Текст книги "Мировой кризис. Восток и запад в новом веке"

Тщательно маскируемым идеологическим ядром сверхвласти западной культуры является глубоко укорененный и исторически фундированный расизм. Окончательную редакцию и формат именно идеологического ядра системы идеологического управления миром, сопровождаемого социальной утопией (суррогатной светской верой, культом) демократии, расизму придала англосаксонская, в том числе американская культура. Разумеется, расизму противостоял в СССР социалистический (коммунистический) интернационализм, но как культурная база он на порядок слабее своего исторического «старшего брата» и предшественника – русского христианского интернационализма. На базе последнего было создано реальное историческое объединение самых разных этносов в русскую политическую нацию.

Техническое превосходство европейца, возведенное в высшую степень научно-техническим превосходством еврочеловека Нового времени, уверовавшего в себя, как в Бога, достигает своего абсолютного максимума в американском миллиардере англосаксонского происхождения, в семейном клане которого были и будут президенты США. Вот он, действительный сверхчеловек Ницше во плоти.

Расизм Западной Европы был наиболее явно демаскирован гитлеровским нацизмом, но не Гитлер, не фашизм и не нацизм раскололи европейское идеологическое ядро. Гитлер и его команда были всего лишь политтехнологами этого весьма перспективного и современного тренда в становлении сверхвласти. Рецепция расистского идеологического ядра обществами самого разного исторического происхождения заключается в непубличном согласии занять определенное место в шкале и на лестнице «избранности, значимости и влияния», учреждаемой сверхвластью через США. Подобную расовую иерархию намечал и Гитлер, говоря о ней открыто, – и только за эту открытость и откровенность его и осуждали. Но теперь европейцам уже можно без особого стыда говорить о месте стран, а значит – и народов, скажем, в «мировом разделении труда».

Либеральная утопия может и должна говорить о возможностях для каждого. Но идеологическое ядро должно без всяких сюрпризов, предсказуемо указывать победителя, которому достанется все. Прежде всего, сами победители должны быть в себе уверены, точно знать, как они таковыми станут. И у побежденного никаких иллюзий быть не должно. Поэтому расовый идеологический порядок сверхсоциума оформляется хорошо знакомым нам административным способом строго на основании присвоенного народу статуса в иерархии, а присваивает его высшая нация планеты. Что можно албанцам и косоварам, того нельзя сербам и македонцам. Что можно полякам и литовцам, того нельзя русским. Этот порядок не имеет никаких внутренних противоречий, и довольно глупо думать о нем как о «двойных стандартах». Стандарт как раз один – в нем прописано все и о каждом. Это не будущее, это свершившееся настоящее, реальность, с которой только и может иметь дело работающее идеологическое ядро.

Украинцам, этой пока не сложившейся этнополитической группе, предлагают именно такой соблазн: откажитесь быть русскими, подчините себе русских и займете в пищевой цепочке свое – не последнее – место заведомо выше русских.

Украинская русофобия технически является прямой наследницей и продолжением русофобии польской. С 1612-го все идет для поляков не так, как надо. Сначала были изгнаны из Москвы, а через сорок лет – из Киева. Захотели оказаться в России вместе с Наполеоном – в результате были включены в ее состав. Решением всей Европы. Собирались делить Россию вместе с Гитлером, но были сами им завоеваны. Польские комплексы имперской неполноценности в полной мере переданы галичанам – тем, кто сам был под поляками, и уж точно потому хотят быть «как они». Потому внутри Украины для галичан не все украинцы равны. Сами галичане – украинцы, несомненно, первого сорта, в их собственном представлении. А вот на юго-востоке Украины – в лучшем случае третьего.

Украинский расизм, конструируемый как «детский» вариант «взрослого» англосаксонского расизма, совершает те же ошибки, что и германский расизм-нацизм. Быть нацией господ – вовсе не простая задача. И уж точно она не решается за счет исторически неадекватных фантазий на тему неполноценности русской политической нации. Гитлер и вправду верил, что русские – это народ рабов, подавленных тираном. Так же считал и Наполеон. Стоит только прийти «освободителю» – и рабы кинутся к новому, более сильному, «прогрессивному» хозяину.

