Текст книги "Птица по имени Мама"

Глава 8

Новый год мы встретили втроем – с мамой и Руженой. Я помнил не так много новогодних ночей, но те, которые остались в моей памяти, мы неизменно проводили в узком семейном кругу. Мама и ее сестра не любили больших компаний. Конечно, гости у нас бывали – коллеги Ружены с работы, мамины знакомые. Но они посещали нас не в саму новогоднюю ночь, а на следующий день, через день. В общем, на протяжении всех январских праздников. Чаще всего к нам приходили те, у кого тоже были дети, чуть помладше или постарше меня. Я обожал, когда было с кем поиграть. При этом, привыкший к детскому саду, я не делал различий между мальчиками и девочками – мне было одинаково интересно играть со всеми.

Но встреча Нового 2016 года была для меня поистине волшебной. Моя мама была рядом со мной после нескольких месяцев отсутствия. И я чувствовал себя самым счастливым человеком в мире. Я даже не просил у Деда Мороза никаких подарков – моим истинным желанием было быть вместе с мамой. И оно исполнилось. Пусть всего на несколько дней.

Мама и Ружена стояли у кухонного окна, я же залез по обыкновению на подоконник. Мы смотрели на разноцветные россыпи огней фейерверков, которые запускали во дворе соседи. Они ярко вспыхивали в темном небе и так же быстро угасали, стремясь обратно к земле.

Я с открытым ртом следил за причудливыми узорами, сопровождая их появление восторженными вскриками, но изредка краем глаза поглядывал на маму и тетю Ружену. Нашей традицией было встречать Новый год по-домашнему, мы не наряжались в вычурные наряды. Мама с сестрой обменивались уютными пижамами и дарили мягкий костюмчик мне. Их мы и надевали в праздничную ночь. В этот раз на маме были футболка и шорты из вискозы, приглушенного фиолетового цвета. Мама любила однотонную одежду, без различных рисунков, надписей или аппликацией. Ружене, напротив, нравилось, когда на одежде присутствовали цветы или геометрические фигуры. И сейчас она была одета в оранжевую футболку с большим белым треугольником на груди и светло-коричневые шорты с оранжевыми полосами по бокам. Я любовался мамой, ее распущенными черными волосами, на которых выделялись разноцветные пряди при каждой новой вспышке салюта. Мама не отводила глаз, в которых плескалась детская радость, от разбросанных по небу огненных капель. Ружена, вопреки привычке, не стала заплетать светло-каштановые волосы в косу, а позволила им небрежно спускаться по спине свободными локонами.

– Как красиво, – шептала она.

– Безумно, – так же шепотом отвечала ей мама.

Я любовался ими обеими и был уверен, что мои мама и тетя – самые красивые на всей планете, самые добрые. Самые замечательные. Я дотрагивался до своей новой пижамы – мягкой, хлопковой, светло-серых тонов. По ткани футболки и штанишек были разбросаны фигурки разноцветных машинок – персонажей моего любимого мультипликационного сериала. Я любил этот мультик с двух лет (как рассказывала мама). Его герои присутствовали на моих футболках, кружках, значках, рюкзачке… Где их только ни было! И пижама с ними стала для меня тем особенным подарком, от которого я полдня прыгал по комнате. Мама и Ружена легко смеялись, глядя на меня.

– Теперь я буду спать крепко-крепко! – между прыжками сообщал я. – Ведь меня будут охранять мои самые лучшие друзья!

– Конечно, мой родной, – мама привлекала меня к себе, обнимала и целовала в макушку.

Я продолжал смотреть на фейерверк и держал большой стакан апельсинового сока. В обычные дни мне не разрешалось пить его очень много. Мама боялась, что у меня появится аллергия. Приходилось тихонько вздыхать и соглашаться, когда мама убирала пачку с соком в холодильник, приговаривая, что на сегодня хватит. Но в Новый год она позволила мне выпить больше самого вкусного для меня напитка. И я был очень доволен.

