Текст книги "Стёртая"

Глава 35

Что-то острое колет меня в плечо.

По венам струится тепло. И почти мгновенно сердце сбавляет ход, сжатые в кулаки пальцы разжимаются. Это не «хэппи джус». Это что-то посильнее.

Я то отключаюсь, то снова прихожу в себя.

Включается свет. Я в каталке. Меня везут по коридору, но где это, я не знаю, потому что вижу только пол. Поднять голову и оглядеться не получается.

Теплый душ. Одна медсестра удерживает меня в вертикальном положении, другая трет мочалкой. Чужая кровь смывается легко. Я смотрю и вижу свою идеально белую кожу.

Мягкие, пушистые полотенца, чистое белье.

Больничная одежда. Нет, так нельзя. Я пытаюсь сосредоточиться, но не могу. Меня укладывают в постель, но это не моя постель. От прохладных простыней по коже бегут мурашки. Не моя кровать? Стараюсь не закрывать глаза, но веки все равно опускаются.

– Кайла, ну же, давай. Проснись.

Мне тепло и хорошо. Я парю отдельно от тела и не хочу возвращаться. Оставьте меня в покое. Скольжу через слои тьмы, и голоса слабеют, удаляются…

Вокруг меня кирпичи. И надо мной тоже, насколько хватает взгляда. Я скребу раствор, и он начинает крошиться. Понемножку, по чуть-чуть. Теперь уже недолго…

Скоро я буду свободна.

Другой голос.

– Ну же, Кайла. Пора домой.

Мама?

Глаза открываются.

Мы поднимаемся по винтовому коридору подземного паркинга.

Мама совершенно спокойна и невозмутима. Пока мы шли к машине, она рассказала, что была в офисе подруги, когда грянул первый взрыв. Они заперли дверь изнутри и спрятались под стол.

Когда все закончилось, она долго искала и не могла найти меня. Никто ничего не знал. Целью нападавших стали два этажа – десятый, на котором находилась я, и девятый, где располагаются врачебные кабинеты и комнаты для совещаний. Впрочем, из руководящего персонала никто не пострадал. Их всех, по примеру доктора Лизандер, быстро увели в безопасное место. Потом, поскольку я не унималась, мама все же признала, что погибли несколько медсестер и лордер. А также все террористы.

В конце концов меня все же нашли: в глубокой отключке. Задержанная реакция и шок, в результате которых, как они посчитали, мой уровень и полетел вниз. В последний момент перед тем, как я вырубилась насовсем, мне сделали укол, а потом держали на успокоительных, не зная, стоит ли отпускать меня без полного обследования и сканирования.

Мама сказала, что ей пришлось пустить в ход свое влияние и позвонить нескольким знакомым, занимающим высокие кресла. Лишь после этого ей позволили забрать меня домой. А еще она сказала, что к тому времени так подняла всем нервы, что ее едва ли не вынесли за ворота на руках.

Дом.

Я немного поспала в машине, потом притворилась, что еще сплю. Эффект инъекции ослабевает. Память начинает возвращаться, сначала кусочками, потом лавиной.

Террористы прорвались в больницу – я не могу в это поверить. Еще труднее поверить, что они убивали людей. «Не трать впустую пулю!» Может быть, будь у них больше патронов, я тоже была бы сейчас мертва. Столько крови… и медсестра, лицо которой не могу вспомнить.

Заставляю себя вернуться в кабинет доктора Лизандер. К ее компьютеру. «Совет рекомендует терминацию; доктор Лизандер возражает». Что это значит? И самое странное: на протяжении всей этой истории я держалась на вполне приемлемом уровне. Совершенная бессмыслица.

Но самым страшным, тем, что и столкнуло меня во тьму, была встреча с Феб.

У мамы железные нервы, и держится она до самого дома, но, едва переступив порог, сдает: падает на диван, сворачивается в комочек и дает волю слезам. Тоже задержанная реакция.

– Что будем делать? – спрашиваю я.

– Позвоним папе, – предлагает Эми.

Мама качает головой – нет.

– Тогда тете Стейси?

