что-то хорошее, в то время как плохое все равно делается.

В большинстве позиций теория «разделения властей» приносит явный вред. Единственный способ получить хорошую службу – это дать кому-то власть оказывать ее, смиряясь с тем, что власть, которая позволит человеку хорошо выполнять работу, также обязательно позволит ему делать это плохо, если он не тот человек. Обычно требуется сосредоточение в руках одного человека или очень небольшой группы людей достаточной власти, чтобы позволить ему или им выполнять необходимую работу, а затем разработка средств, позволяющих возложить на этих людей полную ответственность за осуществление этой власти.

Это, конечно, означает, что, если люди хотят, чтобы власть была использована не по назначению, она будет использована не по назначению. Но это также означает, что если, как мы считаем, люди способны к самоуправлению – если, другими словами, наша идеология и наши институты не являются обманом – мы получим хорошее правительство.

Я не утверждаю, что моя теория автоматически приведет к хорошему правительству. Я утверждаю, что это позволит нам получить настолько хорошее правительство, насколько мы заслуживаем, и что другого пути не будет.

* * *

Первый бой, который я предпринял, состоял в том, чтобы полностью исключить из игры как саму политику, так и вообще любой вид неподобающего фаворитизма. Несомненно, при проведении тысяч назначений и сотен повышений в должности были люди, которые ухитрялись использовать влияние, о котором я не знал. Но вряд ли такое случалось часто. Насколько это было в человеческих силах, назначения и продвижения по службе производились без учета каких-либо вопросов, кроме пригодности человека и потребностей службы.

Будучи комиссаром гражданской службы, я инструктировал руководителей департаментов и бюро, как назначать людей без оглядки на политику, и заверял их, что, следуя нашим методам, они добьются первоклассных результатов. Будучи комиссаром полиции, я смог на практике применять свое собственное учение.

Мы не обращали ни малейшего внимания на политику или убеждения человека или на то, где он родился, и в среднем мы получали лучших из тех, кто когда-либо приходил на службу в Полицейский департамент. Конечно, поначалу было очень трудно убедить и политиков, и простых людей в том, что мы действительно имели в виду то, что говорили, и что каждый действительно будет иметь право на справедливый суд.

В предыдущие годы в департаменте процветала самая бесстыдная коррупция практически во всех сферах, существовал четкий тариф на назначения и продвижения по службе. Многие влиятельные политики и многие коррумпированные лица со стороны верили, что так или иначе все еще можно добиться назначения коррумпированными и ненадлежащими методами, и то же чувствовали и многие добропорядочные граждане. Я пытался стереть это впечатление из умов, предавая широкой огласке то, что мы делали и как мы это делали, делая весь процесс открытым, и делая очевидным, что мы будем досконально исследовать каждое обвинение в коррупции.

Как-то раз, меня посетил сначала католический священник, а затем – методистский священнослужитель, у которых были прихожане, желавшие поступить на службу в полицию, но не верившие, что это возможно, не уплатив мзду или прибегнув к политическому давлению.

Католический священник руководил лицеем трезвости при своей церкви, и он хотел знать, будет ли шанс для некоторых молодых людей, которые принадлежали к этому лицею. Священник-методист происходил из маленького клочка настоящей старой Америки, который в результате недавнего расширения оказался в пределах огромного, многоязычного, любящего удовольствия города. Это была небольшая церковь, большинство членов которой составляли корабелы, механики и матросы с местных каботажных судов.

Я уверил моих гостей, что нам нужны люди именно того типа, которых, по их словам, они могут предоставить. Я также сказал им, что я так же, как и они, стремился выяснить, не проводилась ли какая-либо ненадлежащая работа в связи с экзаменами, и что я хотел бы, чтобы они пригласили четырех или пятерых своих людей для сдачи экзаменов, не сообщая мне их имена. Затем, независимо от того, потерпели ли эти люди неудачу или преуспели, мы брали бы их бумаги, чтобы мы могли сразу сказать, были ли эти люди либо неправомерно привилегированы, либо неправомерно дискриминированы. Это было сделано соответствующим образом, и в каждом случае каждый их моих посетителей появлялся через несколько недель с озаренным улыбкой лицом, чтобы сказать, что его кандидаты прошли и что, очевидно, все в порядке.

