Текст книги "Черная капелла. Детективная история о заговоре против Гитлера"

Бек был умен. Бек был принципиален. И Бек слишком много на себя взял. Через несколько недель он предложил Браухичу лично сообщить Гитлеру, что большинство высших генералов «не могут принять на себя ответственность за подобную войну», а потому у них нет иного выхода, кроме как «подать в отставку со своих постов». Это требовало внимания уже не только Браухича. В Генеральном штабе прошло совещание, на котором обсудили призыв Бека к скоординированной отставке. Гитлеру о совещании не сообщили (что само по себе было актом неповиновения), но его незримое присутствие чувствовалось. Никто из генералов не последовал призыву Бека. Он серьезно просчитался, начав борьбу самостоятельно. И обратного пути не было.

На следующий день после визита барона фон Клейста к Уинстону Черчиллю Гитлер отправил в отставку генерала Людвига Бека. Бек согласился уйти по-тихому, что спасло его от тюремного заключения – или от казни. В честной беседе Бек заявил, что больше не может терпеть и «смотреть, как банда преступников развязывает войну». Избавившись от обязанностей командующего, он мог сосредоточиться на разработке планов переворота и предотвращения войны.

Новым начальником Генерального штаба стал генерал Франц Гальдер. Он занял пост 27 августа 1938 года. Бек сам рекомендовал его для этой работы, втайне надеясь (он не раз слышал, как презрительно Гальдер отзывался о Гитлере), что тот поддержит заговор[222]222
  Показания Гизевиуса, NIMT, 12:212.


[Закрыть]. Пятидесятичетырехлетний Гальдер был моложе Бека и не пользовался авторитетом. Короткий ежик на голове, пышные усы, глубокая впадина на подбородке – он напоминал сурового университетского футбольного тренера, который считает маневры обманом, а шлемы – признаком слабости.

Гальдер действительно презрительно отзывался о Гитлере («безумец, преступник»), обсуждал возможность взрыва его личного вагона и втянул в заговор президента Рейхсбанка Ялмара Шахта. Но эта прямота вызывала сомнения. Не был ли он нацистом-флюгером? Быть может, его неприязнь к Гитлеру – желание держать нос по ветру?

Отдать приказ о начале действий заговорщиков мог только Гальдер или Браухич. Но Браухич был слишком робок и никого не мог вдохновить. Гальдер начал действовать, проявляя еще большую осторожность. Он считал, что большинство высших офицеров считают готовность Гитлера захватить Судетскую область чистым блефом. Чтобы убедить этих скептиков примкнуть к заговору, следует сидеть тихо, пока Гитлер не раскроет свои карты. И Гальдер был готов ждать до того момента, когда Гитлер отдаст приказ выступать. Но промедление грозило опасностью. Что, если времени для начала действий и остановки войны попросту не хватит? Что, если Гальдеру просто недостает решимости?

Когда Бек отстранился от активной службы, движущей силой заговора стал Ханс Остер. Восьмого сентября он пришел в штаб 3-го корпуса в Берлине[223]223
  Parssinen, Oster Conspiracy of 1938. С. 103.


[Закрыть]. За закрытыми дверями он встретился с генералом Эрвином фон Вицлебеном, карьерным офицером в чисто прусской традиции. Пятнадцатью годами ранее Остер служил в четвертой дивизии в Дрездене под командованием Вицлебена.

Не каждый генерал может повести за собой армию. Вицлебен мог, потому что 3-й корпус отвечал за защиту Берлина. Именно поэтому Остер хотел с ним поговорить. В строжайшей тайне. Он сообщил Вицлебену о заговоре. Если что-то не получится, Остеру нужен генерал, которому можно доверять и который способен поднять армию против Гитлера и правительства.

Вицлебен спросил, не блеф ли все рассуждения Гитлера о Чехословакии? Остер ответил: «Нет». Тогда Вицлебен заговорил о слухах среди высшего военного командования: говорили, что заключена тайная сделка, «по которой Германия взялась защищать Европу от большевизма», а в обмен западные страны позволят Гитлеру расширить территорию за счет Чехословакии. Остер ответил, что такой тайной сделки не было.

Получив ответы на свои вопросы, генерал Эрвин фон Вицлебен присоединился к заговору и совершил первый акт измены.

17
Выходные на природе

В пятницу, 9 сентября, няня разбудила двоих детей Сабины и Герхарда Лейбхольц и велела им умываться и одеваться[224]224
  Leibholz-Bonhoeffer, Bonhoeffers. С. 94–100.


