Текст книги "В горе и радости"

– Вау.

Я развела руки в стороны.

– Достаточно хорошо для этого загадочного ужина?

– Ты выглядишь идеально. А что случилось с колготками?

– О! – Я вдруг почувствовала себя шлюхой. – Мне их снова надеть?

Бен покачал головой:

– Нет, вовсе нет. У тебя… великолепные ноги, вот и все. Я еще не видел тебя на каблуках.

Он подошел и поцеловал меня в висок. Это было как-то по-домашнему и с любовью.

– Мы с тобой знакомы всего лишь с субботы, – сказала я, хватая сумочку. Я проверила ключи. Я не знала, в каком мы будем состоянии, когда вернемся, но мне не хотелось создавать какие-то препятствия в наших планах.

– Ну да, ты права. Хотя у меня другое ощущение. В любом случае это не важно. Важно то, что ты выглядишь как горячая штучка. Ты не замерзнешь? Нет, к черту. Мне все равно. Ничего не надевай поверх этого.

– Подожди! – Я повернулась в сторону квартиры, тогда как Бен устремился к выходу. – Я, пожалуй, накину что-нибудь. Ненавижу мерзнуть.

– Если ты замерзнешь, я отдам тебе свою куртку.

– А если у меня замерзнут ноги?

– Я заверну их в мою куртку. А теперь неси свою красивую задницу в мою машину! В путь!

Я сбежала по лестнице и уселась на переднее сиденье его машины.

Вечер был теплый, и мы ехали через город, не закрывая окон. Как только мы выбрались на автостраду, ветер, врывавшийся в окна, помешал нам разговаривать, поэтому я положила голову на плечо Бена и закрыла глаза. Я не успела опомниться, как мы уже парковались на Тихоокеанском шоссе № 1. Темный холодный пляж был слева от нас, справа возвышались горы.

– Куда ты меня ведешь? – наконец спросила я. Этот вопрос я могла бы задать и раньше, и Бен, вероятно, ответил бы на него, но это было бы скучно.

– Мы идем в «Бичкомбер», потому что там мы сможем заказать еду, сидя прямо над водой. Обещаю, что ты не замерзнешь, потому что я попрошу посадить нас у костровой чаши.

– Там есть огонь?

Бен улыбнулся.

– Стал бы я тебе лгать?

Я пожала плечами:

– Откуда мне знать?

– Сдаюсь, – согласился он. – Ты готова? Предупреждаю: нам придется перебегать через это двухполосное шоссе со сверхчеловеческой скоростью.

Я открыла дверцу и сняла туфли.

– Хорошо, я готова.

Бен схватил меня за руку, и мы стали дожидаться удобного момента. Несколько раз мы уже были готовы сорваться с места, один раз я уже попрощалась с жизнью, стоя на краю автострады, но в конце концов с большой помпой и под аккомпанемент моего визга мы перебрались на другую сторону шоссе.

Когда мы вошли в ресторан, он был практически пуст. По выражению лица Бена я поняла, что он на это и надеялся. Он попросил, чтобы нас посадили у огня, и за считаные минуты мои ноги согрелись, а вот плечам было прохладно от океанского бриза.

Я сидела, смотрела на океан, бушующий под нами, и на этого нового человека, сидящего напротив меня, и у меня было такое чувство, будто это не моя жизнь. Мне казалось, что в этот вечер я проживала чужую жизнь. Обычно я не проводила вечер понедельника у огня над океаном, и мне не подавали охлажденное белое вино и минеральную воду «Сан-Пеллегрино». По понедельникам я обычно ужинала чем-нибудь разогретым в микроволновке, читая книгу и запивая еду водой из-под крана.

– Великолепно, – сказала я и протянула ладони к огню. – Спасибо, что привез меня сюда.

– Спасибо тебе, что позволила мне сделать это, – ответил он, придвигая свой стул ближе ко мне.

Мы с Беном обсуждали наши жизни и нашу работу. Мы говорили о прошлых отношениях и наших семьях. Мы говорили о куче всяких вещей, только не о сексе, и все же именно секс все больше и больше занимал мои мысли.