За два года моего пребывания на посту президента Комиссии я принял в полицию десятка полтора членов маленькой методистской общины и вдвое больше мужчин из лицея трезвости католической церкви. Все они были людьми именно того типа, который я больше всего хотел видеть в полиции – мужчины крепкого телосложения и решительного характера, трезвые, уважающие себя, уверенные в себе, с сильным желанием совершенствоваться.

Иногда я сам выбирал человека и предлагал ему сдать экзамен. Так, однажды вечером я отправился выступить в Институте молодежи, филиале христианской ассоциации молодежи на улице Бауэри, по просьбе г-на Кливленда Х. Доджа. Находясь там, он сказал мне, что хотел бы показать мне молодого еврея, который недавно, проявив отвагу и доблесть, спас женщин и детей из горящего здания. Этот человек по имени Отто Рафаэль, был сильным парнем с добродушным, умным лицом. Я спросил его о его образовании и посоветовал ему попробовать сдать экзамен. Он поступил, прошел, был назначен и стал замечательным офицером, с тех пор он и вся его семья являются моими близкими друзьями.

Отто Рафаэль был настоящим человеком с Ист-Сайда. Мы с ним были «прямыми нью-йоркцами», если использовать жаргон нашего родного города. Его родители приехали из России, и не только по социальному положению, но и по зарплате должность полицейского значила для него все. Это позволило Отто дать образование своим младшим братьям и сестрам, родившимся в этой стране, и привезти из России двух или трех родственников, которые волей-неволей остались дома.

* * *

Довольно любопытно, что оставить политику и коррупцию в стороне от продвижения по службе было отнюдь не так просто, как при вступительных экзаменах. За вступительные экзамены я мог полностью отвечать сам; и, более того, они были в значительной степени автоматизированы. С другой стороны, при продвижении по службе главным элементом были послужной список и способности офицера, и для этого нам приходилось в значительной степени полагаться на суждение непосредственного начальства этого человека. Это, несомненно, означало, что в некоторых случаях это решение было вынесено по ненадлежащим мотивам.

Нам не нужно было совершать революцию в отношении мужества так, как мы должны были совершить революцию в честности. Полицейские всегда были храбры в борьбе с буйными и жестокими преступниками. Но постепенно они коррумпировались. Поэтому мы провели титанический труд по искоренению нечестности. Мы делали это настолько тщательно, насколько позволял смехотворный двупартийный закон, по которому жил Департамент. Но мы беспокоились о том, чтобы, искореняя зло в силовом органе, мы сохраняли и улучшали жившее там зерно добра. Борясь с нечестностью, мы прилагали все усилия для повышения эффективности. К сожалению, печальный опыт показал, что временами полицейская организация, свободная от коррупции, может все же проявить себя слабой в каком-нибудь серьезном кризисе или неспособной справиться с более опасными преступниками. Мы были полны решимости предотвратить это.

Наши усилия увенчались полным успехом. Повышение эффективности полиции шло рука об руку с улучшением ее морального облика. Люди в форме и люди в штатском – детективы – работали лучше, чем когда-либо прежде. Совокупность преступлений, в которых преступление было наказано, увеличилась. Однако каждый дискредитированный политик, каждая сенсационная газета и каждый робкий дурак, которого можно было напугать шумихой, были против нас. Все три класса стремились всеми доступными им средствами показать, что, сделав силу честной, мы подорвали ее эффективность, своими высказываниями они стремились создать то самое положение вещей, против которого заявляли протест. Но мы неуклонно шли по намеченному нами пути. Борьба была тяжелой, было много тревожных моментов, но мы победили.