[Закрыть]. Семилетняя Кристиана и одиннадцатилетняя Марианна уже были одеты, когда в комнату вошла фрау Лейбхольц и объявила, что в школу сегодня никто не пойдет. Семья уезжает на выходные в Висбаден.

Лейбхольцы жили в тихом университетском городке Гёттинген, где никогда и ничего не происходило. Курортный Висбаден славился горячими источниками еще со времен Римской империи. Доехать туда можно было за несколько часов. «Мы вернемся в понедельник», – сказала Сабина няне, никак не объяснив своего необычного поступка. Она велела девочкам надеть две пары белья. Кроме того, у нее был сюрприз – приехали дядя Дитрих и его друг, герр Бетге. Сабина собрала корзинку для пикника. Герхард усадил девочек на заднее сиденье своего кабриолета «Форд», и они отправились в путь. Бонхёффер и Бетге ехали позади на «Ауди» Дитриха.

Герхард Лейбхольц был весьма уважаемым юристом, но в силу еврейского происхождения он в 1935 году лишился работы в Гёттингенском университете. Это заметно осложнило финансовое положение семьи. Девочек стали дразнить в школе. По воскресеньям по улицам города расхаживали штурмовики и орали жуткие песни: «Давайте, солдаты, повесим евреев, давайте, солдаты, застрелим евреев!» Герхард часто бродил по своему большому саду, размышляя о политике и о будущем. Сабина написала Дитриху, что ее муж «не способен сохранять прежнее хладнокровие»[225]225
  Bethge, Dietrich Bonhoeffer. С. 632. Письмо Сабины от 26 августа 1938 года.


[Закрыть].

По пути Герхард остановился, чтобы купить фонарик. Когда они вновь выехали на дорогу, Сабина сказала девочкам, что пикник отменяется. Это было бегство. «Мы едем не в Висбаден, – сказала она. – Ночью мы попытаемся перейти границу Швейцарии, потому что положение в стране очень серьезно».

Несмотря на юный возраст, Марианна и Кристиана знали, что Германия вот-вот может начать войну с Чехословакией. Они не знали, что покинуть страну их родителям посоветовал другой дядя, Ганс фон Донаньи[226]226
  Leibholz-Bonhoeffer, Bonhoeffers. С. 99. Также см.: Bethge, Dietrich Bonhoeffer. С. 631.


[Закрыть]. Этот план семья обсуждала уже несколько месяцев, но недавно в Министерстве юстиции заговорили о грядущих изменениях нацистских законов. В любой день евреям могли приказать носить специальные паспорта с литерой J. Выезд из Германии планировали ограничить, а то и вовсе закрыть. Те, кто не уедет сейчас, могут оказаться в ловушке.

Лейбхольцам пришлось принимать решение стремительно. Багаж мог вызвать у пограничников подозрения и породить проблемы. Они решили оставить все, что у них было, даже одежду. Вот почему Сабина заставила детей надеть две пары белья.

До пограничного пункта в Базеле было несколько сотен километров. Девочки пересаживались из одной машины в другую, чтобы не скучать в дороге. Они сидели сзади и пели песни. Дядя Дитрих научил их песне Шуберта «Песня над водой»: «Блики мерцают на глади хрустальной, лебедем челн наш по волнам скользит… Время скользит по волнам, исчезая, ночью прохладной сменяется день…»

Проехав около 160 километров, путники остановились отдохнуть. День выдался очень солнечным. После пикника они неловко простились, не зная, когда увидятся вновь. Бонхёффер и Бетге возвращались в семинарию, а Лейбхольцам предстояла дальняя дорога до Швейцарии. Дитрих стоял на дороге и махал рукой, пока машина Герхарда не скрылась за холмом и не пропала из виду.

Границу в Базеле они перешли около десяти вечера. Увы, вывезти из Германии достаточно денег не удалось, а у Герхарда не было предложений о работе. Но у Лейбхольцев был план. Дитрих связал Герхарда и Сабину с епископом Джорджем Беллом, пастором Юлиусом Ригером и своими прихожанами в Сайденхэме. Можно начать новую жизнь в Лондоне, где они никогда не бывали.

Из Базеля Лейбхольцы добрались до Цюриха, затем пересекли Францию. Они провели в дороге несколько недель. За это время они получили телеграмму от родителей Сабины. В ней говорилось, что нацисты ввели новые паспортные правила для евреев. В Кале семья села на корабль, который, как лебедь, понесся по мерцающим волнам в Британию.

