Текст книги "Делай деньги"

Терри Пратчетт
Делай деньги

От переводчика

Выражаю огромную благодарность всем, кто помогал работать над переводом! shodan, Йоккер, Mikola, Екса, ASK, sergeysv, deddem, Curious Mary, YeOlde, Brutanez, LEETE, dr.noise, xale, Pain Killer, Svart и многие-многие другие – спасибо вам!

От автора

Длина юбок как индикатор состояния экономики: автор навеки благодарен знаменитому военному историку и стратегу сэру Бэзилу Лидделлу Харту за это ценное наблюдение, сделанное в 1968 году. Оно объясняет, почему мини-юбки с начала 60-х никогда не выходили из моды.

Изучавшие историю компьютеров без труда догадаются, что прообразом «Булькера» стал созданный в 1949 году инженером и экономистом Биллом Филлипсом «Экономический компьютер», тоже представлявший собой впечатляющую гидравлическую модель национальной экономики. Хотя Филлиппс, похоже, обошелся без помощи Игоря. Одна из первых подобных машин хранится в лондонском Научном музее. Пытливый исследователь без труда обнаружит дюжину подобных аппаратов в других музеях мира.

И, наконец, автор, как и всегда, выражает искреннюю признательность Британскому фонду шуточного наследия, чьими стараниями бородатые шутки будут жить вечно…

Глава 1

Ожидание в темноте – Сделка – Висящий человек – Голем в синем платье – Преступление и наказание – Шанс делать настоящие деньги – Почти-золотая цепь – Никакой жестокости к мышам – Мистер Гнут следит за временем

Они стерегут в темноте. Нет способа ощутить текущее время, как нет и намерения. Когда-то их не было здесь, и, наверное, когда-нибудь не станет снова. Они окажутся где-то еще. Время в промежутке – несущественно.

Но некоторые разрушились, а иные – из тех, что помоложе – умолкли.

Вес нарастал.

Надлежало что-то предпринять.

Один из них воспел песнь.

Это была явно невыгодная сделка, но невыгодная для кого? Вот в чем вопрос. Мистер Волдырь, адвокат, не мог найти ответа. А ему очень хотелось бы знать. Когда стороны заинтересованы в совершенно неинтересном земельном участке, для третьей стороны может оказаться весьма выгодно прикупить недвижимость по соседству. Просто на всякий случай: вдруг первые две стороны слышали что-то интересное на стороне?

Хотя, на первый взгляд, ничего интересного вроде бы не просматривалось.

Он одарил сидящую напротив него женщину подходящей случаю улыбкой с оттенком легкой озабоченности.

– Осознаете ли вы, мисс Добросерд, что данная недвижимость подпадает под действие гномьих горных законов? Следовательно, все обнаруженные металлы и руды будут считаться собственностью Подземного Короля гномов. За их добычу вам придется уплатить значительную сумму. Хотя, должен предупредить, вряд ли вы что-нибудь найдете. По слухам, там только ил и песок, на всю глубину. А глубина немалая.

Он ожидал какой-нибудь реакции, но реакции не последовало. Женщина молча смотрела на него, голубоватый дымок ее сигареты спиралью поднимался к потолку конторы.

– Теперь, касательно древностей, – продолжил юрист, вглядываясь в лицо женщины настолько пристально, насколько позволяла пелена табачного дыма. – Подземный Король постановил, что любые драгоценности, доспехи, древние артефакты (известные как «Устройства»), оружие, посуда, свитки или кости, извлеченные вами на вышеупомянутом участке, также подлежат налогообложению либо конфискации.

Мисс Добросерд еще немного помолчала, как будто мысленно сравнивая озвученный перечень с неким собственным списком, потом загасила в пепельнице сигарету и спросила:

– Есть основания полагать, что там находится нечто подобное?

– Абсолютно никаких, – криво улыбнулся юрист. – Совершенно бесполезные пустоши, это все знают. Просто Король решил подстраховаться на случай, если «все» ошибаются. Такое нередко случается.

– При этом за краткосрочную аренду он требует кучу денег!

– Которую вы согласились заплатить. Гномов это нервирует, видите ли. Для гнома вообще нетипично расставаться со своей землей, даже ненадолго. Думаю, Король согласился только потому, что нуждается в деньгах для Долины Кум.

