Текст книги "Древний Египет. Подъем и упадок"

И все же, так или иначе, несмотря на все неудачи, пламя египетской независимости (или стремление старого режима вернуть себе власть) никогда полностью не гасло. Отступление войска гиксосов из Верхнего Египта, когда оно вернулось на свою главную базу в дельте Нила, дало фиванцам проблеск надежды, шанс восстановить и перегруппировать силы. Новый правитель Фив, Рахотеп (которого считают первым царем XVII династии), начал программу восстановления святилищ, опустошенных войсками гиксосов. В Гебту он приказал начать реставрационные работы в храме Мин, отметив, что «его врата и двери превратились в руины»[104]104
  Рахотеп, Коптосская стела, строка 3.


[Закрыть]. В священном Абджу был восстановлен культ Осириса-Хентиэментиу. Оба действия были символическими, а не просто служили сохранению памятников: украшая храмы богов и восстанавливая древние религиозные обряды, Рахотеп ясно давал знать о своем намерении стать законным правителем Египта, который выполняет самые важные обязанности царского сана.

Его преемники последовали его примеру, восстанавливая храм в Абджу и достраивая здания там и в Гебту. Оба эти места, игравшие ключевую роль во время первой гражданской войны в Египте, снова заняли центральное место в стратегии фиванцев. Это вышло за пределы религиозной деятельности и включило в себя реальную политику: военные гарнизоны были размещены и в Гебту, и в Абджу в качестве передовых плацдармов, которые предстояло использовать в столкновениях с гиксосами. Так закладывалась основа для возрождения Фив.

Преемники фараона Рахотепа приступили также к возрождению другой традиционной царской прерогативы, а именно – к строительству пирамид. Гробницы Неферхотепа III и его потомков были жалкими захоронениями, немногим лучше, чем простые погребальные шахты, пробитые в камне, но правители XVII династии были полны решимости вспомнить дни славы Среднего царства. Так, на крутом склоне Дра Абу эль-Нага в западных Фивах они заложили новое царское кладбище. Гробница Нубхеперра Интефа, четвертого фараона династии, является самой известной. Погребальная камера была высечена на обрыве утеса, и попасть в нее можно было через наклонную шахту, но это было лишь «интимной» частью захоронения. Его местоположение на поверхности склона – чтобы его всем было видно – отмечено пирамидой с крутыми гранями, построенной на склоне и обнесенный кирпичной стеной, довольно небрежно сложенной.

Пирамида была также сделана из сырцовых кирпичей – такие использовали в первые годы фиванского возрождения, когда добыча в карьерах больших объемов камня была все еще не по средствам неоперившейся династии. Но все это было заретушировано штукатуркой, чтобы создать, по крайней мере, фиктивную видимость каменного памятника с гладкой облицовкой. Будучи высотой всего сорок три фута (около 13 метров), эта пирамида не шла ни в какое сравнение с памятниками XII династии – но знаменовала собой намерение тягаться с ними, даже если ресурсов для этого пока еще не имелось. Действуя в том же духе, Интеф вынужден был обойтись готовой статуей – вероятно, позаимствованной из погребального храма Ментухотепа II, который расположен неподалеку.

Даже если Нубхеперра Интеф испытывал недостаток в средствах, он был полон решимости стать великим правителем. На обелисках, установленных перед его гробницей, он сделал надпись, которая была еще одним, и весьма значительным, публичным объявлением намерения восстановить целостность Египта. В тщательно выбитых иероглифах он связывал себя с некоторыми самыми важными божествами Египта: Осирисом-Хентиэментиу, богом-покровителем Абджу и гарантом счастливого возрождения в загробной жизни; Анубисом, «повелителем кладбищ», богом мумификации с головой шакала, который осуществлял контроль над погребением; и – несколько неожиданно в такой загробной компании – с Сопду, «повелителем чужеземных государств».

