Текст книги "Собака жива и я тоже. История без слез о несносном бигле и его неудержимой хозяйке, которые отказались умирать"

Глава 6
Простолюдинка из Джерси

Шеймус оправился от операции быстро, обойдясь без всяких побочных эффектов. Этим он, несомненно, подвел меня, лишив веской причины не идти на ужин в честь Дня благодарения с семьей Криса. Помимо того что встреча с его тетями, дядями и кузенами сама по себе была для меня непростым испытанием, мы еще и встречались в доме его недавно умершей бабушки в Пасифик-Пэлисейдс[24]24
  Район в районе Вестсайд, расположенный в 32 км к западу от центра Лос-Анджелеса.


[Закрыть] – месте, на фоне которого даже Ньюпорт-Бич выглядит как страна третьего мира. Чтобы усложнить для меня задачу еще сильнее, одна из тетушек Криса (очевидно, отвечающая за праздничный дресс-код) решила, что мы все должны надеть футболки наших любимых команд, потому что бабушке Джуди такое понравилось бы. Теперь мне нужно было надеть футболку моей несуществующей любимой команды и выглядеть при этом достаточно прилично для семейной вечеринки, но при этом быть настолько стильной, чтобы силовое магнитное поле, которое не пропускает в Пасифик-Пэлисейдс всякий посторонний сброд, смилостивилось и сделало для меня исключение.

Если бы тетушке, отвечающей за дресс-код, пришла фантазия надеть футболки с изображениями наших любимых пород собак, то у меня на груди, безусловно, красовался бы бигль или даже парочка таковых.

Я одолжила у Криса одну из его винтажных футболок «Сан-Диего Чарджерс[25]25
  Профессиональный футбольный клуб, в 1961–2016 гг. базировавшийся в Сан-Диего, а после в Лос-Анджелесе.


[Закрыть]». Не потому, что мне нравилась эта команда, а исключительно из-за того, что мне подходили их цвета – голубой, золотой и белый. Кроме того, это была одна из его самых маленьких футболок – единственная XL среди XXL. Сам Крис был в футболке «Барселоны», одной из своих любимых. В итоге я выглядела так, будто надела униформу, а он – будто бы собрался навести порядок в захламленном гараже.

Движение на дорогах в тот раз было явно против меня: по пути нам не встретилось ни одного автомобиля (где это видано, чтобы в Лос-Анджелесе не было пробок в праздники и выходные? Я их так ждала!). Мы приехали раньше положенного, но Крис отверг мое предложение покататься еще пару часиков по кварталу вокруг.

Дом его бабушки был классически красивым – кирпичи, высокие белые колонны. Он стоял на угловом участке, который, как объяснил мне Крис, был одним из самых крупных в Пасифик-Пэлисейдс: остальные участки давно поделили и застроили современными особняками. Теперь в них жили мультимиллионеры из индустрии спорта и развлечений, которым этот район полюбился в последние годы. Дом бабушки Джуди, в противовес остальным новостройкам, когда-то принадлежал Мэри Астор[26]26
  Американская актриса, настоящее имя – Люсиль Васконселлос Лангханке (1906–1987).


[Закрыть]и находился на знаменитой Сан-Ремо-Драйв (о, каково это – жить на улице, описанной в романе?[27]27
  Имеется в виду роман Эпстайн Лесли «Сан-Ремо-Драйв».


[Закрыть]). Перед домом раскинулась огромная лужайка с величественными магнолиями, выстриженными спиреями и белыми розами. Розы продолжали цвести, несмотря на то что на дворе стоял ноябрь. В целом дом и двор выглядели так, словно их телетранспортировали из Атланты середины прошлого века. Атмосфера на участке царила безмятежная и величественная.

И тут являюсь я – в старой мужской футболке, последние пару недель спавшая от силы часа по четыре в сутки!

Мы припарковались перед фасадом дома, но Крис повел меня через лужайку к черному ходу, где мы прошли мимо бассейна и помещения для экипажей и зашли на кухню (как близкие члены семьи или прислуга). Я ожидала, что это все окажется злой шуткой, и мы единственные окажемся в футболках, а остальные будут в официальной одежде (мое параноидальное сознание рисовало жемчуга и цилиндры) и станут указывать на нас пальцами и смеяться. Ну, надо мной-то уж точно.