Мама и Ружена перед боем новогодних курантов открыли бутылку шампанского. Они держали по бокалу и медленно тянули золотистый напиток с пузырьками. К алкоголю и мама, и тетя относились довольно прохладно. У них не было привычки выпивать – пиво, вино… Но бокал шампанского был непременной традицией встречи Нового года. Хотя я знал, что они никогда не добивают бокал даже до половины. Шампанское требовалось лишь для того, чтобы наполнить им бокалы и держать их в руках. Почему они были так привязаны к этой традиции, мама и Ружена сами не могли сказать.

– Так принято, – смеялись они, но с большим удовольствием заменяли почти полные бокалы на стаканы с соком – с персиковым для мамы, с вишневым – для Ружены.

Мне казалось, что в этом и кроется настоящее счастье – рядом самые близкие и любимые люди, а у меня в руках – огромный красивый стакан, в который до краев налит мой самый любимый сок. С той поры он всегда ассоциировался у меня с праздником, волшебством и ощущением душевного спокойствия.

* * *

Я открыл глаза. Ночник на стене в виде божьей коровки слегка рассеивал темноту в комнате своим приглушенным красным светом. Повернувшись к маминому дивану, я увидел, что он пусть. Нестерпимо хотелось пить. Я выбрался из-под одеяла и потопал к дверям.

Выйдя в коридор, я увидел свет за неплотно прикрытой дверь комнаты Ружены. Доносился тихий шепот – мама с Руженой разговаривали. Мне стало интересно и я тихонько подкрался к дверям, чтобы меня не было видно. Я знал, что подслушивать нехорошо. Но детское любопытство порой направляет не по самому верному пути. Я притаился перед дверью и чуть заглянул в комнату.

Мама сидела на диване Ружены, опираясь спиной на подлокотник. На ней была новая пижама, в руках – чашка с кофе. Мама обожала кофе, его тонкий изысканный аромат, который и сейчас струился по всей комнате. Ружена сидела рядом с мамой, явно заинтересованная разговором. Ее чашка с чаем стояла на журнальном столике. Ружена признавала только два напитка – вишневый сок и зеленый чай. Порой сестры спорили по поводу пользы или вреда зеленого чая и кофе. Но эти споры были шутливыми. Я не помнил, чтобы между мамой и Руженой хоть раз возникли серьезные разногласия.

Я прислушался.

– Ружка, мне кажется, я поступаю неправильно, – тихо говорила мама, словно исповедовалась в чем-то. – Это как предательство…

Ружена молчала, слушая сестру.

– Я запуталась. Что мне делать, сестренка? – я услышал мамин тяжелый вздох.

– Ты достойна быть счастливой, – так же тихо проговорила Ружена.

Мама поставила чашку с кофе на журнальный столик.

– Я предаю его память, – повторила она и закусила губу.

Ружена подвинулась ближе к сестре и обняла ее. Мама уткнулась лицом в плечо сестры.

– Твое счастье для него было превыше всего, – с мягкой настойчивостью убеждала Ружена. – Я уверена, он все видит и слышит. И даже сейчас, когда он не рядом, по-прежнему желает, чтобы ты улыбалась и радовалась. Каждый свой день.

– Ты правда так считаешь? – спросила мама, не поднимая лица.

– Я верю в это, – прошептала Ружена и нежно поцеловала сестру в макушку. – Дай себе возможность жить вновь.

– Я живу, – ответила мама. – У меня есть Антошка и ты. Мне есть для кого жить.

Ружена улыбнулась.

– Позволь себе снова быть женщиной – мечтать, влюбляться, наслаждаться свиданиями.

Мама снова тяжело вздохнула и посмотрела на сестру.

– В моей памяти сохранилось каждое мгновение, проведенное вместе с ним. Но я не представляю, как можно полюбить другого мужчину, довериться ему полностью… И душой, и телом… Всю свою жизнь доверить ему…

– Не торопись, если сомневаешься. Позволь вашим отношениям развиваться постепенно. Но не закрывайся, не отталкивай. Посмотри, что из этого может получиться.

