Текст книги "Собака жива и я тоже. История без слез о несносном бигле и его неудержимой хозяйке, которые отказались умирать"

Глава 3
Семейный выход в свет

Я не люблю Рождество. Более того, я ненавижу декабрь целиком (а еще терпеть не могу шоколад и спа-процедуры; однажды мой знакомый сказал Крису – «Счастливчик! Живешь, как в сказке»). Могу припомнить только одно Рождество, когда я чувствовала себя по-настоящему счастливой. Когда мне было шесть лет, родители подарили мне на этот праздник черного щенка кокапу – помесь кокер-спаниеля и пуделя.

Я назвала его Попрыгунчик или, сокращенно, Прыгунчик, после того, как увидела, что он бегает по нашему дому и опрокидывает стаканчики от коктейлей, которые мои родители и их друзья оставили на полу у своих стульев. Вскоре после того Рождества родители развелись, и этот праздник превратился в нескончаемые споры – кто, где и с кем будет отмечать. Когда мама с папой вновь сошлись, возникла идея разнообразить традиции и пригласить на Рождество в гости далеких родственников. В итоге мы с братьями и сестрами проводили большую часть рождественских праздников, кочуя из одного дома в другой. Доходило до того, что несколько раз на рождественский ужин я ела фастфуд.

Когда дети подросли, все это – к сожалению или к счастью – закончилось. Потом в один из декабрей, когда я еще училась в юридической школе, Попрыгунчик умер. Несколько лет спустя 1 декабря мой брат Джей попал в аварию на своем мотоцикле, и мы не знали, удастся ли ему выжить. Он неделю находился в коме, а потом еще несколько недель провел в реанимации на интенсивной терапии, после чего его перевели в реабилитационный центр. Вся семья провела Рождество у его больничной койки. Джей выжил. С тридцатисантиметровым шрамом на груди, болтами и гайками в теле и без каких-либо воспоминаний о той страшной аварии. Потом, спустя несколько лет, жена моего отца Фэй умерла от аневризмы головного мозга. Это случилось 23 декабря. Она была у себя на кухне и выпекала рождественское печенье. Похороны состоялись в день ее рождения, 29 декабря. На следующий год у моей невестки Дженнифер 14 декабря от рака скончалась мать; похороны состоялись 23 декабря. А через год после этого мой отчим Тед потерял обоих родителей в период между Днем благодарения и Рождеством, то есть тоже в декабре. Поэтому у меня нет оснований любить Рождество и вообще декабрь.

Крис же, наоборот, любил Рождество и всю сопутствующую этому празднику атмосферу. Он сказал, что его мама уже украсила весь дом, причем еще в середине ноября. Он радовался елкам, которые она установила (меня удивило множественное число в его речи), украшениям (мама Криса собирала Щелкунчиков), вечеринкам (семейная традиция), праздничным угощениям и, конечно же, подаркам. Большому количеству подарков. Крису даже нравилось смотреть праздничные выпуски новостей по телевизору. Да, ему нравилось Рождество, и он хотел отпраздновать его вместе со мной. И своей семьей.

Мы были вместе всего шесть месяцев, причем это «вместе» было очень размытым. Я не была готова знакомиться с его родителями. Поначалу мы вообще держали наши отношения в секрете – даже коллеги по писательскому кружку не знали, что мы с Крисом встречаемся.

В основном мы проводили время вместе по выходным у меня дома, и только Шеймус видел, как нам хорошо вдвоем. Конечно, я понимала, что отчасти именно секретность наших встреч добавляет в них изюминку. Я так и называла наши отношения про себя – «это всё» – универсальные слова, включающие в себя то, что было между мной и Крисом. А если мы перезнакомимся с семьями друг друга, то это уже будут официальные отношения.