Плечи Бена натягивали ткань черной рубашки. Он закатал рукава почти до локтей, открывая руки и запястья, тонкие, но крепкие, угловатые, но изящные. Когда я смотрела на них, мне хотелось, чтобы они прикоснулись ко мне. Мне хотелось, чтобы они подняли меня.

– Сегодня вечером ты великолепно выглядишь, – сказала я Бену, намазывая масло на хлеб. Я старалась говорить непринужденно. У меня не было привычки одаривать комплиментами мужчин, и я не знала, как сделать это без раболепия. – Эта рубашка очень тебе идет.

– Спасибо большое! – Улыбка Бена стала шире. – Спасибо.

Он опустил глаза и улыбнулся еще шире. Он выглядел смущенным.

– Ты краснеешь? – поддразнила я его.

Бен покачал головой.

– Ну… да. – Он поднял на меня глаза. – Мне неловко признаться в том, что я поехал в «Гэп» и купил эту рубашку для нашего свидания.

Я засмеялась.

– Еще до того, как ты позвонил мне?

– Ага. Я знаю, это звучит очень глупо. Но я просто… Я хотел хорошо выглядеть для тебя. Мне хотелось сделать этот вечер особенным, и, откровенно говоря, ни одна из моих рубашек не выглядела достаточно хорошо для этого.

– Ты нереальный, – прошептала я.

– Прошу прощения?

– Ты просто… Ты не настоящий. Какой парень будет таким искренним? И таким честным? Ни один мужчина ни разу не покупал новую рубашку только для того, чтобы отвести меня куда-нибудь и произвести впечатление.

– Может, ты просто этого не знаешь! – сказал Бен.

Подошел официант, чтобы принять заказ. Я заказала пасту. Бен выбрал стейк. И я поняла, что он будет настаивать на том, чтобы заплатить за ужин. Мы оба это знали. Я не собиралась заказывать ничего экстравагантного за его счет, и если бы он действительно думал, что я заплачу, то не стал бы заказывать ничего экстравагантного за мой счет.

После ухода официанта я вернулась к нашему разговору:

– Да, точно. Я об этом не знаю, но ни один мужчина никогда не говорил мне такого.

– Ну, разумеется. Только идиот признался бы в этом. Слишком очевидно, что ты мне нравишься. Мне надо об этом призадуматься.

– Нет-нет, пожалуйста, не меняйся. Это удивительное чувство.

– Когда ты кому-то нравишься? – спросил он, беря кусок хлеба и ломая его пополам. Одну половинку Бен целиком бросил в рот. Мне понравилось, что ради меня он купил новую рубашку, но не стал деликатничать с едой в моем присутствии. Было ясно, что даже если ему хотелось предложить мне свою лучшую версию, он все равно собирался оставаться самим собой.

– Да, когда ты кому-то нравишься. И когда тебе кто-то сильно нравится. Когда ты нравишься тому, кто очень нравится тебе, если говорить точнее.

– У тебя ощущение, что все происходит слишком быстро? – спросил Бен. Это поразило меня. Понятно, что я думала об этом и обсуждала это с Аной, но если Бен тоже чувствовал, что все происходит слишком быстро, то… Не могу сказать наверняка, чего я боялась. Я только знала, что даже если все идет слишком быстро, я не хотела, чтобы это движение замедлилось.

– О! Гм. Правда? Ты об этом думал? – Я подняла на него глаза, пытаясь говорить беззаботно и беспечно. Думаю, это сработало.

– На самом деле нет, – прозаично ответил Бен. У меня отлегло от сердца. – Я думаю, что ты и я… просто… Да, мы двигаемся быстро, но в ритме, который нами обоими ощущается как естественный. Верно?

Я кивнула, и он продолжил говорить:

– Хорошо. Поэтому я не вижу в этом проблемы. Я просто хотел убедиться в том, что я не слишком сильно давлю на тебя. Потому что я не хочу давить на тебя. Я все время сдерживаю себя, но все равно продолжаю это делать. Я обычно человек сдержанный, но я просто… не могу быть сдержанным с тобой.

Я почувствовала себя как масло в микроволновке. У меня не осталось сил быть неприступной и скромной, какой полагалось быть на такой ранней стадии развития отношений.

