Текст книги "Расшифрованный Сервантес. Необыкновенная жизнь автора «Дон Кихота»"

9. Пребывание в Риме

Рим… Вечный город с богатейшими памятниками античности и с уже давно процветающей цивилизацией Ренессанса как мощный магнит притягивал к себе всех людей культуры и искусства из многих стран Европы. Они ехали туда и в другие города Италии, чтобы смотреть и изучать ее сокровища древней и новой культуры и учиться у итальянских мастеров, создававших шедевры в разных областях творчества, вызывая восхищение всего цивилизованного мира. Как прирожденный писатель, Сервантес, оказавшись в кипящем центре мировой культуры, не мог не просто не восхищаться увиденными в Риме ее блестящими проявлениями, но и попытаться с энтузиазмом гениального творца усвоить их для дальнейшего развития и совершенствования своих могучих способностей великого художника. Его молодой возраст, а ему тогда было всего 22 года, способствовал тому, чтобы учиться и овладевать увиденным и познанным для последующего успешного творческого применения на своей уникальной литературной стезе.

Как прирожденный по своей натуре поэт – а он начинал свою творческую деятельность именно со стихов – и писатель, Сервантес мог воплотить свой замечательный литературный дар путем постепенного и тщательного познания окружающего его мира, то есть природы и человека, в многоликих его проявлениях и достижениях. Рим и Италия в целом, как никакое другое место в Европе, могли удовлетворить его такую жажду всем своим богатством в разных областях науки, культуры и искусства. Знание Сервантесом итальянского языка, которым он овладел довольно быстро благодаря его близости к испанскому, открывало для него более широкие возможности воспользоваться всем тем, что его интересовало и что могла предложить ему Италия. А Италию он изучил очень подробно, пробыв в ней около шести лет и посетив почти все ее основные города, о которых он упоминает в своих произведениях, в том числе Рим, Геную, Болонью, Неаполь, Флоренцию, Венецию, Палермо, Мессину, Лукку, Феррару, Парму, Анкону и ряд других.

В поэтической сфере перед ним открывались и служили блестящим примером великолепные творения Данте, кто, как никто другой ни до, ни после него, поражал читателя подлинными сокровищами своих новаторских наблюдений окружающего мира, которыми наполнены созданные им произведения – и в первую очередь «Божественная комедия». Одно из величайших достижений Данте, которое оказало огромное воздействие на поэтов и писателей многих стран, включая автора «Дон Кихота», заключалось в его умении брать создаваемые им картины и образы из реальной жизни людей и природы и использовать их не просто в качестве фона или декорации, а для того, чтобы дать читателю наиболее полное и адекватное понимание и ощущение доносимого до него автором смысла. Именно в Италии возникли и получили дальнейшее развитие столь популярные в ту эпоху любимые Сервантесом сонеты, ритм, порядок и число строк которых окончательно закрепил Петрарка. На его примере и творчестве других замечательных итальянских авторов начинавший свой творческий путь великий испанский писатель мог увидеть, как они делали свои произведения сосредоточием мыслей и чувств, что в значительной мере было еще недоступно представителям литературы других стран Европы, кроме, пожалуй, самого гениального Шекспира.

Новаторские достижения итальянской поэзии существенно опережали развитие и становление Ренессанса в области живописи и скульптуры, но благодаря ей пластические искусства получили столь необходимый импульс для их подъема до небывалых высот той эпохи, которыми Сервантес мог наслаждаться во время своего протяженного периода пребывания в Италии. Там же он увидел и узнал о том великом открытии, которое было сделано творцами Ренессанса в дополнение к обращению к реалиям окружающего мира – обнаружение и выявление полной в своей многогранности природы человека, что составляет основу деятельности подлинно великого творца, который созревал в авторе «Дон Кихота». Сначала эта эпоха осознала высшее значение отдельного человека-индивидуума, а затем подвигнула его на очень тщательное изучение себя самого во всех возможных формах и проявлениях. Такое развитие личности по своей сути означает признание ее как в себе, так и в других. Этими критериями должен был неизбежно руководствоваться Сервантес, разрабатывая своего главного героя – Рыцаря Печального Образа с такой мощью мыслей и чувств. Подобное внимание к индивидуальности, в первую очередь в лице самого Дон Кихота, Санчо Панса и других действующих в романе персонажей, стало возможно только для такого автора, который сам стал полноценной человеческой личностью, как это и произошло с создателем таких захватывающих образов.