«Официальные отношения» – это очень скучно. Так мы быстро разочаруемся друг в друге. Закончится секс, начнутся ссоры (да, мой курс психотерапии еще не закончился). Конечно, чем дольше мы с Крисом были вместе, тем сложнее было держать это в секрете. Мы говорили окружающим о нас ровно столько, сколько им необходимо было знать, и я была уверена, что родители Криса – последние, кому стоило узнавать обо всем, что происходило между нами. Я думала, что они не одобрили бы наши встречи. Точнее, не одобрили бы меня. Я – дважды разведенная женщина, которая на двенадцать лет старше их маленького мальчика, и этот факт вряд ли станет для них приятным сюрпризом. Конечно, я была чем-то большим, чем эти ярлыки, но где гарантии, что они станут разбираться? Совершенно не было никакой необходимости их расстраивать. Если бы нам было, что им сообщить, мы бы сообщили – об этом мы договорились, сидя в ванне, – уговор, скрепленный шампанским и пузырьками, приятно щекочущими кожу.

Мы с Крисом пришли к компромиссу и договорились отметить Не-рождество за неделю до самого Рождества. Крис приготовил паэлью на сковороде, мы распили бутылочку темпранильо[11]11
  Темпранильо – вино, названное в честь сорта темного винограда, из которого оно делается.


[Закрыть] и обменялись подарками у камина. Мы окрестили это событие «Mas Chris», то есть «Больше Криса» по-испански. Я радовалась – отмечать выдуманный праздник оказалось проще, чем отмечать Рождество.

Ради создания праздничной атмосферы пришлось устроить побег – я оставила Шеймуса с матерью и отчимом, а сама улетела в Миссури, чтобы навестить брата и его семью. Его дети были еще маленькими и верили в Санту, и поэтому я решила, что поездка получится веселой (при условии, что мой самолет не разобьется). В Миссури я всегда засиживалась допоздна, чтобы в уединении поговорить с Крисом по телефону, а еще регулярно писала ему сообщения по электронной почте.

Успешно избежав каких-либо праздничных трагедий, Рождество я провела у себя дома с Шеймусом – в тепле и безопасности. Крис провел Рождество со своей семьей во Флориде, посетив Оранж Боул.[12]12
  Детский и юношеский теннисный турнир категории А, проводимый ежегодно в декабре во Флориде.


[Закрыть] Он улизнул поздно ночью, чтобы позвонить мне, втайне от родителей и сестер – Кэти и Кортни. По крайней мере, тогда нам казалось, что мы надежно конспирируемся.

По мере того как зима переходила в весну, мое правило «каждые вторые выходные» все чаще нарушалось. Мы стали проводить вместе большую часть выходных, хотя по-прежнему старались не посвящать окружающих в свои дела больше необходимого.

К сожалению, мама Криса не вписывалась в этот ритм – у нее оказался припасен еще один праздник, который значительно потрепал мне нервы. Вскоре после Пасхи она позвонила Крису:

– Ты пропустил пасхальный обед!

– Да, вы ушли пораньше, и я подумал, что уже не догоню вас, – попытался уклониться Крис.

– Я ведь предупреждала, что забронировала столик на поздний завтрак в клубе для тебя и твоих сестер. Ты не пришел, и твоя пасхальная корзинка все еще у меня.

– Я заберу ее попозже.

– Так не пойдет, молодой человек! Что с тобой происходит в последнее время? Ты пропадаешь, перестал звонить. Мы тебя практически не видим! Неужели так трудно уделить семье пару минут? Кэти говорит, ты тайком звонил кому-то каждую ночь, когда мы были во Флориде, и я собираюсь задать тебе один вопрос. Ты что, гей?

Крис сказал, что он тогда чуть не расхохотался, меня же впечатлил ловкий прием его мамы. Конечно же, она знала, что Крис не был геем. Однако ему ничего не оставалось, кроме как рассказать обо мне. К моему большому огорчению и ужасу, он рассказал ей обо мне все, включая мой возраст, мои семейные перипетии и то, что я жила в Риверсайде.[13]13
  Округ штата Калифорния, получивший свое название в честь города Риверсайд, который является окружным центром.


[Закрыть] В Риверсайде! Для обитателей Ньюпорт-Бич[14]14
  Город в США с высоким уровнем жизни, расположенный на западе округа Ориндж, штат Калифорния.


[Закрыть] это все равно, что сказать, что я снимаю лачугу в Хиксвилле,[15]15
  Деревня в округе Нассау на Лонг-Айленде, штат Нью-Йорк.