Первой, с кем я познакомилась, была Пегги, тетя Криса. На ней оказалась футболка USC,[28]28
  The University of Southern California, Университет Южной Калифорнии, частный исследовательский университет США, расположенный в Лос-Анджелесе.


[Закрыть] что несколько меня успокоило, но не особо удивило – в прошлом чемпионка Уимблдона по теннису в парном разряде и страстная поклонница спорта, Пегги, вероятно, и являлась той самой тетушкой, которая придумала спортивный дресс-код. Чуть позже я встретила дядю Джона и его жену Тину – они тоже были в спортивных футболках. Я понемногу начала успокаиваться. Тетя Барбара, дядя Эд и три их дочери – белокурые, с именами, начинающимися на «М», мужьями будто с обложки журнала и детьми – чистенькими, сияющими, хорошо воспитанными – все они были в одинаковых футболках USC. Я улыбалась, кивала и изо всех сил старалась запоминать все имена, привязывая их к историям, которые рассказывал Крис. Когда я убедилась, что все так или иначе были в спортивных футболках (пусть даже и поверх обычной одежды), я немного расслабилась.

До тех пор пока я не обратила внимание, что все вокруг были в красно-золотых футболках. Я одна носила футболку с расцветкой соперников их команды!

– Почему ты не сказал мне, что надо было надеть футболку с эмблемой USC? – прошипела я Крису.

– Ты же училась в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре. Зачем тебе футболка USC?

– Потому что все остальные пришли в них! Откуда я знала, что вся твоя семья – фанаты этой команды!

– Не вся. Все в порядке, успокойся. Моя бабушка, например, училась в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Она там стала первой женщиной-президентом студенческого совета.

Ого! Раз так, то я могу не волноваться. Я была гордым носителем цветов покойной Джуди! Конечно, это всего лишь футболка с «Чарджерс», но ведь цвета похожи.[29]29
  Символ Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе – сине-белый.


[Закрыть] Может, кто-нибудь обратит на это внимание, и я заработаю дополнительные очки (потому что я была уверена, что они ведут счет).

– Кстати, по поводу красного и золотого, – шепнула я Крису. – Почему никто не надел одежду школьных цветов твоей бабушки?

Бабушка Криса скончалась несколько месяцев назад, и теперь вся ее недвижимость была выставлена на продажу. Это был последний День благодарения, который семья собиралась провести вместе в доме, где выросли Труди с братьями и сестрами. Так почему было не почтить память бабушки?

– Дедушка учился в Американском университете. И Эд тоже. И Барбара. И…

Я перестала вслушиваться. Приехали родители Криса с его сестрами. Когда я увидела его сестер, мой мозг внезапно заработал с новой силой, и мне пришлось обратить внимание на слова Криса и на интонацию, с которой он их произнес:

– Естественно, Кортни сейчас тоже там учится, а Кэти получает там магистерскую степень.

Я должна была и сама это помнить. Должна была запомнить все это давным-давно или хотя бы узнать все заранее. Боже, можно мне уже, пожалуйста, просто вернуться домой к моей собаке?

Кстати, мать, отец и сестры Криса футболками не заморачивались. Его сестры были в платьях и на невероятно высоких модных каблуках, а мама Криса была в черных брюках и черной шелковой блузке с белыми полосками и манжетами. На шее у нее красовалось большое жемчужное ожерелье. Отец Криса надел универсальный мужской костюм для выхода в свет – брюки цвета хаки, рубашка на пуговицах и мокасины. Моя голова снова пошла кругом – мы все не так поняли! Как же глупо я выглядела в своем наряде! Кто носит парадные брюки и туфли на каблуках с трикотажной спортивной футболкой, завязанной узлом сбоку поверх обычного хлопчатобумажного топа? Ну кто еще, кроме меня?! Да еще и в День благодарения! Я просто идиотка…

Мне захотелось взвыть, подражая Шеймусу: «Отвезите меня домовой! Сейчас же! Ублюдки хр-реновы! Хочу домооооой!!!» Но я, к сожалению, не была биглем. И я не могла завыть, залаять или сбежать через собачью дверцу. Пришлось остаться.