Но включение Сопду не было ошибкой. У этого довольно незначительного божества было два определяющих качества: он был божественным покровителем иностранных государств, прежде всего горного Синая и южной Палестины, а центр его культа был расположен в восточной части Дельты, в Пер-Сопду, – прямо в царстве гиксосов. Это был классический случай теологического «зуб за зуб». Если Хьян смог заявить, что фиванский бог поддерживает его право на политическую гегемонию, то Интеф мог сделать то же самое и вверить себя защите бога Дельты, который отвечал за чужеземные государства. С благословением Сопду XVII фиванская династия могла надеяться побить иностранцев их собственным оружием и восстановить власть над землями, которые отняли захватчики.

Но одно дело – божественная поддержка, другое дело – практическая политика. Прежде чем Нубхеперра Интеф мог надеяться начать мобилизовать сторонников, чтобы нанести гиксосам ответный удар, он должен был объединить силы своей династии и установить твердую власть в собственном доме. Это был тот случай, когда действует правило «сила в единстве». Замечательный документ, свидетельство этой перестройки власти, сохранился в Гебту. Это царский указ Нубхеперра Интефа, которым фараон улаживает внутренний спор, возникший между могущественными бюрократами, управляющими храмом Мина. Увы, описание подробностей этого дела не приведено – но вердикт, вынесенный фараоном преступнику по имени Минхотеп, был четким и определенным:

«Выбросьте его вон из храма отца моего Мина, изгоните из пределов храма сыновей его сыновей и потомков его потомков и швырните на землю. То, чем снабжали его, должно быть отобрано… так, чтобы его имени не помнили в этом храме – как должно поступить с каждым, подобным ему, кто бунтует» [105]105
  Интеф II, Коптосская стела, строки 5–7.


[Закрыть].

Можно заподозрить, что мятежное поведение Минхотепа выразилось не в акте кощунства против самого храма, а в действиях против лояльных сторонников Интефа – тем более что отлучением Минхотепа воспользовался к своей выгоде градоначальник Гебту, Минемхат, преданный слуга XVII династии. Такими способами правители Фив концентрировали власть по всем городам и храмам Верхнего Египта в руках людей, которым они могли доверять.

Конечным результатом стала объединенная и сплоченная администрация, готовая и стремящаяся повторно изучить и восстановить прежние традиции и способы управления. Собекемсаф II, сменивший Нубхеперра Интефа около 1560 года, продемонстрировал способность продолжить эту программу возрождения монархии, отправив экспедицию для карьерных работ в Вади Хаммамат – несомненно, при материальной поддержке со стороны своих новых друзей в Гебту.

Это была первая такая экспедиция, проводимая при поддержке правительства, за последние 160 лет. Правда, в ней, скорее всего, участвовало лишь 130 человек против 19 000, принимавших участие в подобных экспедициях при Сенусерте I, и рабочие, вероятно, нанимались случайным образом – но начало было положено. В глубине Восточной пустыни, в шахтах Гебель Зейт, возобновились работы силами работников, нанятых из числа жителей пустыни, племени меджай.

Фиванская администрация занималась не только заготовкой сырья для возрождения царских мастерских; она начинала расправлять плечи, оттачивала политическое оружие и готовилась к войне. Однако самым ясным признаком строительства военных планов стало то, что Собекемсаф пожертвовал земли местному храму в Маду (ныне Медамуд), расположенному в нескольких милях от Фив. Выбор адресата был не случайным, поскольку богом-покровителем Маду был не кто иной, как Монту, фиванский бог войны, который вдохновил XI династию на победу в борьбе за воссоединение шесть веков назад. От Монту можно было ожидать, что он поможет новому поколению фиванских воинов в их борьбе за спасение народа.

Когда все, казалось, было готово, судьба нанесла XVII династии жестокий удар. Из отдаленных пределов Нубии, через построенные египтянами крепости Уавата, двинулась огромная армия, собранная правителем Куша. Она неслась к северу, нападая на города и деревни в Верхнем Египте, расхищая храмы и гробницы и унося с собой добычу. Особенно встревожило египтян то, что кушиты шли не одни, но нанимали для своих целей союзников: «Куш пришел… и заставил взбунтоваться племена Уавата, все [народы?] Верхней Нубии, Пунта и Маджая»[106]106
  Собекнахт, автобиографическая надпись, вступительные строки.