[Закрыть] к югу от Дадлитауна[16]16
  Небольшой заброшенный городок в округе Корнуолл, штат Коннектикут.


[Закрыть]! О чем он только думал? Да, Крис меня здорово подставил. Я поняла, что заранее проиграла эту войну.

– Зачем ты ей все это рассказал? Не мог приукрасить или соврать? Лучше бы сказал, что ты гей! Или ответил бы просто: «Мне почти тридцать лет, и я буду встречаться, с кем захочу, и я не обязан отчитываться перед тобой» или «Я расскажу, когда буду готов», – перечисляла варианты я.

– Я не могу так быстро соображать на ходу. Не знаю… Она застала меня врасплох. И у меня нет привычки обманывать родителей.

Да, так оно и было. И еще было очевидно, что родители им манипулируют.

– И все-таки она не имеет права совать нос в твою личную жизнь, то есть уже в мою.

– Да, знаю. Но ведь все прошло не так уж плохо. По крайней мере, не так плохо, как тебе кажется.

– О, поверь мне, на самом деле все еще хуже!

Мы говорили по телефону, и я не могла видеть лица Криса и проследить его истинные чувства – он просто подбадривает меня или же действительно верит, что мать одобрила его выбор? Последний вариант казался наименее правдоподобным.

– Да, и еще: неужели тебе по-прежнему дарят пасхальную корзинку?..

– Я все ждал, когда ты об этом заговоришь.

– В сложившейся ситуации есть о чем подумать. Но пасхальная корзинка?.. Маршмеллоу в форме цыплят? Искусственная травка?

– Я люблю маршмеллоу. Что касается травы – мама не любит этот дешевый пластик, так что мы обходимся без него.

– Единственное во всем Ньюпорт-Бич исключение!

Крис приободрился, услышав усмешку в моем голосе.

– Они хотят познакомиться с тобой.

– Этого еще не хватало! Да это просто смешно! Что за чушь!..

– …и я предложил им встретиться за поздним завтраком.

– Что?

Счастливый райский мирок, который я придумала нам с Крисом в своем сознании, подвергся атаке. Его защита – то есть наши с Крисом совместные выходные – рушилась на глазах. Я похлопала по одеялу рядом, и на диван сразу же запрыгнул Шеймус, уютно привалившись к изгибу моей руки. Только Крис, я и моя собака, вот и вся моя Алфавитная жизнь.

– Я серьезно считаю, что ты им понравишься. Почему нет? Ты красивая, успешная, у тебя прекрасный дом. Мы вместе почти год! Мои родители знают, что это уже в два раза дольше, чем все мои предыдущие отношения. Да и к тому же я бы не смог скрывать тебя вечно.

Я молча гладила Шеймуса, пытаясь собраться с мыслями.

Хотя мне и было лестно слушать слова Криса, мне необходимо было придумать предлог, чтобы не встречаться с его родителями.

– Да мне и не хочется тебя скрывать, – произнес он.

Вот черт побери!..

Всю неделю до встречи с его родителями я нервничала и думала о том, что надеть и что сказать, и в итоге не определилась ни с тем, ни с другим. Утром в день встречи я надела черные брюки, черные лакированные туфли на высоких каблуках и черный хлопчатобумажный свитер. И сразу же сняла – все-таки не на похороны иду; не стоит так явно выражать свои эмоции по поводу происходящего. Я сменила черные брюки на черную юбку с оборчатым подолом. Как есть вдова в вечном трауре. Может, им понравится? Почему бы не надеть еще черную широкополую шляпу и темные солнцезащитные очки?! Я сняла юбку и свитер и убрала их обратно в шкаф.

Надела белый сарафан на бретельках. И тоже сняла – ну кого ты хочешь обмануть девственно белым цветом? Смех, да и только! После я примерила платье грушевого цвета. И тоже сняла – слишком глубокий вырез…

Я рылась в шкафу еще минут двадцать и поняла, что всю мою одежду можно разделить на две категории – либо «неудачница в годах», либо «дама в активном поиске», хотя ни тем ни другим лозунгом я во время покупки не руководствовалась. Я на секунду отвлеклась от классификации одежды и обнаружила, что мои волосы выглядят безжизненными и примятыми, за исключением некоторых прядей, которые наэлектризовались и торчали в разные стороны. Можно было бы всплеснуть руками и закрыть ладонями лицо, если бы не тушь, которую я, кажется, нанесла слишком густо.