– Мы сошли с ума? – спросила я. – У меня такое чувство, словно ты не похож ни на одного человека из тех, кого мне довелось встретить, и сегодня я думала о тебе весь день. Я… едва знаю тебя, и все же я скучаю по тебе. Это безумие, верно? Думаю, меня тревожит то, что если мы погрузимся друг в друга с такой быстротой, то мы выгорим. Что-то вроде острой романтической стадии.

– Что-то вроде сверхновой?

– Гмм?

– Это звезда или, вернее, взрыв такой мощности, что он может выделять такое же количество энергии, как и солнце за весь период своего существования. Но это происходит за два месяца, а потом эта звезда умирает.

Я засмеялась.

– Точно, – согласилась я. – Именно это я и имела в виду.

– Что ж, я думаю, что это оправданная тревога. Я не хочу, чтобы наши отношения развивались с такой скоростью, чтобы мы все втоптали в землю. Я не уверен, что это возможно, но лучше действовать осторожно, чем потом пожалеть. – Бен задумался, прожевывая кусок хлеба. Когда он закончил, у него уже был план. – Как тебе такое? Давай дадим срок нашим отношениям… скажем, пять недель. Мы сможем видеться так часто, как нам захочется, но никто не может поднимать ставку. Мы можем заранее договориться, что не будем слишком увлекаться. Давай просто наслаждаться обществом друг друга и не беспокоиться о том, быстро ли это, медленно ли это или еще что-нибудь. И тогда через пять недель мы сможем решить, сумасшедшие мы или нет. Если к концу этого срока мы оба окажемся на одной и той же странице, замечательно. А если мы за пять недель перегорим или окажется, что мы не монтируемся, что ж, мы потратим впустую только пять недель.

Я засмеялась:

– Монтируемся?

– Я не смог подобрать другого слова.

Я все еще смеялась, когда он смотрел на меня, немного смущенный.

– Я могу назвать около десяти подходящих слов, – сказала я и тут же вернулась к предмету нашего разговора. – Ладно. Никакого движения вперед. Никаких рассуждений на тему того, что мы двигаемся слишком быстро. Только наши отношения. Звучит отлично. Никаких сверхновых.

Бен улыбнулся, и мы чокнулись.

– Никаких сверхновых.

С минуту мы молчали, потом я нарушила молчание:

– Мы тратим наши пять недель и ведем себя тихо. Мне нужно знать о тебе больше.

Бен взял еще один кусок хлеба и намазал его маслом. Я обрадовалась тому, что напряженность исчезла. Кажется, разговор стал для него достаточно обыденным, чтобы намазать масло на хлеб. Он откусил кусок.

– Что ты хочешь узнать?

– Твой любимый цвет?

– Об этом тебе не терпится меня спросить?

– Нет.

– Тогда спрашивай о том, что тебе действительно хочется знать.

– О чем угодно?

Бен развел руки в сторону.

– О чем угодно.

– Со сколькими женщинами ты спал?

Он улыбнулся уголком рта, как будто я его поймала.

– С шестнадцатью, – безразлично ответил он. Он не хвастался и не извинялся. Это было больше, чем я ожидала, и на долю секунды я почувствовала ревность. Я ревновала к тому, что были женщины, которые знали его так, как пока не знала я. Эти женщины были в некотором смысле ближе к нему, чем была я.

– А сколько мужчин было у тебя? – спросил он.

– Пятеро.

Он кивнул:

– Следующий вопрос.

– Как ты думаешь, ты уже любил?

Бен откусил еще один кусок хлеба.

– Думаю, да, любил. Честно говоря, это был не слишком хороший опыт для меня. Это не было… Это не было весело, – сказал он так, как будто только что осознал эту проблему.

– Достаточно честно.

– А ты? – спросил он.

– Я поняла принцип. Я не могу задавать те вопросы, на которые не хочу отвечать сама.

– Разве это не справедливо?

– Справедливо. Я любила раньше, еще в колледже. Его звали Брайсон.

– Брайсон?

– Да, но не вини его за такое имя. Он милый парень.

– Где он теперь?

– В Чикаго.

– Ну что ж, хорошо. Милый парень теперь далеко.

Я рассмеялась, и тут официант принес наш заказ. Он поставил перед нами тарелки, предупредив, чтобы мы до них не дотрагивались, так как тарелки горячие. Но я до своей дотронулась. Она не была настолько горячей. Бен посмотрел сначала на мою тарелку, потом на свою.

