Текст книги "Шмяк!"

– Следствие ведет капрал Моркоу, – сказал Ваймс.

Хризопраз вновь прищурился.

– Моркоу Железобетонссон? Етот большой гном? Он славный парень и большой умница, только троллям ето не понравится, скажу честно.

– Гномам тоже не нравится, если уж на то пошло, – ответил Ваймс. – Но это – моя Стража. Никто не смеет указывать мне, кому поручать расследование.

– Вы ему доверяете? – спросил Хризопраз.

– Да!

– Он умеет думать, он толковый парень. Но… Железобетоннсон? Его зовут как гнома, в том-то и беда. Зато Ваймс… ето имя что-то да значит. Ваймса нельзя подкупить. Однажды он арестовал самого патриция. Не семи пядей во лбу, зато честный и никогда не останавливается на полпути… – Хризопраз заметил выражение лица Ваймса. – Так говорят. Хотел бы я, чтоб ето дело расследовал Ваймс, потому что мы с ним похожи. Мы с ним откровенные парни, и он быстро докапывается до истины. И я вот что ему скажу: никакой тролль етого не сделал бы, ни за что.

«Он говорит на уличном жаргоне, – сказал себе Ваймс, – чтобы сойти за обыкновенного тролля. Но это же Хризопраз. Он вывел из игры большую часть старых гангстеров, которые и сами были ребята не промах. Он одной рукой удерживает на почтительном расстоянии Гильдию воров. И для этого ему даже необязательно сидеть в сугробе. Ты знаешь, что он прав. Но… «не семи пядей во лбу»?! Ну, спасибо. Зато капитан Моркоу – славный парень».

Ваймс всегда искал причинно-следственные связи. Он вдруг спросил:

– Кто такой мистер Блеск?

Хризопраз сидел абсолютно неподвижно, только от сигары вился зеленоватый дымок. Затем он ответил непривычно бодрым тоном:

– Мистер Блеск? А, ето сказочка для детей. Типа, троллья легенда из давно грядущих дней, – сказал он[8]8
  Тролли считают, что живые существа на самом деле движутся во времени не вперед, а назад. Это довольно замысловатая система.


[Закрыть].

– Вроде как народный герой?

– Ага, ну да. Глупая сказка, какую рассказывают в тяжелые времена. Болтовня, и больше ничего. Мы, ето, живем в современном мире.

Видимо, на этом он решил поставить точку.

Ваймс встал.

– Ладно, я тебя выслушал, – сказал он. – А теперь мне пора идти управлять Стражей.

Хризопраз пыхнул сигарой и сбросил пепел в снег. Пепел зашипел.

– Вы пойдете обратно в Ярд через Сноваповоротный переулок? – поинтересовался он.

– Нет, это же совсем не… – Ваймс замолчал. В голосе тролля он уловил намек.

– Передавайте привет старушке, которая живет рядом с кондитерской, – сказал Хризопраз.

– Э… обязательно, – удивленно ответил Ваймс. – Сержант!

Дверь в дальнем конце с грохотом отворилась, и вбежал Детрит, с арбалетом на изготовку. Ваймс, который знал, что одним из немногих недостатков Детрита была полная неспособность понять, для чего нужен предохранитель, подавил сильнейшее желание броситься на пол.

– Наступает время, когда каждому придется понять, на чьей он стороне, – задумчиво произнес Хризопраз, как будто обращаясь к призрачной свинине. – И кто стоит рядом.

Когда Ваймс зашагал к дверям, тролль добавил:

– Подарите ету шубу вашей супруге, мистер Ваймс. С моими наилучшими пожеланиями.

Ваймс замер как вкопанный и посмотрел на шубу, окутывавшую его плечи. Она была сшита из какого-то серебристого, очень теплого меха – и все-таки грела гораздо меньше, чем поднимавшаяся в душе волна гнева. Он чуть не унес шубу. Чуть не унес!

Он сбросил ее и свернул в ком. Ради нее умерли несколько десятков маленьких редких пискунов, но он уж позаботится, чтобы их смерть оказалась не совсем уж напрасной.

Ваймс подбросил шубу высоко в воздух, гаркнул: «Сержант!» и бросился на пол. Послышался щелчок тетивы и нечто похожее на гудение роя разъяренных пчел. Осколки стрел, со звуком «плим-плим-плим», превратили железную крышу над головой в дуршлаг. Запахло паленой шерстью.