– Я плачу́ сколько запрошено!

– Конечно, конечно. Впрочем, я…

– Он будет соблюдать контракт?

– До последней запятой. Хотя бы в этом можно не сомневаться. Гномы в таких вопросах крайне щепетильны. Вам достаточно всего лишь подписать договор. И, к сожалению, внести платеж.

Мисс Добросерд достала из своей сумочки лист плотной бумаги и положила его на стол.

– Вексель на пять тысяч долларов, подписан Королевским банком Анк-Морпорка.

– Имя, которому доверяют, – юрист улыбнулся, но добавил: – обычно, по крайне мере. Будьте любезны, распишитесь, там, где крестики.

Он очень внимательно, практически затаив дыхание, следил, как она подписывается.

– Вот, – она подтолкнула документ через стол.

– Может, вы удовлетворите мое любопытство, мадам? Пока сохнут чернила на контракте?

Мисс Добросерд огляделась, как будто в массивных книжных шкафах могли скрываться невидимые уши.

– Вы умеете хранить секреты, мистер Волдырь?

– О, разумеется, мадам, разумеется!

Она еще раз с подозрением осмотрела кабинет и прошипела:

– Все равно, про такое нельзя говорить громко.

Адвокат с надеждой кивнул, склонился к ней, и, впервые за долгие-долгие годы, ощутил на своем ухе женское дыхание.

– Я тоже умею, – шепнула мисс Добросерд.

Этот разговор состоялся почти три недели назад…

Карабкаясь ночью по водосточным трубам, можно сделать массу удивительных открытий. Например, узнать, что люди гораздо больше внимания уделяют тихим звукам – щелчок оконной задвижки, звон отмычек, – нежели звукам громким. Грохот падения кирпича или крики на улице (здесь Анк-Морпорк, в конце-то концов) мало кого интересуют. Громкий звук разносится далеко, следовательно, его слышат все, что значит – это общая проблема, следовательно, не моя. Тихие звуки, наоборот, раздаются совсем рядом и обычно выдают присутствие вора, а посему на них реагируют мгновенно и очень бурно.

Следовательно, он старался не производить тихих звуков.

Далеко внизу каретный двор Почтамта гудел, как растревоженный улей. Поворотный круг работал на полную мощность. Одна за другой прибывали почтовые кареты, в свете ламп ярко сверкал новёхонький «Убервальдский экспресс». Все шло хорошо, но путешественнику по трубам как раз от этого было плохо.

Он воткнул костыль в мягкую штукатурку, перенес на него свой вес, переставил но…

Чертов голубь! Птица панически захлопала крыльями, другая нога человека соскользнула, пальцы упустили водосток, и когда мир перестал качаться вокруг, встреча с далекой мостовой была отложена только благодаря костылю, который, что уж тут лукавить, был всего лишь гвоздем с приделанной поперечной рукояткой в форме буквы «Т».

«Стену не перехитришь, – подумал человек. – Если качнуться вбок, есть возможность уцепиться рукой и ногой за трубу. А может, костыль вырвется из стены».

Ооп… ля.

У него были при себе еще костыли и маленький молоток. Сможет ли он забить еще один гвоздь, не упустив первый?

Голубь присоединился к своим коллегам на высоком карнизе, прямо над головой ночного альпиниста.

Человек ткнул вторым костылем в стену настолько сильно, насколько посмел, вытащил из кармана молоток, и, под грохот отбывающего «Экспресса», нанес один мощный удар.

Гвоздь погрузился в кирпич. Человек бросил молоток, надеясь, что шум падения не расслышат в общей суете, и ухватился за вторую опору для рук даже раньше, чем молоток достиг земли.

«Ооп… ля. И что теперь? Я… застрял?»

Водосток был всего лишь в трех футах. Прекрасно. Должно сработать. Ухватиться обеими руками за второй костыль, аккуратно качнуться вбок, левой рукой обхватить трубу и осторожно перебраться на нее. Потом просто…

Голубь нервничал. Для голубей это нормально, они всегда нервничают. Нервозность вызывает определенный эффект, и птица выбрала именно этот момент, чтобы облегчиться.