– Можно мне съесть немного твоей пасты, а я отдам тебе часть своего стейка? – спросил он.

Я наклонила свою тарелку в его сторону.

– Разумеется.

– Кое с чем нам надо разобраться, – сказал Бен, подавшись вперед, чтобы съесть немного моих фузилли.

– Вот как? И с чем же это?

– Ну, если мы не собираемся менять наши отношения в течение следующих пяти недель, начиная с этого момента, то нам, вероятно, следовало бы заранее решить, когда мы переспим.

Он застал меня врасплох, потому что я надеялась спать с ним этой ночью. Но я сделала вид, что ни о чем подобном даже не думала. Я собиралась списать все на напряженность этого момента.

– Что ты предлагаешь? – спросила я.

Бен пожал плечами:

– Что ж, я полагаю, что у нас только две реальные возможности. Либо сегодня ночью, либо после пяти недель. Верно? Иначе мы бы не смогли сдержать наши желания все в середине… – Он улыбался во весь рот, когда говорил это. Он точно знал, что делает. Он знал, что я знаю, что он делает.

– О! Что ж, ради того, чтобы все упростить, – сказала я, – почему бы не сказать, что мы будем близки сегодня ночью?

Бен улыбнулся уголком рта и выбросил вверх кулак.

– Да!

Мне стало хорошо оттого, что я желанна настолько, что мужчина победным жестом реагирует на мысль о том, чтобы со мной переспать. Особенно потому, что я бы и сама выбросила вверх кулак при мысли об этом.

Остаток ужина прошел в некоторой спешке. Или, может быть, это я не могла сосредоточиться на еде, когда желание витало в воздухе. Все было решено. Бен поцеловал меня, прижав к своей машине, перед тем как мы в нее сели. Пока мы мчались домой, его рука лежала на моем бедре. Чем ближе мы подъезжали к моему дому, тем выше она поднималась. Я чувствовала каждый дюйм его руки на каждом дюйме своего бедра. Оно горело под его пальцами.

Мы едва успели добраться до двери, а на нас не было уже половины одежды. Он начал целовать меня на подъездной дорожке, и если бы я не была леди и не остановила его, это случилось бы прямо в его машине.

Мы бегом поднялись по ступеням. Когда я вставила ключ в замочную скважину, Бен уже стоял позади меня, его рука лежала на моей ягодице, и он шепотом просил меня поторопиться. Его дыхание обжигало мне шею. Дверь распахнулась, и я побежала в спальню, увлекая Бена за собой.

Я упала на кровать и сбросила туфли. Мне понравился двойной стук, когда они упали на пол. Бен лег на меня, его ноги между моими, и принялся подталкивать меня вверх и дальше по кровати, пока мы целовались. Мои пальцы обхватили его голову. Он сбросил обувь. Я забралась под одеяло, не сняв платье, и он скользнул следом за мной. Вся сдержанность предыдущего вечера исчезла, ей на смену пришло безрассудство. Я не могла мыслить здраво, не могла себя контролировать, видеть себя со стороны. Свет был включен. Я никогда не оставляла свет включенным. Но я этого даже не заметила. Я просто делала это. Просто двигалась. Меня вел инстинкт. Я хотела Бена всего целиком, мне нужно было больше его, я не могла насытиться им. Его тело делало меня такой живой.

ИЮНЬ

Я решила, что Сьюзен все еще в гостинице. Ана отвезла меня туда, и я позвонила свекрови из вестибюля. Я не хотела давать ей возможность отказаться от встречи со мной. Стратегия оказалась верной. По ее тону я поняла, что она избежала бы этой встречи, если бы могла. Ана направилась в бар, а я поднялась на лифте и направилась к номеру 913.

Пока я шла к двери номера свекрови, у меня вспотели ладони. Я не знала, как убедить Сьюзен, как защитить желания Бена перед его собственной матерью. Я осознала, что просто хочу понравиться ей. Если убрать все то, что случилось, то эта женщина вырастила моего мужа. Она создала его из ничего, и за это часть моего существа любила ее. Но я не могла изменить то, что случилось. Каждое мгновение каждого дня сигнализировало о том, что произошло. То, что произошло, что происходило теперь.