Вскоре меня окружили кузины Криса с именами на «М», каждая из которых сначала представилась сама, а потом представила мужа и детей – все они довольно долго сидели и разговаривали со мной.

К счастью, родители и сестры Криса все же надели свои спортивные футболки к обеду (и сняли их после), и, хотя его сестры и мать были в футболках USC, его отец надел толстовку Военно-морской академии США.

Через какое-то время Труди подошла ко мне и предложила подлить еще вина (если я соглашусь, то буду выглядеть алкоголичкой – станет ли она осуждать меня за это? Но не обидит ли ее мой отказ?).

– Что вы думаете обо всем этом? Безумие, да? – спросила она.

– Это точно запомнится мне надолго. Никогда раньше не отмечала День благодарения таким образом. Я и не подозревала, что в вашей семье все поголовно – спортивные фанаты.

– Мы, конечно, интересуемся спортом, но не настолько, – ответила Труди, указывая бокалом вина в сторону своих братьев и сестер в гостиной, одинаково одетых. – Мама бы в гробу перевернулась при виде этого.

– Так это не одна из ваших традиций?

– Святые угодники, конечно, нет! Не знаю, о чем Пегги думала. Ничего подобного мы прежде не устраивали.

К нам присоединился Крис, сдержав обещание не оставлять меня наедине со своими родителями дольше двух минут.

– Не устраивали чего?

– Никогда не наряжались на День благодарения, как шуты гороховые. Крис, пожалуйста, убеди Терезу, что мы не всегда так одеваемся. Ты же не хочешь, чтобы она думала, что в твоей семье все сумасшедшие.

– Ну не знаю… А помнишь, как бабушка Джуди заставила нас всех надеть шляпы на один из рождественских вечеров? – сказал Крис.

– Ты имеешь в виду эти зеленые английские пластиковые шляпы? Те самые? – уточнила я.

– Нет, другие – те, что Джуди нашла у себя дома. Какие-то огромные шляпы, бейсбольные кепки, панамы для рыбалки… чего там только не было! Бабушка притащила эти шляпы с собой и заставила нас их носить, причем была очень убедительна.

Я посмотрела на Труди, подумав, что эта история выбьет ее из колеи, но она лишь засмеялась:

– Да, правда! А я и забыла. Вероятно, она уже тогда потихоньку начала сходить с ума, а мы не обратили внимания.

– Шляпы были большим намеком. Ну или должны были им стать.

Не знаю, что было бы тяжелее для меня – провести День благодарения в нелепой шляпе или в спортивной футболке.

У меня дома было достаточно много шляп, и я могла бы подобрать себе что-нибудь, но к шляпе нужна еще подходящая прическа… Ну, неважно – я уже находилась на семейной сходке Криса в его футболке.

– Ну ничего, – сказала я. – Хорошо, что остальные тоже надели спортивную одежду.

– Вы боялись, что мы решили вас разыграть?

– Если честно, то да. Немного боялась.

– Как видите, нет. Все на полном серьезе, никаких шуток.

– Ну, по крайней мере, сегодня мне не нужно волноваться, что я испачкаю белоснежную блузку или что-то в этом роде.

Я помогала носить посуду из кухни и позже за столом вела непринужденную светскую беседу. Пользовалась столовыми приборами по всем правилам, не ставила локти на стол, короче – успешно пережила ужин и позволила себе расслабиться.

После кофе и десерта Крис спросил, как у меня дела.

– Все на удивление хорошо.

– Я же говорил, все в полном порядке. И ты всем понравилась, – улыбнулся он.

Возможно, подумала я. Может, это и правда так.

Под вечер мы расселись за столом (все восемнадцать человек!) и допоздна играли в карты и кости. Один раз я была близка к победе и с радостью заметила, что несколько человек меня поддерживают. И хотя победила шестилетняя кузина Криса, я нисколько не расстроилась и поздравила ее с победой, сказав: «Держи пять!» В итоге мы с Крисом пришли одними из первых, а ушли одними из последних; я удивилась этому факту не меньше остальных.

