Текст книги "Стёртая"

Глава 48

Ночь без сна – слишком много тяжелых мыслей ворочается в голове. Мыслей, которые нельзя оставить без внимания. Будильник звонит рано, но о том, чтобы пропустить еще один школьный день, не может быть и речи. A примерной девочке поступать так не положено, и к тому же меня предупредили держаться подальше от неприятностей. Но как такое возможно? Как притворяться такой же, как все? Как делать вид, что ничего не произошло? Как? Просто. Двигать ногами. Раз… два… Шаг за шагом.

Я вылезаю из постели. Надеваю школьную форму, причесываюсь. Притворяюсь, что завтракаю. И жду автобуса под серым моросящим дождем, дрожа от падающего с неба и просачивающегося в кости холода. Эми по-прежнему на практике, так что рассчитывать на Джазза с его машиной не приходится.

Подкатывает автобус. Заставить себя сесть сзади, на место Бена, не могу. Сажусь на другое единственное свободное и только на середине пути понимаю, что раньше здесь сидела Феб. Ловлю колючие взгляды – мой выбор нравится не всем. Но заметил ли кто-то, что сзади еще одно пустое место?

На уроках и переменах никто не перешептывается, не спрашивает, где Бен, как было, когда забрали Феб. Ответить я бы не смогла, но отсутствие интереса неприятно задевает. Не замечают или им все равно? А может, боятся спрашивать?

Потом самое трудное: я тащусь на урок биологии. С утра боялась этого урока. Бена рядом нет, а Хаттена не проведешь – он насквозь видит. После того как мы все отмечаемся и рассаживаемся по местам, он выходит к доске. В синей рубашке, подчеркивающей бесцветность бледно-голубых глаз. Улыбается своей ленивой улыбкой. Девочки вздыхают. Начинает урок и почти сразу останавливается. Обводит взглядом класс.

– У нас сегодня кого-то нет?

Ученики посматривают друг на друга, и мне становится ясно: они знают. Отсутствие Бена заметили, но эта тема обсуждению не подлежит, она – табу. Учителю никто не отвечает.

– Ну же, – говорит Хаттен. – Уроков я у вас провел мало и по именам всех еще не знаю. Кто отсутствует?

Затаись. Молчи.

– Бен. Бен Никс отсутствует, – говорю я. Слова вырываются, словно какая-то сила заставляет меня произнести имя вслух. Удостоверить его реальность, назвать, потому что иначе получится, будто Бена и не было никогда, будто он – ничто.

– И где же он? – Хаттен смотрит мне в глаза с любопытством и интересом, как кот, играющий с мышкой у него под лапой. Он знает.

– Понятия не имею.

– Кто-нибудь знает? – Он обращается ко всему классу. Молчание. – Нет? Ну, может, нездоров.

– Кайла? Подожди. На минутку. – Хаттен с улыбкой придерживает дверь для последних, неторопливо выходящих из комнаты девочек. Протискиваясь мимо, они бросают на меня откровенно неприязненные взгляды.

Учитель выходит в коридор, смотрит влево-вправо, заходит в класс и закрывает дверь. Прислоняется к ней спиной.

Я молчу.

Он улыбается широко и радостно, как маньяк.

– Это ты.

– Что? Что вы хотите этим сказать?

– Это ты. Я так и знал, что ты это сделаешь.

Хаттен идет ко мне, и я отступаю, но направление выбираю неудачное. Угол комнаты. Он приближается, ухмыляется, а я в ловушке. Он не дотрагивается до меня, но от тепла его тела у меня на руках проступает гусиная кожа.

– Ты слышишь голоса, Кайла, или как там тебя? Голоса у тебя в голове?

В ушах гулким эхом отдается пульс.

– Слушай голоса. Что они говорят тебе, ну?

«Беги!»

Я ныряю под его руку и бросаюсь к двери.

– И каково оно? – спрашивает он. – Что ты чувствуешь?

Ничего не могу с собой поделать: оборачиваюсь и смотрю на него.

– Вы о чем?

– Каково оно, знать, что ты убила Бена? Что он мертв и вина лежит на тебе?

– Я не убивала! Я… – Лицо вдруг холодеет. – А он правда мертв?

Хаттен улыбается.

– А как ты думаешь?

«Беги!»

Выскакиваю за дверь и бегу по коридору, во двор.

На беговую дорожку.