Я негромко постучала, и Сьюзен мгновенно открыла дверь.

– Привет, Элси, – поздоровалась она. На ней были темные джинсы в обтяжку с широким ремнем и серая рубашка под коричневым кардиганом. Она выглядела моложе своих шестидесяти лет. Женщина в форме, здоровая, но при этом в большом горе. Она явно плакала, это было очевидно. Ее волосы не выглядели причесанными или уложенными как обычно. Она была не накрашена и выглядела уязвимой.

– Привет, Сьюзен, – ответила я и вошла.

– Что я могу для тебя сделать? – Ее номер был больше похож на апартаменты с большим балконом и гостиной, оформленной в светло-кремовых тонах. Ковер мягко пружинил под моими туфлями, слишком нежный, чтобы по нему ходить. Я все же недостаточно свободно чувствовала себя в обществе этой женщины, чтобы снять обувь. У меня возникло такое впечатление, что она была бы рада, если бы я ходила вокруг нее на цыпочках, извинялась за сам факт своего существования, и ковер практически заставил меня сделать именно это.

– Я… – начала я, не уверенная в том, прилично ли в подобной ситуации заводить светскую беседу или лучше перейти прямо к делу. Как можно перейти прямо к делу, если речь шла об останках моего мужа? Об останках ее сына?

– Я встречалась с мистером Павликом сегодня утром. – Это показалось мне достаточно откровенным.

– Хорошо, – ответила Сьюзен, прислоняясь к дивану. Она не села сама. Не предложила сесть мне. Она не хотела, чтобы я задерживалась надолго, но я не знала, как сделать такой разговор коротким. Я решила действовать напрямик.

– Бен хотел, чтобы его похоронили. Я думала, что мы это обсудили, – сказала я.

Она слегка небрежно изменила положение тела, как будто этот разговор не имел для нее большого значения, как будто он не пугал ее так, как пугал меня. И я поняла, что у нее нет ни малейшего намерения выслушать меня. Ей и в голову не приходило, что будет не так, как хочет она.

– Ближе к делу, Элси, – поторопила меня Сьюзен и провела руками по длинным каштановым волосам. В них проглядывала седина, едва заметная, если не смотреть на нее так пристально, как смотрела я.

– Мистер Павлик говорит, что тело Бена будет кремировано.

– Да. – Сьюзен кивнула, не давая никаких объяснений. Ее беспристрастный тон, лишенный эмоций, страданий, боли, начал выводить меня из себя.

– Бен не этого хотел, Сьюзен. Говорю вам, он не этого хотел. Неужели это не имеет для вас никакого значения? – спросила я. Я пыталась вести себя уважительно по отношению к матери мужчины, которого я люблю. – Вас не волнует то, чего хотел Бен?

Она скрестила руки на груди и переступила с ноги на ногу.

– Элси, не надо рассказывать мне о моем сыне, ладно? Я его вырастила. Я знаю, чего он хотел.

– На самом деле вы не знаете. Вы не знаете! Мы с ним говорили об этом два месяца назад.

– А я говорила с ним об этом на протяжении всей его жизни. Я его мать. Это не я случайно встретилась с ним за несколько месяцев до смерти. За кого, черт подери, ты себя принимаешь, чтобы говорить мне о моем сыне?

– Я его жена, Сьюзен. Я не знаю, как иначе сказать об этом.

Фраза оказалась неудачной.

– Я никогда о тебе не слышала! – воскликнула Сьюзен, всплеснув руками. – Где свидетельство о браке? Я тебя не знаю, а ты стоишь тут и пытаешься диктовать мне, что делать с останками моего единственного ребенка? Оставь меня в покое, серьезно. Ты всего лишь примечание в жизни моего сына. Я его мать!

– Я понимаю, что вы его мать…

Она чуть наклонилась вперед, прерывая меня, ее палец указывал на мое лицо. Сдержанность ушла из ее тела, с лица сползло самообладание.

– Послушай меня. Я тебя не знаю, и я тебе не верю. Но тело моего сына будет кремировано, Элси. Точно так же, как тело его отца и тела его дедушки и бабушки.