Мама задумалась.

Я стоял за дверью и жадно ловил каждое слово из разговора мамы с сестрой. Толком ничего не понимая, я чувствовал, что в нашей маленькой семье скоро могут произойти большие перемены.

Я неосторожно подался вперед и задел дверь. Она сдвинулась с места на пару сантиметров. Мама и Ружена отвлеклись от беседы и увидели меня на пороге. Я стоял, смущенно перебирая пальцами ног, и смотрел в пол. Мне было неловко за свое поведение. Подслушивал! И это я – хороший мальчик!

Но мама с Руженой не сердились на меня.

– Антошка, ты чего не спишь? – ласково спросила мама. Она поднялась с дивана, подошла ко мне и присела передо мной на колени.

– Пить захотел, – едва слышно прошептал я. Мои щеки горели от стыда.

– Как насчет чая? – неожиданно предложила мама.

Я удивленно посмотрел на нее. Мама улыбалась.

– С удовольствием! – согласилась Ружена. Она встала, ловко подхватила обе чашки с журнального столика и подошла к нам.

– Пошли, – кивнула мне мама.

* * *

Я молча пил чай из большой синей чашки. Мама и Ружена ни слова не сказали мне из-за того, что я стоял за дверью. Они как ни в чем ни бывало разговаривали между собой, шутили и тихонько смеялись. Может, они не поняли, что я подслушивал? Я мучился из-за неопределенности. Наконец, собрался с духом.

– Мама, Ружена, простите меня, – прошептал я и наклонился к самой чашке.

– За что? – спросили мама и тетя одновременно.

– Я…, – признаваться оказалось сложнее, чем я думал. – Я подслушивал ваш разговор. Я стоял за дверью и слушал, о чем вы говорите. Я знаю, так нельзя делать, это очень плохо. Но я не смог пройти мимо… Мне стало так любопытно…

Мама покачала головой и улыбнулась.

– Антошка, – только и произнесла она.

– Я больше никогда, никогда так не буду! – горячо воскликнул я и бросился в мамины объятья.

– Мы не сердимся на тебя, – Ружена погладила меня по голове.

– У нас не было от тебя страшных секретов, просто некоторые вещи детям сложно понять, поэтому всего им не расскажешь вот так, сразу, – мягко продолжила мама.

– Вы говорили про любовь, – убежденно сказал я и осмелился взглянуть маме в глаза.

Мама с Руженой переглянулись.

– Я знаю, всем людям нужна любовь, – я сделал важный вид.

– Нужна, мой хороший, нужна, – мама вновь улыбнулась мне.

– Ты полюбила какого-то дяденьку? – спросил я и сам замер от своего вопроса.

– Еще не полюбила, – мама смотрела мне прямо в глаза. – Есть один мужчина, который мне нравится.

Я нахмурился.

– Мама, а если ты полюбишь его, ты разлюбишь меня?

– Почему? – изумленно воскликнула мама.

– А разве можно любить сразу несколько человек? Я думал, можно любить только кого-то одного.

Мама засмеялась.

– Антошка, милый мой сынок! – она крепче обняла меня. – В моем сердце очень много места! Я люблю тебя, люблю Ружену! И если я полюблю кого-нибудь еще, это не уменьшит мою любовь к вам!

– Правда? – я с надеждой заглянул в мамины глаза.

– Настоящая правда! – серьезно ответила мама. – Ты мой сын, я всегда буду любить тебя. Всегда!

– Мамочка, я так тебя люблю! – прошептал я и сильнее прижался к ее груди. – И Ружену очень люблю!

– И я люблю Ружену, – мама показала сестре кончик языка.

– Зайки вы мои любимые! – засмеялась Ружена и заключила нас обоих в свои теплые объятья.

Этот поздний вечер стал последним, когда нам было так спокойно и хорошо всем вместе. Без тревог и переживаний. В скором будущем события принесли в жизнь каждого из нас столько волнений, боли и страха, что я, хоть и не знал всего, что происходит, почти физически чувствовал беду и уже не верил, что счастье вернется к нам.