В дополнение к этим достижениям творцов итальянского Ренессанса, которые познавал, усваивал и творчески развивал Сервантес во время пребывания на Апеннинах, необходимо упомянуть и тот огромный интерес, который они проявляли к описанию ежедневного течения человеческой жизни, без внимания к которому герои прозы или поэзии не могли стать подлинно «живыми» людьми. Беспристрастное изучение обычной жизни и ее «жанровых сцен» как части всеобъемлющей картины мира, а также их воспроизведение с определенным моральным суждением, что мы так ярко видим на страницах главного детища Сервантеса, позволило ему выразить в нем самые глубинные чувства души человека-героя и его создателя словом писателя. Сюда же следует отнести и определение отношения человека в лице героя и автора к высшим интересам жизни, к Богу, добродетели и бессмертию – критериям, которыми так насыщен роман «Дон Кихот», и что вместе с другими достоинствами делает его вечной книгой на вечные времена. За годы своего пребывания в Италии Сервантес действительно сумел увидеть, познать, оценить, развить и творчески применить лучшие достижения цивилизации – ее Ренессанса, которые ждали своего воплощения в его лучших трудах. Убедительным свидетельством этого являются не только сами эти произведения, но и нередкие в них ссылки на поэтов, писателей, творчество и произведения лучших представителей литературы и искусства Италии, а также на активную и насыщенную жизнь разных слоев ее населения от кардиналов до самых низов.

После прибытия в Рим Сервантес должен был устраивать жизнь на новом незнакомом месте в чужой стране, где он почти никого не знал, возможно, за исключением отдельных соотечественников. Профессии или денежного ремесла у него тогда еще не было, но ему необходимо было на что-то жить и иметь крышу над головой. В результате размышлений и поисков он узнал о том, что, может быть, ему удастся устроиться на работу к молодому кардиналу Джулио Аквавива, чему могло содействовать пребывание этого служителя церкви в Мадриде, где он представлял папу римского Пия V для выражения его соболезнований королю Филиппу II в связи со смертью наследника престола принца Карлоса около одного года до этого. Существует также мнение, что Сервантес был представлен ему в ходе того приезда его дальним родственником кардиналом Эспиноса.

Мы точно не знаем, каким образом Сервантес был ему представлен, но будущему писателю в итоге удалось получить в доме этого кардинала должность дворецкого. Данная служба предусматривала с его стороны открывать католическому вельможе двери, сопровождать его на церковных церемониях, получать от него и передавать поручения другим лицам, а также выполнять и другие обязанности, то есть быть своего рода помощником-секретарем Аквавива. Молодой кардинал был всего на один год старше Мигеля, получил прекрасное образование и увлекался искусством и литературой, что не могло не привлекать будущего писателя.

Однако для получения этой должности Сервантесу было необходимо представить кардиналу судебное свидетельство, удостоверявшее «чистоту его крови», то есть его статус коренного христианина-католика без каких-либо примесей в его происхождении. Такую же унизительную процедуру в свое время пришлось, как упоминалось ранее, пройти деду, а затем и отцу Мигеля в ходе судебных процессов над ними за неуплату задолженностей еще в Вальядолиде. Как мы помним, Родриго Сервантесу в свое время пришлось запрашивать у отца письмо со свидетельствами его статуса идальго и «чистого» католика, чтобы избежать тюремного наказания. Мы помним в этой связи также, что передача таких документов судам деду и отцу Мигеля не помогла, и им пришлось провести время за решеткой.

Исполнение такого судебного документа предусматривало представление юридического свидетельства о его законном рождении и чистом христианском происхождении. Для его получения Мигелю пришлось обращаться из Рима с письмом к своему отцу. В декабре 1569 г. Родриго Сервантес засвидетельствовал по установленному трафарету перед заместителем городского суда Мадрида, что его сын родился в законном браке и что среди его предков не было ни мавров, ни евреев, ни выкрестов, ни раскаявшихся в ереси людей. Кроме того, суд должен был получить подтверждение показаний отца Мигеля от трех свидетелей, которые должны были под клятвой заявить, что они знали Сервантеса много лет, что он всегда жил и вел себя как «чистый» католик, что он в целом был человеком примерного поведения и никогда не имел каких-либо проблем с правосудием. Первым из них был Хетино де Гусман, который был близким другом семьи Сервантесов и как организатор празднеств в Мадриде по случаю рождения инфанты Каталины Микаэлы использовал стихи Мигеля на гирляндах триумфальных арок, возведенных им в столице на время торжеств. Двумя другими свидетелями выступили проживавшие в то время в Риме бывшие итальянские партнеры Родриго по финансовым операциям в испанской столице авторитетные банкиры Пирро Бокки и Франческо Музакки.