И тут вспоминаю: миссис Али запретила мне бегать во время ланча. Останавливаюсь. Нет, не совсем так. Она запретила мне бегать с Беном, но Бена ведь здесь нет, так? Тем не менее я оставляю время на душ.

После занятий надо кое-куда сходить.

Глава 49

Жду Джазза у машины.

– Привет. Вот уж не думал, что ты все же захочешь поехать.

Выдавливаю из себя улыбку.

– Все в порядке? – Стараюсь показать, что дело обычное: планировали съездить к Маку, вот и едем. Но дело и впрямь большое. Если я пока держалась и не раскисла, то потому, что мысленно нападала на Эйдена. «Он мертв, и во всем виновата ты!» Нет! Если он мертв, то виноват Эйден. Эйден и Мак.

– Конечно. Я надеялся, что придешь. Поехали.

Школа уже остается далеко позади, когда я, набравшись смелости, спрашиваю:

– Йен узнал что-нибудь о Бене?

Джазз качает головой. Похоже, отвечать ему не хочется.

– Говори. Что бы ты ни узнал. Пожалуйста. Мне надо знать.

– Рассказывать особенно не о чем. Ничего такого, чего бы мы уже не знали и о чем не догадывались.

– И все-таки.

– Мама Йена дружит с мамой Бена. По ее словам, парамедики вроде бы оживили Бена, но дышать самостоятельно он уже не мог. Может быть, слишком долго оставался до этого без дыхания. Лордеры, когда прибыли, маму Йена выставили, а потом отправились следом за «Скорой», причем не очень-то и спешили. В общем, она опасается худшего. Что с ним, куда его отвезли – никакой информации мать Бена не получила.

Я молчу. Крепко зажмуриваюсь, потом смотрю в окно. Живого или мертвого, его забрали лордеры. Что тут скажешь?

Последний поворот, и вот мы уже подъезжаем к дому Мака и останавливаемся перед входом.

– Есть еще кое-что. Мама Бена передала Йену что-то для тебя.

– Что?

– В багажнике.

Мы выходим из машины, и Джазз несколько раз пинает дверцу, прежде чем она открывается.

– Лучше, чем ключ.

В багажнике картонная коробка.

– Смелее, – говорит Джазз, и я поднимаю крышку.

В коробке что-то завернутое в бумагу. Тяну за уголок и вижу металл. Металлические перья. Сова! Должно быть, мать Бена закончила фигуру. Я провожу пальцами по крылу.

– Она сказала, что изготовила ее по просьбе Бена и хочет, чтобы ты ее взяла.

– Я этого не знала. – Птица получилась как будто живая. И мать Бена, хотя, должно быть, и спрашивала себя, не имею ли я отношения к случившемуся с ее сыном, тем не менее отдала статуэтку мне. Она, конечно, не сделала бы это, если бы знала правду. К глазам подкатывают слезы, и я моргаю. «Тебе нельзя ее брать». – Но я не могу взять ее домой. Как я объясню, откуда она взялась?

– Тоже так подумал. Поэтому и прихватил с собой сегодня. Надеюсь, Мак не откажется подержать ее у себя. Давай спросим. – Джазз вынимает коробку из багажника. – Идем.

Я иду за ним к дому. Мама Бена не отдала бы мне птицу, если бы знала, где Бен взял таблетки. Если бы знала, какую роль я сыграла. «Он умер, и это все твоя вина».

Джазз открывает дверь.

– Привет.

Из кухни выглядывает Мак.

– Привет. Ты как, Кайла? – Он улыбается, но глаза невеселы. – Хотите чаю?

– Чаю? – притворно возмущается Джазз и поворачивает к буфету с пивом. Мак наливает и ставит на плиту чайник и отправляет Джазза во двор – посмотреть машину, над которой он работает.

Я прислоняюсь к буфету.

– Эйден здесь?

Мак кивает.

– В задней комнате. Жаль Бена. Хороший был парень. – Он грустно качает головой, но я-то знаю, что если бы не он, Бен никогда бы не познакомился с Эйденом и не получил бы те таблетки. Если бы не он.

– Если могу… – начинает Мак и кладет руку мне на плечо, но я сбрасываю ее. Хочу разозлиться на него, но пока сдерживаюсь и отступаю.

– Мне надо поговорить с Эйденом.

– Ладно. Джаззу с ним лучше не встречаться, так? Я задержу его немножко. Скажу, что ты хочешь побыть одна.

– Дело твое.

Я прохожу по коридору в компьютерную комнату и открываю дверь.