Ооп… ля. Поправка: обе руки человека теперь цеплялись за очень скользкий костыль.

Черт.

Нервозность распространяется среди голубей быстрее, чем нудист бежит сквозь женский монастырь, поэтому вокруг мягко забарабанил настоящий дождь из помета.

Бывают моменты, когда мысли типа: «Лучше не бывает!» почему-то не приходят в голову.

И тут снизу раздался голос:

– Эй, кто там?

Спасибо тебе, молоток. «Вряд ли они меня видят, – подумал человек. – Двор хорошо освещен, их ночное зрение нарушено. А толку? Они знают, что я здесь».

Ооп… ля.

– Да ладно, я честный коп, брат, – крикнул он вниз.

– Вор, да? – откликнулся голос.

– И пальцем ничего не тронул, брат. Помог бы ты мне, а, брат?

– Эй, ты из Гильдии Воров? Говоришь, прям как они.

– Не, брат. Просто люблю слово «брат», брат.

Посмотреть вниз в таком положении было непросто, но, судя по звукам, на представление начали собираться конюхи и свободные в данный момент извозчики. Хорошего мало. Извозчики обычно встречаются с преступниками где-нибудь в горах, на пустынной дороге, а горцы редко утруждают себя глупыми бабскими вопросами типа «Кошелек или жизнь?». Поэтому когда такого разбойника ловят, правосудие и месть счастливо сочетаются в удобном обрезке свинцовой трубы.

Внизу раздалось бормотание, и стороны, похоже, достигли консенсуса.

– Ладно же, мистер Грабитель Почтамта, – проревел снизу веселый голос. – Слышь, мы что щас сделаем. Мы на крышу пойдем, и спустим тебе веревку. Это будет по-божески, верно?

– Верно, брат.

Это было неприятное веселье. Такое веселье звучит в слове «приятель», когда произносят: «А что это ты, приятель, так на меня уставился?» Гильдия Воров платила 20 долларов за каждого вора без лицензии, доставленного к ним живым. Но не обязательно здоровым. О, как много было способов все еще оставаться живым, когда тебя притащат в Гильдию и бросят на пол, словно кучу старого тряпья.

Он поглядел вверх. Прямо над головой виднелось окно кабинета Главного Почтмейстера.

Ооп… ля.

Его руки и плечи онемели, но при этом умудрялись болеть. Он услышал дребезжание большого грузового лифта, стук отодвинутой решетки, топот ног по крыше. Потом его руки коснулась брошенная веревка.

– Хватай или падай, – крикнули сверху, когда он постарался за нее уцепится. – Хотя, в п'рспективе, это без разницы.

В темноте раздался смех.

Человек уцепился за веревку изо всех сил, повис, подтянулся повыше, а потом оттолкнулся от стены и качнулся обратно к Почтамту. Прямо под водосточным желобом раздался звон стекла, веревку вытянули на крышу уже пустой. Члены спасательной экспедиции уставились друг на друга.

– Так, вы двое, бегом к парадным дверям и черному ходу! – скомандовал самый сообразительный извозчик. – Будете на перехвате! Быстро в лифт! Все остальные начинайте прочесывать здание, этаж за этажом!

Когда погоня с грохотом скатилась по лестнице и уже неслась по коридору, человек в халате выглянул из дверей комнаты, с удивлением воззрился на них и требовательно воскликнул:

– Что столпились, черт возьми? Скорей ловите его!

– О, правда? А ты кто такой? – притормозил один из конюхов.

– Он мистер Мокрист фон Губвик, вот кто! – уточнил подоспевший извозчик. – Главный Почтмейстер!

– Кто-то вломился через окно и рухнул прямо между на… то есть, чуть не упал на меня! – крикнул человек в халате. – Вон туда побежал, по коридору! Десять долларов каждому, если сцапаете его! И, кстати, моя фамилия Губвиг!

Погоня уже было возобновилась, но дотошный конюх потребовал с подозрением в голосе:

– А ну-ка, скажи «брат»!

– Это зачем? – удивился извозчик.

– Голос немного похож на того парня, – упорствовал конюх. – И, к тому же, он тяжело дышит!