Действительно, сторонники Степана Бандеры встретили Гитлера как освободителя. Русские крестьяне рассматривали наполеоновских солдат и офицеров как добычу, объявленную вне закона. Гитлеровский генерал с удивлением отмечал в полевом дневнике, что на оккупированной Украине имеют место гигантские промышленные сооружения, которые возможны только в странах великих наций. Сегодня опять мы слышим: русские – это рабы под властью тирана Путина. Стоит только сбросить этого тирана, как русские рабы кинутся…

Ключ к пониманию феномена украинского расистского энтузиазма при всей практической сомнительности его перспектив такой же, как и в понимании расизма польского, прибалтийского или грузинского. В 1985–1991 годах мы, русская политическая нация, сами приняли расистский тезис о собственной ущербности и неполноценности. Вот результат распространения американской системы идеологического управления миром. При этом другие участники расистской иерархии не нуждались в специальном обосновании низкого статуса русских в этой иерархии. Мы его обосновали сами. Не случайно русские признания по Катыни основаны на копиях документов, а оригиналы мы представлять не хотим. Скорее всего, и не можем, поскольку, как кажется, сами же и изготовили «изобличающие» нас «доказательства», а оправдывающие нас оригиналы сами и уничтожили. Подобное русское политическое самоочернение было совершенно «естественным» для ельцинского правления.

Сегодня мы оставили эту позицию расистского самоуничижения. К чему это приведет?

Будем ли мы пытаться с учетом исторического опыта сформировать полноценную идеологическую альтернативу США? То есть сформировать свою внутреннюю ядерную идеологическую структуру и суррогатную светскую религию-утопию «на продажу» своим и чужим массам? Такая позиция вряд ли перспективна – и не только потому, что сделать это сложно из-за «выработанности» возможных идеологий и самого метода идеологического управления.

Поскольку кризис переживает как раз система сверхвласти и ее идеологическая управленческая техника, то нам нужно использовать идеологический крах как основу для исторически сильного хода. Если расставание со структурно парадоксальной идеологией коммунизма стоило нам болезненных десятилетий тяжелых социальных недугов на грани национальной жизни и смерти, то с привнесенной идеологией расизма-демократии мы вполне можем расстаться за несколько лет в режиме «привитого от инфекции» организма.

Нам нужно пойти на полную деидеологизацию власти, на возвращение русского правления и политики к традициям исторического реализма. Нужно нейтрализовать эффект нашей собственной рецепции расизма – русский неонационализм. В этом случае бредовость идеологических формул Запада станет очевидной для абсолютного большинства россиян. Что, собственно, уже и происходит. Мы уже повернули на этот путь, надо лишь двигаться все более осознанно и последовательно. Нам решительно нужно расположиться вне какого-либо и чьего-либо идеологического поля.

За это нас попытаются наказать. Захотят ли попытать удачи в реальном военном противоборстве страны НАТО и тем более США? Это ведь уже не будет имитацией за чужой счет. Русские – православные. Поэтому они простили немецкий народ за его расистский поход против нас, отказались от возмездия, ограничились судебным процессом. В отличие от Англии, которая наказала Германию и немцев бомбардировкой Дрездена. В отличие от США, которые наказали Японию и японцев бомбардировкой Хиросимы и Нагасаки. Если кто-то захочет продолжить начатое Наполеоном и Гитлером, то к его услугам окажется не только решимость дать немедленный военный отпор, но и военная доктрина России, предполагающая асимметричное применение ядерного оружия. В том числе и из экономических соображений.

Наступает исторический период, когда человек перестает быть Богом и вынужден будет следовать своему назначению, а не желаниям. Новое время заканчивается. Мы этого не боимся. Это наш путь. Это наш стиль.

Идеологический крах США и использующей США сверхвласти неизбежен. Особенность этого процесса – знаем по собственному опыту – невероятная скорость. Скорость крымского воссоединения именно этой природы. Надо быть готовым, потому что катастрофическое изменение уже началось. Будет беснование зомбированных клиентов американской идеологической системы. Нас будут запугивать, потому что смертельно боятся сами. На все это не нужно обращать внимания.

Русского расизма быть не может по определению. В расистской системе управления миром, где каждый этнос надел себе на голову свою демократическую утопию и сидит на жердочке определенного ему высшей нацией статуса и места в мировой иерархии, – в такой системе мы не поместимся. Русские – не этнос и даже не народ. Русские – это многонациональная и многонародная политическая цивилизационная нация, стоящая на фундаменте русской культуры и имперской истории.

Любой может быть русским. Но не любой сможет. Мы откроем дорогу домой, в наше государство, в нашу империю всем русским, куда бы их ни забросила историческая судьба, всем, кто не утратил стремления быть русским. Нам нужно все только настоящее, только сущее. Нам нужна истина. Нам нужны история и традиция. Поэтому мы выживем, а они нет. Никакой идеологии. Только Родина.

Однако тот факт, что мы как политическая нация без иллюзий будем ясно понимать расистскую основу западной идеологии (а мы этого пока до конца не понимаем), еще не дает нам ответа на вопрос: а как мы можем противостоять этой расистской агрессии, что представляет собой наше стратегическое выживание? Расовое превосходство выражается в превосходстве военно-техническом, но создается не только и не столько с помощью последнего. Мы можем сколько угодно жаловаться на сверхвласть, но если мы ей завидуем, то давайте сначала спросим себя: что и когда мы делали для ее обретения?