Эйден сидит у стола, обхватив голову руками.

– Привет. – Он поднимает голову. На бледном лице выделяются ясные синие глаза. – Мак только что рассказал о Бене. Поверить не могу. – Он встает, протягивает руку, но я поворачиваюсь, закрываю дверь, и рука падает.

– Что тебе известно? – спрашиваю я.

– Только то, что рассказал Мак. Что Бен разрезал «Лево». – Он качает головой. – Зачем?

– Ты серьезно не догадываешься? – неприязненно спрашиваю я.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты же дал ему те таблетки, и они сделали что-то с ним. И ты рассказал ему, как террористы срезают «Лево» и что у них это получается. Это ты с ним сделал! – Голос поднимается, дрожит и срывается.

– Не так громко. – Эйден смотрит в окно.

– Мне только и затыкают рот. Но сейчас я скажу все, что хочу, а ты послушаешь.

– Слушаю, – тихо говорит он.

– Те таблетки, они ведь были не просто «пилюли счастья», да? Они не просто поднимают уровни, но и делают что-то еще.

– Верно, – кивает Эйден. – Они помогают блокировать влияние «Лево» на наши мысли.

– Это они заставили его сделать то, что он сделал!

Эйден качает головой.

– Они работают по-другому. Дают каждому возможность думать самому.

Я не могу согласиться с ним, но ведь примерно то же самое говорил и Бен.

– Понимаю, ты злишься. Но виноват в произошедшем не я. Сам не понимаю, зачем ему это понадобилось. Одних рассуждений мало, чтобы на такое отважиться. Должно быть, что-то случилось, что-то подтолкнуло его, и он решил, что другого варианта нет.

Я смотрю на него с ужасом. Что-то случилось… Уэйн! Бен не смог защитить меня. «Это ты виновата».

Обхватываю себя руками. Злость и отчаяние готовят крутой замес.

– Нет, все не так. Если бы ты не дал ему таблетки, ничего бы не было.

Эйден вздрагивает.

– Извини, Кайла. Мне очень жаль. Но подумай хорошенько. Я дал ему таблетки, Мак привел меня сюда, а Джазз привез тебя – неужели все виноваты?

Ошеломленная, я смотрю на него. Эйден как будто читает мои мысли, идет за ними. И сорвать на нем злость нельзя. Она нужна мне. А если исключить их всех, то остаюсь только я одна.

– Так кто же виноват? – шепотом спрашиваю я.

– Подумай сама. Кто зачистил Бена? Кто надел на него браслет? Кто сделал так, что «Лево» нельзя снять? Кто сделал это все?

– Лордеры…

– Теперь ты понимаешь, почему так важно то, что делаем мы. Мы должны разоблачить их. Помоги мне с ПБВ.

Опасность. Я качаю головой, отступаю. Нет. После всего случившегося Эйден продолжает свое: играет словами, манипулирует, пытается заставить меня делать то, что нужно ему. Да, звучит все верно, логично, но это не так. Если бы не Эйден, с Беном ничего бы не случилось. И что будет со мной, если я помогу ему? Шаг за линию, и папа вернет меня, как и обещал. Он, Коулсон и его лордеры, миссис Али – все они наблюдают за каждым моим шагом. И доктор Лизандер с этим ее «скажи, что отличает тебя от других, Кайла». Они и Эйден – охотники, а я – жертва.

– Ты как? – спрашивает Эйден, поняв наконец, что упустил. На протяжении всего разговора мой «Лево» ни разу не завибрировал. Он с любопытством смотрит на мое запястье, но я прикрываю браслет ладонью. Сохрани гнев.

Я направляюсь к двери.

– Если тебе что-то понадобится… что угодно… – бормочет Эйден.

Я останавливаюсь.

– Есть одно дело. Узнай, что случилось с Беном.

Он молчит. Лицо печальное.

– Мне жаль, Кайла. Очень маловероятно, что Бен выжил. И даже если выжил, то его забрали лордеры. Долго он не продержится.

– Узнай, – повторяю я.

– Если что-то выясню, передам через Мака. – Он делает ударение на «если», как будто закрывает книгу.

Я выхожу и захлопываю за собой дверь.

Мак и Джазз все еще во дворе, но я не иду к ним. Печаль перевешивает злость, и мой уровень идет вниз. Прохожу в кухню и там, на стуле, коробка с совой. Не поможет.