– Вы доверили это мне, Сьюзен! Вы не смогли справиться с этим и сбросили это на меня! Сначала вы попытались не дать мне забрать его бумажник и ключи. Кстати, это ключи от моего собственного дома. Потом вы неожиданно изменили решение и свалили все на меня. А потом, когда я попыталась этим заняться, вы попытались контролировать все из-за кулис. Вы даже не уехали из Лос-Анджелеса. Вам незачем оставаться в этом отеле, Сьюзен. Вы можете уехать обратно в округ Ориндж и быть там к ужину. Почему вы все еще здесь? – Я не дала ей шанса ответить. – Вы хотите мучить себя, потому что Бен не сказал вам, что женился? Тогда делайте это! Мне все равно! Только не надо этих метаний туда-сюда. Я этого не вынесу.

– Мне абсолютно все равно, что ты можешь вынести, Элси, – сказала Сьюзен. – Хочешь верь, хочешь нет, но меня это не волнует.

Я постаралась напомнить себе, что у этой женщины горе. Эта женщина потеряла последнего члена своей семьи.

– Сьюзен, вы можете пытаться отрицать все, что вам угодно. Вы можете думать, что я безумная женщина, которая вам лжет. Вы можете цепляться за идею, что ваш сын никогда бы не сделал ничего без вас, но это не изменит того факта, что я вышла за него замуж, и он не хотел, чтобы его кремировали. Не предавайте его тело огню только потому, что ненавидите меня.

– У меня нет к тебе ненависти, Элси. Я просто…

Наступила моя очередь прервать ее:

– Нет, вы ненавидите меня, Сьюзен. Вы ненавидите меня потому, что для ненависти осталась только я. Если вы думали, что вам удалось это скрыть, то вы ошибались.

Свекровь уставилась на меня, а я на нее. Не знаю, что придало мне храбрости быть честной. Я не из тех, кто может прямо смотреть в глаза. И все же я выдержала ее взгляд. Мои губы сжались, напряглись, брови сдвинулись. Возможно, она думала, что я собираюсь развернуться и уйти. Не знаю. Ей потребовалось столько времени, чтобы заговорить, что нарушение тишины было почти пугающим.

– Даже если все так, как ты говоришь, – начала она, – даже если вы поженились, и свидетельство о браке уже в пути, и ты была любовью его жизни…

– Я была, – прервала я ее.

Сьюзен меня не слушала.

– Но как долго ты была за ним замужем, Элси? Две недели?

Я с трудом пыталась сначала вдохнуть, а потом выдохнуть. Я чувствовала, как в моем горле растет комок. Я чувствовала, как в голове пульсирует кровь. Она продолжала:

– Едва ли две недели хоть что-то доказывают.

Я подумала о том, чтобы выйти и оставить ее одну. Этого она хотела. Но я этого не сделала.

– Хотите узнать еще кое-что о вашем сыне? Он бы разозлился, увидев, что вы делаете. У него было бы разбито сердце, и он бы разозлился.

Я вышла из ее номера, не попрощавшись. Идя к двери, я обернулась и увидела грязное пятно размером с мою ступню на ее белоснежном ковре.

Два часа спустя мне позвонил мистер Павлик и сказал, что похоронами занимается Сьюзен.

– Похоронами? – переспросила я, не уверенная в том, что он не ошибся.

После паузы он подтвердил:

– Похоронами.

Мне бы хотелось ощутить это как победу, но не получилось.

– Так что мне нужно сделать? – спросила я.

Мистер Павлик откашлялся, и его голос зазвучал напряженно:

– Гм, я не думаю, что от вас что-то требуется, Элси. Миссис Росс сейчас у меня, и она решила обо всем позаботиться.

Я не знала, как к этому отнестись. Я чувствовала усталость. Только усталость.

– Хорошо, – сказала я. – Спасибо. – Я закончила разговор и положила телефон на стол в столовой.

– Сьюзен исключила меня из подготовки к похоронам, – объяснила я Ане. – Но она решила его похоронить. Не кремировать.

Ана посмотрела на меня, не зная, как реагировать.

– Это хорошо или плохо?

– Хорошо? Да, это хорошо. – Это хорошо. Его тело в безопасности. Я сделала что смогла. Почему же мне было так грустно? Я не хотела выбирать гроб. Я не хотела выбирать цветы. И все же я что-то потеряла. Я потеряла часть Бена.

Я сразу перезвонила мистеру Павлику.