[Закрыть].

Это была огромная коалиция, включившая жителей Нижней Нубии, которые, несомненно, предвкушали возможность поквитаться с бывшими угнетателями, а также жителей отдаленных территорий Пунта и маджаев Восточной пустыни, всегда готовых предложить свои услуги тому, кто больше заплатит.

Отважные жители города Нехеб, оказавшиеся в центре огненной бури, оказали яростное сопротивление под предводительством своего храброго правителя. Они дали отпор захватчикам и не пропустили их дальше Первого порога. Несмотря на это, правитель потерял свои владения, которые остались на разграбление орде, и фиванская сторона понесла потери, которые едва ли могла себе позволить.

Вторжение кушитов стало ужасным потрясением, но и хорошим уроком XVII династии: прежде чем уверенно начать кампанию за национальное воссоединение (в котором лояльные воины Нехеба должны были играть ведущую роль), им следовало сначала укрепить свой южный фланг.

В Хутварете, столице гиксосов, царь Апопи, должно быть, ощутил надвигающуюся вспышку военных действий. Он принял меры по укреплению крепостной стены царской цитадели и созданию стратегического военного союза с Кушем. Используя дороги, ведущие через пустыню от оазиса к оазису, которые гиксосы контролировали с первых лет своего правления, его посыльные могли обмениваться сообщениями с правителем Куша, не проходя по фиванской территории. Вероятно, Апопи пришлось предложить царю Куша долю в добыче – но если между этими двумя державами был достигнут приемлемый компромисс, под этим мог подразумеваться лишь единственный вариант: Египет будет разделен, с его независимостью будет покончено навсегда.

Без тени иронии Апопи использовал старую египетскую уловку, чтобы сплотить своих сторонников в предстоящей борьбе. В агитационных целях азиатский правитель восхвалял свою власть новыми, еще более изысканными эпитетами: «решительный в день сражения, чье имя более величественно, нежели имя любого из царей, защитник отдаленных земель, никогда не лицезревших его…»[107]107
  Ату, палетка писца, строки 2–3.


[Закрыть] и, таким образом, «нет никого подобного ему ни в одной земле!»[108]108
  Там же, строка 4.


[Закрыть]

Новый фиванский правитель, Секененра Таа, ни в малейшей степени не был обеспокоен этими воинственными разговорами. Вместо того чтобы баловаться словесной перепалкой, он вел реальные приготовления к столкновению. Его первый шаг состоял в том, чтобы устроить передовую штаб-квартиру, откуда можно было планировать и направлять атаки на Мемфис и Хутварет. Для этого была избрана местность Дейр эль-Баллас на западном берегу Нила напротив Гебту. Там он возвел укрепленный дворец, устроенный так, чтобы разместить в нем семью фараона. Дворец обслуживался комплексом пекарен и был окружен солидным поселением для семей царской свиты. На высоком холме, господствующем над окрестной территорией, был сооружен наблюдательный пост с видом на долину Нила. В целом это была прекрасно защищенная позиция.

С таким полностью оснащенным стратегическим центром, откуда можно было осуществлять командование, Taa начал первую волну нападений на гиксосов. Он отнюдь не был штабной крысой – он вел войска, и его высокий рост, мускулистое тело и крупная голова, украшенная густыми, вьющимися темными волосами, говорили всем: вот истинный воин-герой. Ведомый мыслью о том, что его судьба имеет особый смысл, и укрепляемый решимостью своей неистовой сестры-жены Аххотеп, он втянул врага в рукопашный бой.