18
Зонтичная дипломатия

Заговорщики проложили путь в Британию.

В сентябре 1938 года, по настоянию Ханса Остера, берлинский дипломат Эрих Кордт попросил одного из своих кузенов поехать в Лондон и на словах передать сообщение старшему брату Эриха, Теодору, временному поверенному в немецком посольстве. Эрих хотел, чтобы Теодор попытался получить какие-то заверения Чемберлена касательно Чехословакии. Теодор сумел договориться о встрече с министром иностранных дел лордом Галифаксом. Последний пообещал поговорить с Чемберленом, но из этого разговора ничего не вышло. Впрочем, утешало лишь одно: Галифакс сказал, что, по его мнению, если Гитлер осмелится напасть на Чехословакию, «войну будет невозможно предотвратить».

Тем временем в Нюрнберге проходил шестнадцатый ежегодный съезд нацистской партии. Двенадцатого сентября Гитлер поднялся по гранитной лестнице к трибуне над огромной Ареной Луитпольда, где собрались несколько сотен тысяч ликующих людей. Солдаты и мальчишки из гитлерюгенда стояли плечом к плечу.

«Страдания судетских немцев неописуемы! – прогремел Гитлер и тут же перешел к подробному описанию этих страданий: – Эти измученные люди не могут найти ни справедливости, ни помощи, но они получат нашу поддержку!.. Рейх долго спал. Но сегодня немецкий народ пробудился, чтобы предстать пред миром в своем тысячелетнем венце!»

Через два дня Невилл Чемберлен передал Гитлеру предложение провести тайные переговоры по Чехословакии, причем сам он был «готов начать прямо завтра». Его слова не были преувеличением: на следующий день, 15 сентября 1938 года, Чемберлен впервые в жизни сел на самолет и вылетел в Мюнхен, откуда его доставили в Берхтесгаден.

Премьер-министр был преисполнен высокомерия. Он был уверен, что его дипломатические способности помогут смягчить свирепость Гитлера и заключить мирное соглашение. Шансы на успех повышало и то, что чехов на переговоры не пригласили. Гитлер и Чемберлен три часа беседовали в Бергхофе. Гитлер согласился на время отложить военные действия. Чемберлен заявил, что пока не представляет, какая страна станет родиной судетских немцев. Он предложил вынудить чехов как можно быстрее провести голосование, чтобы судетские немцы смогли сами определить свою политическую судьбу. Повторную встречу назначили на 22 сентября.

Вернувшись в Лондон, Чемберлен собрал членов своего кабинета на экстренное совещание. Он сообщил, что они с Гитлером отлично поладили, что Гитлер не проявляет «признаков безумия», а цели его внешней политики «строго ограничены»[227]227
  Faber, Munich, 1938. С. 315.


[Закрыть]. Он также сказал, что Гитлер производит поразительно сильное впечатление, что удивительно для столь непривлекательного физически человека. Внешность фюрера Чемберлен описал весьма неприглядно, сравнив его «с самой заурядной мелкой собачкой». Конечно, он и не догадывался, что Гитлер в частной беседе называл его «старой задницей» и смеялся над его аристократической привычкой носить при себе зонтик – в Британии это считалось символом мира, но для большинства немцев означало лишь дождливую погоду[228]228
  Robert Harris, «Munich, 1938: Neville Chamberlain’s Finest Hour». Times. 10 сентября 2017 года; Kirkpatrick, The Inner Circle. С. 113.


[Закрыть].

Адмирал Вильгельм Канарис узнал о приезде Чемберлена в Берхтесгаден в тот же вечер. Он ужинал в Берлине с офицерами абвера, когда ему сообщили эту новость. «Что?! – воскликнул адмирал. – Он…?! Он приехал к этому человеку?!» Канарис вскочил из-за стола и в раздражении принялся расхаживать по комнате. Неужели британцы играли с заговорщиками? Быть может, пора пересмотреть план переворота?

Канарис был на распутье. Как глава абвера, он поставлял оружие и разведывательную информацию Судетско-немецкому добровольному корпусу, поддерживаемому нацистами. Члены этого корпуса накаляли напряженность в Судетской области, нападая на чешскую армию. Но одновременно хитрый Канарис приказал заговорщику Гельмуту Гроскурту, который отвечал за подрывную деятельность абвера, исключить из списков часть ружей и взрывчатки – они могли понадобиться майору Фридриху Хайнцу, когда настанет время атаковать Рейхсканцелярию.