– Это Элси, – сказала я, когда он ответил. – Я хочу произнести речь.

– Гм-м?

– Я хочу произнести речь на похоронах Бена.

– О, конечно. Я поговорю об этом с миссис Росс.

– Нет, – сурово ответила я. – Я произнесу речь на похоронах.

Я слышала его шепот, а потом в трубке заиграла музыка. Через некоторое время мистер Павлик сказал:

– О’кей, Элси. Вы можете произнести речь, если хотите. – И добавил: – Похороны состоятся в субботу утром в округе Ориндж. Я скоро пришлю вам все детали этой процедуры.

После этих слов он пожелал мне всего хорошего.

Я отложила телефон, и, как бы мне ни хотелось поздравить себя за то, что я переборола Сьюзен, я знала, что, если бы она сказала «нет», я бы ничего не смогла с этим поделать. Я не слишком хорошо понимала, как я отдала ей всю власть, но я это сделала. Впервые у меня не было ощущения, что еще секунду назад Бен был жив и здоров. Я чувствовала, что он ушел навсегда.

Ана отправилась к себе домой выгуливать собаку. Мне следовало бы предложить ей привезти собаку в мою квартиру, но у меня сложилось впечатление, что Ане необходимо несколько часов в день побыть без меня, без всего этого. А я и это были одним целым. Я была этим. Когда Ана вернулась, я сидела на том же месте, где она меня оставила. Она спросила, ела ли я. Ей не понравилось, как я выгляжу.

– Это абсурд, Элси. Ты должна что-то съесть. Я больше не буду бездельничать. – Подруга открыла холодильник. – Ты можешь съесть блины. Как насчет яиц? Кажется, у тебя есть немного бекона. – Ана развернула упаковку бекона и понюхала его. Он явно протух, если судить по выражению ее лица. – Не важно, обойдемся без бекона. Или… я могу пойти и купить бекон! Будешь есть бекон?

– Нет. Пожалуйста, не оставляй меня ради того, чтобы сходить за беконом, – попросила я.

В дверь позвонили. Звук был настолько громким и резким, что я едва не выпрыгнула из кожи. Я повернулась и уставилась на дверь. В конце концов открывать ее пошла Ана.

Оказалось, что это доставка цветов.

– Элси Портер? – спросил курьер через сетчатую дверь.

– Ты можешь сказать ему, что здесь нет никого с такой фамилией, – сказала я Ане. Она проигнорировала меня и впустила курьера.

– Спасибо, – поблагодарила она его. Курьер передал ей большой букет белых цветов и ушел. Ана закрыла за ним дверь и поставила букет на стол.

– Цветы великолепны, – оценила она. – Хочешь знать, от кого они? – Она схватила карточку прежде, чем я успела ответить.

– Они на свадьбу или на похороны? – спросила я.

Ана молча посмотрела в карточку.

– На похороны. – Она громко сглотнула. Не стоило мне заставлять ее произносить это.

– Букет от Лорин и Саймона, – сказала Ана. – Хочешь поблагодарить их или мне самой это сделать?

Мы с Беном обычно ходили с Лорин и Саймоном на двойное свидание. И как мне теперь общаться с ними?

– Ты сделаешь это? – спросила я.

– Я сделаю, если ты что-нибудь съешь. Как насчет блинов?

– Ты сообщишь всем? – задала я следующий вопрос. – Скажешь всем, что случилось? Я не хочу говорить им сама.

– Если ты составишь мне список, – ответила она и добавила: – И съешь несколько блинов.

Я согласилась съесть эти проклятые блины. Если не поливать их кленовым сиропом, они будут безвкусными. Я подумала, что смогу проглотить что-то безвкусное. А что касается списка, то это глупая задача. Ана знает всех тех, кого знаю я. Они и ее друзья тоже.

Ана принялась стряпать блины. Казалось, ей все было легко. Каждое движение не выглядело так, будто оно было для нее последним, как это ощущала я. Она взяла коробку со смесью для блинов, как будто это был пустяк, как будто это не была самая тяжелая коробка на свете.

Она побрызгала на сковородку маслом и зажгла конфорку.

– Итак, сегодня утром мы должны сделать два дела, и оба они неприятные.

– Ну да.