И… грянула катастрофа. В гуще сражения фараон упал с колесницы – возможно, сраженный ударом сзади. Незащищенный, он погиб под ударами кинжалов, топоров и копий. Азиатский топор расколол его череп, вызвав обширную травму головы и став причиной смерти Taa. В хаосе и беспорядке было невозможно должным образом подготовить тело к похоронам. Вместо этого фараона наскоро забальзамировали, даже не распрямив его руки и ноги, и увезли в Фивы. Там, перед горюющей семьей и ошеломленным населением, «Taa Храбрый», как гласила надпись на его гробнице, был погребен, а его преемником был назначен Камос, который возглавил скорбящих.

Фараон погиб в расцвете сил, его правление продлилось лишь около четырех лет (1545–1541). Бремя правления и надежды египтян теперь легли на плечи Камоса. Неопытный и неуверенный, не знающий, как двигаться дальше, новый монарх созвал военный совет. В проникновенных, полных муки словах он оплакивал свою судьбу и судьбу своей страны: «Почему я размышляю о своей силе, в то время как один правитель в Хутварете, другой в Куше, и я сижу рядом с азиатом и нубийцем, и каждый из них держит в руках часть Египта и делит его землю со мной?»[109]109
  Табличка Карнарвона № 1, строки 3–4.


[Закрыть] Ни разу за 1400 лет со своего основания Египет не испытывал такого состояния упадка. Страна уже переживала отсутствие единства и мятеж в прошлом – но сейчас ситуация была иной. Теперь само существование Египта как независимого государства, управляемого египтянами, находилось под угрозой со стороны иностранных держав на севере и юге и в целом выглядело сомнительным. Чтобы выжить, уже не говоря о том, чтобы снова достичь процветания, от Двух Земель требовались тяжелый труд, жертвы и кровопролития – и непоколебимое решение победить[110]110
  Драматическая история фараона Секененра Таа в значительной мере является домыслом египтологов. Действительно ли Секененра первый начал борьбу с гиксосами? Никаких современных тому периоду сведений, подтверждающих этот факт, не сохранилось. Это утверждение частично базируется на фрагментарном тексте конца Нового царства, который рассказывает о ссоре между двумя фараонами. Гиксосский царь Апопи писал египетскому фараону, правившему в Фивах, что ему в его столице Аварисе мешают спать бегемоты, живущие в болоте под Фивами – на расстоянии 800 км. Видимо, Апопи хотел воспользоваться этим нелепейшим предлогом, чтобы начать войну с Фиванским царством. Секененра возмущен этим и созывает совет вельмож, чтобы написать достойный ответ гиксосскому царю. Дальнейший ход событий остается неизвестным. Папирус сильно поврежден, имеет несколько пробелов и обрывается на третьей строке третьей страницы. Хотя этот рассказ имеет фольклорную основу и не может рассматриваться как исторический документ, но он действительно указывает, что народная память сохранила следы конфликта между Секененрой и гиксосами. О том, что за перебранкой последовала война, мы можем судить по единственному достоверному источнику – мумии фараона.
  Мумия Секененра – самая древняя и хуже всех сохранившаяся из мумий фараонов, представленных в Египетском музее. Ее обнаружили в знаменитом тайнике Дейр эль-Бахри в 1881 году. Сразу выяснилось, что причиной смерти фараона были пять ужасных ран на голове, а бальзамирование производилось наспех. В 1970-х годах рентгенограмма показала, что возраст покойного 35–40 лет. Был сделан вывод, что нанести такие травмы молодому, крепкому человеку можно было, только если он лежал. Поэтому высказывалось мнение, что Секененра погиб во сне от рук убийц при дворцовом перевороте. Однако новейшими исследованиями установлено, что орудием убийства были гиксосские секиры – а значит, фараон на самом деле пал в бою, но при этом тело его было вынесено из схватки либо же поле боя осталось за его армией. Кроме этого мы ничего точно не знаем. (Прим. перев.)


[Закрыть].

Часть III
Слава и могущество (1541–1322 годы до н. э.)