Я был назначен в мае 1895 года. В феврале 1897 года, за три месяца до того, как я ушел в отставку и стал помощником министра военно-морского флота, судья из Большого жюри присяжных округа Нью-Йорк смог поздравить их с феноменальным снижением преступности, особенно насильственного характера. Это снижение было устойчивым в течение двух лет. Полиция оказалась более успешной, чем когда-либо прежде, в защите жизни и собственности, а также в пресечении преступности и пороков.

Роль, которую сыграли признание и вознаграждение реальной личной доблести среди сотрудников полиции в создании такого положения дел, была заметной, хотя было много других факторов, которые привели к улучшению работы. Огромное улучшение дисциплины путем беспощадного наказания всех правонарушителей, независимо от того, насколько велико их политическое или личное влияние; решительная борьба со всеми преступниками, которые до сих пор могли покупать защиту; быстрое признание способностей полицейских – все это были элементы, которые имели огромный вес в производстве изменений.

Простое мужество и отвага, а также вознаграждение за отвагу не могут восполнить недостаток дисциплины, способностей, честности. Но, тем не менее, они имеют жизненно важное значение. Никакая полиция ничего не стоит, если ее сотрудники не умны и честны; но и она ничего не стоит, если ее сотрудники не храбры, выносливы и хорошо дисциплинированы.

Мы продемонстрировали признание смелости и личной доблести двумя способами: во-первых, награждая медалью или сертификатом в память о подвиге; и, во-вторых, придавая вес при продвижении по службе, особенно для младших должностей.

В высших должностях – во всех повышениях выше сержантского, например, – решительная и смелая храбрость обычно не может рассматриваться как фактор, определяющий вес при продвижении по службе; скорее это качество, отсутствие которого не позволяет человеку продвигаться по службе. Ибо на высших должностях мы должны предполагать наличие такого качества у любого подходящего кандидата и должны продвигать его с учетом энергии, исполнительных способностей и способности командовать. Однако в младших должностях при выборе между различными кандидатами на то или иное место всегда следует учитывать заметную галантность.

* * *

За два года нашей службы мы более ста раз сталкивались с необходимостью особо отметить людей за какой-нибудь подвиг. Героизм обычно принимал одну из четырех форм: спасение кого-то от утопления, спасение кого-то из горящего здания, арест какого-то жестокого нарушителя закона при исключительных обстоятельствах. Чтобы проиллюстрировать наш метод действий, я приведу некоторые повышения, сделанные после того, как я стал комиссаром.

Один случай произошел со стариком, ветераном Гражданской войны. Однажды я случайно заметил, что он спас тонущую женщину, и вызвал его, чтобы разобраться в этом деле. Старик показал мне свой послужной список и проявил немалую нервозность и волнение; оказалось, что он поседел на службе, совершал подвиг за подвигом, но не имел никакой поддержки. На него никогда не обращали внимания.

Он был одним из тихих людей, которые выполняют свои обязанности, и никогда не стремился использовать влияние любого рода. Теперь, наконец, он подумал, что у него есть шанс. Он прослужил в полиции двадцать два года и за это время спас около двадцати пяти человек от утопления, спасая также людей из горящих зданий. Дважды Конгресс принимал законы, специально уполномочивающие тогдашнего министра финансов Джона Шермана наградить его медалью за выдающуюся храбрость при спасении жизни. Общество спасения жизни также наградило его своей медалью, как и Департамент полиции.

Во всем его послужном списке не было ни одной жалобы на него за какое-либо нарушение служебных обязанностей, и он был трезв и заслуживал доверия. Он имел право на повышение, и он получил его. Возможно, стоит упомянуть, что он продолжал спасать жизни после того, как получил звание сержанта. 21 октября 1896 года он снова спас тонущего человека. Это было ночью, никого больше не было по соседству; причал, с которого он прыгнул, был в абсолютной темноте, и он был десять минут в воде, которая была очень холодной. Ему было пятьдесят пять лет, когда он спас этого человека. Это был двадцать девятый человек, чью жизнь он спас за двадцать три года службы в Департаменте.