Ваймс поднялся на ноги. Вокруг шел снег из серебристых волосков.

Он встретился взглядом с Хризопразом.

– Попытка подкупить офицера Стражи – тяжкое преступление, – сказал он.

Тролль подмигнул.

– Я так им и сказал, что Ваймс честный парень. Приятно было поболтать, мистер Ваймс.

Когда они вышли, Ваймс втащил Детрита в проулок, насколько возможно втащить куда-либо тролля.

– Так. Что ты знаешь про «Сход»?

Красные глаза тролля сверкнули.

– Я, ета, слышал, что говорят.

– Ступай на улицу Паточной шахты и собери отряд побольше. Потом пойдешь в Сноваповоротный переулок. Там, если не ошибаюсь, есть магазин свадебных тортов. У тебя чутье на наркотики. Поищи хорошенько, сержант.

– Ага, – сказал Детрит. – Вам что-то такое намекнули, сэр?

– Скажем так, это было доказательство благих намерений.

– Чего-чего доказательство?

– Э… один наш знакомый хочет доказать, что он честный гражданин. Короче, займись делом, ясно?

Детрит закинул арбалет за плечо, чтобы проще было нести, и поспешно заковылял прочь. Ваймс привалился к стене. Предстоял долгий день.

А теперь…

На стене, чуть выше головы Ваймса, какой-то тролль грубо начертил ограненный бриллиант. Тролльи граффити трудно было не заметить – их рисовали ногтем, и они примерно на дюйм уходили в глубину кладки.

Рядом с рисунком была подпись: «БЛЕСК».

– Кхе-кхе, – негромко донеслось из кармана.

Ваймс вздохнул и вытащил Грушу, продолжая разглядывать надпись.

– Что?

– Ты сказал, чтобы тебе не мешали… – осторожно произнес бесенок.

– Ну? Чего ты хотел?

– Без одиннадцати минут шесть, Введи-Свое-Имя, – кротко сказал Груша.

– Ох, боги! Почему ты раньше не предупредил?

– Потому что ты сказал, чтобы тебе не мешали! – дрожащим голосом ответил бесенок.

– Да, но не… – Ваймс замолчал.

Одиннадцать минут. Он не доберется даже бегом. Только не в это время суток.

– Шесть часов… это же очень важно!

– Ты же меня не предупредил! – бесенок схватился за голову. – Ты всего лишь сказал, чтобы тебе не мешали! Прости, мне очень, очень жаль…

Позабыв про граффити, Ваймс с отчаянием оглядел соседние дома. Здесь, где район боен граничил с доками, клик-башен обычно не строили, но все-таки он заметил большую семафорную вышку над домом главного смотрителя.

– Беги туда! – велел он, открывая коробочку. – Скажи, что ты от меня и что дело крайне срочное, понял? Пусть передадут в Псевдополис-Ярд, что я двинулся отсюда. Я перейду реку по мосту Незаконнорожденных и побегу вдоль Праутс! Дежурные в Ярде поймут, что это значит. Пошел!

Бесенок за одно мгновение перешел от отчаяния к энтузиазму.

– Есть, сэр. Встроенная функция передачи сообщений не подведет тебя, Введи-Свое-Имя. Сейчас установлю связь!

Он выпрыгнул и превратился в исчезающее вдали зеленое облачко.

Ваймс побежал к докам и помчался по набережной, мимо кораблей. В доках всегда было слишком людно, они представляли собой сплошное препятствие: кипы товаров, веревки, груды ящиков, перепалки через каждые десять шагов. Но Ваймс был бегуном от природы и прекрасно умел пробираться по забитым городским улицам. Он пригибался и прыгал, увертывался и уклонялся, а при необходимости – толкал. Он споткнулся о канат, перекатился и вскочил; в него врезался грузчик, но Ваймс уложил его апперкотом и прибавил шагу, на тот случай, если у грузчика поблизости были приятели.

Шесть часов – это очень важно…

Из-за угла Обезьяньей улицы показалась сверкающая карета четверней, с двумя лакеями на запятках. Ваймс набрал скорость, сделал отчаянный рывок, схватился за ручку, втиснулся между ошеломленными лакеями, прополз по колыхающейся крыше и плюхнулся на сиденье рядом с юным кучером.

– Городская Стража! – объявил он, показывая значок. – Езжай прямо!

– Но мне надо свернуть на… – начал молодой человек.