Кандидатура не вызывает возражений, и Эми звонит тете.

Долго ждать не приходится, и вот Эми уже играет с малышом Робертом и отдает мне указания насчет обеда, а Стейси и мама берут себе в компанию бутылочку красного вина.

Главное Эми знает: террористы напали на больницу. О том, что видела двоих в кабинете доктора Лизандер и что один из них едва не застрелил меня, я ни ей, ни кому-то еще не сообщала. Не стала говорить и об убитой медсестре. Эми слушает с увлечением и желает знать все подробности, а этого уже вполне достаточно, чтобы держать их при себе.

В вечерних новостях событию посвящено пять секунд: «Сегодня днем группа вооруженных террористов предприняла попытку атаковать крупное медицинское учреждение в Лондоне. Попытка провалилась».

Расскажите это той медсестре, чья кровь залила весь пол.

Глава 36

– Ты пережила вчера настоящее приключение, – говорит папа, поглядывая одним глазом на дорогу и другим на меня.

– Наверно.

– Испугалась?

– Да.

– Хорошо.

Я удивленно смотрю на него.

– На твоем месте не испугался бы только сумасшедший. – Он останавливается на красный сигнал светофора. – Выспалась?

– Да.

– Кошмаров не было?

– Нет. – Вообще-то закрывать глаза я боялась, но если что-то и снилось, то в памяти ничего не задержалось.

– Интересно. Впервые с тобой случилось нечто по-настоящему страшное, и при этом ты спишь как младенец. – Папа качает головой, как будто я для него загадка, которую он пытается решить. У меня такое чувство, что ему не нравится, когда он чего-то или кого-то не понимает.

– Может, дело в уколе, который мне сделали в больнице.

– Может быть, – говорит он, но я понимаю, что ему хорошо известно, как долго длится действие больничных инъекций. – Что ты подумала о террористах?

Неужели он каким-то образом узнал, что я встретилась с двумя из них лицом к лицу? Нет. Откуда? Мы на извилистом участке дороги, и он смотрит только на нее.

– Так что?

Что я думаю о террористах… Да они у меня из головы не выходят. Взорвать автобус со школьниками, убить медсестер…

– Они – зло.

– Некоторые считают, что их действия оправданны. Что лордеры заходят слишком далеко, что зло – это они. Что происходящее в этой и других подобных больницах неправильно.

Я в шоке. Как у него хватает смелости говорить такое, пусть даже кто-то – какие-то неизвестные, безликие и безымянные люди – так думает.

– Но ведь террористы убивают людей, невинных людей, которые вообще ни при чем. Неважно, почему они так делают, это все равно неправильно.

Он склоняет голову, как будто обдумывает сказанное мной.

– То есть для тебя их методы важнее точки зрения? Интересно.

Мы сворачиваем к школе. Я собиралась попросить подождать минутку – а вдруг миссис Али распорядилась исключить меня и из воскресных тренировок, – но теперь мне хочется поскорее выйти из машины и не слышать папиных вопросов. Когда он говорит «интересно», это звучит так многозначительно.

Фергюсон уже здесь. Он здоровается со мной кивком, когда я выхожу из машины, и мое появление ничуть его не удивляет. Папа машет рукой и уезжает. Мама требовала, чтобы я осталась сегодня дома, но он сказал, что присматривать за нами постоянно невозможно и меня лучше отпустить. В себя она пришла еще вечером, посидев с тетей Стейси, так что когда через несколько часов папа вернулся домой, никто бы и не догадался, что ее что-то расстроило.

Папа определенно высказывается престранно…

– Я знаю, что случилось с Феб.

– Что? То есть откуда? – Бен, отдуваясь, прислоняется к дереву. Я с самого старта и до вершины холма мчалась так, словно за мной гнались лордеры, и он едва поспевал. Обессиленная, я остановилась. Поговорить и проверить, в порядке ли уровень.

– Я видела ее.

– Где?

– В больнице. Ее зачистили.