Другой человек был полицейский, которого мы повысили до патрульного за активность в поимке грабителя при довольно необычных обстоятельствах. Я случайно заметил, что как-то на неделе он поймал грабителя. Очевидно, у него это вошло в привычку, потому что на следующей неделе он обзавелся еще одним задержанием. В последнем случае грабитель сбежал из дома вскоре после полуночи и побежал в сторону Парк-авеню, преследуемый полицейским. Центральная железная дорога Нью-Йорка проходит под Парк-авеню, и в верхней части туннеля есть ряд отверстий. Обнаружив, что полицейский догоняет его, грабитель прыгнул в одно из этих отверстий, рискуя сломать себе шею.

Грабитель бежал за своей свободой, и для него был смысл подвергать опасности жизнь или здоровье; но полицейский просто выполнял свой долг, и никто не мог бы обвинить его в том, что он не совершил прыжок. Однако он прыгнул; и в этом случае рука Господа была тяжела на неправедных. У грабителя вышибло дыхание, а у «полицейского» нет. Когда его жертва смогла ходить, офицер отвез его рысью в участок; а через неделю я назначил офицера и повысил его в должности, потому что он был трезв, надежен и строго исполнял свои обязанности.

Упомяну еще один случай поощрения. Мы повысили полицейского до патрульного за храбрость. Он преследовал банду головорезов, которые только что подстерегли, ограбили и избили человека. Они разбежались в разные стороны, и он преследовал главаря.

Он бежал изо всех сил, догоняя его, после чего тот внезапно развернулся и выстрелил ему прямо в лицо. Офицер выхватил револьвер, и два выстрела прозвучали почти одновременно. Полицейский был на волосок от смерти, потому что пуля из пистолета противника пробила его шлем и повредила кожу на голове. Его собственный выстрел был вернее, и человек, за которым он охотился, упал замертво.

Теперь я думаю, что любой человек согласится, что мы были совершенно правы, продвигая людей в подобных случаях, и совершенно правы, исключив политику из продвижения по службе. И все же именно из-за того, что мы последовательно действовали таким образом, решительно борясь с нечестностью и той особой формой низости, которая маскируется под «практическую» политику, и неуклонно отказывались обращать внимание на какие-либо соображения, кроме пользы службы и города, а также заслуг самих людей, на наши головы обрушилась горькая и злобная враждебность. Принцип «хлеба с маслом» портит политиков.

Они добились отмены Закона о государственной службе Законодательным собранием штата. Они пытались и почти преуспели в попытке законодательно отстранить нас от должности. Они присоединились к низменной части сенсационной прессы во всех видах грязной, непристойной лжи и клеветы относительно того, что мы делали. Они пытались соблазнить или запугать нас всеми видами интриг и обольщения, обещанием политического вознаграждения и угрозой политического наказания.

Я верю в политические организации, и я верю в практическую политику. Если человек непрактичен, от него нет никакой пользы нигде. Но когда политики относятся к практической политике как к грязной политике, и когда они превращают то, что должно быть необходимой и полезной политической организацией, в машину, управляемую профессиональными грабителями низкой морали в своих собственных интересах, тогда пришло время изгнать политика из общественной жизни и либо починить, либо разрушить машину, в зависимости от необходимости.

* * *

Следует добавить, что в бытность комиссаром полиции я наказывал любую жестокость со стороны полиции с такой немедленной суровостью, что все случаи жестокости практически прекратились. За два года моей службы ни одному порядочному гражданину нечего было бояться полиции. Но мы постоянно призывали полицию доказать, что преступник, который пытается сопротивляться аресту, или мешать им при исполнении служебных обязанностей, сам подвергается серьезной опасности.

Одной из вещей, которые мы делали, находясь у власти, было обучение людей обращению с пистолетом. Была создана школа стрельбы из пистолета, и меткость была улучшена. Ответственным за школу был стрелок Петти, которого мы повысили до сержанта. Он был одним из чемпионов страны по стрельбе из револьвера. Дважды он был вынужден стрелять в преступников, которые сопротивлялись аресту, и в каждом случае он попадал им в руку или ногу, просто останавливая преступников без опасности для их жизни.