– Возможно, это был один из лучших Дней благодарения в моей жизни, – призналась я Крису по пути домой. – Как здорово собираться вот так всем вместе. В моей семье пришлось бы бегать из одного дома в другой, чтобы всех обойти.

– Вот видишь! Я же говорил, тебе не о чем волноваться. Они тебя полюбят.

– Насчет любви не уверена, но я хотя бы не стала изгоем. Твои кузены были очень милы со мной, особенно Эд – его заинтересовало, что я закончила юридическую школу. С ним общаться было легче всего – люблю, когда у человека невысокие стандарты.

– У Эда вовсе не невысокие стандарты; он всегда у всех спрашивает про образование. Мама, кстати, тоже с тобой много разговаривала.

– Да, действительно. Очень мило с ее стороны. Она как будто хотела убедиться, что мне комфортно и что я со всеми знакома. Труди не пыталась спрятать меня ото всех и не выдавала меня за прислугу – думаю, это хороший знак.

– Очень смешно. В общем, все хорошо, что хорошо кончается. Ты прекрасно справилась.

– Спасибо. И все-таки теперь я мечтаю, чтобы мы наконец остались втроем, вместе с собакой.

По дороге домой мне удалось немного вздремнуть в машине.

На следующий день позвонила доктор Гилберт и сообщила, что операция прошла успешно. Со слов хирурга и патологоанатома, теперь края были чистыми, и Шеймусу оставалось только достаточно окрепнуть, чтобы начать курс химиотерапии.

Мама настояла на том, чтобы Шеймусу снова нацепили конус, пока он будет находиться у нее, чтобы не раздирал себе швы. Вернувшись со мной и Крисом домой, пес первым делом принялся елозить задницей по ковру, чтобы избавиться от швов, и оставил после себя кровавые разводы, но я была так довольна результатами операции, что просто ходила за ним по пятам с пятновыводителем и повторяла: «Шеймус, хватит!»

В субботу Крис уехал к родителям на их ежегодную рождественскую фотосессию, а я осталась дома с Шеймусом. Я очень смеялась, когда Крис рассказал, как его, взрослого мужчину, наставляли по поводу одежды и что это происходит из года в год, сколько он себя помнит. Этого мне было не понять: не думаю, что вся моя семья когда-нибудь окажется на одном снимке, не говоря уже о том, чтобы это стало ежегодной традицией.

Небольшая часть меня хотела поехать с Крисом, чтобы посмотреть на эту фотосессию, но болыцая часть, которая победила, все-таки пожелала остаться дома у камина с собакой и хорошей книгой. Эта же моя часть не могла скрыть досады из-за того, что меня просто не пригласили.

Я дремала на диване с книгой на животе и Шеймусом под боком, когда Крис вернулся. Он приехал раньше, чем я ожидала. Я приподнялась, а он плюхнулся на диван между мной и Шеймусом, заставив пса подняться, неуклюже перелезть через него и заново устроиться между нами – Шеймусу всегда нужно было находиться в центре внимания.

Я перегнулась через бигля, чтобы поцеловать Криса, но вышел только поцелуй в щеку, потому что Крис лежал неподвижно, глядя в потолок.

– Ты что-то рано, – произнесла я через пару минут.

– Ты была права, – наконец сказал он и поднялся.

Он прошел к бару и потянулся за бутылкой виски «Мейкерс Марк[30]30
  Американский виски-бурбон, производимый на винокуренном заводе «Мейкерс Марк».


[Закрыть]».

Я была уверена, что за последнее время не говорила ничего такого, в чем хотела бы оказаться права. Крис был очень напряжен; я никогда раньше его таким не видела.

– Все-таки нужно было надевать футболки USC?

– Это бы не помогло.

Крис сел обратно со стаканом в руке, а после приподнял его, будто произносил тост:

– Мне было велено расстаться с тобой. Внезапно выяснилось, что меня воспитывали не для этого, – он обвел рукой мое гламурно-элегантное логово пумы. – Они считают, что я достоин большего.

У меня непроизвольно отвисла челюсть, а живот скрутило.

– Мне казалось, я им понравилась…

– Думаю, теперь уже я им не нравлюсь.