Снимаю оставшуюся упаковку и ставлю фигурку на стол.

Она великолепна. Когда я видела ее в прошлый раз, крылья не были закончены, но теперь они раскинуты во всю ширь. Остается только изумляться, как разрозненные кусочки металла соединились в нечто настолько превосходящее сумму отдельных частей. Я касаюсь крыльев, клюва, острых когтей. Прекрасная птица-одиночка, смертельно опасная, если тебе случилось быть мышкой. Провожу ладонью по перьям… А это что? Какой-то шорох. Переворачиваю фигуру, осматриваю внимательнее.

Заметить трудно. Крошечный белый уголок. Цепляю ногтями, тяну… Есть. Клочок бумаги.

Записка?

Я разворачиваю листок дрожащими руками.

Дорогая Кайла,

Если ты нашла это, значит, все пошло не так.

Извини, что доставил тебе боль.

Но таково было мое решение.

Только мое. И никто другой не виноват.

С любовью, Бен

Ночь, но мне снова не спится. Уровень держится около «четверки», и мой глупый «Лево» вибрирует каждый раз, когда я начинаю засыпать. Хочу тьмы, мрака, тишины. Никаких мыслей и чувств, ничего. Но не получается. В ночи я одна, нет даже Себастиана, и отогнать демонов некому.

В конце концов не выдерживаю и встаю. Иду к лестнице и в кухню за стаканом воды. В гостиной свет. Я заглядываю в дверь. Мама с книгой в руке, и Себастиан у нее на коленях.

– Как ты переживаешь это все?

Она вздрагивает, оглядывается и видит меня. Откладывает книгу.

– Что?

– Когда что-то плохое случается с дорогими тебе людьми. С родителями. С сыном.

– Иди сюда. – Мама протягивает руку. Я подхожу и сажусь рядом на софу. Она берет мою руку.

– Я бы должна ответить, но не могу. Ответа нет. Ты просто продолжаешь жить, день за днем. Через какое-то время становится легче.

Мама делает нам горячий шоколад, находит одеяло, и мы сидим на софе. Она читает, Себастиан мурчит, и я наконец засыпаю.

Глава 50

Сегодня я должна вести себя так, как никогда раньше. Это относится не только к официальной версии случившегося с Беном, которой мне нужно придерживаться, но и касается сопутствующих обстоятельств, людей и событий, которые надо скрыть. В прошлый раз доктор Лизандер сказала, что хочет получить ответ на вопрос: почему я не такая, как прочие Зачищенные?

Сегодня у меня есть ответ. Я знаю, чем отличаюсь от других, но, правда, не знаю почему. Проснувшись утром, разбитая и с больной головой после проведенной на софе ночи, я обнаружила, что знаю ответ.

Все дело в злости.

Мой «Лево» делает свое дело, если я по каким-то причинам расстроена, опечалена или огорчена: как и следует ожидать, уровни падают. Они даже могут падать до полной моей отключки. Но в случае со страхом или злостью ничего подобного не происходит. Эти состояния как будто защищают мои уровни. А между тем основное назначение «Лево» – не позволять Зачищенным гневаться, не допускать проявлений насилия и агрессии в отношении других и самих себя.

Мой так не работает.

Если кто-то придет к такому же выводу, мне конец. Насчет этого сомневаться не приходится. Возможно, доктор Лизандер и была бы не прочь покопаться в моем мозгу и выяснить, как и почему такое случилось, но и она не смогла бы противостоять больничному начальству и лордерам. Раз – и нет больше Кайлы.

Держать каменное лицо я научилась, хотя до совершенства еще далеко. В любом случае я не могу позволить себе злиться. Ни в больнице, ни в школе, где и у стен есть глаза. Ни в малейшей степени. Эта тема закрыта. Ха.

Как это сделать? Я знаю только один способ: открыться боли, страданию, депрессии. Всему тому, что я старалась блокировать с того дня, когда Бен…

Сглатываю.

Бзззз…

Смотрю на «Лево»: 4.4.

Слишком много.

– Войдите! – приглашает доктор Лизандер, и я вхожу в кабинет. – Садись, Кайла. – Она одаряет меня полуулыбкой и касается экрана.

Сажусь.

Она поднимает наконец голову.

– Не стану спрашивать, как дела, вижу по записям, что не очень хорошо.

– Не очень.

– Расскажи мне о Бене.

Голос мягкий, тон располагающий, а самое странное – видеть на знакомом лице сочувствие.