– И подстегни-ка лошадей, пожалуйста, – перебил Ваймс, не обращая внимания. – У меня срочное дело!

– А, ладно! Настоящая смертельная погоня! – воскликнул кучер, вдруг исполнившись энтузиазма. – Супер! Вот это мне по душе! Знаете, а я могу сделать так, чтоб карета пятьдесят метров проехала на двух колесах. Только старая мисс Робинсон не позволяет. На правых колесах или на левых, сэр, как вам будет угодно! Хэйя!.. Хэйя!..

– Слушай, мне надо только… – начал Ваймс, когда над головой кучера засвистел кнут.

– Непросто заставить лошадей бежать на двух ногах. Тогда они не столько бегут, сколько прыгают, – продолжал кучер, развернув кепи козырьком назад для пущей обтекаемости. – Эй, хотите, я поставлю карету на бок?

– Нет, – ответил Ваймс, глядя вперед.

– Искры так и посыплются, ей-богу! Хэйя!

Все вокруг сливалось. Впереди маячил проулок, ведущий к Двухпинтовому причалу. Там стоял разводной мост…

…вот именно.

И сейчас он был разведен. Ваймс увидел мачты корабля, который выходил из дока.

– А, не бойтесь, сэр! – завопил кучер. – Мы погоним вдоль причала и прыгнем!

– Нельзя перепрыгнуть двухмачтовый корабль на четырехконной запряжке, парень!

– А вот и можно, если целить между мачт, сэр! Хэйя, хэйя!..

Люди разбегались от кареты в поисках укрытия. Лакеи, некогда стоявшие на запятках, срочно искали нового хозяина. Ваймс оттолкнул парня к стенке, схватил вожжи, уперся обеими ногами и потянул.

Колеса остановились. Лошади начали поворачивать. Карета заскользила, из-под металлических ободьев полетели искры, послышался душераздирающий скрежет. Лошади продолжали поворачивать. Летящая карета увлекла их за собой. Они вращались, как на ярмарочной карусели. Подковы оставляли отметины на булыжниках. Тогда Ваймс разжал пальцы, схватился одной рукой за низ сиденья, а другой за поручень, закрыл глаза и подождал, пока стихнет шум.

Слава всем богам, он наконец стих. Остался только нетерпеливый стук в крышу кареты изнутри. Судя по всему, кто-то стучал тростью. Недовольный старушечий голос спросил:

– Джонни? Ты снова ехал быстро, негодник?

– «Разворот контрабандиста»! – выдохнул Джонни, глядя на четверку взмыленных коней, которые теперь стояли мордами в ту сторону, откуда прискакали. – Вот это да!

Он обернулся к Ваймсу, но того уже не было.

Люди, которые тянули корабль, побросали веревки и удрали, увидев карету четверней, которая неслась на них по улице. Вход на причал был узким. Ничего не стоило вскарабкаться по канату на палубу, бегом пересечь корабль и спрыгнуть на мостовую с другой стороны.

И Ваймс только что это проделал.

Набрав скорость, он понял, что на мосту Незаконнорожденных ему придется нелегко. Перегруженная сеновозка застряла между шатких домиков, наполовину снесла кому-то верхний этаж и растеряла в процессе часть груза. Между возчиком и незадачливым владельцем только что возникшего бунгало завязалась потасовка. Ваймс терял ценные секунды, прокладывая себе дорогу сквозь сено, и наконец оказался в гуще транспорта, скопившегося на спуске с моста. Впереди расстилалась широкая улица, известная под названием Праутс, полная телег и экипажей и ведущая все время в гору.

Ваймс понял, что не успеет. Было уже без пяти шесть. Он представил себе маленькое личико…

– Мистер Ваймс!

Ваймс обернулся. К нему рысцой приближалась почтовая карета. Рядом с кучером сидел Моркоу и что есть сил махал рукой.

– Лезьте на подножку, сэр! – крикнул он. – У вас мало времени!

Ваймс снова побежал и, поравнявшись с каретой, прыгнул на подножку и повис.

– Разве она не идет в Квирм? – спросил он, когда кучер поднял лошадей в галоп.

– Так точно, сэр, – ответил Моркоу. – Но я объяснил, что у нас дело чрезвычайной важности.

Ваймс уцепился покрепче. В почтовые кареты впрягали хороших лошадей. Колеса – совсем рядом с ним – превратились в мелькающие круги.

– Каким чудом вы добрались сюда так быстро? – прокричал он.

– Срезали через Аптекарский огород, сэр!