В запасе у меня оставалась всего пара минут, так что я остановила свой выбор на белоснежном наряде – льняных брюках и блузке без рукавов, обе от Энн Тейлор. Расчесала волосы, придав им немного объема, и надела неприметные жемчужные сережки.

Попыталась успокоиться и спустилась на первый этаж, где меня уже ожидал Крис.

– Выглядишь потрясающе! – сказал он.

– А чувствую себя не очень.

– Очень красиво. Правда. Ты у меня красотка.

– Спасибо.

– Просто сногсшибательно!

– Приятно знать, что ты тоже нервничаешь.

– Причем довольно сильно.

Мы поехали в Mission Inn, дорогой отель в центре Риверсайда с испанской архитектурой: беседки, арки, фонтаны, выложенные плиткой, и огромное количество бугенвиллей, напоминающих калифорнийскую миссию. Риверсайд, удобно расположенный на полпути между Лос-Анджелесом и Палм-Спрингсом,[17]17
  Город в округе Риверсайд, штат Калифорния.


[Закрыть] одно время был местом встреч разных знаменитостей, для которых поздний завтрак – масштабное, праздничное и, как правило, достаточно оживленное мероприятие. Я рассчитывала на то, что место встречи с родителями Криса будет красивым, но людным, что обеспечит мне хоть какую-то защиту.

Я схватила Криса за руку, пока мы шли через вестибюль навстречу моей неминуемой гибели.

Несмотря на то что мы пришли как раз вовремя, его родители уже ожидали нас у рецепции отеля. Крис подвел меня к ним, пожал руку отцу, обнял мать.

– Мам, пап, это Тереза, – сказал он.

Вот так вот я и познакомилась с родителями Криса – сделала то, что клялась никогда не делать.

Я глубоко вдохнула и протянула руку.

– Очень приятно познакомиться с вами обоими, – я старалась звучать как можно более искренне.

– Меня зовут Труди. Здорово наконец-то встретиться, – мама Криса пожала мне руку.

Я заметила, что Крис похож на нее – именно от матери он унаследовал голубые глаза с длинными ресницами, густые, волнистые темные волосы и идеальной формы нос. Ее волосы, однако, были не с проседью, как у Криса, а идеально окрашенные и уложенные. Одета она была в бирюзово-белое и, как и предсказывал Крис, прекрасно подобрала к этому цвету все аксессуары, включая соломенно-бирюзовую сумочку-клатч. Ее клатч был в одну десятую размера сумки-чемодана, которая давила на мой левый бок. Стиль Труди мне понравился, но вместе с тем внушил и некоторый трепет.

Я развернулась к отцу Криса и пожала ему руку. Он улыбался.

– Джим. Приятно познакомиться, Тереза!

Я была застигнута врасплох его ростом – он был заметно ниже Криса, гораздо более худощавого телосложения, а волосы у него были светло-каштановыми. Он оказался совсем не таким, каким я его себе представляла.

– Мне тоже, – ответила я и улыбнулась в ответ.

Отцы парней меня не пугают. Проблемы обычно возникали только со свекровями. Обе матери моих бывших мужей невзлюбили меня. Одна выражала это открыто, а другая в пассивно-агрессивной манере. А вот со свёкрами было иначе. С ними мне всегда удавалось наладить контакт. То, против чего обычно выступали мамы (логический склад ума, отсутствие излишней чувствительности, карьера, независимость, незаинтересованность в детях, полное отсутствие навыков ведения домашнего хозяйства и, самое главное, моя хроническая неспособность видеть весь смысл жизни в их сыночке), папы, как правило, одобряли или относились к этому с безразличием. Поэтому о знакомстве с отцами я никогда не переживала, и низкий голос Джима вкупе с его строгим видом нисколько не напугали меня.