– Ты что, идиот? – возмутился извозчик. – Это же Почтмейстер! У него есть чертов ключ! У него все ключи! Какого дьявола ему ломиться в собственный Почтамт?

– Думаю, нам нужно обыскать его комнату, – настаивал конюх.

– Праавда? А я вот думаю, что если мистер Губвиг запыхался в своей личной комнате, на то у него есть свои личные причины, – возразил извозчик, интенсивно подмигивая Мокристу. – А еще я думаю, что наши десять долларов удирают от нас, пока ты тут умничаешь. Извините, сэр, – добавил он, обращаясь к Мокристу, – парень новичок, манеры ни к черту.

Извозчик сделал вид, что вежливо приподнимает отсутствующую шляпу, прикоснувшись к сбившейся набок челке.

– Мы покидаем вас, сэр. Еще раз извините за беспокойство. Вперед, недоноски!

Когда они умчались вдаль, Мокрист вернулся в свою комнату и тщательно запер дверь.

Ну что же, кое-какие навыки у него сохранилась. Намек на присутствие женщины был явно удачным ходом. В любом случае, он действительно Главный Почтмейстер и действительно имеет доступ к любым ключам.

До рассвета оставался час. Все равно теперь не заснуть. Лучше уж устроить официальный подъем, тем самым укрепив репутацию крайне ревностного к службе человека.

Они могли пристрелить его прямо на стене, размышлял он, застегивая рубашку. А могли, в лучших традициях Анк-Морпорка, оставить висеть, чтобы делать ставки, как долго он продержится. Вместо этого они решили хорошенько его измолотить, прежде чем просунуть сквозь щель почтового ящика Гильдии Воров. Можно сказать, повезло. Впрочем, везет тем, кто и сам не плошает…

Раздался стук в дверь, громкий, но при этом удивительно вежливый.

– Вы В Приличном Виде, Мистер Губвиг? – прогрохотал гулкий голос.

«Увы, да, – подумал Мокрист. – Я стал таким приличным». Но вслух ответил:

– Входи, Глэдис.

Открылась дверь, затрещал паркет, задрожала мебель.

А все потому, что Глэдис – голем, семифутовый человек из глины (точнее, ради мира в Почтамте, женщина из глины). Она – скажем «она», потому что созданию с именем «Глэдис» местоимения «оно» и «он» просто никак не подходят – была одета в синее платье.

Мокрист покачала головой. Вся эта глупая история была не более чем уступкой правилам приличия. Мисс Маккалариат заявила, что не допустит мужчину-голема убираться в женских туалетах. Та самая мисс Маккалариат, старший кассир Почтамта, которая руководила кассиршами железной рукой, а луженой глоткой приводила их в трепет. Почему она решила, что големы мужского рода не только по правилам грамматики, но и по сути – так и осталось загадкой. Однако спорить с ней никто не рискнул.

Одного из големов пришлось назвать «Глэдис» и нарядить в огромное ситцевое платье, это сделало его достаточно женственным, по крайней мере, с точки зрения мисс Маккалариат. Самое странное, что Глэдис каким-то чудом действительно стала более женственной. И дело было не в платье. Она сдружилась с кассиршами, которые приняли ее в свое общество, не взирая на тот факт, что Глэдис весила полтонны. Они даже давали ей почитать свои женские журналы, хотя было трудно вообразить, чем советы по зимнему уходу за кожей могут помочь созданию возрастом свыше тысячи лет и с глазами, горящими красным огнем, словно жерло топки.

А теперь она спрашивает, в приличном ли он виде. Будто имеет понятие, о чем говорит.

Она принесла Мокристу чашку чая и свежий выпуск «Таймс», еще влажный, только из типографии. То и другое с большой осторожностью было водружено на стол.

И… О боги, они все-таки напечатали картинку! Его портрет! Картинка изображала вчерашнюю церемонию торжественного водружения на место новой люстры. Там присутствовали и Мокрист, и Ветинари, и многие другие из городской знати. Мокрист, конечно, постарался дернуться в момент съемки, поэтому портрет получился слегка размытым, но, тем не менее, без сомнений это было оно – то самое лицо, которое он каждое утро видел в зеркале для бритья. Отсюда и до самой Колении множество людей были обмануты, обжулены, облапошены и одурачены человеком с этим лицом. Только надувательством он не занимался, да и то потому лишь, что не придумал, как.