Как они могли утверждать, что прекрасно знают его безупречное прошлое с точки зрения правосудия, если им было прекрасно известно о дуэли Мигеля на территории королевского дворца в Мадриде и его последующем бегстве из Испании, скрываясь от преследования властей? Возможно, что для поддержания Сервантеса они просто лгали перед судьей, что в те времена делалось довольно просто и часто.

У некоторых исследователей появилась совсем иная версия относительно всего дела упомянутой дуэли. Они считают, что ни в какой дуэли на территории королевского дворца будущий писатель не участвовал и даже нашли в архивах Мадрида документы, свидетельствующие о том, что тогда в нем проживали еще два других Мигеля Сервантеса, один их которых мог быть участником дуэли со строительным мастером Сигура и затем скрыться от правосудия. Сам текст королевского ордера, выданный 15 сентября 1569 г. на арест «Мигеля де Сервантеса», никаких других уточнений относительно личности дуэлянта не содержит, и поэтому мог относиться к одному из других однофамильцев автора «Дон Кихота». Согласно этой точке зрения, в таком случае свидетели, представившие свои клятвенные показания на стороне писателя в Риме, совсем не лгали, а говорили правду. Кроме того, данное рассуждение отвечает и готовности принца Хуана Австрийского и герцога Сесса дать впоследствии Сервантесу письма с рекомендациями в адрес короля оказать содействие герою Лепанто, поскольку они никогда бы этого не сделали в случае его бегства от испанского правосудия. Этой же идее соответствует аргумент о том, что беглец от правосудия не мог быть принят на королевскую службу после возвращения в Испанию, но в случае с Мигелем ему была предоставлена такая рабочая должность. Сюда же вписывается и вариант появления Сервантеса в Риме в свите будущего кардинала Аквавива, который мог привезти его с собой после пребывания в Мадриде с соболезнованиями от папы римского в связи со смертью принца дона Карлоса. На этот счет у сервантистов остается немало сомнений, и преобладающая точка зрения утверждает участие писателя в упомянутой дуэли и его бегство в Италию именно по этой причине, хотя и в данном варианте тоже остается целый ряд неразъясненных вопросов.

Как бы там ни было, Мигелю удалось получить нужный судебный документ и вскоре поступить на службу к кардиналу Аквавива. Об этом факте он сам сообщает в посвящении к своему первому большому произведению «Галатеа». В одной из своих прозаических новелл «Беседа собак» Сервантес назовет пережитую им и его отцом процедуру по установлению «чистоты» их крови «вылавливанием блох из их родословной».

В доме кардинала Аквавива Мигель прожил и прослужил около года, пользуясь свободным временем для лучшего ознакомления с жизнью города и его художественными сокровищами. У него появились новые друзья и знакомые, некоторые из которых входили в местные литературные круги, что позволяло ему быть в курсе художественных событий страны.

10. Историческая битва при Лепанто и героическое участие в ней Сервантеса

Пребывание Сервантеса в Риме происходило на фоне довольно серьезных событий в международной жизни, в которые окажутся глубоко и надолго погруженными жизни самого Мигеля и его младшего брата Родриго. Эти события были непосредственно связаны с продолжавшимся активным наступлением Османской империи на интересы европейских государств в Средиземноморье и даже на их восточные и южные границы на континенте. Венецианской республике довольно долго удавалось противостоять туркам в защите интересов европейцев в восточной части Средиземного моря, но в 1540 г, потеряв поддержку других христианских правителей и исчерпав собственные силы, она была вынуждена пойти на принятие ряда унизительных условий при заключении мира с Сулейманом Великолепным, когда ей пришлось поступиться некоторыми своими экономическими интересами.