Но ведь День благодарения прошел замечательно, разве нет? Что пошло не так? В какой момент я дала слабину и позволила им обойти меня?

– Что там у вас произошло, Крис?

Я не могла и не хотела представлять, как выглядел этот разговор.

– Неважно.

– Ну, как сказать. Для меня вообще-то важно.

– Это. Не. Важно. Они облажались! Я не собираюсь расставаться с тобой!

Теперь настала моя очередь идти к бару. Я встала, но на полпути обернулась к Крису:

– Я знала, что это случится. Я, черт побери, ожидала чего-то подобного. Ну каждый раз… Почему это вечно происходит со мной?

Лицо Криса вытянулось, но он быстро взял себя в руки.

– Ты же знаешь, что дело не в тебе.

– Что значит не во мне? Мы вместе уже полтора года! Они просто надеялись, что ты перебесишься и одумаешься, что я каким-то образом сама исчезну, испарюсь, а до тех пор они будут делать вид, что все в порядке! Они все это время считали, что я недостаточно хороша для тебя, да? Что я не их поля ягода?

– Поверь, дело не в тебе. Это касается только меня и моих родителей. Кто бы ни был на твоем месте, они все равно были бы против.

– Но они не возражали бы, окажись на моем месте кто-то из твоего окружения!

Крис взъерошил волосы, а затем наклонился ко мне:

– В этом-то все и дело: ты и есть мое окружение. Ты – единственная, кого я хочу видеть рядом с собой. Они не понимают этого, потому что просто не знают меня. И я точно не собираюсь расставаться с тобой.

Глава 7
Та еще стерва

Я покупала Шеймусу игрушки и кормила его всем, что он хотел. Делилась с ним своей едой, чистила после него ковер и изо всех сил игнорировала рождественские праздники вместе с остальными неразрешенными проблемами. Также я постепенно становилась экспертом по части мастоцитомы и методов лечения рака, поскольку у Шеймуса скоро должен был начаться курс химиотерапии. Химиотерапия пугала меня до дрожи, но думать о ней все равно было легче, чем о том, что родители Криса забраковали меня. Об этом я сталась вообще не вспоминать.

В ветеринарной онкологической клинике меня заверили, что Шеймус не облысеет и что лекарства помогут ему справиться с тошнотой. Наиболее вероятными побочными эффектами станут потеря аппетита и снижение энергии, но это представлялось мне с трудом. Шеймус мог потерять четыре пятых своего аппетита и по-прежнему потреблять ежедневный рацион футбольного полузащитника в разгар сезона. Как мне в таком случае понять, потерял ли он аппетит?

Когда Шеймус только появился в доме после операции, невестка Дженнифер прислала мне посылку, которую почтальон перебросил во дворе через забор. К сожалению, первым до нее добрался пес. Все, что осталось от посылки, – мелкие обрывки синего, зеленого и желтого картона. Дженнифер отправила мне по почте печенье, которое я заказала у своей племянницы в Миссури. К моему приходу Шеймус сожрал две коробки и закапывал оставшиеся. К счастью, я не ем шоколад, и поэтому шоколадного печенья, наиболее вредного для собак, в посылке не было. Пришлось звонить Дженнифер и узнавать, сколько изначально было коробок, чтобы найти все, что Шеймус успел запрятать до моего прихода. Я выяснила, что изначально в посылке было пять коробок печенья. К истории про Шеймуса Дженнифер отнеслась недоверчиво, а вот Маккинзи, моя племянница, посмеялась и пообещала посылать Шеймусу печенье каждый год.

Как-то раз Шеймус залез на спинку дивана, перепрыгнул с нее на барный стул, а с него перешел на кухонный стол. И все ради того, чтобы слизать со сковородки застывший жир от бекона, оставшийся после завтрака!

И тут вдруг онколог говорит мне, что от химиотерапии у него может снизиться аппетит. Не думаю, что смогу это заметить. Что, вместо пяти коробок печенья Шеймус теперь съест только полторы? Или всего одну? Или съест только печенье с арахисовой пастой, а песочное оставит? А что такое снижение активности? Означает ли это, что Шеймусу станет лень преодолевать такую сложную череду препятствий ради застывшего жира от бекона?