– Что? По тропинке у реки? Там ни за что не протиснется такая махина!

– Пришлось нелегко, сэр, тут вы правы. Мы поехали гораздо быстрее, когда с крыши сорвало фонари.

Ваймс наконец оценил состояние кареты. Краска с одного бока была полностью ободрана.

– Ладно! – крикнул он. – Скажи кучеру, что я, разумеется, возьму расходы на себя. Только вы зря старались, Моркоу. Парк-Лейн в это время суток забита наглухо!

– Не беспокойтесь, сэр. И на вашем месте я бы держался покрепче!

Ваймс услышал щелчок кнута. Это была настоящая почтовая карета. Мешкам с почтой удобства ни к чему. Он ощутил, как карета набирает скорость.

Парк-Лейн должна была вот-вот показаться впереди. Ваймс мало что видел, потому что от ветра у него слезились глаза, но прекрасно помнил, что им предстояло преодолеть одну из великолепнейших городских пробок. В любое время суток на Парк-Лейн было тесновато, но хуже всего приходилось вечером, поскольку жители Анк-Морпорка свято полагали, что право первоочередного проезда принадлежит самому тяжелогруженому либо самому наглому. То и дело происходили небольшие столкновения, после которых оба виновника неизбежно перегораживали перекресток и слезали наземь, чтобы обсудить вопросы дорожной безопасности при помощи предметов, подвернувшихся под руку. Иными словами, почтовая карета галопом стремилась в хаос брыкающихся лошадей, спешащих пешеходов и ругающихся возчиков.

Ваймс закрыл глаза, но, услышав новый звук под колесами, осмелился вновь их открыть.

Карета на всем скаку миновала перекресток. Ваймс мельком заметил огромную очередь, которая буквально дымилась от ярости и вопила, стоя за спинами двух неподвижных стражников-троллей. А потом карета понеслась к Скун-авеню.

– Ты перекрыл дорогу? Ты перекрыл Праутс?! – перекрикивая шум ветра, заорал Ваймс.

– И Королевский проезд заодно, сэр. На всякий случай, – ответил Моркоу.

– Ты перекрыл две главных улицы? Две, черт подери, главных улицы? В час пик?

– Да, сэр, – сказал Моркоу. – Это был единственный способ.

Ваймс стоял на подножке, утратив дар речи. Посмел бы он сделать то же самое? О, это было в духе Моркоу. Наличествовала проблема – и он ее решил. Скорее всего, весь город сейчас под завязку забился гружеными телегами… но это уже следующая проблема.

Он успеет домой вовремя. Может быть, минута опоздания не сыграет роли. И даже наверное нет, хотя у Юного Сэма оказались весьма точные внутренние часы. Возможно, даже две минуты сойдут ему с рук. Или целых три. Ну, допустим, пять. Но не больше. Сначала ты опоздаешь на пять минут, затем на десять, на полчаса, на два часа… а потом весь вечер не увидишь сына. Поэтому – точка. В шесть часов ровно, каждый день, он читал книжку Юному Сэму. Никаких отговорок. Ваймс дал себе слово. Никаких отговорок. Вообще никаких. Потому что вслед за благовидным предлогом появляются и неблаговидные.

В ночных кошмарах ему снилось, что он опоздал.

Ваймсу часто снились кошмары про Юного Сэма. В них были пустая кроватка и темнота.

Все шло как-то уж слишком… хорошо. Всего за несколько лет он, Сэм Ваймс, поднялся на самый верх, словно летя по воздуху. Он стал герцогом, командовал Стражей, обладал властью и женился на женщине, чьей любви, нежности и понимания, строго говоря, не заслуживал. Вдобавок он был богат как Креозот. Фортуна взирала на него благосклонно, и Ваймс огромными глотками пил из чаши бытия. Все случилось так быстро.

А потом появился Юный Сэм. Сначала жизнь шла спокойно. Юный Сэм ничем не отличался от других младенцев – болтающаяся голова, пузыри, рассеянный взгляд. Полностью на материнском попечении. Но однажды вечером сын повернулся и устремил прямо на Ваймса глаза, которые, с точки зрения счастливого отца, сияли ярче всех фонарей на свете. И тогда страх могучей волной вторгся в жизнь Сэма Ваймса. Огромная удача и неподдельная радость… все это было как-то неправильно. Разумеется, Вселенная не позволит одному-единственному человеку быть настолько счастливым. Однажды она предъявит счет. Где-то нарастала огромная темная волна. Когда она обрушится ему на голову, то сметет все. Иногда Ваймсу казалось, что он слышит ее отдаленный гул…

Выкрикивая бессвязные благодарности, он спрыгнул, как только карета замедлила ход, с трудом удержал равновесие и помчался по подъездной дорожке. Дверь открылась, едва он подбежал, разбрасывая башмаками гравий. Вилликинс держал наготове Книгу. Ваймс схватил ее и понесся по лестнице в ту самую минуту, когда в городе часы начали в разных вариантах отбивать шесть.