– Бен – мой школьный друг. А еще мы были вместе в Группе. Вообще-то, он – мой единственный друг.

– И что случилось?

– Бен не пришел в школу. Я забеспокоилась и вместе с бойфрендом Эми отправилась к нему домой, но там уже были «Скорые» и лордеры. Он отвез меня домой, и я отключилась. А Бен не вернулся ни в школу, ни в Группу, и никто о нем ни слова не сказал! Как будто его и не было вовсе. Как будто до него и дела никому нет.

Кровь бежит быстрее, пальцы сжимаются в кулаки, но я заставляю их расслабиться и стараюсь держать ровное дыхание.

– Мне есть, Кайла.

– Так скажите, что с ним случилось? Пожалуйста.

– Честно говоря, не знаю. Меня это не касается, пока он не станет пациентом нашей больницы. В отношении всего остального я никакой информацией не располагаю.

– А можете узнать?

– Нет, не могу, – говорит она с сожалением. – Но ты же знаешь, Кайла, что «Лево» снимать нельзя. Вас инструктировали. Попытка снять прибор влечет за собой боль, судороги и смерть. Уровень падает слишком быстро, быстрее, чем носитель прибора успевает уничтожить его и предотвратить смерть.

– Так всегда? – спрашиваю я шепотом. – И никаких шансов?..

– Какой-то шанс на отказ оборудования остается. Бывает, что это связано с некачественно проведенной операцией или дефектом имплантированного чипа. Стопроцентной гарантии не существует. Моя работа заключается в том, чтобы свести такие случаи к минимуму, а если что-то пошло не так, определить причину.

Доктор Лизандер наклоняет голову. Уж не вспомнила ли тот вопрос, который задала мне при нашей прошлой встрече?

Опасность! Впусти боль!

Я не выдержу…

Ты должна.

Мысленно вызываю лицо Бена. Вот он смеется. Вот мчится, словно ветер. Вот держит меня за руку. «С любовью, Бен…» Но все эти образы перекрывает другой: искаженные, перекошенные болью черты. Таким я видела его в последний раз. И таким его оставила. Бросила и сбежала, спасая себя.

Горячие слезы обжигают глаза.

Бззз… 4.2.

Бзззз… 3.7.

Доктор Лизандер тычет пальцем в кнопку интеркома… что-то говорит. Появляется медсестра. Они перекидываются парой реплик, и сестра делает мне укол. Я ощущаю прилив благостного тепла. Уровни медленно ползут вверх.

Медсестра уходит, и доктор Лизандер снова постукивает по экрану, время от времени поглядывая на меня, а потом откидывается на спинку кресла.

– На сегодня достаточно. И, Кайла, послушай мой совет: тебе лучше забыть его. Но даже если не сможешь, со временем полегчает.

Примерно то же и едва ли не теми же словами говорила мама.

– Так вы знаете? – спрашиваю я шепотом.

– Ты о чем?

– Знаете, да. Вы тоже потеряли кого-то. С вами тоже случилось что-то ужасное.

Она вздрагивает, словно я дотронулась до оголенного нерва. На мгновение в ее глазах вспыхивает что-то настоящее – боль? – но потом все проходит. Лицо каменеет.

– Отправляйся домой, Кайла. – Тема закрыта.

Я встаю со стула и иду к двери.

– И вот что, Кайла… Я не забыла, о чем мы говорили в прошлый раз. Но сегодня об этом не будем.

Значит, только отложили.

Лишь поздно вечером, уже лежа в постели и стараясь уснуть, я понимаю, какую допустила ошибку. Согласно официальной версии, я не должна знать, что Бен пытался срезать «Лево». Но когда доктор Лизандер упомянула об этом, я ни о чем ее не спросила, не удивилась, вообще никак не отреагировала.

Упс. Вот такенный здоровущий упс.

Но потом до меня доходит и кое-что еще. Если она и впрямь ничего не знает о Бене и о том, что с ним случилось, то и этого знать не должна.

Доктор Лизандер лгала.

Меня обступает полнейшая тьма. Открываю все шире глаза, всматриваюсь, но вокруг черным-черно. Я ничего не вижу. Терпеть не могу мрак! Бью по кирпичным стенам, обступившим тот кружок, на котором я стою. Невозможно ни развести руки в стороны, ни даже сесть.

Должен же быть какой-то выход!

В башне Рапунцель было окно, и у нее были длинные волосы. У меня только темень, ногти, кулаки и ноги.