Я изучила документы. «Информация о пациенте» содержала следующие примечания: «Химиотерапия у кошек и собак обычно вызывает не так много побочных эффектов, наблюдаемых у людей. Если Шеймус после процедуры не захочет есть, попробуйте дать ему полезные продукты, которые обычно нравятся собакам, например макароны с вареной курицей, постное мясо, нежирный творог или обезжиренную сметану. При возникновении диареи добавьте в привычную еду Шеймуса белый рис. При рвоте оградите его от воды и пищи на четыре часа, а после предложите ему воду или кубики льда. Также рекомендуется в целом переключиться на здоровую пищу, перечисленную выше».

Учитывая обычный рацион Шеймуса, подобное представлялось мне с трудом, но тем не менее я постаралась это запомнить. После я изучила отчет врачей о патологии; некоторые моменты меня расстроили. Я изо всех сил пыталась выжать хоть какую-то информацию из этих отчетов.

Из результатов иммуногистохимического исследования:

«Значение AgNOR (2,1) в нашем случае является промежуточным. В одном из исследований… ни одна собака не подвергалась эвтаназии из-за тучно-клеточной анемии с количеством AgNOR менее 1,7. Другое исследование… опухоли тучных клеток, которые не дали метастазы, имели среднее количество AgNOR2,3, а те, которые дали метастазы, имели среднее количество 2,8».

В целом выглядело неплохо: 2,1 явно меньше, чем 2,3. Получается, опухоль не дала метастазов, ведь так? Я продолжила чтение.

«Этот паттерн экспрессии KIT (паттерн II) связан с частотой местных рецидивов (14 %), частотой возникновения метастазов (31 %) и уровнем смертности (25,6 %) из-за заболевания мастоцитомой».

Я старалась утешиться этой статистикой. Мне казалось, что она на нашей стороне. Не точно, но почти наверняка. И поэтому нельзя было отказываться от химиотерапии. Она просто необходима, убеждала я саму себя. С ней шанс на выживание у Шеймуса станет гораздо выше. Конечно, шанс останется всего лишь шансом – я ни в чем не могла быть абсолютна уверена, но попытаться однозначно стоило.

Я полезла в интернет и вычитала, что мякоть тыквы может избавить собаку от запора, который является побочным эффектом стероидов, вводимых ей, чтобы облегчить тошноту после химиотерапии. Еще я узнала, что опухоли тучных клеток, как у Шеймуса, могут питаться углеводами и лучше, чтобы рацион больной собаки составляли в основном белки. Эта информация выбила меня из колеи: мы с Шеймусом жили вместе уже год и успели привыкнуть к определенному распорядку дня – просыпаемся, гуляем, потом он завтракает, я пью кофе, а после у нас совместное поедание тостов. Тосты были одним из самых любимых блюд Шеймуса: когда пес слышал треск тостера, оповещающий нас о том, что тосты готовы, он начинал танцевать у моих ног, а когда я вытаскивала тосты, он выл, гавкал и всеми силами торопил меня отдать ему его порцию, после чего с упоением принимался хрустеть еще не остывшими корочками. Я никогда не любила корочки у хлеба (вините в этом мою бабушку и ее изысканные бутерброды без корочек в моем детстве), так что в этом мы друг друга дополняли – сначала я отрывала корочки и скармливала их Шеймусу, а уже потом наслаждалась своими тостами.

Я давала Шеймусу корочки от тостов практически каждое утро. Получается, я подкармливала его рак? А то печенье, что прислала Дженнифер? Смерть в яркой картонной коробке! А заварной хлеб?

Это я способствовала развитию рака у моей собаки! Один раз подумав об этом, я уже не могла выбросить эту мысль из головы. Понятное дело, что я бы нашла и заказала в интернете специальный белковый корм для собак, даже если бы он стоил в три раза больше, чем я зарабатывала.

Пришлось прекратить кормить Шеймуса тостами. Через некоторое время, не в силах выносить его попрошайничество, я и сама перестала их есть.