Сибилла была непоколебима – она считала, что брать няньку не нужно. Но Ваймс в кои-то веки тоже был непоколебим: нянька им нужна, а также помощница в загоне для породистых драконов. В конце концов, человеческие силы ограниченны. Ваймс победил. Пьюрити – очень приличная девушка – только что закончила укладывать Юного Сэма в кроватку, когда Ваймс, пошатываясь, вошел в детскую. Она на треть успела проделать книксен, прежде чем заметила уязвленное выражение его лица и припомнила недавнюю импровизированную лекцию о Правах Человека. Пьюрити поспешно вышла. Было очень важно, чтобы Ваймс остался с сыном наедине. Эта минута целиком и полностью принадлежала двум Сэмам.

Юный Сэм подтянулся, держась за перила кроватки, и сказал:

– Па!

Мир стал таким нежным.

Ваймс погладил сына по голове. Ей-богу, забавно. Целый день он орал, ругался и вопил… но здесь, в тихой комнате, где пахло (спасибо Пьюрити) мылом, Ваймс не знал, что сказать. Он буквально немел в присутствии ребенка четырнадцати месяцев от роду. Все, что он мог придумать, например «А кто тут папочкин любимый мальчик?», звучало чертовски фальшиво, как будто он брал фразы из книжки. Ему нечего было сказать – впрочем, в этой пастельной комнате ничего и не нужно было говорить.

Из-под кроватки послышалось ворчание. Там дремал дракон по кличке Слюня. Дряхлый, потухший, с обтрепанными крыльями, беззубый, он каждый день карабкался вверх по лестнице и занимал пост под кроваткой. Никто не знал, зачем. Во сне Слюня издавал легкий свист.

Счастливая тишина, окутавшая Ваймса, не могла длиться долго. Предстояло читать Книгу с Картинками. В этом и заключался смысл шести часов.

Ваймс читал одну и ту же книгу каждый день. Ее углы были круглыми и мягкими в тех местах, где Юный Сэм их пожевал, но, по крайней мере, один человек в детской считал ее Книгой Книг, величайшей историей из всех когда-либо существовавших на свете. Ваймс уже не нуждался в том, чтобы смотреть на страницу. Он знал текст наизусть.

Книжка называлась «Где моя коровка?».

Безымянный истец потерял корову. Собственно, в этом и заключался сюжет.

Первая страница начиналась многообещающе:

 
Где моя коровка?
Ты моя коровка?
– Бе-е-е!
Это же овечка!
Это не коровка!
 

Затем автор вступал в борьбу с неподатливым материалом.

 
Где моя коровка?
Ты моя коровка?
– Иго-го!
Это же лошадка!
Это не коровка!
 

Наконец поэт, в муках творчества, исторгал вопль из глубин своей измученной души:

 
Где моя коровка?
Ты моя коровка?
– Урр-ргх!
Это бегемотик!
Это не коровка!
 

Юный Сэм широко улыбался и радовался поворотам сюжета.

В конце концов корова находилась. Ничего не скажешь, увлекательное чтиво. Разумеется, до некоторой степени читателя удерживали в напряжении картинки (хотя они могли сбить с толку разве что котенка, воспитанного в темной комнате). Лошадь стояла перед вешалкой для шляп, как это часто случается в жизни, а бегемот ел из колоды, к которой были прислонены вилы. Если посмотреть с определенного ракурса, то на секунду его и впрямь можно было принять за корову…

Впрочем, Юному Сэму нравилось. Наверное, ни одну книгу на свете не обнимали так часто, как эту.

Тем не менее кое-что не давало покоя Ваймсу, хотя ему отлично удавались разные животные звуки, а в отношении «урр-ргх» он мог заткнуть за пояс любого. Зачем эта книжка городскому ребенку? Где он услышит блеяние и мычание? Единственный звук, который издают животные в городе, – это шипение мяса на сковородке. Но создатели детской как будто участвовали в тайном сговоре: везде, куда ни глянь, были ягнята, мишки и пушистые утята.