Вот еще случай со стрельбой. В мае 1896 года произошел ряд краж со взломом далеко на окраине города, в районе Сто пятьдесят шестой улицы и Юнион-авеню. Каждую ночь на патрулирование улиц отправлялись два офицера в штатском. Около двух часов ночи 8 мая они заметили двух мужчин, слоняющихся вокруг большого углового дома, и решили заставить их объяснить свои действия. Чтобы отрезать им путь к отступлению, один офицер пошел по одной улице, а другой – по другой.

Первый офицер, которого звали Райан, обнаружил двух мужчин у бокового входа в дом и окликнул, чтобы узнать, что они делают. Не отвечая, они повернулись и побежали в сторону Проспект-авеню, а Райан преследовал их. Пробежав около ста футов, один из них повернулся и трижды выстрелил в Райана, но не попал в него. Затем они расстались, и человек, который стрелял, сбежал.

Другой человек, которого, как оказалось, звали О’Коннор, тоже пустился наутек, а Райан все еще преследовал его; они завернули за угол и встретили второго офицера, которого звали Рид, который изо всех сил бежал к месту стрельбы. О’Коннор выстрелил в своего нового врага, и пуля пробила пальто Рида на левом плече. Рид быстро выстрелил в ответ, его пуля попала в шею О’Коннора и заставила его совершить полное сальто. Затем два офицера позаботились о своем заключенном, пока не прибыла скорая помощь, когда он был доставлен в больницу. Его компаньона впоследствии поймали, и они оказались теми самыми грабителями, которых искали Рид и Райан.

А в декабре 1896 года произошел такой случай. В ресторане случилась ссора, которая закончилась тем, что двое молодых хулиганов выхватили револьверы и, обезумев, застрелили двух или трех человек. Полицейский, привлеченный шумом, подбежал и схватил одного из них, после чего другой бандит выстрелил ему в рот, тяжело ранив. Тем не менее, офицер удержал своего пленника и доставил его в участок.

Тот, кто стрелял, выбежал и был схвачен другим офицером. Бандит выстрелил в него, пуля прошла сквозь шинель офицера, но бандит был сбит с ног, разоружен и доставлен в участок. В этом случае ни один из полицейских не воспользовался своим револьвером, и один из офицеров задержал бандита после того, как сам был тяжело ранен. Прискорбной особенностью этого дела было то, что этот же офицер был человеком, который, хотя и был способен на большую храбрость, также был склонен уклоняться от своей работы, и в конце концов мы были вынуждены уволить его из полиции, после того, как он совершил два или три вопиющих проступка.

В то же время мы повысили другого человека в связи с тем, что случайно узнали, что он совершил выдающийся подвиг, о котором он воздержался даже упоминать, так что его имя никогда не появлялось в списке почетных гостей.

Поздно ночью, патрулируя уединенную часть своего района, он наткнулся на трех молодых бандитов, которые грабили разносчика. Полицейский сразу же побежал за ними со своей дубинкой, после чего бандиты устроили драку, и один из них ударил его, сломав ему левую руку. Офицер, однако, так хорошо использовал дубинку, что сбил с ног двух нападавших, после чего третий убежал, и он привел обоих своих заключенных в участок. Затем он отправился в больницу, ему наложили гипс на сломанную руку, и он явился на дежурство в следующий раз, не теряя ни часа. Он был тихим парнем, с послужным списком, на который не жаловались, и мы сделали его обходчиком.

Конечно, у конного отряда есть больше возможностей отличиться в остановке беглецов. В мае 1895 года конному полицейскому по имени Хейер удалось остановить необычного беглеца в Кингсбридже при довольно примечательных обстоятельствах. Двое мужчин ехали в коляске, когда лошадь споткнулась и сломала стойло, так что уздечка упала. Лошадь сразу же понеслась во весь опор. Хейер увидел это и побежал за ней. Когда он поравнялся с лошадью, он схватил ее за чуб, ловко провел по мосту, не давая врезаться в многочисленные повозки, стоявшие на дороге, и, наконец, заставил подняться на холм и войти в фургон-сарай. Три месяца спустя этот же офицер спас тонущего человека.