Праздничные дни пролетели быстро. Мама вновь упорхнула от меня.

– Не грусти, Антошка, – подмигнула она и поцеловала на прощание в носик.

Мама выглядела счастливой и воодушевленно. Ее зеленые глаза восторженно сверкали, она была полна надежд и мечтаний. Мама ждала перемен. И они произошли. К несчастью, эти перемены оказались совсем не светлыми и радостными, как ей грезилось. Слезы и отчаянье стали постоянными мамиными спутниками на долгие месяцы.

* * *

Мама никогда не рассказывала мне о нем. Даже его имя до сих пор остается для меня тайной. В детстве я не задавал этого вопроса в силу своего небольшого возраста. Постепенно взрослея, я иногда задумывался, что мама никогда не говорила, где и как она познакомилась с ним, как его звали, что с ним стало дальше. Я не был слишком любопытен и понимал, что не стоит тревожить маму расспросами. К тому же, я не испытывал желания узнавать подробности о человеке, искалечившим маме жизнь. Нигде не сохранилось ни одного упоминания о нем. Мама жила, словно его никогда и не существовало.

Прошло очень много лет, когда я узнал обстоятельства их знакомства. Мама поведала мне об этом легко и просто. Она сидела вполоборота ко мне на резной деревянной скамейке в саду и собирала в букет только что срезанные пионы. Я остановился под яблоней в нескольких шагах от нее и любовался ее обликом на фоне пышных цветочных кустов. Мама признавалась, что никогда не любила цветы, но после того, как мы переехали в свой огромный дом с большим садом, она начала выращивать пионы.

Длинные тонкие пальцы мамы машинально перебирали стебли, ласково проходились по нежным лепесткам, но по ее лицу я видел, что мысленно она была очень далеко от цветов и сада. Мама сосредоточенно смотрела на землю перед собой, чуть нахмурив брови и поджав губы. Словно почувствовав мое присутствие, она негромко произнесла, не оборачиваясь ко мне:

– На свадьбе с ним у меня был букет из пионов.

Я вздрогнул, не ожидая, что мама заговорит со мной, тем более о том, что уже давно было похоронено в ее сердце. Она посмотрела на меня, улыбнулась мягкой, немного печальной улыбкой.

Я подошел к скамейке и присел рядом.

– Давно ты заметила меня?

– Сразу, как ты пришел.

Мы помолчали. Неожиданное мамино откровение, такое короткое и, на первый взгляд, ничего не значащее, пробудило во мне непонятное мне самому желание узнать чуть больше о том моменте маминой жизни. Но я не знал, как задать вопрос, чтобы не растревожить ее душу воспоминаниями.

Мама молчала, продолжая держать в руках пионы. Я опустил взгляд на их пышные цветы нежно-розового цвета.

– Почему пионы? – спросил я и почувствовал себя ужасно глупо. Почему пионы что?

Но мама поняла меня даже в эту минуту, когда я сам себя не понял.

– Я не ассоциирую их со своим прошлым, – просто ответила она, взглянув мне в глаза. – Мне не причиняет боли смотреть на них. Находясь среди пионов, я не вспоминаю о том, что случилось. Я любуюсь ими, вдыхаю их аромат. Это просто цветы, и они не виноваты. Виновата я сама.

– Мама! – я схватил ее руки и сжал в своих ладонях. – Ты не виновата!

Мама улыбнулась и покачала головой.

– Я очень хотела быть счастливой и по наивности забыла, что доверие нельзя раздавать всем подряд. Как гречку, купленную по акции, – добавила она.

Я невольно засмеялся, но лицо мамы осталось серьезным.

– Все эти годы я спрашивала с себя не менее строго, чем с него.

Я притянул маму за плечи и обнял ее. Она отложила букет из пионов и вздохнула.