Однажды вечером, после трудного дня, Ваймс озвучил сыну уличную версию:

 
Где мой папаша?
Это мой папаша?
– Черт подери! Десница тысячелетия
и моллюск!
Это Старикашка Рон!
Это не папаша!
 

Все шло хорошо, пока Ваймс не услышал многозначительное покашливание из дверного проема, где стояла Сибилла. На следующий день Юный Сэм, влекомый безошибочным младенческим инстинктом, сказал Пьюрити: «Челт!» Ваймсу пришлось поставить точку, хотя Сибилла никогда об этом не упоминала, даже наедине. Отныне Сэм ревностно придерживался каноничной версии.

Сегодня, пока он читал книгу, дождь стучал по окнам, и маленький мирок детской, такой спокойный, розово-голубой, полный мягких, пушистых, мохнатых созданий, как будто обволакивал их обоих. На часах маленький курчавый ягненок отсчитывал секунды.

…В сумерках, в полусне, ощущая в сознании странные обрывки темных снов, Ваймс непонимающе уставился в пустоту. Его наполняла паника. Где он? Откуда здесь все эти ухмыляющиеся животные? Что лежит у него на ноге? Кто задает вопросы и почему он укутан синей шалью с уточками?

Слава всем богам, он тут же припомнил. Юный Сэм спал, сжимая шлем Ваймса, словно плюшевого мишку, а Слюня, любитель теплых местечек, лежал, опустив голову на башмак Ваймса. Верх уже был покрыт слизью.

Ваймс осторожно вытащил шлем, подобрал шаль и спустился в прихожую. Увидев свет в библиотеке, он, все еще слегка сбитый с толку, толкнул дверь.

Двое стражников встали. Сибилла, сидевшая у огня, повернулась в кресле. Ваймс почувствовал, как шаль с уточками медленно сползает с плеч, чтобы кучкой свалиться на пол.

– Я решила тебя не будить, Сэм, – сказала леди Сибилла. – Вчера ты вернулся только в три часа ночи.

– Все работают по две смены, дорогая, – ответил Сэм, взглядом намекая Моркоу и Салли, что с ними будет, если они кому-нибудь проболтаются, что видели шефа в синей шали с уточками. – Я должен подавать пример.

– Несомненно, у тебя благие намерения, Сэм, но выглядишь ты скорее как зловещее предупреждение, – сказала Сибилла. – Когда ты ел в последний раз?

– Я съел сандвич с салатом, помидорами и беконом, дорогая, – ответил Ваймс, стараясь интонацией подчеркнуть, что бекон был скорее приправой и отнюдь не представлял собой кусище, едва уместившийся под хлебом.

– Да уж, не сомневаюсь, – сказала Сибилла, безошибочно доведя до сведения супруга, что она не поверила ни единому слову. – Капитан Моркоу хочет что-то тебе сказать. Сядь, а я посмотрю, как там ужин.

Когда Сибилла скрылась в направлении кухни, Ваймс повернулся к стражникам и ненадолго задумался, не изобразить ли глуповатую улыбку, которая в сочетании с закатыванием глаз переводится с мужского языка как: «Ох уж эти женщины». Впрочем, Ваймс решил этого не делать, поскольку младший констебль Хампединг сочла бы его идиотом, а капитан Моркоу попросту бы не понял.

Вместо этого Ваймс сказал:

– Ну?

– Мы старались как могли, сэр, – ответил Моркоу. – Я был прав. Эта шахта – несчастливое место.

– Как и всякое место преступления, пожалуй.

– На самом деле я сомневаюсь, что мы нашли место преступления, сэр.

– Вы разве не видели тело?

– Видели, сэр. Я так думаю. Честное слово, сэр, вам лучше сходить туда…

– Я не выдержу, – прошипела Ангва, шагая по Паточной улице.

– В чем дело? – спросил Моркоу. Ангва ткнула пальцем через плечо.

– В ней! Вампир не компания вервольфу!

– Но у Салли же Черная ленточка, – сдержанно возразил Моркоу. – Она не…

– Ей необязательно что-либо делать! Она вампир, и точка! Присутствие вампира гарантирует любому вервольфу чертовски скверный день! И уж поверь мне, вервольф знает, что такое по-настоящему скверный день!