Почувствовав свою силу, Порта решила овладеть испанским тогда Ораном в Алжире и стратегическим островом Мальта, который контролировал морские пути в этой части Средиземноморья. В течение 1564–1565 гг. турки осаждали эти крепости, но не смогли их захватить, что побудило Константинополь отложить ведение каких-либо масштабных морских операций. Однако со сменой ее верховного правителя Порта нацелилась на захват более доступных владений Венеции, расположенных в восточной части Средиземного моря. Чувствуя уверенность в превосходстве своего флота и армии перед лицом разногласий среди европейцев, наследник Сулеймана Селим II потребовал от Венеции передать ему принадлежавший ей Кипр. Когда возмущенная агрессивностью турок Венеция отказалась передать ему этот стратегически важный для нее оплот, он вторгся на остров и успешно овладел им в 1570 г. Сопротивление турецкой осаде продолжали оказывать лишь два города – Никозия и Фамагуста.

Данное чрезвычайно серьезное для европейских государств событие произошло в год нахождения Сервантеса в Риме, где он мог особенно остро ощущать его тревожное воздействие на христиан старого континента. Поскольку папа римский по своему долгу и положению не только должен был защищать христиан и их интересы, но и выступал в качестве одной из ключевых фигур в организации противостояния агрессивному наступлению турок на суше и на море против Европы в целом, Ватикан уже долгое время находился в центре дипломатической активности по объединению ее сил в этих целях. Будучи близок к кардиналу Аквавива, Сервантес был в курсе основных перипетий, связанных с этим столь важным для Рима и всех европейцев делом и проводившимися по нему при Святом престоле международными переговорами.

Папа Пий V уже с 1566 г. после обращения к нему за помощью обеспокоенной за свою судьбу Венеции пытался организовать католические государства Европы в антиосманскую коалицию. Однако ее ведущие кандидаты в лице Франции и германских государств Священной Римской империи заинтересованности в таком альянсе не проявляли. Испания во главе с королем Филиппом II, считавшая себя главным защитником христианства и католичества в особенности, представляла собой главную надежду в осуществлении планов Святого престола в противостоянии с турками. Но казна Мадрида в ту пору была совершенно опустошена, а его армии вели борьбу с восстанием мориеков в Андалузии и войну в Нидерландах. Венеция, в свою очередь, с большим недоверием относилась к Испании и ее возможным посягательствам на расширение ее уже и без того сильного влияния на итальянские государства в ущерб интересам самой Республики. Учитывая эти разногласия, Пий V предпринимал попытки по созданию более узкой коалиции из Испании, Венеции, малых итальянских государств и его собственных сил, но разногласия между ее главными потенциальными участниками обрекали его старания на неудачу. Частные цели Испании и Венеции не совпадали, так как венецианцы видели свою главную задачу в возвращении себе Кипра, а испанцы рассчитывали отобрать у турок Алжир и Тунис. Не было согласия между ними и относительно распределения расходов коалиции, и по ожидаемым денежным вознаграждениям в случае победы над турками.

Тем временем Селим II продолжал осаду Никозии – города на Кипре, который еще не был им покорен и сопротивлялся турецкому окружению, но 9 сентября 1570 г. он смог завладеть и этой крепостью, то есть теперь весь этот крупный остров за исключением Фамагусты стал частью Османской империи. После захвата Никозии турки продолжили усиленную осаду и Фамагусты, а их многочисленные корабли вышли в Адриатическое море, создав непосредственную угрозу самой уже довольно ослабленной Венеции. Перед лицом столь важного развития событий Рим продолжал вести лихорадочные переговоры с Испанией и Венецией по согласованию условий военного альянса. Серьезные расхождения между сторонами проявились также по вопросам организации командования объединенными силами Святого Альянса. Ему удалось их наконец успешно завершить лишь 25 мая 1571 г.

В итоге переговоров было согласовано, что общее командование будет осуществлять неродной брат Филиппа II принц Хуан Австрийский, внебрачный сын императора Карла V. Его заместителем и командующим одной из трех создаваемых дивизий был назначен папский генерал Марко Антонио Колонна, сын которого, Асканиа, был близким другом кардинала Аквавива и хорошо знал его дворецкого Сервантеса. Судьба готовила будущему писателю военную службу под руководством главнокомандующего коалицией Хуана Австрийского и его заместителя Марка Антонио Колонна. По приказу самого Филиппа II генерал-капитан его флотилии галер, находившихся в гавани Неаполя, маркиз де Санта-Крус по имени Альваро де Басан должен был предоставить ее в распоряжение венецианского адмирала Андреа Дориа, который командовал флотилией в Сицилии и, в свою очередь, должен был подчиняться генералу Антонио Колонна. Такой разброс командных полномочий между представителями разных участников с их различными политическими интересами и экономическими целями не мог не отразиться на усложнении выполнения всего плана войны с турками.