Мы боролись за сверхвласть в советский период, то есть менее ста лет, и добиться ее мы пытались, продвигая по миру социальный проект социализма и религию коммунизма. Но социальное вторично по отношению к деятельности, как утверждает русская постмарксистская метафизика деятельности (Щедровицкий). Англичане и принявшие от них эстафету американцы три столетия организовывали мировую торговлю, мировую индустрию и вообще мировую экономику как монетизацию и подчинение власти денег не только хозяйственных, но и вообще любых других (Зиновьев) общественных отношений. Этим англичане победили и испанцев с португальцами, начавших свое завоевание планеты минимум на сто лет раньше, но проводивших только обращение в католическую веру, заселение и прямое ограбление Нового Света. Сверхвласть британской политической культуры вытекает из ее деятельностной активности.

Согласившись с навязанным типом деятельности («экономическое развитие» – бесспорно принятый нами не просто европейский, а именно британо-американский цивилизационный ориентир), мы оказываемся уже в проигрыше, конкурируя всего лишь за социальную форму реализации этого типа деятельности, за вторичную действительность. Если британская политическая культура организовала деятельность планетарного масштаба, то неудивительно, что она же и управляет этой деятельностью. Управление деятельностью – вот основа сверхвласти, игнорирующей границы государств, превращающей сами государства из предельной формы и рамки для власти в ее средство.

Мы не можем здесь обойтись без постановки целей. Попытка просто «убежать» от сверхвласти стратегически проигрышна.

Во-первых, насколько далеко и как именно мы хотим следовать тенденции экономизации всего, чем занят социум? Ведь именно тотальная экономизация всех общественных отношений лежит в основе собственно экономической составляющей мирового кризиса. Это называется «экономическим ростом». Под него осуществляется мировая эмиссия доллара. Центр тяжести экономической активности тем самым уже не лежит в области хозяйства, экономика теряет и утрачивает свое хозяйственное ядро. В то время экономика как денежное управление общественными отношениями нужна в первую очередь именно для организации хозяйства и, по большому счету, ни для чего больше. Именно в экономической организации хозяйства у нас самые большие проблемы, а мы пытаемся экономизировать то, что вовсе не должно быть экономизировано – сферу воспроизводства человека.

Во-вторых: хотим ли мы отобрать у «british people» сверхвласть, либо лишить их этой функции, или же мы хотим и должны разрушить сверхвласть как таковую? Если рассматривать функцию сверхвласти как функцию управления глобальной деятельностью, то, прежде всего, нужно учесть, что управленческая деятельность развивается через расщепление инстанции управления на множество не подчиненных друг другу инстанций, на гетерархию управленческой деятельности. Здесь нет аналогии с административными системами, которые могут строиться только на основе единоначалия. Какую роль в гетерархии управления миром можем и хотим занять мы, если таковое управление неизбежно?

Если термин «многополярный мир» и имеет смысл, то это не мир анархии или борьбы многих игроков друг с другом, а мир сверхвласти, распределенной между политическими нациями англосаксонской (островной), континентальной (русско-немецкой) и азиатской (китайской) культур. Мы можем войти в этот мир, только интегрировав континент до границы с Китаем. Из этого должна вытекать наша дальнейшая политика.

Таким образом, даже если мир сверхвласти не рухнет, если мы не сможем остаться континентальной империей, суверенной в своих границах, наше место в мировой системе сверхвласти все равно будет основано на нашей ведущей роли на континенте.

Что бы мы ни предприняли дальше в мире, где начинает разрушаться сверхвласть англосаксонской политической культуры, мы должны опираться на свою реальную историческую идентичность. Прекратив собственную культурную американизацию (а только она есть действительное содержание перестройки 1985–1991 годов и демократизации 1992–1999 годов), было бы очень глупо удариться вместо этого в поиск своих «азиатских» корней. Концепция «Россия – не Европа» ничего, кроме вреда, нам не принесет. В сущности, это то же самое, что и проамериканская идеология бывшего президента Украины Кучмы по формуле «Украина – не Россия». То, что авторы оправдываются и «напоминают» вторую часть концепта, что «Россия и не Азия», никак не спасает положения.

Россия – самостоятельные культура и цивилизация. Но Россия полностью и без каких-либо исключений принадлежит европейскому, средиземноморскому корню, как и Византия, предшественница России. Ничего другого у нас просто нет. Да, Россия идет путем, отличающимся от западного, но это различие – внутри диалектики развития самой европейской цивилизации. Нас ведь и боятся как конкурента, посвященного во все секреты, как участника не просто общего круга евросообщества, но немногочисленного ядра его лидеров, борьба которых наиболее остра. Нас боятся как вероятного победителя. Мы должны разрешить проблемы своих отношений со всеми историческими носителями европейской культуры именно в этом качестве, а не в качестве якобы чужого и постороннего.