Долина царей, храм в Луксоре, колоссы Мемнона и золотая маска Тутанхамона… Блестящие культурные достижения древних Фив вызывают из небытия исчезнувший мир потрясающего изобилия и щедрого покровительства искусствам. Созданные за период жизни восьми поколений, эти грандиозные памятники и ослепительные сокровища являются наследием одного царствующего рода, XVIII династии, которая правила в долине Нила около двух с половиной столетий. Во время ее господства цивилизация фараонов достигла вершины развития – и уверенность Египта в своей силе и высоком предназначении, по-видимому, не знала границ.

Сбросив иго чужеземного господства, царь Яхмос и его потомки утверждали культ монархии с еще большим усердием. Внедрение идеи о божественности власти было драмой – и сценой для нее послужили Фивы. Благодаря богатству, накопленному посредством внешней торговли и завоевательных войн, этот скромный провинциальный центр Верхнего Египта преобразился в административную и религиозную столицу империи, «стовратный» город с обелисками, храмами и гигантскими статуями, возвышающимися над горизонтом со всех сторон. Придворные и чиновники в его дворцах и административных зданиях управляли державой с безжалостной эффективностью, держа под контролем все аспекты жизни народа и средства к его существованию. Царь ради блага государства проводил торжественные церемонии, а его народ по-прежнему трудился на полях – здесь почти ничего не изменилось. В замкнутом мире XVIII династии переменам подвергался лишь сам институт царской власти. Порой правители резко меняли ряд устоявшихся ритуалов, но ни царице Хатшепсут, ни фараону-еретику Эхнатону не удалось низвергнуть столетиями создававшуюся традицию.

Третья часть посвящена взлету и падению, триумфу и трагедии XVIII династии, от национального возрождения до увядания и распада. Мы расскажем, как отряду фиванцев, преданных престолу, благодаря динамичному и решительному командованию и, в немалой степени, твердой вере в собственную правоту удалось преодолеть все трудности, изгнать ненавистных захватчиков-гиксосов и восстановить единство в долине Нила. Избавившись от унизительной зависимости, Египет расширил свои пределы и превратился в огромную державу, которой была подвластна территория, протянувшаяся на две с лишним тысячи миль. Если прежде фараоны сосредотачивались на внутренних делах, то теперь они нашли для себя место на мировой сцене. Посланцы из отдаленных стран доставляли к царскому двору экзотическую дань, а египетская армия сметала все препятствия в горах и на равнинах Ближнего Востока. На юге систематическая колонизация и эксплуатация Нубии обеспечивала Египет минеральным сырьем, необходимым для поддержания его военной мощи – и для того, чтобы в царских мастерских изготовляли роскошные и изысканные произведения искусства. Это был воистину Золотой век.

Однако неуклонное возрастание власти правителя на фоне такого могущества и процветания привело к катастрофе. Когда правитель, склонный к радикальным действиям, решил довести принцип божественности монархии до логического предела, в Египте все пошло кувырком: почитаемые культы и обычаи были уничтожены в приступе автократического и пуританского рвения. Только смерть царя-еретика и своевременные маневры традиционалистов позволили вернуться к прежнему положению и установить более стабильный режим. Но в ходе этих событий XVIII династия умалилась и угасла, ослабленная и дискредитированная. Ее падение открыло путь новому имперскому порядку, основанному не на блестящем золоте, а на холодной бронзе.

Глава 10. Восстановление порядка

Освобождение Египта от гиксосов запомнилось потомкам как время национального и культурного возрождения, как заря новой эпохи. Царей, которые возглавляли борьбу за независимость, почитали как отцов-основателей, равных великому Ментухотепу, победителю в затяжной гражданской войне. Египтологи также разделяют взгляд на борьбу автохтонов-египтян и покоривших их выходцев из Азии: изгнание гиксосов знаменует начало Нового царства, самой славной эпохи в долгой истории Древнего Египта.