Для нас осталось неизвестно, что побудило Мигеля Сервантеса оставить службу в доме кардинала Аквавива и в середине лета 1570 г. поступить в ряды еще готовившегося тогда военного альянса для борьбы против агрессивной Османской империи. Возможно, это решение было связано с проявлением патриотических христианских чувств и одновременно с их демонстрацией испанским властям для подтверждения своего «подлинного» активного католицизма с готовностью жертвовать собственной жизнью для защиты христианской Церкви и Испании как ее основного защитника во главе с ее королем. Может быть, этим шагом Сервантес рассчитывал отвлечь внимание судебных инстанций своей страны от известной дуэли и своего побега, чтобы облегчить свое возвращение на родину после завершения предстоявшей войны. Есть в этом также и его вероятное желание сделать успешную военную карьеру как средство обеспечить свою нормальную безбедную жизнь, которую, по его высказываниям в ряде последующих произведений, в том числе и в «Дон Кихоте», могли делать простые нуждающиеся люди. Даже само солдатское жалованье могло привлекать таких горемык своей стабильностью, не говоря уже о добыче, которая могла их ожидать в случае победы. Однако для достижения таких целей солдат рисковал не только получением ранений и увечий, но и своей жизнью.

Известие об успешном завершении переговоров по созданию Священной лиги против наседавшей на христиан Османской империи вызвало подъем воинственных настроений среди католиков Европы. В Италии, например, оно породило настоящий народный энтузиазм, который вылился в массовый набор рекрутов, в ходе которого каждое поселение считало своим долгом внести свою долю в набираемые ряды солдат. В свою очередь, в Испании тоже набралось много желающих встать под знамена главнокомандующего принца Хуана Австрийского и отплыть на войну с турками. Среди таких добровольцев оказались и родной брат Мигеля, и его мадридские друзья поэты Педро Лаинее и Лопес Мальдонадо вместе с другими литераторами, в том числе писателями Рей де Артьеда и Кристобалем де Вирусе, которые затем подружатся с автором «Дон Кихота». Однако сам Сервантес узнает об их участии в морском походе позже.

Итак, Сервантес стал солдатом. А жизнь солдат в ту эпоху была совсем нелегкой и очень непредсказуемой. Общей военной униформы тогда не существовало, и каждый солдат одевался по своему собственному вкусу в зависимости от его финансовых обстоятельств. Испанские солдаты по сравнению с их иностранными собратьями любили одеваться очень ярко и броско, украшая себя не только многоцветными галунами, разными лентами, портупеями, пуговицами и другой декоративной мелочью, но и даже разноцветными перьями. Их вооружение было, как правило, тяжелым, громоздким и неудобным в обращении. По разряду воинских обязанностей Сервантес стал аркебузиром по названию его главного оружия – аркебузы, которая представляла собой своего рода ружье, стрелявшее с применением прикрепленного к ней фитиля. Кроме этого он был вооружен длинной шпагой, а голова защищена увесистым шлемом. На его тяжелом поясе висела пороховница с запасом пороха, мешочек с пулями, шомпол, крючок для извлечения отстрелянных гильз, скребок, огниво и кремни для извлечения искры. Так что при ведении боя аркебузир должен был пользоваться не только самой трудоемкой аркебузой с ее подготовкой к произведению выстрела, очищением ее после него, вставления новой пули и поджиганием ее пороха с выбиванием искры с помощью кремня, но и наступать или обороняться со своей длинной шпагой. Нам сейчас даже довольно трудно себе представить, как можно было в бою пользоваться всей этой сложной и тяжелой амуницией.

Поскольку Сервантес был испанцем, он был зачислен в одно из воинских подразделений, которыми командовал его соотечественник генерал-капитан маркиз Альваро де Басан, находившийся со своими галерами в бухте Неаполя. После прибытия туда в составе своей морской части Мигель провел немало времени в этом живописном городе, оставив о нем самые восторженные впечатления, считая его самым полюбившимся ему итальянским поселением. При частых перемещениях его подразделения Сервантесу довелось посетить многие другие итальянские города и области и очень близко познакомиться с жизнью итальянцев в их разных маленьких государствах полуострова. В дополнение к этому по долгу службы он побывал в Албании, Греции и на берегах Северной Африки. Солдатская судьба неожиданно открыла перед ним новые земли, незнакомые культуры и новых людей.