– Это из-за запаха? – спросил Моркоу.

– В том числе, но проблема не только в запахе. Вампиры такие… спокойные. Безупречные. Я подхожу к ней… и у меня шерсть дыбом встает. Ничего не могу поделать, это тысячелетний инстинкт! Проблема в том, какие они. Сдержанные, властные… а вервольфы – всего лишь грязные животные. Недособаки.

– Неправда. Многие вампиры-абстиненты – полные неврастеники, а ты такая сдержанная и…

– Нет, когда рядом вампиры! Они действуют мне на нервы! Послушай, перестань искать в этом логику! Ненавижу, когда ты ищешь во мне логику. Почему мистер Ваймс не отказался?.. Ладно, ладно, я сильнее обстоятельств. Но это нелегко. Вот и все.

– Ей наверняка тоже непросто… – начал Моркоу.

Ангва посмотрела на него. «Это Моркоу, – подумала она. – Он действительно так считает. Он не понимает, что порой сказать нечто подобное сродни оскорблению. Ей тоже тяжело? А мне хоть когда-нибудь было легко? По крайней мере, Салли не приходится прятать одежду в тайниках по всему городу! Конечно, превращаться в летучую мышь неприятно, но мы-то, хочешь не хочешь, превращаемся каждый месяц! И разве я хоть раз кому-нибудь перегрызла горло? Я охочусь на цыплят! И плачу за них вперед! У вампиров вообще бывает ПЛС?[9]9
  Предлунарный синдром.


[Закрыть] Сомневаюсь! Ох, боги, луна уже давно миновала первую четверть! Я буквально чувствую, как у меня растет шерсть. Проклятые вампиры! Они поднимают столько шума вокруг того, что они, черт подери, больше не сосут кровь! Им достается все сочувствие! Даже Моркоу им симпатизирует!»

Эти мысли промелькнули в одну секунду. Ангва сказала:

– Ладно, пошли вниз. Закончим дело и уберемся оттуда.

Возле входа по-прежнему ожидала толпа, и в ней – Отто Шрик. Заметив Моркоу, он слегка пожал плечами.

Гномы стояли на посту, но, несомненно, кто-то сказал им пару слов. Они кивнули стражникам. Один из них сам открыл дверь. Очень вежливо.

Моркоу подозвал остальных поближе.

– Все, что мы скажем, будет услышано, ясно? – сказал он. – Буквально все. Поэтому будьте осторожны. И помните – они не знают, что вы видите в темноте.

Он вошел первым – туда, где стоял Мудрошлем, улыбчивый и нервный.

– Приветствую тебя, Головостук, – сказал гном.

– Э… если уж мы говорим на морпоркском, зови меня «капитан Моркоу».

– Как тебе угодно, нюхач, – ответил гном. – Подъемник ждет.

Во время спуска Моркоу спросил:

– Как он движется?

– Это все Устройства, – ответил Мудрошлем. Гордость победила волнение.

– Правда? И какие?

– Вал и Регулятор.

– Регулятор? Я о нем только слышал.

– Нам повезло. Я охотно вам покажу. Они просто незаменимы, когда готовишь еду, – болтал Мудрошлем. – А еще внизу у нас кубы разной мощности. От нюхача ничего нельзя скрывать. Мне велено показать тебе все, что ты пожелаешь увидеть, и рассказать все, что ты захочешь знать.

– Спасибо, – сказал Моркоу, и тут подъемник остановился в темноте, усеянной пятнышками света. – Насколько масштабны ваши работы?

– Этого я не могу сказать, – быстро ответил Мудрошлем. – Я не знаю. А вот и Пламен. Мне нужно вернуться наверх…

– Нет, Мудрошлем, останься с нами, пожалуйста, – произнесла тень во мраке. – Тебе тоже стоит это видеть. Добрый день, капитан Моркоу, и вы, дамы… – Ангва уловила легкое отвращение в голосе. – Пожалуйста, следуйте за мной. Прошу прощения за недостаток света. Надеюсь, ваши глаза привыкнут. Я охотно опишу вам любой предмет, которого вы коснетесь. А теперь давайте пройдем туда, где случилось это злополучное… недоразумение.

Ангва огляделась, когда их вели по коридору. Она заметила, что Моркоу вынужден был идти, слегка сгибая колени. «Головостук? Ну надо же. Ты почему-то никогда об этом не упоминал!»