А вот Труди. Мама Криса…

Мы вели обычную беседу, неспешно поглощая яйца «бенедикт» и рыбный салат. Говорили о погоде, нашем с Крисом знакомстве и о том, как Риверсайд испортился за последние годы. Я даже начала радоваться, что все идет без происшествий – мне, кажется, удалось произвести благоприятное впечатление…

Как вдруг:

– А с вашей семьей Крис уже познакомился? – спросила Труди.

По тому, как она слегка наклонилась в мою сторону, взглянула на Криса, а потом снова перевела взгляд на меня, я поняла: ответ имеет большое значение. В этот момент я не разволновалась и не начала говорить первое, что взбредет в голову. Наоборот, мой разум попросту отключился. Бразды правления перешли к интуиции. Что именно интересовало Труди? Имела ли она в виду, что мои родители важнее и мы сначала организовали встречу с ними? Или это вопрос о моей семье? Или она хочет знать, насколько серьезны мои намерения? Что из этого? Что она хочет?! Мое сознание попыталось достучаться до меня: тебе просто задали обычный вопрос. Нужно ответить.

Но я тут же возразила самой себе – ответить что? Что тут можно сказать?

У меня не самая обычная семья, даже по меркам Южной Калифорнии, и мне никогда не нравилось об этом рассказывать. Даже простые вопросы, вроде того, сколько у меня было братьев и сестер, могли сбить меня с толку, потому что я не знала, какой именно объем информации от меня требуется.

Мою семью никак нельзя назвать дружной или сплоченной. Каждый из моих родителей состоял в браке по несколько раз, и большую часть моей жизни у меня было две пары родителей, а братьев и сестер разной степени родства в общей сложности у меня было девять. Декорации постепенно менялись, принося новых второстепенных персонажей; я частенько шутила, что у нас не столько генеалогическое древо, сколько семейный почвенный покров – мы распространяемся вширь, а не вглубь.

Итак – знаком ли Крис с моей семьей? Ну… типа того, да. Знает кое-кого.

Теперь мое лицо наверняка соответствовало моему наряду, то есть стало мертвенно-бледным. За последние пару месяцев мои родители и правда оказались в категории «необходимо знать».

В этот момент мне на выручку пришел Крис:

– Да, мы виделись, они очень приятные люди.

– И что они думают обо всем этом? – поинтересовалась у меня Труди, вся из себя спокойная и сдержанная.

Вероятно, она хотела сказать: «Они тоже считают, что это все какая-то ошибка?»

Что думают мои родители? Мне скоро стукнет сорок два. Даже в моем подростковом возрасте родителям было безразлично, с кем я встречалась, поскольку им самим тогда было всего по тридцать с небольшим и они были заняты своими отношениями – строили их в виде стеклянных замков, а потом начинали бросаться в эти замки камнями.

Им было все равно тогда, и уж тем более им все равно, с кем я встречаюсь теперь. Раньше у меня не было возможности оценить это их безразличие по достоинству в полной мере.

По правде говоря, знакомство Криса с моими родителями прошло очень просто, даже буднично. Что до отца, то Крис познакомился с ним благодаря моему брату, который неожиданно решил навестить нас и приехал из Миссури пару недель назад. Его визит явно относился к «необходимо знать», потому что у нас с Крисом оказался всего час, чтобы вылезть из кровати, принять душ и подготовиться к приходу моего братца и отца. Думаю, они сами удивились не меньше, хотя Джей (мой младший брат, который при этом старше Криса на десять лет) и папа быстро сориентировались в ситуации и стали подшучивать надо мной по поводу возраста Криса. Позже отец еще позвонил мне и сказал: «Сколько Крису лет? Он показался мне отличным парнем, и ты рядом с ним выглядишь счастливой». А потом добавил: «Только не попадайтесь копам на глаза вдвоем, а то тебя еще привлекут за совращение несовершеннолетних!» и рассмеялся.

А с мамой Крис познакомился благодаря Шеймусу.

Мы с Крисом несколько месяцев делили выходные пополам с Шеймусом, а потом решили, что хотели бы остаться совсем одни, что, естественно, Шеймусу показалось неприемлемым.