Быстро рассказываю Бену о вчерашних событиях. Худшее пропускаю. Не потому, что не хочу рассказывать, а потому что не хочу думать, как это описать, – они как будто спрятаны за маленькой, накрепко закрытой дверцей у меня в голове. Кое-что хочет остаться в темном уголке и никогда не выходить оттуда, и меня это устраивает. Я представляла это мысленно накануне, прежде чем уснуть: заталкивала воспоминания за дверцу и запирала на ключ. Может, поэтому и ночь прошла без кошмаров?

– Террористы проникли в больницу? Ничего не понимаю. – Вид у Бена такой, словно он хочет рвануть дальше по тропинке. Я хватаю его за руку, и он сжимает мое запястье.

– И не забывай про Феб, – говорю я.

– А ты уверена, что это была она?

– Да. – Ни малейших сомнений у меня нет, несмотря даже на ту счастливую улыбку, которую я никогда не видела на ее лице.

– Значит, ее зачистили. Но ведь забрали Феб всего лишь неделю назад или даже меньше. Ее бы не успели осудить за такое время.

– Верно.

Мы идем по тропинке. Спешить некуда, у нас огромное преимущество перед остальными – дождя, который задержал бы на подъеме, не случилось, глинистый склон за неделю высох. Бен останавливается у камня, на котором мы сидели прошлый раз, садится и тянет меня к себе на колено. Обнимает крепко-крепко и, зарывшись в волосы лицом, говорит:

– Так рад, что ты цела и невредима. Даже не знаю, что бы я делал, если бы ты тоже исчезла.

Тоже исчезла… как Тори. Хотя погибнуть от рук террористов не совсем то же самое, как если бы тебя увели лордеры. С тем, кого разметало кровавыми брызгами, все ясно. Разве что об этом никто не узнает.

Вот так мы и сидим. Октябрьское утро дышит морозцем, но солнце уже согревает спину, а с другой стороны греет Бен. Я уткнулась лицом в его грудь и вдыхаю запах его пота и чего-то еще, что и есть Бен. Его дыхание теряется в моих волосах, его сердце стучит вместе с моим, и мне хочется навсегда остаться в этом мгновении.

Наконец он немного отстраняется. Лицо серьезное.

– Послушай. Феб было пятнадцать – я уточнял у одной ее подруги. Поэтому ее зачистили. Но Тори уже исполнилось семнадцать. А Джанелли? Он же старик. Что сделали с ними?

– Не знаю.

– Нам нужно что-то предпринять, – говорит Бен, и в животе у меня расползаются щупальца страха.

– Что, например?

– Не знаю.

– Рассказать по крайней мере о Феб, ведь мы знаем, что с ней случилось. То, что они сделали с ней, незаконно. Люди могут догадываться о чем-то, но наверняка им ничего не известно, ведь так?

Качаю головой.

– Говорить ничего нельзя! Иначе ты запросто окажешься следующим.

– Но если люди не узнают, что происходит, то ничего и не изменится.

– Нет, – твердо говорю я.

– Но…

– Нет! – Я вскакиваю и быстро иду по тропинке.

Бен тоже встает.

– Кайла, я…

– Нет. Пообещай, что не станешь ничего предпринимать.

Долго спорим, и в конце концов он обещает только, что не сделает ничего, не обговорив это предварительно со мной. Потом мы снова бежим. Топчем и топчем тропинку, пока я не переношусь туда, где есть только бег и где думать можно как обо всем, так и ни о чем. Вдалеке появляется финиш – наш автобус и фигурка Фергюсона. Я беру Бена за руку.

– Послушай, пойдем со мной завтра после уроков. Сам увидишь те веб-сайты, о которых я говорила.

Он ухмыляется.

Глава 37

Джазз серьезно недоволен.

– Я же сказал «не говори никому», что здесь непонятно? – сердится он.

– Бену можно, он свой.

Джазз пожимает плечами.

– Может, и свой, но дело-то не в этом.

– Извини.

– Не знаю даже, стоит ли везти тебя к Маку.