Найти в интернете информацию о лечении рака у собак было несложно. Чего в интернете найти было нельзя, так это «Что делать, если родители парня хотят, чтобы ты была совершенно другим человеком?» или «Как стать моложе и без двух разводов?» или, на худой конец, «Как показать, что ты, черт побери, тоже не лыком шита?». Поэтому я решила сосредоточиться на том, что, как мне тогда казалось, я могу контролировать – на больной собаке, а не на напряженных отношениях с семьей моего любимого человека. Так или иначе, у Шеймуса были хоть какие-то шансы на выживание, хотя я и не имела над ними власти. Я знала, что Шеймусу должны были начать делать химиотерапию, но не могла даже назначить дату первого сеанса. Я оставила несколько сообщений мисс Стервозной Активистке, прежде чем она наконец мне перезвонила.

– Мы ожидаем отчет патологоанатома, – сказала она.

– У нас уже есть отчет патологоанатома. Он появился через два дня после операции. Там сказано, что края теперь чистые.

– Да, это я видела. Сейчас речь идет о другом отчете. Тот отчет был предварительным, а теперь мы ожидаем отчет из лаборатории из Нью-Йорка, – доктор Гилберт произнесла это таким тоном, будто мы ждали вердикта Верховного суда. Будто в Калифорнии не было знающих патологоанатомов.

– Предварительный? Что в нем такого предварительного? Хирург черным по белому написал, что края теперь чистые. Патологоанатом это подтвердил. Что предварительного?

Из трубки послышался раздраженный выдох: она даже не попыталась его скрыть.

– Нам нужен отчет из Нью-Йорка. В Нью-Йорке самая лучшая лаборатория. В отчете будет все необходимое.

Я поняла, что дело гиблое.

– А сколько еще ждать?

– Пару дней.

И вот прошло уже три дня с моего последнего разговора с мисс Стервозной Активисткой. Мы продолжили играть в телефонные догонялки, и в конце концов я победила: она позвонила мне в офис, хотя я просила ее звонить мне на мобильный. Очевидно, она рассчитывала, что я не возьму трубку в 18:40.

– Произошла неожиданная задержка, – сказала Гилберт.

– Да, я заметила. Прошло уже больше недели, а мы так и не выбрали дату первого сеанса химиотерапии.

– Я имею в виду нью-йоркскую лабораторию. Отправка почты в этот раз была дольше обычного, и мы получим результаты только в начале следующей недели.

– В начале следующей недели? К тому времени, как мы определимся с лечением, наступит Рождество! Это просто смешно. Такое ощущение, что мы напрасно теряем время. Разве больную собаку не следует начать лечить как можно скорее? Я говорила, что хочу сделать для Шеймуса все, что в моих силах, а мы просто сидим сложа руки в ожидании какого-то мифического отчета из Нью-Йорка!

Мисс Стервозная Активистка произносила «Нью-Йорк» с таким благоговением, что мне становилось смешно.

– Это не мифический отчет, и неделя ничего не изменит, – она буквально выплюнула мне в трубку «миф» в слове «мифический». – Это лучшая лаборатория в США. В отчете будет все, что нам нужно.

– Да, я прекрасно помню. Вы это уже сказали несколько раз. Но что еще, собственно, нужно?

Дело было не в том, что мне хотелось поскорее начать мучить Шеймуса химиотерапией. Просто само ожидание этой ужасной и пугающей процедуры было невыносимо. Я рассчитывала, что она будет пугать меня меньше, когда я наконец увижу, что это такое. А еще я прямо-таки видела, как эти большие злые раковые клетки множатся в теле моей собаки, атакуют ее и пытаются убить, в то время как мисс Стервозная Активистка преспокойно сидит в ожидании нового выпуска Vogue.

– Патологоанатом из Лос-Анджелеса подтвердил, что края чистые. Из всего того, что я изучила, и из всего того, что вы говорили, я поняла, что теперь Шеймусу нужна химиотерапия. Почему мы не можем просто начать ее? Что не так?

– В отчете из Нью-Йорка может быть сказано, что у него еще остались метастазы, в этом случае химиотерапия противопоказана. Вы действительно хотите начать лечение раньше времени? – она произнесла это голосом восьмилетнего ребенка, уверенного в своей правоте.