Но современники воспринимали ситуацию иначе. Жалобы царя Камоса на состояние дел в его стране были искренними. В 1541 году до н. э. автономная территория «Египта», зажатая между гиксосами на севере и кушитами на юге, занимала едва третью часть земель, которые когда-то были подвластны великим царям XII династии. Для многих египтян, даже в самом центре фиванской области, такой status quo не казался плохим вариантом. Ведь подчинение гиксосскому правителю в Аварисе давало и ряд преимуществ: фиванцам дозволялось возделывать поля и пасти стада на подвластных гиксосам землях, получать оттуда же фураж для скота – а взамен они должны были всего лишь платить налог своему чужеземному господину. Известно, что собственные чиновники Камоса высказывали полное довольство такой системой. Хотя это, возможно, классический образец пропаганды, цель которой – изобразить царя как решительного и смелого лидера перед лицом трусливой и равнодушной элиты, здесь, по-видимому, есть и зерно истины. Гиксосы принесли в Египет технологические новшества (вспомним хотя бы лошадь и колесницу), открыли стране путь к средиземноморской торговле в больших масштабах и выказали себя ничуть не худшими администраторами, чем уроженцы Египта.

Политика мирного сосуществования в этих обстоятельствах вполне могла быть желательным выбором. Но она мало привлекала человека и династию, мечтавшую восстановить былую славу. Для гордых фиванцев власть чужеземцев над любой частью «возлюбленной земли» была проклятием, и Камос выразил свою личную решимость в максимальной прозрачной форме: «Желаю я, – сказал он своим ближайшим сподвижникам, – спасти Египет»[111]111
  Табличка Карнарвона № 1, строка 4.


[Закрыть].

Однако прежде чем «спасение» Египта могло стать действительностью, нужно было разобраться с такими мелочами, как присутствие оккупантов-гиксосов и растущая угроза со стороны кушитов. Правитель страны Куш собрал огромную армию, в том числе солидную конницу, и вряд ли упустил бы случай расширить сферу своей власти. Набеги на пустыню Негев поколением раньше преподали фиванцам ценный урок: только обеспечив безопасность своей южной границы, они могли вступить в борьбу с врагами на севере. Понеся большие потери в войне с гиксосами и не владея новейшими вооружениями, они не могли себе позволить войну сразу на два фронта.

Начать следовало с нейтрализации Куша. И вот, в 1540 году до н. э., всего лишь на второй год своего правления, после нескольких месяцев подготовки, Камос повел свое войско на юг. Первой их задачей было отбить Уават[112]112
  Египтяне называли так область между Первым и Вторым порогами Нила. Она была богата золотом, и египтяне эксплуатировали ее почти три тысячи лет. (Прим. перев.)


[Закрыть]и укрепить его в ожидании прихода кушитов, создав тем самым буферную зону на южном фланге. Фиванцы прошли по слабозаселенной долине к югу от Абу, не встретив, по-видимому, никакого сопротивления. Когда они вышли к подножию Второго порога, впереди замаячила их цель – крепость Буген. Она служила одним из главных военных центров египетской оккупации на протяжении почти всего периода Среднего царства, но в последующие десятилетия Буген быстро пал перед кушитами. Проживавшие в нем египтяне весьма легко переметнулись на их сторону и служили своим нубийским господам столь же ревностно, как прежде – великим царям XII династии. Но как только они завидели немалые силы новой египетской армии на горизонте, то, судя по всему, сразу же без боя капитулировали, вдруг вспомнив о былом подчинении властелину Двух Стран. Камоса встретили как героя-победителя, после чего он занялся восстановлением укреплений Бугена и обеспечением боеспособности гарнизона этого нового форпоста.

Будучи хорошим стратегом, он думал не только о сиюминутных нуждах обороны. На будущее он предусматривал долгосрочную оккупацию Нубии, а потому позаботился восстановить в захваченной области египетскую администрацию. Ни один царь не мог полагаться на шаткую верность комендантов крепостей. Необходимо было найти другой механизм, чтобы обеспечить прямой контроль над покоренными территориями. Камос изобрел систему, которую египтяне впоследствии использовали столетиями для управления Нубией. Он назначил доверенное лицо, Тети, первым «сыном царя», то есть наместником, вице-королем Нубии, с правом управлять от имени царя и с обязанностью отчитываться по всем нубийским делам непосредственно перед своим царственным господином. Когда Тети прочно обосновался в Фарасе, созданной для наместника резиденции, Камос с войском вернулся в Египет, чтобы приготовиться к войне с гиксосами – что было куда более трудной и опасной затеей.