Ну да, лицо у него было универсального сорта, оно казалось похожим на множество других лиц разом, но все равно, не очень-то приятно увидеть его вот так пришпиленным к бумаге. Некоторые уверены, будто картинка крадет часть вашей души, однако Мокрист гораздо больше беспокоился о свободе.

Мокрист фон Губвиг, столп общества. Ха…

Словно по наитию, Мокрист вгляделся в картинку внимательнее. Что это за человек там, у него за спиной? Куда-то пристально смотрит поверх плеча. Толстое лицо, бородка, как у Ветинари, хотя Патриций носил настоящую эспаньолку, а растительность на лице незнакомца выглядела скорее результатом неаккуратного бритья. Кто-то из банка, так? Слишком много было вчера незнакомых лиц, слишком много рукопожатий, и всем хотелось попасть в газету. Вид у незнакомца был отсутствующий, но такое часто случается с людьми, которым постоянно сверкают в глаза саламандровой вспышкой. Просто еще один гость на очередной церемонии…

Картинка из Почтамта оказалась на первой странице лишь потому, что кто-то вообразил, будто первополосная статья не заслуживает иллюстрации. Ну подумаешь, еще один банк обанкротился и озверевшие клиенты пытались повесить управляющего на ближайшем столбе. Отчего редактор не оказал читателям любезность, и не украсил текст картинкой почти повешенного банкира? Вот бы народ порадовался. Но нет, им понадобилось воткнуть сюда портрет Мокриста чертова фон Губвига!

И, разумеется, боги, которые и так подкинули ему немало проблем, не удержались от еще одного удара. Подвал первой полосы украшал заголовок: «Фальшивомарочник будет повешен». Они собрались казнить Совика Дженкинса. И за что? За убийство? За банковские махинации? Нет, всего лишь за подделку нескольких тысяч марок. Отличное качество, кстати. Стража никогда бы его не поймала, если бы не обнаружила у него на чердаке полдюжины развешенных для просушки листов с красными полупенсовыми марками.

Мокристу пришлось выступать свидетелем в суде. Просто выхода не было. Общественный долг, будь он неладен. Подделка марок рассматривалась наравне с подделкой монет, и он не смог уклониться. Он же Главный Почтмейстер, в конце концов, и к тому же столп общества. Если бы преступник проклинал его или буравил ненавидящим взглядом, было бы легче. Но нет, маленький человек с тонкой бородкой просто тихо сидел на скамье подсудимых. Он выглядел растерянным и смущенным.

Он подделывал полупенсовые марки, да. И это разбило тебе сердце, Мокрист фон Губвиг, да. О, другие номиналы искусник тоже подделывал, но кем надо быть, чтобы влипнуть в такие неприятности за полпенса? Совиком Дженкинсом, вот кем. Теперь он сидел в камере смертников в Танти, и обладал запасом в несколько дней, чтобы поразмышлять на досуге о превратностях злодейки-судьбы, прежде чем его пригласят сплясать в воздухе.

«Был там-то, делал то-то, – размышлял Мокрист. – Потом всё потемнело вокруг, а потом я получил совершенно новую жизнь. Но я никогда не думал, что у честного гражданина может быть так скверно на душе».

– Гм… спасибо, Глэдис, – сказал Мокрист, обращаясь к благовоспитанно маячившей поодаль огромной фигуре.

– А Еще У Вас Назначена Встреча С Лордом Ветинари, – напомнила голем.

– Уверен, что нет.

– Снаружи Ждут Два Гвардейца, Которые Уверены, Что Да, Мистер Губвиг, – прогрохотала Глэдис.

«А, – подумал Мокрист. – Одна из этих встреч».

– Время встречи – прямо сейчас. Угадал?

– Да, Мистер Губвиг.

Мокрист схватил свои брюки, но некие остатки былой благовоспитанности вынудили его помедлить.

– Извини? – намекнул он.

Глэдис отвернулась.

«Она – всего лишь полтонны глины, – мрачно размышлял Мокрист, сражаясь с одеждой. – Но безумие, похоже, заразно».