Еще до предстоявшего крупного и решающего сражения между вступившими в войну сторонами боевое подразделение Сервантеса неоднократно выходило из своей неаполитанской бухты в Средиземное море, как это делали и другие боевые флотилии союзников, в тщетных попытках найти галеры противника, одновременно демонстрируя сложности и несогласованность созданного разношерстного командования. При таком разногласии в ведении военных операций об организации отнятия у турок Никозии и тем более всего Кипра было просто трудно думать. После возвращения из очередной безуспешной экспедиции по волнам Средиземного моря Альваро де Басан поставил свои галеры в гавани Неаполя на зимнее время, а их экипажи распустил на каникулы. Эта длительная пауза в солдатской службе предоставила Сервантесу новую прекрасную возможность продолжать изучать столь полюбившийся ему живописный итальянский город. Заканчивался 1570 год.

Прошло почти 10 месяцев, прежде чем в начале августа 1571 г. испанская армада, приплывшая наконец со своих берегов, приступила к формированию соединения с другими подразделениями в порту Неаполя. Среди членов ее экипажей, к великой радости Мигеля, оказался его младший брат Родриго, который записался в солдаты в Испании. В числе других очень отрадных для Сервантеса событий в этой связи были неожиданные встречи в Неаполе и потом в Мессине с его литературными друзьями из Мадрида, среди которых были Педро Лаинее с Лопесом Мальдонадо. Можно живо себе представить бурные восторженные встречи Мигеля со своим братом и старыми друзьями на итальянской земле, их веселые праздничные застолья, бесконечные расспросы и рассказы о родных, знакомых и друзьях, находившихся в Испании, их обмены новыми впечатлениями и новостями, в том числе и в отношении литературных событий на родине. Все они были еще молоды, и многие из прибывших творческих друзей и знакомых Сервантеса, не говоря уже о нем самом, оставят немало своих собственных описаний пребывания в Италии, участия в военной кампании против турок и, конечно же, о самом крупном историческом морском сражении, которое им тогда еще предстояло только пройти.

Им оставалось ждать этого эпохального события уже недолго. К 24 августа 1571 г. все подразделения союзников встретились в порту Мессина на Сицилии, куда испанская эскадра прибыла последней. Около трех недель участники коалиции согласовывали планы предстоящих боевых действий и завершали последние приготовления к решающей схватке с ожидавшим их агрессивно-дерзким турецким противником. Наконец 16 сентября объединенные флоты альянса отправились в просторы Средиземного моря и взяли курс на Корфу. В качестве простого солдата Мигель Сервантес вместе с братом Родриго находился на борту галеры «Ла-Маркеса» под командованием талантливого капитана из Гвадалахары Диего де Урбина. После остановки на Корфу союзники 6 октября вошли в Коринфский залив недалеко от устья канала Лепанто и там узнали обескураживающе неприятное сообщение о том, что войска Селима II сломили сопротивление Фамагусты на Кипре и что он стал полным хозяином всего острова. Одновременно им стало известно, что турецкий флот находился в заливе Патрас недалеко от греческого Лепанто. Было принято решение направиться на встречу с турками в его направлении и вступить с ними в бой при их обнаружении. Прошло несколько тревожных дней плавания в ожидании смертельного сражения, когда притаившаяся турецкая флотилия была замечена в русле канала Лепанто. Командование союзников отдало приказ начать боевую операцию 7 октября 1571 года.

На заре этого знаменательного дня командующий флотами союзников принц дон Хуан Австрийский проплыл перед всеми своими кораблями на легком фрегате, поднимая боевой дух их экипажей. Вслед за этим воодушевляющим демаршем силы христиан двинулись на превосходящие их по численности турецкие галеры. Данные в отношении флотилии альянса сходятся на том, что она состояла из 6 огромных венецианских галеасов (гораздо более крупных, чем галеры) с 44 пушками на каждом и 207 галер с гребцами, на которых размещалось около 30 000 воинов, а также ряда вспомогательных судов, которые все вместе насчитывали свыше 300 кораблей. На их бортах размещалось 80 000 солдат, моряков, каторжников галер, разных помощников и других людей. Турецкие силы были более многочисленными, но их оснащение и организация командования уступали христианам.