Готовясь к походу на север, Камос учел не только чисто военные, но и психологические моменты. Он рассчитывал, что политика шока и устрашения, направленная против городов Среднего Египта, поддерживавших гиксосов, окажет глубокое воздействие на боевой дух противника, «размягчит его» перед генеральным сражением. По его собственным словам,

«Я направился под парусами вниз по течению, как победитель, дабы изгнать азиатов по велению Амона… мое отважное войско катилось передо мной, подобно пылающему огню»[113]113
  Там же, строки 10-11.


[Закрыть].

Его первой целью был город Нефруси, находившийся на территории гиксосов, к северу от регионального административного центра Хмун (ныне – эль-Ашмунейн). Правителем Нефруси был египтянин Тети, сын Пепи. Если бы войску Камоса удалось образцово расправиться с ним, другие коллаборационисты призадумались бы, а не перейти ли им на египетскую сторону? Заняв позиции под покровом темноты, фиванцы напали на Нефруси с первыми лучами рассвета: «Я налетел на него как сокол… воины мои были подобны львам, уносящим свою добычу»[114]114
  Там же, строки 14-15.


[Закрыть]. Без малейшего милосердия Камос наблюдал за разграблением города, а затем приказал стереть его с лица земли. Та же судьба постигла несколько дней спустя селения Хардаи и Першак. Разрушение городов по всему Среднему Египту подорвало гегемонию гиксосов в этом регионе. Фиванцы двинулись дальше.

Затем, по счастливой случайности, в руки Камоса попали сведения, позволившие подкрепить идеологическую базу его похода. Основываясь на богатом опыте фиванцев по части хождения по пустыне и знании троп, накопленном во времена гражданской войны, Камос наладил регулярное патрулирование путей через Западную пустыню; разведчики скрытно следили за всеми передвижениями и докладывали о любых необычных событиях.

Гиксосы со своей стороны также пользовались путями в пустыне для торговли со страной Куш: хоть Фивы и были покорены, отправлять груз нубийского золота по реке, через главный очаг сопротивления, было попросту слишком рискованно. Поэтому дорога между Сако (ныне эль-Кес) в Среднем Египте и кушитской столицей Кермой, между севером и югом, которая шла через оазисы в Западной пустыне, была оживленным трактом, ею пользовались и торговые караваны, и дипломатические миссии. Одному гонцу не повезло – он попался разведчикам Камоса неподалеку от оазиса Джесджес (ныне Бахарийя). Можно легко представить себе ликование фиванцев, когда они обнаружили, что гонец нес письмо от царя гиксосов к новому правителю страны Куш. Содержание по силе воздействия можно было бы приравнять к взрывчатке:

«От руки правителя Авариса.

Аусерра, сын Ра Апопи, приветствует сына владыки Куш!

Почему ты, взойдя на престол, не известил о том меня? Разве ты не заметил, что учинил Египет против меня? Правитель его, Камос… проник на мою территорию, хотя я даже не нападал на него, как он напал на тебя. Он возжаждал эти две страны, мою и твою, и разорил их. Приди на север, не уклоняйся. Смотри, он здесь зажат мною. Никто не встанет на твоем пути в Египет. Помни, я не пропущу его, пока ты не придешь. А затем мы поделим между собою города Египта»[115]115
  Камос, триумфальная стела из Фив, строки 19–24.


[Закрыть].

Несмотря на упрек в том, что кушитский наследник не известил его о приходе к власти, Апопи делает своему нубийскому союзнику чрезвычайно ценный подарок: в обмен на военную поддержку он готов поделиться с ним завоеванной территорией Египта – классический образец принципа «разделяй и властвуй». Итак, худшие опасения фиванцев оказались оправданными. Если бы они не начали действовать, и притом быстро, Египет рисковал погибнуть окончательно.