Тем самым своим гнусаво-недменным тоном. Вовсе не тем, которым следует говорить врачу, когда его пациент умирает. Я ответила таким же голосом:

– Если от этого зависит его жизнь, то да. Вы сами говорили, что собаки хорошо переносят химиотерапию.

Дома я пересказала разговор Крису, а потом носилась ураганом по всему дому, хлопая дверями и выкрикивая:

– Это самый худший доктор из всех, кого я знаю! Просто какая-то бездушная стервозина!

Крис сначала посочувствовал мне, а потом и сам начал метаться по дому, ругая своих родителей:

– Да пошли они! В самом деле, пошли они на хрен! Они думают, у меня своих мозгов нет? Вот же придурки, всё за меня решили!

Шеймус бегал за нами и подвывал в такт: «Дайте собаке пожр-ратъ! Хр-реновы людишки, покормите меня! Где мой тоооооост?»

Конечно, для нас с Крисом это было не самое подходящее время, чтобы продолжить обсуждать его родителей. Но мы ничего не могли с этим поделать.

Еще до звонка его матери на прошлую Пасху у нас с Крисом был разговор о том, что мы будем делать, если нас раскроют, и как его родители могут отреагировать. Я прекрасно понимала, что дважды разведенная женщина слегка за сорока, живущая в шестидесяти милях от города у черта на куличках, – вовсе не та спутница, которую хотели бы видеть рядом со своим сыном уважающие себя родители из Ньюпорт-Бич, с учетом его образования в частной школе в Принстоне, и полагала, что эта новость станет для них неприятным сюрпризом. Я предупреждала Криса, что легко не будет, потому что отношусь к типу людей, у которых стакан всегда наполовину пуст.

Крис же считал, что его мать должна оценить мое чувство стиля, образование и мою обширную волонтерскую деятельность, а отцу должны понравиться моя работа юристом и деловые качества. Сам Крис относился к типу людей, у которых стакан всегда наполовину полон.

При этом никто из нас не ожидал, что его родители выдвинут ультиматум. Мы полагали, что последнее слово все-таки останется за Крисом – мы сами не были родителями и недооценили родительский инстинкт защиты своих детенышей. И, конечно, кто бы мог подумать, что тридцатилетний мужчина все еще является несамостоятельным ребенком в глазах матери и отца.

Это их вмешательство тяжело отразилось на Крисе. И на мне тоже. Я не верила, что Крис сможет противостоять своим родителям: проиграв обеим тещам по всем фронтам, на этот раз я не питала ложных надежд, несмотря на то что Крису нужна была моя вера, чтобы он сам смог в себя поверить. Возможно, если бы это вмешательство произошло в другой период, когда у Шеймуса не было рака, я бы мыслила более трезво, и мы с Крисом справились бы с этим ударом лучше. Но все случилось тогда, когда случилось.

И мы спорили. Постоянно.

– Послушай, твоя мама ясно дала понять, что она не намерена мириться с моими разводами. Все. Я ничего не могу с ними поделать. Они просто есть, мне уже никак от них не избавиться, так что переубедить ее не удастся.

– Ты не поняла. Я ведь сказал им, что не собираюсь с тобой расставаться. Я просто хочу получить от тебя хоть какую-то поддержку. Скажи, что я не буду бороться против них в одиночку!

– Я не собираюсь больше иметь с ними ничего общего!

– Так нельзя, все-таки они мои родители.

– А как же «Пошли они!» – не твои ли это слова?

Мы без конца говорили об одном и том же.

Я старалась перенаправить свой гнев на ветеринарную онкологическую клинику. Когда я позвонила туда снова, чтобы узнать про отчет из нью-йоркской лаборатории, я уже даже не просила позвать доктора – сразу начала допрашивать их секретаршу из приемной.

– Вы ждали результаты лабораторных анализов из Нью-Йорка. Прошло уже две недели. Они пришли?

– Две недели? Обычно это не занимает так много времени, – сказала девушка. – Секунду.

Через пару мгновений в трубке снова раздался ее голос:

– Дело в том, что рентгены были отправлены всего пару дней назад, так что результаты должны прийти завтра или послезавтра.

– Рентгены были отправлены давным-давно. Это с почтой проблемы.