Он закончил туалет, спустился по задней лестнице и вышел в каретный двор, который недавно чуть не стал предпоследним местом его последнего упокоения. Как раз отбывал экипаж в Квирм, Мокрист вскочил на козлы рядом с извозчиком, кивнул ему и с шиком проехался противосолонь по Бродвею до самых ворот дворца.

«Было бы здорово, – думал он, взбегая по ступеням, – если бы его светлость хотя бы иногда рассматривал назначение встречи как процесс, в котором принимают участие два человека». Но Ветинари был тираном, в конце концов. Надо же им хоть как-то развлекаться.

Барабантт, секретарь Патриция, встретил Мокриста у дверей Продолговатого Кабинета и быстро проводил в кресло у стола его светлости.

Лорд Ветинари трудолюбиво работал с документами еще девять секунд, а потом поднял взгляд от бумаг.

– Приветствую, мистер Губвиг, – сказал он. – А где же ваш золотой костюм?

– В чистке, сэр.

– Надеюсь, у вас все хорошо? До настоящего момента, по крайней мере?

Мысленно перебирая возникавшие в последнее время небольшие проблемы Почтамта, Мокрист огляделся. Они с Ветинари были одни, если не считать Барабантта, который стоял рядом со своим господином, всем видом выражая почтительное внимание.

– Послушайте, я могу все объяснить, – произнес, наконец, Мокрист.

Лорд Ветинари приподнял бровь с выражением человека, который, обнаружив в салате кусочек гусеницы, осторожно перебирает остальные листья.

– Умоляю, не откажите в любезности, – сказал он, откидываясь в кресле.

– Мы слишком увлеклись, – сознался Мокрист. – Излишне творчески подошли к процессу. Разведение мангуст в почтовых ящиках имело целью снизить поголовье змей…

Лорд Ветинари промолчал.

– Гм… которых, должен признать, мы сами посадили внутрь, чтобы бороться с жабами…

Лорд Ветинари не изменил образ действий.

– Гм… которых, не стану отрицать, сотрудники подсаживали туда, чтобы выгнать улиток…

Лорд Ветинари продолжал безмолвствовать.

– Гм… каковые, не могу не отметить истины ради, забирались в ящики сами по себе, чтобы поедать клей с почтовых марок, – закончил Мокрист, уже понимая, что начал сбиваться и бормотать.

– Ну что же, я рад, что хотя бы улиток вам самим сажать не пришлось, – весело заметил Лорд Ветинари. – Впрочем, как вы справедливо заметили, в данном случае холодная логика могла быть с успехом заменена простым здравым смыслом. Или, возможно, курицей средних размеров. Но я попросил вас придти совсем по другой причине.

– Если это все из-за капустного клея для марок … – начал Мокрист.

Ветинари лишь отмахнулся.

– Забавное происшествие, не более, – сказал он. – Как я понимаю, никто не погиб, так что и говорить не о чем.

– Э, второй тираж 50-пенсовой марки? – сделал еще одну попытку Мокрист.

– Той самой, которую прозвали «Любовники»? – уточнил Ветинари. – Да, «Лига Защиты Нравственности» жаловалась мне, но…

– Наш художник не знал, что рисует! Он плохо разбирается в сельском хозяйстве! Он думал, те юноша и девушка просто втыкают рассаду!

– Гм! – хмыкнул Ветинари. – Насколько мне известно, разглядеть возмутительную сценку можно только при помощи очень большого увеличительного стекла. Следовательно, в оскорблении нравственности, если таковое вообще имеет место, виновен, прежде всего, сам оскорбленный.

Он улыбнулся одной из своих немного пугающих слабых улыбок.

– Я слыхал, экземпляры «Любовников», имеющие хождение среди коллекционеров, были отклеены в основном от коричневых конвертов из плотной бумаги, – он взглянул в непроницаемое лицо Мокриста и вздохнул. – Скажите мне, мистер Губвиг, хотите ли вы делать настоящие деньги?

Мокрист тщательно обдумал предложение, и осторожно спросил:

– Что со мной будет, если я скажу «да»?

– Вы начнете новую увлекательную карьеру, мистер Губвиг.