Не могу сказать, что мне самой так уж хочется туда ехать. Если подумать, я вполне могу обойтись без того, что так интересно обсудить Маку. К тому же мое каменное лицо, несмотря на все старания, получается недостаточно надежным и может не выдержать даже легкого допроса. И, кстати, есть ли оно у Бена?

Эми появляется с одной стороны, Бен – с другой. Сама я примчалась поскорее, чтобы успеть обсудить все с Джаззом, а Бена попросила не торопиться.

– Ладно, решай сам, – говорю я.

– Хорошо, – вздыхает Джазз. – Пусть едет. В конце концов, Мак может и не разговаривать с тобой, если не захочет.

Я машу Бену – мол, разрешение получено, – и он подходит к машине одновременно с Эми. Он удивленно вскидывает бровь.

– Да это Бен.

Он улыбается ей, она улыбается ему, а я думаю, не в этом ли настоящая причина того, что Джазз не хотел брать в нашу компанию Бена. Сейчас парни стоят рядом, и я вижу, что хотя Джазз смотрится подходяще для роли старшего брата, Бен выше и вчистую выигрывает по всем остальным пунктам. Джазз обнимает Эми и целует ее в щеку.

– Все по местам! – Он открывает заднюю дверцу и заталкивает на заднее сиденье Бена. Я забираюсь следом и накидываю ремень безопасности.

– Держись крепче! Ремень здесь только один.

Мак встречает Бена удивленным взглядом, но заметив на его руке «Лево», успокаивается.

Джазз знакомит их, потом смотрит на меня и пожимает плечами – универсальный мужской язык?

– Прогуляемся, Эми? – Джазз протягивает руку, смотрит на Бена, потом на Мака. На лице невысказанный вопрос: нам взять его с собой?

Мак качает головой.

– Летите, голубки, летите. Наслаждайтесь солнышком. Хороших деньков до весны немного осталось.

Парочка уходит по тропинке.

– Проходите. Выпьете чего? – предлагает Мак.

Я качаю головой. Бен следует моему примеру.

– Итак, чему обязан таким удовольствием?

– Ты вроде бы хотел, чтобы я приехала. Или нет? – растерянно говорю я.

Он поднимает бровь, и я, поняв, что это относится к Бену, краснею от смущения.

– Бен – свой парень. Ты ведь никому не скажешь?

– Конечно, нет. Нам обоим тревожно за пропавших, и…

Мак поднимает руку.

– Не моя проблема. По правде сказать, я об этом и не знаю ничего.

Мы с Беном переглядываемся.

– Послушайте. Вы, двое, посмотрите пока телик или займитесь чем-нибудь на диване, а мне надо поработать с машиной. – Он выходит из комнаты и хлопает задней дверью.

Я смотрю на Бена и пожимаю плечами, как бы говоря, понятия не имею, что здесь происходит, но тут за спиной у нас открывается дверь в коридор.

Мы оборачиваемся – в дверях стоит парень лет двадцати, с рыжими волосами и веснушками на серьезном лице. Никогда прежде я его не видела.

– Привет, Люси. Меня зовут Эйден, – говорит он с улыбкой и вопросительно смотрит на Бена.

– Это Бен. Но не зови меня Люси. Я – Кайла.

– Ты – Люси. Я видел фотографии, а теперь вижу тебя лично. Мак определенно прав. Ты – она и она – ты.

– Может быть, я и была ею когда-то, но теперь я – не она. И при чем здесь ты?

– Да, кто ты, черт возьми, такой? – спрашивает Бен.

На языке у меня вертится тот же вопрос, но вмешательства Бена я не ожидала.

Эйден смеется.

– Бен, вижу, с тобой-то мне и надо поговорить. Рад, что ты пришел.

Мы оба смотрим на него и молчим.

– Э, извините. Кто я или кем мне полагается быть? – Эйден смеется. – Официально телефонный техник, но я также работаю на ПБВ.

– ПБВ? – Бен растерянно хмурится, а вот для меня эти буквы кое-что значат.

– Пропавшие без вести, да? Как на веб-сайте. Вы пытаетесь узнать, что случается с такими… с такими, как я. – Как ни тяжело, но произнести эти слова удается.