А еще ярость. Колочу по стенам кулаками, пинаю их ногами, снова и снова – ничего. Наконец, обессилев, прислоняюсь к стене. И вот тогда нащупываю под рукой…

Кусочек засохшего раствора. Едва держится в стене. В одном месте на высоте талии. Я снова бью, скребу и царапаю. Не обращая внимания на содранную кожу, обломанные ногти и кровь. Руки заживают, это я хорошо знаю.

И вот наконец проблеск света. Я едва не кричу от радости. Какая мука – не согнуться, не посмотреть, что там, за стеной. Кручусь, верчусь, но места слишком мало.

Хватит! – реву я от злости.

Выпустите меня!

Глава 51

Сплю допоздна, а когда открываю наконец глаза, обнаруживаю, что мама оставила меня одну. Проснувшись ночью посреди кошмара, я уже не смогла выключить свет – тьма казалась слишком густой и тяжелой – и долго лежала, думая о том и этом, а потом достала альбом и рисовала без остановки еще несколько часов. В конце концов сон пришел вместе с солнцем.

И что же он означает?

Если моя злость в заключении, то пусть она там и остается. Боль она не унесет, только отсрочит. Со своими чувствами к Бену я ничего поделать не могу. Как и не могу перестать быть такой, какая я есть. Или отказаться от той, кем была.

В памяти фрагменты сна: ускользающая правда и полуправда, реальность и выдумка. Как разобраться во всем этом? Как отделить одно от другого? Я не могу.

Лгала или нет доктор Лизандер? Действительно ли так плохо то, к чему стремился Бен?

Прав Эйден. Если Бен мертв, вина, целиком и полностью, лежит на лордерах и больницах. Правительстве и врачах. Они – враг. Не Эйден.

«Да! Направь свой гнев на них».

Нет. Вот здесь Бен ошибался. Он хотел примкнуть к террористам. Осторожничал, не хотел открываться, не хотел, чтобы я узнала что-то такое, из-за чего у меня могут быть неприятности. Ни с ним самим, ни с тем, что он намеревался сделать, меня не связывало ничто, но я уверена: Бен собирался к ним.

Он – не я.

Ответы Эйдена опасны. Но направление выбрано правильно.

Собираю ночные наброски, портреты пропавших. Бен, Феб, Люси. Я не могу вот так просто отвернуться от них. Мир должен знать. И, прежде всего, мне нужно знать, что случилось с Беном.

Эми в кухне, делает домашнее задание. Папа еще не вернулся. Мама готовит суп. Меня она встречает улыбкой.

– Проснулась наконец-то. Вижу, сон тебе только на пользу.

Я тоже улыбаюсь ей. Как раз на сон пришлось не так уж много времени. Но, похоже, с внутренней борьбой покончено, и теперь я точно знаю, что хочу делать. Что нужно делать. Потому, наверно, и выгляжу отдохнувшей – впервые с тех пор, как познакомилась с Эйденом.

– Думаю прогуляться, – сообщаю я.

Мама смотрит в окно. Солнечно, но с запада наползают тяжелые, темные тучи, и они уже закрывают полнеба.

– Только постарайся не задерживаться.

– Мне с тобой пройтись? – спрашивает Эми.

– Нет. Хочу побыть одна.

– Не броди по тропинкам, – напутствует меня мама.

Иду по деревне, прохожу мимо тропинки, на которую всегда сворачивают Эми и Джазз. И по которой столько раз гуляли – нет, бегали – мы с Беном.

В конце деревни миную ферму. Дальше уже лес. Подумываю о том, чтобы повернуть назад, но тут внимание привлекает какое-то движение.

Поворачиваюсь. Сначала ничего. Скольжу взглядом по полю, деревьям… А вот и она. Сова. Расположилась на заборе. Белоснежная. Сидит высоко и глядит так, словно весь мир принадлежит ей. Но сейчас день, а не ночь, и даже я знаю, что совы – ночные птицы.

Но ей, похоже, никто об этом не сказал.

Как зачарованная, стою и смотрю на нее.

Она смотрит на меня.

Сворачиваю с дороги на едва заметную тропинку, пролегшую между забором и лесом. Подхожу поближе и уже могу рассмотреть ее глаза и перья. А потом она вдруг взлетает. Взмахивает огромными белыми крыльями, становясь похожей на ту металлическую скульптуру, пикирует, снова садится. Теперь уже на ворота в конце поля, метрах в двадцати от прежнего места. И снова смотрит на меня.