Когда первый блин оказался на сковороде, Ана повернулась ко мне. Мокрая от жидкого теста лопатка раскачивалась в ее руке. Я смотрела на лопатку, гадая, потечет ли с нее тесто на пол кухни, пока Ана говорила.

– Первое – это твоя работа. Как ты хочешь поступить? Я позвонила им в понедельник, описала ситуацию и выторговала для тебя несколько дней, но… Что ты будешь делать дальше?

Честно говоря, я даже не помнила, что работаю в библиотеке. Книги? Серьезно? Это моя страсть?

– Не знаю, смогу ли я вернуться, – ответила я откровенно.

– Ладно. – Ана повернулась обратно к плите. Тесто не падало с лопатки до последней минуты, до того момента, когда я уже почти решила, что оно так и не упадет. Капля теста оказалась на полу возле ноги Аны, но она этого даже не заметила.

– Но я знаю, что мне нужно это сделать, – добавила я. – Хотя бы по той причине, что я не купаюсь в деньгах.

Работа библиотекарем означала, что после окончания колледжа моя начальная зарплата была выше, чем у остальных моих ровесников, но росла она не так быстро, и мне хватало только на достойную жизнь. Я была не в том положении, чтобы уходить с работы.

– А как насчет?.. – Ана не смогла закончить вопрос. Я ее не винила. Я сама едва смогла мысленно закончить его.

– У него были какие-то сбережения, – ответила я. – Но мне они не нужны.

– А разве он бы не захотел, чтобы ты их получила?

Мой блин был готов, и она подала его мне, не забыв поставить на стол контейнеры со сливочным маслом, кленовым сиропом, джемом и сахарной пудрой. Я отодвинула их в сторону. При мысли о том, чтобы съесть что-то сладкое именно в этот момент, я почувствовала во рту кислый вкус.

– Я не знаю, но… Я думаю, что это ставит меня в странное положение. Мы были женаты недолго. Никто из его семьи обо мне не слышал. Сейчас мне совершенно ни к чему свалившееся с неба наследство, – сказала я. – Не то чтобы это была куча наличных, просто это больше, чем отложила я. Бен никогда много не тратил.

Ана пожала плечами:

– Тогда, может быть, тебе следовало бы позвонить твоему боссу и обсудить, когда ты вернешься на работу? Если ты собираешься вернуться?

Я кивнула:

– Ты совершенно права. Мне следовало бы сделать это. – Но я не хотела. Я гадала, сколько я сумею продержаться до того момента, когда они меня уволят. Неделикатно было бы уволить вдову, уволить горюющую женщину, и все же я не оставила бы своему начальству выбора.

– И если мы говорим о том, чтобы звонить людям… – Ана перевернула то, что, как я надеялась, было блином, который она делала уже для себя. Я пообещала, что съем, но не смогу же я съесть два гигантских блина. Я едва смогла бы переварить тот кусок дерьма, который лежал передо мной на тарелке.

– Ты действительно собираешься заняться этим сегодня утром или нет? – спросила я.

Она положила блин на другую тарелку. Я оценила это как знак того, что его Ана съест сама. Если бы этот блин был для меня, она бы положила его в мою тарелку, верно?

– Я не хочу на тебя давить. Я просто думаю, что чем дольше ты это откладываешь, тем неприятнее тебе будет это делать. Твои родители, какими бы трудными ни были ваши отношения, должны узнать, что случилось с тобой в последние несколько дней.

– Пожалуй, да, – согласилась я. Ана была права. Она села рядом со мной и принялась за блин. Намазала его сливочным маслом и кленовым сиропом. Я поразилась тому, что у нее сохранился аппетит в такое время, что у нее сохранились ощущения вкуса и удовольствия.

Я вытерла подбородок и отложила салфетку.

– Кому, по-твоему, я должна позвонить первому? Давай покончим с этим дерьмом.

Ана отложила вилку.

– Ты моя умница! Ты берешь жизнь за яйца.

– Не уверена, что это так. Я просто хочу разделаться со всей этой ерундой, чтобы можно было уйти в спальню и проплакать остаток дня.

– Но ты пытаешься! Ты стараешься изо всех сил.

– Думаю, да, – ответила я, схватила телефон и посмотрела на нее, вопросительно подняв брови. – Итак?