Но он действительно нам мешал! Мне была ненавистна мысль сдавать его в интернат для животных, поскольку ему было необходимо много внимания; не думаю, что Шеймусу хватило бы одной игрушки и парочки упражнений за целый день.

Для решения этой проблемы пришлось кое-что припомнить – когда-то давно, в прошлой жизни, когда у меня был муж, а не тайный бойфренд, а также дом с большим двором, и три (а впоследствии два) бигля, а не один, я иногда сидела с Барби – собакой моих родителей. И теперь мама возвращала мне должок, изредка забирая к себе Шеймуса – например, когда я ездила к брату в Миссури на Рождество. Но мама была очень проницательна, и когда я просила ее посидеть с Шеймусом на выходных, стала расспрашивать меня, куда это я собираюсь.

Сколько выходных подряд взрослая женщина может устраивать себе «девичник», прежде чем у ее матери возникнут подозрения?

Я рассказала маме обо всем, чтобы она посидела с Шеймусом, в те печально известные пасхальные выходные, когда мы с Крисом отправились в Сан-Диего, и ему пришлось рассказать о нас Труди. Я сказала маме, что мы заедем за Шеймусом в воскресенье вечером и останемся на пасхальный ужин. И – да, она познакомится с Крисом. Я надеялась, что Шеймуса и дальше можно будет оставлять у нее: мы с Крисом начали планировать летнюю поездку в Барселону.

Моя мать и отчим Тед жили в городке под названием Юкайпа, примерно в тридцати километрах от меня, в предгорьях, где климат прохладнее, чем в Риверсайде. Я завезла Шеймуса в пятницу днем, прежде чем вечером отправиться в Сан-Диего с Крисом. Шеймус и их собака Барби, нечистокровная австралийская овчарка, достаточно хорошо ладили, хотя и разительно отличались по характеру: Барби была спокойной и серьезной и часто обходила весь двор, словно проверяла, все ли в порядке. Поначалу Шеймусу это показалось забавным – он бежал за ней, радостно гавкая. Дело в том, что овчарки помогают пастухам следить за овцами, их задача – стеречь. Бигли же просто воют и лают. Моей маме это не очень понравилось.

Когда Шеймус устал носиться, его потянуло в тепло и уют, то есть на кухню. Я забыла предупредить маму, что он научился открывать шкафы. У меня дома Крис уже успел сменить три разных типа детских замков на шкафчик под кухонной раковиной, где мусорное ведро, прежде чем мы нашли один, предназначенный специально от вторжения биглей. Шеймус догадывался поднимать и опускать рычаги, даже крутить замки, если чувствовал, что в мусорном ведре за дверцей есть еда. Только под конец мы выяснили, что он не знает, как сдвинуть защелку влево (справедливости ради стоит отметить, что большинство моих гостей тоже не понимали, как это делается). Особенно Шеймусу нравилось копаться в мусоре, когда там накапливалась кофейная заварка, скорлупа от яиц и что-нибудь, пропитанное жиром, – утром мы с Крисом спускались вниз и обнаруживали, что вчерашний завтрак разбросан по всему кухонному полу, а след из молотого кофе ведет к подстилке Шеймуса.

Барби же была из тех собак, которым можно оставить одну миску с едой на весь день и не сомневаться – она спокойно поест, когда проголодается. Если, конечно, Шеймус не доберется до ее миски первым, что он всегда и делал. Он сразу же залез в мусорный бак у мамы в доме, на котором, по его мнению, была табличка – «Специально для Шеймуса». Залезть в открытую мусорку, стоящую в кладовке, с куриными косточками внутри, не составило для него большого труда: мама клялась, что он проглотил все кости, не жуя.

Также мама с Тедом выяснили на собственном опыте, что Шеймус точно так же, как и мы с Крисом, предпочитает поздно ложиться спать и недолюбливает ранние подъемы и холод. С Шеймусом им пришлось нелегко – он рычал на них, не желая подниматься в шесть утра на прогулку. Однажды мама ушла гулять с Барби без Шеймуса, а вернувшись, обнаружила, что он встал достаточно давно и уже успел использовать столовую в качестве туалета. Тогда мама установила обязательное правило – Шеймус обязан гулять по утрам. Поэтому, когда мы с Крисом приехали за Шеймусом, мы выяснили, что все его выходки за выходные значительно понизили градус напряжения от встречи Криса с моей мамой. Она коротко поздоровалась с нами, после чего взглянула на Шеймуса и произнесла: «Ну у тебя и псина!», а мой отчим закатил глаза. Шеймус же расположился на их белоснежном диване в гостиной – он смотрел на нас широко раскрытыми глазами и вилял хвостом.