Все было готово к перевороту. Изворотливый шеф берлинской полиции Вольф фон Хельдорф присоединился к заговорщикам. Генерал-лейтенант Карл-Генрих фон Штюльпнаель, заместитель начальника Генерального штаба, вместе с генералом Фёдором фон Боком, командующим только что созданной 8-й армией, также поддержали заговор. В числе заговорщиков был кузен Паулы Бонхёффер, генерал-майор Пауль фон Хазе, командующий 50-м полком, и ее сын Клаус, старший юрист авиакомпании «Люфтганза». Солдаты 23-го полка в Потсдаме были готовы захватить ключевые министерства и радиостанции. Были оговорены и планы конституционной монархии, которую создадут после Гитлера. Планировалось, что обязанности канцлера примет на себя Карл Гёрделер, а Людвиг Бек станет президентом.

После приезда Чемберлена в Берхтесгаден небольшая группа заговорщиков, куда входили майор Хайнц и генерал Эрвин фон Вицлебен, собралась в берлинской квартире Остера. Тайные переговоры между Гитлером и Чемберленом породили проблемы, но сделку по Чехословакии Германии заключить не удалось. Это были предварительные переговоры, которые могли ни к чему не привести, поэтому заговорщики не оступались от своих планов – нужно было обсудить детали. Эрих Кордт принес поэтажный план Рейхсканцелярии. Остер и генерал Вальтер фон Брокдорф-Алефельд проехались по Берлину, отмечая все входы и выходы правительственных зданий и казарм СС в районе Лихтерфельд, где располагалась личная охрана Гитлера.

Оставался вопрос, что делать с Гитлером. Вицлебен выступал против убийства. Все знали, что Бек, Гёрделер и Канарис тоже не поддерживают эту идею. Остер вновь подтвердил, что Гитлера нужно брать живым. Участники совещания поделились собранной информацией. Рейхсканцелярию охраняли 39 эсэсовцев из Лихтерфельде, каждая смена состояла из 12–15 человек. У входа в апартаменты Гитлера стоял часовой. Другой часовой с собакой патрулировал двор Рейхсканцелярии ночью. Впрочем, особняк не был неприступной крепостью, и Хайнцу приказали собрать группу захвата.

Когда совещание закончилось, все разошлись. Задержался лишь Фридрих Хайнц. Майор входил в несколько ультраправых полувоенных групп, возникших в Германии после Первой мировой войны, но действия нацистов выводили из себя даже его. Он разделял точку зрения Остера: нет никакой необходимости в том, чтобы Ганс фон Донаньи судил Гитлера, а доктор Бонхёффер объявлял его сумасшедшим.

«Живой Гитлер сильнее всех наших [военных] дивизий», – сказал Остеру Хайнц.

Они с полковником заключили союз – Хайнц назвал его «заговором внутри заговора». Если все пойдет по плану и майору Хайнцу и его людям удастся схватить Гитлера в Рейхсканцелярии, то фюрера нужно просто-напросто застрелить.

19
Чешская игра

Для второго раунда переговоров по Чехословакии Невилл Чемберлен и Адольф Гитлер встретились 22 сентября в Бад-Годесберге, небольшом городке на западном берегу Рейна. Встреча проходила в отеле «Дреезен», где остановился Гитлер. После первой встречи в Берхтесгадене Чемберлен провел переговоры с французским премьером Эдуардом Даладье и президентом Чехословакии Эдвардом Бенешем. Премьер-министр Великобритании всячески уговаривал согласиться на плебисцит в Судетской области. В Бад-Годесберге Чемберлен сообщил Гитлеру, что оба лидера план одобрили. Гитлеру следовало бы довольно улыбнуться, но вместо этого он нахмурился, скрестил руки на груди и буквально выпустил воздух из мирного шарика британского премьера[229]229
  Kirkpatrick, The Inner Circle. С. 115. Киркпатрик входил в состав британской делегации.


[Закрыть].

«Извините, господин Чемберлен, – напряженно произнес он. – После событий последних дней подобное решение неприемлемо».

Обещаниям Гитлера – грош цена, и он выдвинул Чемберлену новые условия. Он заявил, что в Чехословакии проживает немало поляков и венгров и их проблемы тоже заслуживают внимания. Кроме того, он изменил мнение и теперь считает, что судетские немцы должны быть немедленно освобождены. Он намерен в течение четырех дней отправить немецкую армию на их спасение, а любые плебисциты можно отложить до ноября.