У нас появилась сильная позиция в диалоге с нашими европейскими континентальными соседями. Вряд ли у них возникнет в обозримом будущем желание реально продолжить походы Гитлера и Наполеона. Мы также не имеем планов военной агрессии в отношении Западной Европы, нам даже Прибалтика не нужна – такая Прибалтика, во всяком случае. На континенте объективно сложилась возможность мира и даже стратегического союза. Именно этот факт заставляет США конструировать искусственные препятствия для объединения континента. Экономический подъем России, основанный на подъеме ее хозяйства, экономическое структурное развитие, а не брутто-рост за счет экономизации неэкономического, нехозяйственного – практически безальтернативный путь воспроизводства и развития западноевропейского научно-технического потенциала, промышленной компетенции и финансовой системы.

Сегодняшний Евросоюз практически исчерпал возможности внутреннего экономического взаимодействия, его экономическая модель находится в самостоятельном структурном кризисе. Слабые члены общеевропейского рынка уже не могут покупать дорогие товары, производимые его сильными членами, прежде всего Германией. Нечем и неоткуда финансировать евросоциализм. Энергетической стабильности нет и не будет. Долговой кризис – лишь следствие и индикатор этих дисфункций.

Американский рынок приобретать европродукты тоже уже не может, ведь это давно делалось за фальшивые деньги. Для действительного выхода из тупика Западной Европе давно пора освободиться от протектората США, от сверхвласти англосаксонской культуры, у которой в сто раз меньше оснований считаться европейской, чем у русской. Этому освобождению ничто не мешает, кроме политики США и собственных политических предрассудков, слабости и трусости самих западных европейцев.

Мы должны помочь Западной Европе преодолеть эти трудности. Мы не чужие именно потому, что очень много воевали друг с другом, и это больше не имеет смысла для западных европейцев – нападать на нас. ЕС и НАТО были созданы, чтобы управлять Западной Европой и противопоставлять ее России. Время ЕС и НАТО прошло. Их существование поддерживается искусственно, извне, с помощью США.

Континент объективно выиграет, если НАТО и ЕС будут демонтированы. Будущее за экономическим союзом России, Германии, Франции и Италии, за системой континентальной безопасности, основанной на ядерном щите России. Это лишь вопрос времени. Уход этих стран из американского плена может состояться таким же революционным образом, как и уход Крыма.

Набивший уже оскомину вопрос об открытии границ (т. н. «отмене виз») между западноевропейскими странами и Россией, по сути, является исключительно военным вопросом. У него нет ни экономического значения (от виз одни только потери для обеих сторон), ни миграционного (все, кто хотел нелегально въехать в западные страны, сделал это по туристическим визам и поддельным документам). Визы – материальное выражение мифической «военной российской угрозы», «заслон от шпионов» и т. п.

То же самое касается пресловутого «инвестиционного климата». Запад в погоне за прибылью вкладывает (и всегда вкладывал) в любые «горячие точки» и нестабильные страны, если эта прибыль там есть. Россия – абсолютно нормальная, комфортная с этой точки зрения страна. Все разговоры о коррупции, о вмешательстве государства – в пользу бедных. Западные инвесторы прекрасно умеют прикрываться коррупцией и манипулировать государством, в том числе и чужим, в своих интересах, ведь они сами все это изобрели задолго до нас. Но вот вкладывать в территорию своего военного противника, да еще сильного, – этого никто делать не станет, это нельзя.

Миф о русской угрозе – американский, англосаксонский миф – необходим для сдерживания континентального европейского политэкономического процесса. При этом «доказать» свои мирные намерения в рамках этого мифа нам предлагается путем максимального собственного ослабления и саморазрушения, путем самоубийства. Делать же нужно прямо обратное – становиться сильнее, независимее и самодостаточнее, в том числе хозяйственно и экономически.

Нам нужно прекратить всякие разговоры о «Западе вообще», четко различая континентальную Европу и США, то есть не Европу вовсе. Мы будем различать и подчеркивать интересы и особенности каждой континентальной страны европейской политической культуры, обращаться адресно к каждой из них, игнорируя структуры ЕС и тем более НАТО.

Не лучшего отношения заслуживает и пресловутая G7, неправовой и незаконный клуб, являющийся организационным средством американской сверхвласти. Мы должны предложить широкий спектр возможностей сотрудничества не только странам, но отдельным корпорациям, организациям – как экономическим, так и общественным – и отдельным людям. Россия по факту становится сейчас самой свободной страной в мире – свободной от сверхвласти, и нам нужно полностью использовать этот потенциал для создания широкого фронта своих сторонников на континенте. Для этого мы должны разрушить американскую систему идеологического управления.