Примерно каждые десять метров Пламен останавливался перед круглой дверью, неизбежно окруженной вурмами, и поворачивал колесо. Дверь со скрипом открывалась – открывалась неохотно, давая понять, какая она тяжелая. Там и сям в туннелях виднелись разные… штуки, всякие приспособления, которые свешивались со стен и явно имели какое-то назначение. Вокруг кишели вурмы. Ангва понятия не имела, для чего эти штуки нужны, но Моркоу смотрел на них с энтузиазмом и восторгом, как школьник.

– Водолазный колокол! Непромокаемые сапоги! Мистер Пламен! Я о них только слышал!

– Если не ошибаюсь, капитан, вы выросли в Медянке, где сплошь скала. Копать здесь, на сырой равнине, – все равно что вести шахту в море.

– Эти железные двери водонепроницаемые?

– О да. И воздухонепроницаемые.

– Поразительно! Я охотно побываю здесь еще разок, когда окончится это досадное разбирательство. Настоящая гномья шахта под городом! Трудно поверить!

– Несомненно, мы сумеем договориться о визите, капитан.

Моркоу за работой. Такой невинный, дружелюбный… глупый, как щенок. А потом он внезапно превращался в стальную плиту, в которую ты врезался с разбегу. Судя по запаху, Салли с интересом наблюдала за капитаном.

«Будь благоразумной, – внушала себе Ангва. – Не поддавайся на вампирьи штучки. Не верь, что ты глупая и неуклюжая. У тебя есть мозги».

Здесь, в темноте, можно было сойти с ума. Ангва поняла, что проще закрыть глаза. Если ничто ее не отвлекало, под землей нос работал лучше. Темнота помогала сосредоточиться. Ангва шла вперед с закрытыми глазами, и в сознании танцевали пятна цвета. Впрочем, если бы не запах Салли, она бы учуяла гораздо больше. Но проклятая вампирья вонь отравляла все вокруг. «Держись, не начинай об этом думать, не позволяй себе об этом думать, держись, ты неправа…»

В углу следующего помещения, довольно просторного, на полу виднелись какие-то слабые очертания. Они походили на контур. Меловой контур.

Сияющий меловой контур.

– Насколько я понимаю, таков признанный полицейский метод? – спросил Пламен. – Это так называемый ночной мел, капитан. Сделан из давленых вурмов. Продолжает светиться примерно сутки. На полу вы увидите – или, скорее, нащупаете – дубину, которая нанесла смертельный удар. Прямо у вас под рукой, капитан. На ней кровь. Прошу прощения, что так темно, но вурмов мы отсюда убрали. Иначе, сами понимаете, они бы воспользовались.

Ангва видела Моркоу – силуэт, обрисованный неизменным запахом мыла. Чувствовала, как он идет через зал и касается очередной железной двери.

– Что там, сэр? – спросил Моркоу, постучав по ней.

– Она ведет во внешние помещения.

– Дверь была открыта, когда тролль напал на грага?

«Ты правда веришь, что это сделал тролль?» – удивилась Ангва.

– Да, – ответил Пламен.

– Тогда, пожалуйста, откройте ее.

– Я не могу исполнить вашу просьбу, капитан.

– Это не просьба, сэр. А когда дверь откроют, я желаю знать, кто находился в шахте в то самое время, когда сюда вломился тролль. Мне нужно поговорить с ними и с теми, кто обнаружил труп. Хара’г д’каргра.

Запах Пламена изменился. Гном, защищенный несколькими слоями брони, вдруг заколебался. Оказавшись в эпицентре неприятностей, он медлил несколько секунд, прежде чем ответить.

– Я… постараюсь выполнить твою про… твое требование, нюхач, – сказал он. – Но сейчас я вас оставлю. Идем, Мудрошлем.

– Грз дава’дж? – спросил Моркоу. – К’закра’д? Д’дж х’рагна ра’дж!

Пламен шагнул вперед, еще более неуверенно, и протянул обе руки ладонями вниз. На мгновение, пока рукава не скользнули на запястья, Ангва увидела на правом слабо светившийся знак. У каждого глубинного гнома есть драхт – своего рода удостоверение личности в мире капюшонов и шлемов. Она слышала, что драхты наносят, делая татуировку кровью вурмов. Наверное, это больно.

Моркоу взял Пламена за руки и тут же отпустил.

– Спасибо, – сказал он, как будто до тех пор ни слова не говорил по-гномьи. Пламен и Мудрошлем заспешили прочь.