– Точно, – ухмыляется он. – Проходи. Покажем Бену.

Идем по коридору в комнату Мака, где уже стоит перенесенный из тайника и включенный компьютер.

– Покажи мне Люси, – говорит Бен. Эйден задает поиск по имени – и вот она. Я вижу, как Бен оценивающе рассматривает на экране ее счастливое лицо. Лицо десятилетней Люси Коннор. Потом смотрит на меня. И снова на нее. – Да, это точно ты. – Сердце сжимается. Не то чтобы у меня были какие-то сомнения, но когда заключение дает человек, знающий меня так хорошо, как Бен, то спорить уже не о чем. Предположение становится фактом.

– Итак, что дальше? – Довольный, Эйден поворачивает кресло и смотрит мне в глаза своими, синими, немигающими. – Вопрос к тебе, Люси или Кайла, что ты собираешься со всем этим делать?

– Ты о чем?

Эйден берет компьютерную мышку и наводит курсор на кнопку «найден» на экране под фотографией Люси.

– Нажать?

– Не понимаю. Что это значит?

– Все просто. Если нажмем, те, кто объявил о твоем исчезновении, узнают, что ты жива и здорова. А потом ты получишь информацию для контакта.

– Не надо.

Эйден смотрит на меня, и в его глазах отражается разочарование.

– Подумай. Они же беспокоятся, спрашивают себя, что с тобой случилось. Может быть, кто-то из них, папа или мама, не перенес утраты. Может быть, у тебя есть сестры или братья, которым плохо без тебя. Может быть, котенок, с которым ты играла, стал котом и сидит сейчас на ступеньках дома, ждет, что ты появишься на улице.

– Нет. Это безумие. Я ничего не знаю о Люси, о том, откуда она. Я – не она.

Рука Эйдена замирает над мышкой, и я отдергиваю ее от него.

Он вздыхает.

– Подумай об этом, Люси.

Я снова начинаю протестовать против этого имени, но Эйден обрывает меня:

– Я буду называть тебя Люси. Не важно, кем ты считаешь себя сейчас из-за того, что с тобой сделали, на самом деле ты – она. – Он прислоняется спиной к столу. – По-твоему, чем занимается ПБВ?

– Старается выяснить, что случилось с пропавшими без вести.

– Да, это, конечно, важно, но наша деятельность шире. Мы отыскиваем тех, кого забрали незаконно, чтобы привлечь к ответу правительство, чтобы разоблачить их перед всем миром. Если все мы не встанем и не скажем «это зло», никто и ничто никогда это не остановит.

– Так ты с террористами?

– Нет.

– А по-моему, очень похоже.

Эйден качает головой.

– Нет, я не с ними. Мы и не с правительством, и не с террористами. Мы пытаемся найти лучший путь. Без насилия.

Бен берет меня за руку.

– Послушай, Кайла. Это все напоминает то, о чем мы с тобой вчера разговаривали. Может, нам по силам что-то сделать?

Я начинаю дрожать, и мой «Лево» падает до 4.3.

– Оставь нас на минутку, – говорит Бен.

Эйден выходит и закрывает за собой дверь.

– Ты ведь знаешь, что он прав, да?

Я качаю головой. Меня тошнит от страха, что чем больше мы узнаем, тем только хуже будет дальше, и что отныне ничего хорошего нас уже не ждет. Бен обнимает меня обеими руками и держит так, пока я не перестаю дрожать. Лево понемногу поднимается до 5, и Бен приглашает Эйдена вернуться.

– Как твой уровень? – озабоченно спрашивает он. – В порядке?

– Похоже, что да.

– Фигово, да. Жить с этой штукой. Но, возможно, есть способ избавиться от «Лево» до достижения двадцати одного года.

– Как? – спрашивает Бен.

– Едва начав заниматься пропавшими без вести, мы выяснили, что среди них есть Зачищенные.

– Как Тори, – говорит Бен и добавляет: – Это наша подруга, ей семнадцать. Мы думаем, что ее взяли лордеры.