Пасхальный ужин прошел легче (и быстрее) за счет рассказов про Шеймуса. Крис мог многое поведать маме об ужасном поведении моей собаки и даже переплюнул своими историями ее рассказы – на этой теме они и сошлись. Видимо, мама с Тедом решили, что Крис – хороший парень, раз уж он готов мириться с Шеймусом, хотя они потом тоже звонили и интересовались его возрастом.

Так что да – Крис был знаком с моими родителями. И – да, он им нравился. Почему бы так и не сказать? Зачем придавать лишний смысл обычным дружеским вопросам?

Да потому что черта с два они были дружескими! Это были вопросы следователя, а я чувствовала главной подозреваемой. Мое чутье меня никогда не подводило.

Я запаниковала. Стоп, притормози. Не сходи с ума. Родители Криса – очень милые люди. Видишь, его мама тебе улыбается. Подливает себе шампанского. Они же видят, что их сын счастлив с тобой. Разве не этого они ему желают? Крис рос в привилегированном обществе, и его родители привыкли знать и контролировать каждый аспект жизни всех своих троих детей. Детям уделялось очень много внимания. До сих пор все шло очень хорошо – Крис был вежливым, хорошо воспитанным молодым человеком с хорошим образованием; образцовый старший сын дружного, сплоченного семейства. Мы с ним много времени провели в ванне за разговорами о наших семьях, и я знала, что в его семье решения принимаются ответственно, коллективно и передаются из поколения в поколение. Но все-таки ему было только двадцать девять, когда мы познакомились, и он мог принимать свои собственные решения. Важно лишь то, чтобы эти решения делали его счастливым.

Я глубоко вздохнула.

– Моим родителям Крис понравился, конечно же. Как он мог им не понравиться? – я лучезарно улыбнулась, но под столом моя рука потянулась к бедру Криса – не столько в знак привязанности, сколько в попытке успокоиться. Или, может, я таким образом заявила на него свои права.

– Ну, надеюсь, что это так. Хочется верить, что мы правильно его воспитали, – Труди улыбнулась мне в ответ.

Если не считать моего нескончаемого внутреннего монолога, который начал угнетать меня, то к концу позднего завтрака я была в полном порядке. И вынуждена была признать это перед Крисом – его родители были весьма милы и вежливы. Я знала, что меня оценивают, но не почувствовала осуждения. Или, скажем так, я чувствовала, что успешно прошла все их проверки. Я не выглядела удручающе старше Криса, и я знала, какой столовый прибор и в какой момент надо использовать, не чавкала и не ела с открытым ртом, к месту говорила «пожалуйста» и «спасибо». Я рассказала о своей юридической карьере в надежде, что родители Криса поймут, что я не охотница за деньгами. Мы с Крисом как-то смеялись над этим – он не был богат, а я не искала выгоды. Скорее, он завоевывал меня, а я сопротивлялась, поскольку не искала отношений. Однако я подозревала, что именно это могло быть на уме его родителей. Думаю, мне удалось развеять их сомнения.

Под конец нашей встречи, когда мы выходили из ресторана, Труди сказала мне:

– Не знаю, почему он так долго держал вас в секрете.

Я не нашлась, что на это ответить. «Потому что мы хотели заниматься ни к чему не обязывающим потрясающим сексом, а не вступать в какие-то там отношения», наверное, было бы неуместно говорить его маме, а «Матери моих парней пугают меня до чертиков, поэтому я избегала этой встречи как можно дольше» – и подавно.

Наконец я пробормотала:

– Ну, зато теперь мы познакомились…

Потому что, если я не говорила об этом раньше, я – мастер принудительного общения с чужими родителями.