– Мне казалось, что я близка к тому, чтобы стать действительно счастливой. С карьерой везло, я уже потихоньку начинала присматривать квартиру, чтобы поскорее забрать тебя к себе, – мама замолчала. Я чувствовал, что сейчас она открывает сундуки своей памяти, достает из них давние, никому не нужные воспоминания, как старое пальто, пролежавшее в шкафу десятилетия и изъеденное молью.

– В новом, чужом для меня городе я ощущала себя одинокой. Мне пришлось оставить тебя далеко. В поисках перспектив и лучшей жизни я сорвалась с насиженного места. Искренняя вера в моем сердце – вот что позволяло мне держаться и упорно идти вперед. Первые успехи на работе окрыляли меня. Каждое утро, просыпаясь, я была счастлива и радовалась наступившему дню. Я знала, что мне предстоит заниматься любимым делом и получать при этом очень хорошие деньги, – мама вновь улыбнулась. Вдруг она стала очень серьезной, слегка отстранилась от меня, прижала ладони к моим щекам и посмотрела мне в глаза долгим, внимательным взглядом.

– Я была такой дурой, – с горечью произнесла она. – Я думала о материальной стороне жизни. Считала, что только благосостояние сделает нас с тобой по-настоящему счастливыми. Своя квартира, лучший детский сад, лучшая школа… Я искренне верила, что большие возможности откроются перед нами, когда я смогу зарабатывать достаточно денег. Я так ошибалась… Я совсем забыла, что главная ценность заключается не в материальном достатке. Мне нужно было быть рядом с тобой, постоянно, каждый день, чтобы ты чувствовал, что мама рядом, – на мамины глаза навернулись слезу.

– Мама, – прошептал я и крепко обнял ее. – Я знаю, я все знаю. Ты стремилась, чтобы я ни в чем не нуждался. Ты не бросала меня. Эта разлука была вынужденной и временной.

– Это сейчас, повзрослев, ты так рассуждаешь. А тогда, в пять лет, ты понимал, почему я тебя оставила?

Я поспешно кивнул головой и уткнулся носом в ее мягкие волосы, пахнущие дыней и летним солнцем.

– Прошло очень много лет, мама, перестань винить себя.

– Каждый день я пытаюсь найти себе оправдание, и не нахожу, – тихо призналась мама. – Я не должна была делать этот выбор, между тобой и карьерой…

– Тебе не нужно оправдание, мама, – я заглянул ей в глаза, заметил влажный след на ее щеке, ласково провел по нему пальцем.

– Прости меня, сынок, – прошептала она.

– Мне не за что тебя прощать, родная, – я почувствовал, как защипало глаза, и прикрыл веки, чтобы мама не увидела моих слез.

– Я очень любила гулять в одном городском парке, – сказала мама, рассматривая молодые вишневые кусты позади скамейки. – Там было тихо, спокойно. Я искала уединения, чтобы обдумывать каждый свой дальнейший шаг, размышлять, как вскоре сложится наша с тобой судьба. Там мы и познакомились, – мама замолчала, словно раздумывая, продолжать или нет.

Я молчал, не шевелясь и внимательно вслушиваясь в каждое слово.

– Ты помнишь папу, Антошка? – неожиданно спросила мама, не глядя на меня.

– Папу… – повторил я. Слово прозвучало неуверенно, словно было незнакомым для меня, словно я впервые выговаривал его. Мне привычно было слышать, когда мои дети называли меня папой, но я никогда не задумывался, что мне самому ни разу в жизни не пришлось использовать это слово при обращении…

Мне исполнилось только шесть месяцев, когда моего папы не стало. Я рос и не обращал особого внимания, что у других детей есть мама и папа, а у меня только мама. Я воспринимал это легко, ведь все семьи разные. Меня никогда не дразнили и не обижали. Я не испытывал неудобства или огорчения, что у меня очень маленькая семья, по сравнению с другими.

Я вспомнил фотографию, висевшую на стене в рамке. В раннем детстве я часто смотрел на нее. Затем она пропала со стены, но я не особо заметил эту пропажу. На фотографии были мама и мужчина. Они смотрели в объектив фотоаппарата, совсем молодые, веселые. Мама в скромном белом платье, мужчина – в белой рубашке и черных брюках. Он обнимал маму и счастливо улыбался. Мама прижималась к нему, на ее щеках горел яркий румянец.