Мокрист нервно поежился. Он уже догадывался, даже не глядя, что у дверей теперь кто-то стоит. Некто в дешевом черном костюме, некто не слишком массивный, но плотно сложенный, и к тому же начисто лишенный чувства юмора.

– Просто ради интереса, а что со мной будет, если я скажу «нет»?

– Вы пройдете через вон ту дверь, и мы больше не станем говорить об этом.

Это была не та дверь, через которую он вошел.

– Через эту? – уточнил Мокрист, указывая на дверь и поднимаясь на ноги.

– Именно, мистер Губвиг.

Мокрист обернулся к Барабантту.

– Можно одолжить ваш карандаш, мистер Барабантт? Спасибо.

Он подошел к двери и распахнул ее. Затем театральным жестом приложил одну ладонь к уху, и уронил карандаш за порог.

– Посмотрим, какой глуби…

Щелк! Карандаш подскочил и покатился по вполне прочному на вид паркету. Мокрист поднял письменный прибор, критически осмотрел его и медленно вернулся в свое кресло.

– Там разве не было раньше глубокой ямы с кольями на дне? – поинтересовался он.

– Не представляю, с чего вы это взяли, – откликнулся лорд Ветинари.

– Я уверен, что была, – настаивал Мокрист.

– Барабантт, вы не припоминаете, что могло навести нашего мистера Губвига на мысль, будто раньше за этой дверью была глубокая яма, полная острых кольев? – поинтересовался Ветинари.

– Представить не могу, милорд, – пробормотал Барабантт.

– Я вполне счастлив в Почтамте, – заявил Мокрист, и почувствовал, что начал оправдываться.

– Уверен, что так и есть. Вы стали превосходным Главным Почтмейстером, – признал Ветинари. Он повернулся к Барабантту: – Ну что же, с этим покончено. Давайте теперь займемся ответами на почту из Колении, – сказал он и аккуратно вложил письмо в конверт.

– Да, милорд.

Тиран Анк-Морпорка склонился над своими бумагами. Мокрист молча наблюдал, как Ветинари достает из ящика небольшую, но тяжелую на вид коробочку, вынимает из нее черную восковую палочку, греет ее над свечой и заливает конверт небольшой лужицей расплавленного воска. Вся процедура была проделана с таким отстраненно-сосредоточенным видом, что Мокрист просто взбесился.

– Это все? – спросил он.

Ветинари поднял взгляд и, по-видимому, был удивлен, что Мокрист еще здесь.

– В общем, да, мистер Губвиг. Можете идти.

Он отложил воск в сторону и взял из коробочки черное кольцо с печатью.

– Я хочу сказать, проблем у меня не будет? – уточнил Мокрист.

– Нет, вообще никаких. Вы стали образцовым гражданином, мистер Губвиг, – ответил Ветинари, осторожно оттискивая на воске букву «В». – Каждое утро поднимаетесь в восемь, и уже через полчаса сидите за рабочим столом. Вы превратили Почтамт из полного хаоса в налаженную машину. Вы платите налоги, и маленькая птичка напела мне, что вас выдвинули в председатели Гильдии Торговцев на следующий год. Прекрасно, мистер Губвиг!

Мокрист поднялся было, чтобы уйти, но помедлил.

– А что не так с Гильдией Торговцев?

С демонстративной тщательностью Ветинари медленными движениями убрал кольцо в коробочку, а коробочку в ящик стола.

– Не понял, вы о чём, мистер Губвиг?

– Просто вы таким тоном сказали про Гильдию, будто здесь что-то не то.

– Поверить не могу, – ответил Ветинари, поднимая взгляд на своего секретаря. – Я позволил себе пренебрежительную интонацию, Барабантт?

– Нет, милорд. Вы всегда говорили, что торговцы и владельцы магазинов из Гильдии – становой хребет нашего города, – ответил Барабантт, передавая патрицию толстую папку.

– Мне полагается почти совсем золотая цепь на шею, – сказал Мокрист.

– Он получит почти совсем золотую цепь, Барабантт, – поделился новостью лорд Ветинари, принимаясь за следующее письмо.

– И что тут не так? – настаивал Мокрист.

Ветинари снова взглянул на него, на этот раз с неподдельным изумлением.