Дон Хуан Австрийский взял на себя руководство центром флотилии, венецианскому адмиралу Агустино Барбариго был поручен ее левый фланг, адмирал Андреа Дориа возглавил правый, а испанцу Альваро де Басану было отдано командование резервом. Галера «Ла-Маркеса» с братьями Сервантес входила в третью эскадру венецианца Барбариго на левом фланге развернувшихся для вступления в бой кораблей. Турецкий флот был вначале выстроен в форме полумесяца под командованием Али-паши. Увидев более выгодный для ведения боя строй христиан, он решил его повторить своими кораблями и занял свое место прямо в их центре. На его левом фланге командовал губернатор Алжира паша Улуч Али, а губернатор Александрии Мухамед Саулак занял позиции на правом.

После выхода на наступательные линии эскадры противников начали постепенно и осторожно, внимательно следя друг за другом, двигаться на встречу с уготованной им судьбой. Все участники надвигавшейся грозной битвы, все более сближаясь с каждой минутой, испытывали очень сильное нервное напряжение в ожидании готового раздаться в любое мгновение сигнала своих командиров бросаться на противника. Али-паша, придвигаясь к правому флангу христиан во главе с адмиралом Дориа, решил его обойти своим маневром и тем самым заставить выйти в открытое море. Этот хитрый ход ему удался, так как галеры христиан поддались на эту уловку и открыли проход для турок к центру флотилии союзников, но резерв последних во главе с испанским маркизом Альваро де Басаном сумел заполнить образовавшуюся брешь. В это время центр и левый фланг эскадры христиан начал мощную атаку на двигавшихся против них турецких галер, которая продолжалась четыре жестоких и кровавых часа.

Галера «Ла-Маркеса» под командованием Диего де Урбино с братьями Сервантес на борту попала в самый эпицентр мощного столкновения с кораблями противника и приняла на себя один из их сильнейших ударов. В этот решающий день исторической схватки христиан с турками Мигель Сервантес оказался совершенно разбитым болезнью. По-видимому, вследствие сильного отравления накануне его мучили изматывающая рвота и очень высокая температура. По существовавшим правилам такое плохое самочувствие освобождало его от выполнения боевых обязанностей и предусматривало отлеживаться на больничной койке судового лазарета под палубой.

Несмотря на свое ослабленное и крайне болезненное состояние, а также бурные протесты брата и друзей по службе, Мигель вышел из своей каюты и занял предписанную ему позицию для участия в начинавшемся кровавом бою.

Сходившиеся корабли противников открывали мощный пушечный и активный аркебузный огонь друг против друга. При соприкосновении бортами они начинали массовый взаимный абордаж, участники которого в беспорядочных рукопашных схватках с дикими воинственными криками и воплями остервенело кололи, ударяли, резали, рубили, крошили, били и убивали всех метавшихся в смертельной вакханалии на палубах и в шлюпках врага, попадавшихся им под руку. Разраставшийся ураган жестокой битвы постепенно охватывал все корабли и вспомогательные суда, на многих из которых полыхали вероломные пожары, возникали опасные пробоины, беспомощно валились высокие мачты, обрывались паруса, погребая под собой оказавшихся под ними в общем месиве тел своих и вражеских жертв. Неуправляемый дикий хаос разрушения и уничтожения носился по всем частям смешавшихся в безумном хаосе обеих флотилий под оглушительные залпы пушечных ядер, беспорядочных выстрелов аркебуз, звенящего лязга сабель и мечей, взрывающихся ящиков и бочек с порохом под страшные крики и предсмертные стоны раненых, горящих, тонущих и умирающих турок и христиан. Смертельный смерч свирепствовал под Лепанто в течение четырех кровавых часов неудержимого жестокого противостояния двух непримиримых противников. Он затих только тогда, когда командующий турецкой эскадрой Али-паша получил смертельное ранение от пули аркебузы, а один из пленных христиан, бывший гребцом– каторжником на его галере, отрубил ему ударом топора голову. Алжирский губернатор Улуч Паша, убедившись в огромных турецких потерях и в бессмысленности их увеличения перед превосходившими силами коалиции, в разгар сражения оставил турецкую эскадру и предательски покинул акваторию боя с оставшимися всего 30–40 своими галерами. Вслед за бегством одной из главных частей турецкой флотилии на остальных кораблях Порты поднялось восстание находившихся на них около 10 000 гребцов – невольников из числа христиан, что ускорило исход этой страшной морской схватки.