– Иногда их действительно берут лордеры. У некоторых из тех, кто прошел процесс зачистки, обнаруживаются проблемы, которые не были выявлены в больнице. В основном это не стертые до конца следы памяти.

«Регрессия», – шепчет голос у меня в голове.

– Их возвращают в больницу, они проходят повторный курс лечения или… – Он мнется.

– Терминация, – говорю я и с сожалением ловлю себя на том, что произнесла это вслух, а не только мысленно.

Эйден изумленно вскидывается.

– Да, точно так.

Эти слова были в моих записях на компьютере доктора Лизандер. Он вроде бы собирается спросить, откуда мне это известно, но в любом случае, независимо от его намерений, отвечать я не собираюсь.

– Ты сказал, что некоторых забирают лордеры, – быстро говорю я, упреждая его вопрос. – А как насчет других?

– Их забирают террористы.

– Зачем? Чего хотят от них террористы? – спрашивает Бен.

– Они работают над тем, как отключать или снимать «Лево». Всех деталей мы не знаем, но кое-каких успехов они достигли.

– Правда? – Бен смотрит на него с любопытством.

Любое повреждение или попытка вмешательства в работу «Лево» вызывает приступ и смерть носителя – об этом нас неоднократно предупреждают до выхода из больницы. Что случалось с теми, кто участвовал в таких опытах?

– Кое-каких успехов? Скорее наоборот.

– И то верно. – Вид у Эйдена хмурый. – Они попробовали несколько типов обезболивающих и физическое удаление, искусственную ко́му, «хэппи джус» и другие похожие лекарства. – Он говорит что-то об анальгетиках, эндорфинах и синтетических нейромедиаторах, но я уже не слушаю.

Смотрю на мой «Лево». Даже легкое прикосновение к прибору вызывает сильнейшее головокружение и резкое падение уровня. Сидит на руке не туго, но поворачивать его я не решаюсь, потому что страшусь боли. Влияние этого браслетика на мою жизнь абсолютно.

– Боль… смерть… – шепчу я.

Эйден не спорит, и это значит, что я права.

– Но подумай, как здорово было бы освободиться, – с восторгом говорит Бен. – Ради такого стоит и рискнуть.

– Хорошо бы только поинтересоваться мнением тех, кому предлагается рисковать! – сердито говорю я. – Тебе в любом случае осталось недолго до двадцати одного года. Стоит потерпеть ради того, чтобы жить?

Но Бен уже увлечен подброшенной идеей, а мой «Лево» снова вибрирует. На этот раз – 3.9.

– Вот черт, – ругается Эйден.

Бен снова обнимает меня.

– Кайла, все в порядке. Все будет хорошо, – шепчет он, поглаживая мои волосы, но я думаю только о боли…

3.4.

Словно сквозь туман вижу, как Эйден уходит и возвращается через несколько секунд.

– Выпей-ка вот это. – Он протягивает таблетку и стакан воды.

Я качаю головой. «Лево» уже жужжит, громче и громче, уровни падают, голова кружится, перед глазами все плывет…

Эйден вдруг сжимает мое лицо обеими руками и, прежде чем мы, я или Бен, успеваем как-то отреагировать, отклоняет мою голову назад и бросает мне в рот таблетку. Я кашляю, но она уже в горле…

– Ты зачем это сделал? – кричу я.

– Не хотел вызывать сюда «Скорую». Подумай о Маке.

Я снова кашляю и почти задыхаюсь, чувствуя, как таблетка прокладывает путь по пищеводу.

– Запей, поможет. – Эйден снова протягивает стакан, и я отпиваю глоточек. Таблетка еще не достигла конечного пункта, а уровень уже стремится вверх. Дело, конечно, не в лекарстве, а в раскатившейся по венам злости.

– Что это? Что ты мне подсунул?

Эйден смотрит на меня с любопытством, и я буквально вижу, как ворочаются колесики у него в голове: девчонка зачищенная, уровень падает, сейчас она злится, а значит, уровень должен упасть еще ниже… Так почему она еще не отключилась?

Кайла – другая.