– Вы здоровы, мистер Губвиг? У вас, кажется, со слухом проблемы. А теперь идите, идите же. Почтамт открывается через десять минут и, я уверен, что вы, как и всегда, желаете подать своим служащим пример пунктуальности.

Когда Мокрист ушел, секретарь тихо положил перед Ветинари папку. На ней значилось: «Альберт Блестер / Мокрист фон Губвиг».

– Спасибо, Барабантт, но зачем она мне?

– Смертный приговор на имя Альберта Блестера все еще в силе, – тихо напомнил Барабантт.

– А, понимаю, – сказал Ветинари. – Вы думаете, я собираюсь указать мистеру Губвигу на тот факт, что он все еще может быть повешен под своим криминальным псевдонимом «Альберт Блестер»? Вы думаете, лично мне останется лишь публично выразить глубочайший шок от того факта, что наш уважаемый мистер Губвиг оказался на самом деле вором, мошенником и обманщиком, который за многие годы нажил сотни тысяч долларов на банкротствах банков и разорении честных предпринимателей? Вы думаете, я пригрожу ему аудитом Почтамта, в котором, разумеется, будет выявлена чудовищная растрата государственных средств? Вы думаете, будет обнаружено, например, исчезновение пенсионного фонда Почтамта? Вы думаете, я выражу неподдельный ужас от легкости, с какой этот мерзкий Губвиг с помощью неустановленных сообщников смог избежать петли? Короче говоря, вы думаете, будто я легко объясню ему, как просто низвести человека в такие бездны, что бывшим его друзьям придется встать на колени, если они захотят плюнуть на него? Об этом вы подумали, Барабантт?

Секретарь уставился в потолок. Около двадцати секунд он задумчиво шевелил губами, а потом ответил:

– Да, милорд. Пожалуй, вы ничего не упустили.

– А, но подвесить человека на дыбу можно разными способами, Барабантт.

– Лицом к палачу или лицом к стене, милорд?

– Спасибо, Барбантт. Вы знаете, как я ценю ваше тщательно оберегаемое отсутствие воображения.

– Да, сэр. Спасибо, сэр.

– На самом деле, Барабантт, человека нетрудно заставить самого построить себе дыбу, на которую он сам же себя и вздернет.

– Не уверен, что понимаю вас, милорд.

Лорд Ветинари отложил перо.

– Всегда необходимо учитывать психологию субъекта, Барабантт. Каждый человек – это замо́к, и к нему можно подобрать ключ. В грядущей стычке я возлагаю на мистера Губвига большие надежды. Даже сейчас у него сохранились инстинкты преступника.

– Откуда вы знаете, милорд?

– О, есть множество мелких признаков, Барабантт. Но для вас, полагаю, будет наиболее убедительным тот факт, что он опять унес ваш карандаш.

Совещания. Бесконечные совещания. И очень скучные, к тому же, потому что скука – одна из причин совещаний. Скука любит компанию.

Почтамт больше не стремился к успеху. Он его достиг. Причем повсеместно. Теперь эти места нуждались в персонале, штатных расписаниях, зарплатах, пенсиях, ремонте, уборке, регламентах работы, дисциплине, инвестициях и так далее, и так далее, и так далее…

Мокрист мрачно уставился на письмо от мисс Эстрессы Партли, представительницы «Движения за равные высоты». Почтамт, оказывается, нанимал недостаточно гномов. Мокрист уже указывал ей, вполне резонно, как он полагал, на тот факт, что каждый третий из его сотрудников – гном. Она ответила, что это неважно. Важно то, что рост среднего гнома составляет две трети роста среднего человека, а значит Почтамт, как социально ответственная организация, обязан нанимать полтора гнома на каждого нанятого человека. Почтамт должен поддерживать связь с гномьим сообществом, утверждала мисс Партли.

Мокрист взял ее письмо двумя пальцами и уронил его на пол. Его так и тянет вниз, мисс Партли, тянет вниз.

Там было еще что-то, о базовых ценностях. Он вздохнул. Вот до чего дошло. Он стал социально ответственным чиновником, и в его адрес безнаказанно швырялись такими словами как «базовые ценности».

Мокрист не исключал, что есть на свете люди, которые считают развлечением изучение колонок чисел. Он в их число не входил.