Ждет?

Я делаю шаг по тропинке. И еще.

Мы повторяем этот танец снова и снова. Каждый раз, когда я сокращаю расстояние между нами наполовину, сова перелетает дальше, садится и ждет, что я последую за ней.

Так продолжается какое-то время. Мы углубляемся в лес, уходим все дальше, пока я не замечаю, что заблудилась. Следуя за совой, я как-то не обращала внимания, куда несут меня ноги. А между тем ветер усилился, злые черные тучи надвинулись, неся с собой дождь, и уже скрыли солнце. Птица сидит теперь на ветке, причем достаточно высоко, и, когда я подхожу к дереву, уже не взлетает.

– Спасибо, завлекла. И что ты хочешь делать дальше?

Сова смотрит на меня пристально, потом поворачивает голову, устремляет взгляд мне за спину и, с шумом раскинув крылья, взлетает высоко над деревьями и исчезает из поля зрения.

– Что я хочу с тобой сделать? Ну-ну.

Оборачиваюсь.

Он, Уэйн. Каменщик.

Невероятно. Откуда? Как?

– Вы за мной следили? – спрашиваю я и делаю шаг назад.

– Да. Следил. Ты-то столько раз на меня пялилась, вот и подумал, что надо бы и мне на тебя позырить. – Он улыбается, но улыбка больше напоминает оскал и не трогает глаза.

Он делает шаг ко мне.

Я снова отступаю и поворачиваюсь, чтобы рвануть по тропинке, но спотыкаюсь о горбом высовывающийся из земли корень.

Каменщик быстрее, чем представлялось. Хватает меня, заламывает руку, прижимает к дереву.

– Сегодня тебе никто не поможет, – хрипит он мне в ухо и рвет одежду. Я отбиваюсь. – Дуреха. Давай, не трепыхайся. Сама же хочешь. И не кипятись – отрубишься. Можешь даже… откинуться.

Хватает меня за волосы, тянет к себе.

Мышцы вспоминают. Инстинкт берет верх. Я расслабляюсь и перестаю сопротивляться.

– Так-то. – Он наклоняется, целует меня и протискивает в рот язык. К горлу подступает тошнота. Я слегка поворачиваюсь и с силой бью его коленом между ног.

Что-то как будто… ломается у меня внутри. Почти слышимый хруст… треск… И лучик света пробивается туда, куда раньше никто заглянуть не мог.

Стена.

Каменщик с проклятием падает, но и меня увлекает за собой, не выпуская ни руку, ни волосы.

– Дрянь… паршивка, – рычит он. – Ты за это заплатишь.

Мне так не кажется.

Каменщик на фут выше и примерно вдвое тяжелее. Но мои мышцы, мои ноги и руки знают, что делать.

И я бью.

Длится это недолго.

Я поднимаюсь. Обидчик, тот, кто посмел тронуть меня, лежит неподвижно на земле, орошая кровью землю. Челюсть разбита, кровь сочится из рассечения на затылке. Уж не умер ли?

С опаской подхожу ближе. А вдруг? В любом случае нужно удостовериться. Наклоняюсь. Трогать не хочу, но все же заставляю себя поднести руку к шее, нащупать пульс.

Глаза вдруг открываются, и я отпрыгиваю, но он успевает схватить меня за лодыжку. Из горла рвется крик. Пытаюсь вырвать ногу, отбрыкиваюсь, но его пальцы держат, как тиски. Я снова наклоняюсь, отдираю их один за другим и бегу.

Бегу напрямик, через лес. Ветки хлещут по лицу, ноги цепляются за корни, но я прорываюсь между деревьями и через кусты, а потом они вдруг расступаются – предо мной тропинка. Та самая, да. Та, по которой я шла. Теперь я помню. Моя логическая, аналитическая половина берет под контроль ноги.

«Лево» показывает 6.

Как же так?

Голова гудит, руки трясутся, ноги дрожат.

– Что я натворила? – шепчу я деревьям. – Как такое могло случиться?

«Тсс».

– Кто это сказал?

Оборачиваюсь – никого.

Внутри я полностью спокойна. Там поднимается новая стена, блокирующая «Лево» от моих мыслей и чувств. Крепкая, надежная стена.

– Что я наделала?

Вопросы глохнут, оставаясь без ответа.

«Пусть себе».