– Что ты ей дал? – спрашивает Бен.

– Всего лишь «пилюлю счастья», – говорит Эйден. – По составу близко к больничной инъекции. Террористы производят лекарство в твердой форме.

Производят для своих опытов над похищенными, мысленно дополняю я. Конечно, эти террористы ничем не лучше правительства. И что бы там ни говорил Эйден, что он не с террористами и не имеет никакого отношения к их злодеяниям, каким-то образом таблетки у него оказались.

– Возьми на всякий случай, а вдруг понадобятся, – говорит Эйден и протягивает пузырек.

– Мне они не нужны. И с тобой я не хочу иметь ничего общего.

– Послушай, Кайла, – вздыхает Эйден, – поступай как знаешь. Не хотите нам помогать, не надо, заставлять не стану. Но, по-моему, вам стоит все как следует обдумать. Ладно? Захотите со мной увидеться, свяжитесь через Мака.

Он поворачивается к двери.

– Подожди минутку, – говорит Бен. – Может, я помогу. Я есть на твоем веб-сайте?

– Хочешь посмотреть? – спрашивает Эйден.

Я смотрю на Бена – он кивает.

– Ты точно этого хочешь? Мне казалось…

Он берет меня за руку и, похоже, сам не знает, что делать.

– Да, да…

Эйден сидит за клавиатурой. Вводит данные для поиска: пол мужской – семнадцать лет – каштановые волосы – карие глаза. Они просматривают страницу за страницей – ничего похожего. Даже отдаленно.

– Жаль, – говорит Эйден. В глазах Бена облегчение и разочарование. Потому что он не сможет помочь ПБВ? Или из-за того, что никто не ищет его?

Эйден идет к выходу. Бен за ним – попрощаться.

Я смотрю на экран. Щелкаю кнопкой возврата, пока экран не заполняет снова лицо Люси с широкой, открытой улыбкой. Остается только сделать еще один клик, и все изменится. Навсегда.

Но с этим одним-единственным кликом связано слишком много «нет». И самое главное – страх, твердый и неодолимый. Я точно знаю, что вслед за щелчком по кнопке окажусь в руках лордеров, которые бросят меня в один из своих черных фургонов, а потом я просто-напросто пропаду, исчезну, и это исчезновение будет пострашнее зачистки. А еще я боюсь, что те, что ищут Люси, кем бы они ни были, не оправдают моих надежд или же не захотят меня знать..

Но под всеми этими резонами кроется еще и нечто темное. В самой глубине меня таится твердое, стойкое убеждение: я не знаю, почему меня объявили пропавшей, но уверена, что правительство имело все основания подвергнуть меня зачистке. Со мной что-то не так. В глубине меня затаилось зло, и я даже не хочу думать о том, что оно такое.

Тсс.

Мне самой до него не добраться и его не понять. Должно быть, именно поэтому за мной так долго наблюдали в больнице – из-за регрессии. Один раз доктор Лизандер спасла меня, но в следующий, если кто-то что-то заметит, дело закончится терминацией.

Спокойно. Терпи.

Если Эйден ищет кого-то, кто готов прыгать, скакать и привлекать к себе внимание, то со мной он точно ошибся – пусть поищет кандидата более подходящего.

Как могила оставайся молчалива.

Позже, перед тем как проститься, Бен берет меня за руки и смотрит на меня так, что я уже со всем готова согласиться и меньше всего на свете хочу разочаровать его чем-то. Он принимается мня убеждать:

– Знаю, Кайла, тебя это пугает, но мы действительно могли бы сделать что-то стоящее. Подумай о Тори и Феб. Подумай о Джанелли. Пообещай, что подумаешь, ладно?

И я обещаю, потому что, в конце концов, не в состоянии думать о чем-то еще. Он обнимает меня и долго не отпускает, а мне хочется так многого. Чтобы мы стояли вот так вечно. Чтобы перенеслись в такое место, где нет ни лордеров, ни Зачищенных, ни «Лево». Или хотя бы в такое, чтобы я могла говорить «да» и делать, как он хочет.

Но этого я не могу.