Многообразный этнический характер полиции время от времени предоставляет возможность для странных событий. Иногда это позволяет справиться с чрезвычайными ситуациями наилучшим образом. Когда я был комиссаром полиции, проповедник-антисемит из Берлина, Алвардт, приехал в Нью-Йорк, чтобы проповедовать крестовый поход против евреев.

Многие нью-йоркские евреи были очень взволнованы и просили меня помешать ему говорить и не предоставлять ему полицейскую защиту. Я сказал им, что это невозможно; и если бы это было возможно, это было бы нежелательно, потому что это сделало бы его мучеником. Правильнее всего было выставить его на посмешище. Соответственно, я выделил для его защиты сержанта-еврея и пару десятков полицейских-евреев. Свою речь против евреев он произнес под активной защитой примерно сорока полицейских, каждый из которых был евреем!

Это был самый эффективный из возможных ответов; и, между прочим, это был наглядный урок для нашего народа, которому больше всего нужно усвоить, что не должно быть разделения по классовой ненависти, будь то ненависть к вероисповеданию, или национальности. Мы всегда должны судить каждого человека по его собственному поведению и заслугам, а не по его принадлежности к какому-либо классу, будь то класс, основанный на теологических, социальных или производственных соображениях.

* * *

Одна из самых печальных особенностей работы полиции – иметь дело с социальным злом, с проститутками и домами с дурной славой. Насколько закон давал мне власть, я всегда обращался с мужчинами, захваченными при любом налете на эти дома, точно так же, как обращались с женщинами. Мой опыт привел меня к убеждению, что закон не должен допускать никакого попустительства пороку. Я не знаю ни одного метода, который бы полностью остановил зло, но я знаю определенные вещи, которые следует сделать, чтобы свести его к минимуму. Одним из них является равное отношение к мужчинам и женщинам за один и тот же поступок.

Другим методом является учреждение специальных судов и комиссий для рассмотрения этого особого класса дел. Еще один вариант, предложенный преподобным Чарльзом Стелзлом из «Храма труда», – публиковать на видном месте имя владельца любого имущества, используемого в аморальных целях, после того, как указанный владелец был уведомлен об использовании и не смог его предотвратить.

Еще один способ – преследовать владельцев и покровителей публичных домов, мужчин и женщин, так же безжалостно и наказывать их так же сурово, как карманников и обычных воров. Они не должны быть оштрафованы; они должны быть заключены в тюрьму. Что касается девушек, самых юных, они должны быть переданы на попечение сотрудников службы пробации или отправлены в исправительные учреждения, а большой процент слабоумных девочек и неисправимых девушек и женщин должен быть направлен в учреждения, созданные для них. Таким образом, мы удалили бы из этой отвратительной торговли предметы торговли.

Более того, федеральное правительство должно во все возрастающей мере действовать против деградировавших пропагандистов этого коммерциализма, поскольку их деятельность распространяется между различными штатами, и федеральная власть часто может справиться с ними более эффективно, чем штаты; хотя, по мере того, как общественное мнение возбуждается, нация, штат и муниципалитет будет сотрудничать с одной и той же целью – искоренить порок. Но первостепенной необходимостью является повышение уровня индивидуальной морали; надо поощрять ранние браки, единый стандарт сексуальной морали и строгое чувство взаимного супружеского долга. Женщины, которые проповедуют поздние браки, просто сильно затрудняют улучшение стандартов целомудрия.

Что касается торговли белыми рабынями, то мужчины, участвующие в ней, а также женщины, являются гораздо худшими преступниками, чем могут быть обычные убийцы. Для них необходим такой закон, как принятый в Англии усилиями члена парламента Артура Ли, закон, предусматривающий порку для правонарушителей мужского пола. Есть люди такие низкие, деградировавшие, жестокие, в которых звериное начало взяло верх над человеческим, что единственный способ добраться до них – через их шкуры.