Снова оборачиваюсь – и снова никого. Голос звучит у меня в голове. Тот, что всегда там был.

– Кто ты? Ты – Люси?

«Нет! Та сопливая плакса ушла… навсегда. Я… ты. Ты прежняя».

– Чего ты хочешь?

«Хочу, чтобы мы были вместе».

– Нет.

«У тебя нет выбора».

– Нет!

Я падаю на землю.

Чужак внутри меня вытаскивает кирпич. Трещина расширяется, бетон крошится, кирпичи падают. Рушится вся башня.

Калейдоскоп образов потоком врывается в мозг. Сначала медленно, потом быстрее, они проносятся, вертясь. Голова кружится, грозит взорваться, но я ничего не могу поделать. Внутри все переворачивается, и меня рвет, снова и снова, пока не остается ничего, кроме судорог.

Как такое может быть? Никакой памяти остаться не должно. Что случилось? И что происходит?

Смотрю в темнеющее небо. Под ребрами тяжело колотится сердце. Головокружение понемногу уходит. Воспоминания уже не взывают – убегают торопливо, прячутся куда попало.

Как такое возможно? И что это значит?

Бледные, голубые, как лед, глаза. Они все знают. Его лицо передо мной. Ангельское, когда он улыбается, если я делаю что должно. А когда нет? Не хочу об этом думать.

Я с шумом выдыхаю, вспомнив его имя. Нико. Под этим именем я знала его тогда, когда он был центром моей жизни. Он контролировал ее: боль, удовольствие, превращение одного в другое. Как любовь и ненависть. Он учил меня, как быть одновременно двумя людьми: трогательной, жалкой Люси и ее альтер эго. Плаксой и воительницей. Люси больше нет, другая осталась. Это Нико бил кирпичом по пальцам Люси, когда та противилась разделению. Но он делал это ради меня, чтобы защитить меня, чтобы обезопасить, если лордеры завладеют моим мозгом. И они завладели им. Меня зачистили. Так что все, что он делал с Люси, в конце концов спасло меня.

Как он нашел меня?

Не как Нико. Он пришел в другой одежде и в новой роли учителя, но с той же улыбкой. Предназначенной только для меня. Не обращая внимания на других девушек в классе, он отыскал глазами свою особенную. Это его подмигивание… «Ну и ведьма», – сказал он в тот день о миссис Али. Я не вспомнила его тогда, но он все равно остался на моей стороне. Теперь я понимаю, почему он так ужасно говорил о Бене. Он пытался встряхнуть меня, высвободить мои спрятавшиеся воспоминания.

Так или иначе, Нико нашел меня, а потом сам или с помощью друга-террориста отправил в больницу мисс Ферн, чтобы занять ее место в школе. Он многим рисковал, и только по одной причине.

Быть в мире Кайлы. В моем мире. Но почему?

Что ему нужно от меня?

Вопрос едва оформился, а перед глазами уже проносятся второпях картины. Одна за другой, быстрее и быстрее. Смерть и инструменты смерти: взрывчатые вещества, огнестрельное оружие, зажигательные бомбы, клинки. Нико учил меня многочисленным способам оборвать чужую жизнь. Даже голыми руками.

Нет!

«Да. Спроси хоть Уэйна».

Я вскакиваю и бегу через лес, подальше от тела Уэйна, в сторону дороги. НЕТ НЕТ НЕТ – кричит мой мозг и отстукивают ноги. Не хочу! Не могу. Я теперь не та. Я больше не та.

«А как же Бен?»

Бен. Я сбиваюсь с шага. Смотрю на «Лево», так похожий на тот, который мы срезали с него, возможно забрав при этом его жизнь. 6.2? Я поворачиваю браслет на запястье. Это должно отозваться болью. После всего сделанного сегодня я должна была уже умереть, убить собственный мозг этой штукой, которая управляет моей жизнью с тех пор, как меня зачистили. Браслет все еще на руке, но его блокируют новые барьеры у меня в голове.

Бен пытался избавиться от своего «Лево», чтобы стать другим. Сделать что-то.

А у меня получилось. Я от своего освободилась.

По рукам бегут мурашки.

Я прислоняюсь к дереву и закрываю глаза. Вижу его глаза – карие, теплые. Он заботился и беспокоился обо мне, кем бы или чем бы я ни была когда-то. Как бы он относился ко мне, если бы знал правду?

Не могу поверить, что его больше нет, что он ушел навсегда. Бен – не металлическая сова.