Камос ответил немедленно и интуитивно нашел правильный ход. Вместо того чтобы убить злосчастного гонца, он отправил его обратно в Аварис с собственным посланием для Апопи: «Я не оставлю тебя в покое; я не позволю тебе ходить по земле, иначе как по моей воле»[116]116
  Там же, строки 10-11.


[Закрыть]. Для большей доходчивости гонцу было также приказано известить Апопи о недавних нападениях Камоса на города Среднего Египта. Мало того, что фиванские войска были отважны и полны решимости – они еще и одерживали победы за спиной у гиксосов! Запросив поддержки у кушитов, Апопи роковым образом выдал собственную слабость. Нападение фиванцев на Аварис внезапно стало вполне реальной перспективой.

Если верить живому, личному рассказу Камоса, то он действительно воспользовался обстоятельствами и напал на центр владычества гиксосов. Дойдя до предместий Авариса, он похвалялся, что пил вино виноградников Апопи, вырубил его сады, изнасиловал его женщин и ограбил грузовые корабли с Ближнего Востока: «взял золото, лазурит, серебро, нефрит, бронзовые секиры без числа… морингу[117]117
  Моринга (Moringa oleifera) – засухоустойчивое вечнозеленое деревце семейства моринговых, происходит из южных предгорий Гималаев, произрастает в субтропическом и тропическом климате. Все части дерева полезны: листья и корни идут в пищу (очень питательны), кора, стручки и семена обладают бактерицидными свойствами и широко используются в медицине. Масло моринги долго не портится, его применяют в кулинарии и косметике. Листья в сушеном виде хорошо переносят транспортировку. Их ели и в Древнем Египте, и в Греции, и в Риме. Поэтому моринга была весьма ценной добычей. (Прим. перев.)


[Закрыть], благовония, жир, мед, древесину ивы и самшита…»[118]118
  Там же, строки 13-14.


[Закрыть] Он заявлял, что вышел непосредственно к царской цитадели, которую презрительно назвал «домом храбрых слов», и женщины гиксосов «выглядывали из-за зубцов своих стен… как мышата из норок»[119]119
  Там же, строки 8–9.


[Закрыть].

Выстроив свой флот в боевой порядок, Камос предпринял массированную атаку на твердыню гиксосов – но, по-видимому, безуспешно. Однако он сделал хорошую мину при неудачной игре, устроив триумфальное возвращение в Фивы во главе своего войска. Следуя вековому обычаю, он велел запечатлеть свои героические деяния для потомства на ряде больших стел в храме Амона в Ипет-Суте.

Но ликование фиванцев длилось недолго и резко оборвалось с внезапной смертью Камоса несколько месяцев спустя, в 1539 году. Причина его безвременной кончины неизвестна. Как он ни храбрился, ни бушевал, похоронили его не как победителя, в непозолоченном гробу, и рядом с ним положили всего лишь два кинжала. Дело его жизни осталось незавершенным.

Смерть Камоса и сама по себе стала жестоким ударом для египтян, но их чувство утраты, разочарование и тревогу еще более усилили споры из-за наследования трона. Тремя годами ранее Камос стал царем вместо прямого наследника – вероятно, потому, что уже был взрослым и мог продолжить ту борьбу, которая стоила жизни Секененра. Теперь, когда Камос умер, обойти наследника снова было не так-то легко… хоть тот и был еще маленьким мальчиком.

Фивы ждали, пока новый царь, Яхмос, достигнет совершеннолетия. Девять долгих лет дела военные оставались в состоянии застоя. Буген был в руках египтян, и это успешно сдерживало страну Куш. Деморализованные войска Апопи были не в силах начать наступление, но и фиванцы, не имея вождя, тоже ничего не могли – только сидеть тихо, быть начеку и готовиться.