Я помню, как плакала мама, когда в три года я впервые подошел к ней и спросил, кто этот дядя. Она сидела на полу, вытирая беспрерывные слезы, обнимала меня и рассказывала. Я мало что запомнил с того момента, в моей голове отложилось лишь то, что это – мой папа, и его больше с нами нет и никогда не будет. Мама говорила про аварию, ругала каких-то людей, и снова плакала. Спустя несколько лет до меня дошел полный смысл ее слов. И я понял, почему мама так ненавидит машины черного цвета. А тогда я старался утешить маму, гладил ее по голове и обещал, что из-за меня ей никогда не придется так плакать.

Конечно же, воспоминания о папе, даже самые смутные, не сохранились в моей памяти. Я мог представить только его образ по фотографии. Высокий, крепкий, темноволосый, с такими же темными глазами. Живым папу мне так и не удалось толком увидеть…

Я молчал. Мама задала мне этот вопрос, зная ответ на него.

– Он напомнил мне твоего папу, – она прервала молчание. – Такой же веселый, простой в общении, обходительный. Он любил шутить, рассказывал море удивительных историй. С ним я вспомнила, как это – смеяться искренне, разговаривать обо всем на свете, не боясь показаться странной. Мне было приятно его внимание, его забота. Я прогуливалась по парку, когда он подошел ко мне. Я вспомнила его сразу – пару раз мы пересекались недалеко от издательства. Его работа была поблизости.

Мама снова замолчала.

– Он не сыпал избитыми комплиментами, не пытался произвести впечатление. Он был такой, какой он есть. Сказал, что не хочет пить кофе в кафе в одиночестве и загадал, что шестая девушка, которая будет проходить мимо, составит ему компанию. Шестой оказалась я…

Мама снова замолчала.

– Не надо, не вспоминай, – я осторожно прикоснулся к ее плечам.

Мама отрицательно помотала головой.

– Я хочу, чтобы ты знал, почему так случилось…

– Ты не виновата, – твердо произнес я.

Мама тяжело вздохнула.

– Только на небесах рассудят вину каждого из нас…

Я вздрогнул. Но мама не дала мне сказать что-либо и продолжила:

– Мне стали встречаться, часто гуляли по парку, набережной, ходили в кино, кафе. Он был очень романтичным, способным на неожиданные, но приятные поступки.

– Через два месяца после знакомства мы стали жить вместе. Он уговорил меня отказаться от съемной квартиры и переехать к нему. Он жил с мамой, – она горько усмехнулась. – Никогда в жизни я так не ошибалась, как в тот момент, когда согласилась перевезти свои вещи к нему. Я поторопилась. И заплатила за свою спешку страшную цену.

– Ты не могла знать, мама…

– Должна была! – в тихом отчаянье воскликнула мама. – Я должна была предусмотреть все! Но я поверила, доверилась… Размечталась о счастье, тихой семейной жизни! Дура! Дура!

Я еще крепче прижал маму к себе и стал гладить ее по волосам. Мама тихо всхлипывала. Я редко видел маму, взрослую маму, плачущей. Мне стало невыносимо больно и страшно. Страшно от мысли, как она пережила все случившееся в то время, совсем одна…

– Дальше ты знаешь, – уже спокойно произнесла мама и вздохнула.

– Становится прохладно, – ответил я. Мама собралась с силами, и любое проявление жалости или сочувствия сейчас только снова ранили бы ее. – Пойдем пить чай. Как в детстве – с малиновым вареньем?

Мама тихонько засмеялась.

– Если с малиновым вареньем, то пойдем.

Я помог маме подняться со скамейки, подхватил букет пионов. Мама взяла меня под руку, и мы не спеша направились домой, пить горячий чай с самым вкусным малиновым вареньем – как в детстве.