Мой опыт показывает, что не должно быть никакой терпимости к району «красных фонарей», и что, прежде всего, должна быть самая беспощадная война с этим пороком. Люди, которые наживаются и зарабатывают на жизнь развратом и ужасными страданиями других людей, стоят намного ниже обычных преступников, и никакие меры, принимаемые против них, не могут быть слишком суровыми.

Что же касается несчастных девушек, которые занимаются этим ужасным ремеслом, то многое можно сделать, изменив экономические условия. Это должно быть сделано. Когда девушкам платят зарплату, недостаточную для того, чтобы уберечь их от голода или позволить им жить прилично, определенная часть из-за экономических невзгод вынуждена вести порочную жизнь. Работодатели и все остальные, ответственные за эти условия, стоят на моральном уровне не намного выше самих белых работорговцев.

* * *

Но ошибочно полагать, что исправление этих экономических условия или отмена торговли белыми рабынями полностью или хотя бы в большинстве исправят зло. Экономический фактор далеко не главное, что побуждает девушек вступать в эту ужасную жизнь.

Как и во многих других проблемах, наряду с действиями правительства, сам средний человек должен укреплять свой характер. Даже там, где экономические условия плохие, сильные и чистые девушки останутся незатронутыми искушениями, которым легко поддаются девушки со слабым характером. Любой человек, знающий о широких различиях в пропорциях различных рас и национальностей, занимающихся проституцией, должен прийти к выводу, что не может быть и речи о том, чтобы рассматривать экономические условия как единственные или главные условия, которые определяют этот вопрос. Есть определенные расы – ирландцы достойно выделяются среди них, – которые, несмотря на экономическое давление, доставляют относительно немного обитателей домов с дурной славой. Хотя я не верю, что различия обусловлены одними лишь расовыми характеристиками

В каждой расе есть порочные от природы и слабые людей, которые легко поддаются экономическому давлению. Девушка, которая ленива и ненавидит тяжелую работу, девушка, чей ум слаб или девушка, которая жаждет дешевых нарядов и пустых удовольствий, всегда в опасности. Необходим высокий идеал личной чистоты. Где то же давление при тех же экономических условиях оказывает в десять раз большее влияние на одну группу людей, чем на другую, очевидно, что вопрос о моральных стандартах даже более важен, чем вопрос об экономических стандартах, хотя и этот вопрос очень важен.

Теодор Рузвельт во время войны с Испанией.

В 1898 году, с началом испано-американской войны, Рузвельт принялся за создание кавалерийского отряда, который получил название «Мужественные всадники». Этот отряд под командованием Рузвельта проявил чудеса храбрости на Кубе, будущего президента называли национальным героем.

Он был представлен к награждению Медалью Почта, высшей военной наградой США, но награждение было утверждено только в 2001 году, и Рузвельт посмертно стал первым и единственным президентом, удостоенным высшей военной награды своей страны.

Для нас важно помнить, что у девушки должен быть шанс не только на предметы первой необходимости, но и на невинные удовольствия; и что даже больше, чем мужчина, она не должна быть сломлена чрезмерной работой, чрезмерным трудом. Более того, общественное мнение и закон должны объединиться, чтобы выследить «вопиющего человека-свинью», который сам выслеживает бедных, глупых или незащищенных девушек. Но мы не должны из-за глупой сентиментальности освобождать девушку от ее обязанности хранить себя в чистоте. Наш долг достичь одинакового морального уровня для всех должен выполняться путем повышения моральной планки мужчины, а не понижения ее у женщины и тот факт, что общество должно признавать свой долг, никак не освобождает индивидуума от того же.

Сентиментальность своевольной проститутки – это проклятие, нельзя путать ее с пойманной в ловушку или принужденной девушкой, настоящей белой рабыней. Есть дурные женщины, как и дурные мужчины, развратные от природы девушки, как и развратные от природы молодые люди; и правильный и мудрый поступок, справедливый поступок по отношению к ним, и великодушный поступок по отношению к невинным девушкам и порядочным мужчинам – вести суровую войну против дурных людей независимо от пола.