Переговоры застопорились, и Чемберлен со своими советниками удалились для размышлений. Стороны встретились на следующий день. Переговоры затянулись до глубокой ночи. Уже перед рассветом Гитлер составил меморандум о значительных «уступках». Гитлер соглашался оставить Судетскую область чехам до 1 октября. За это время чехи должны освободить данную территорию, хотя забрать с собой многое им не удастся: «Запрещается вывозить продукты питания, товары, скот, сырье и т. п.».

Переговоры завершились, но кризис не разрешился. Два переводчика Гитлера позвонили Эриху Кордту в Министерство иностранных дел и сообщили содержание меморандума об уступках. В то время в кабинете Кордта находился полковник Ханс Остер. Дурные известия из Бад-Годесберга его порадовали. «Теперь, слава богу, у нас есть убедительные доказательства, что Гитлер хочет войны практически при любых условиях, – сказал он. – Точка невозврата пройдена».

В заговоре появился новый участник. Осторожный главнокомандующий Вальтер фон Браухич решил не участвовать в войне за Чехословакию. События в Бад-Годесберге убедили его: война стремительно приближается. Браухич заявил, что готов дать сигнал к действиям. Но Остер хорошо знал главнокомандующего и сомневался в его решимости. Хватит ли ему смелости действительно привести план в исполнение?

В понедельник, 26 сентября, ближе к вечеру, в Рейхсканцелярию пришла делегация из трех человек. Британский посол Невилл Гендерсон, первый секретарь посольства сэр Ивон Киркпатрик и советник Чемберлена сэр Горас Вильсон официально доставили письмо от британского премьера. В нем Чемберлен пытался деликатно сообщить, что чехи отвергли Годесбергский меморандум как «совершенно неприемлемый». Французы отреагировали аналогично. Переводчик читал, и Гитлер постепенно разъярялся все больше.

«Смысла в дальнейших переговорах больше нет! – визгливо вскрикнул он. – Первого октября я получу от Чехословакии все, что мне нужно. Если Британия и Франция решат вмешаться – пусть. Мне нет до них никакого дела!»

Вечером фюрер собрал в Берлинском дворце спорта пятнадцать тысяч ликующих нацистов. Велась прямая радиотрансляция его выступления. Американский журналист Уильям Ширер, освещавший это выступление для CBS, не мог припомнить, чтобы Гитлер когда-либо находился в такой ярости. Более часа он говорил о том, что Чехословакия – это искусственно созданная страна, возникшая в результате большой «лжи» после Первой мировой войны, и с того времени президент Бенеш, «отец лжи», терроризирует судетских немцев[230]230
  Faber, Munich, 1938. С. 381.


[Закрыть].

«Целые области обезлюдели, – ревел Гитлер, бесстыдно искажая истину, – деревни сожжены дотла. Немцев изгоняют газом и гранатами. А Бенеш сидит в Праге и думает: “Со мной ничего не случится, Британия и Франция всегда помогут мне…” Сейчас я требую принудить герра Бенеша к честности после двадцати лет. Он должен передать территории 1 октября… И сегодня я заклинаю тебя, мой Немецкий народ, встань за мной мужчина к мужчине, женщина к женщине!»

Это выступление лишь подлило масла в огонь, на что Гитлер и рассчитывал. На следующий день Франция начала укреплять свои позиции вдоль границы с Германией. Дороги, ведущие из Парижа, были забиты людьми, стремящимися покинуть город. Чехи призвали около миллиона солдат. Чешская армия не стояла на месте, и Гитлер приказал выдвинуться к границе семи дивизиям вермахта. В Лондоне населению стали раздавать противогазы. Школы эвакуировали, пациентов срочно выписывали из больниц. Чемберлен мобилизовал Королевский флот, но в восемь часов вечера выступил по радио, чтобы успокоить соотечественников – и нанести последний удар по свободолюбивым чехам.

«Как бы ни сочувствовали мы небольшой стране, столкнувшейся с угрозой со стороны большого и сильного соседа, – сказал премьер, – мы ни при каких обстоятельствах не можем втягивать в войну всю Британскую империю просто ради ее защиты. Если нам придется драться, то по более весомому поводу».

Через два часа успокоившийся Адольф Гитлер отправил Чемберлену телеграмму с сообщением, что он все еще открыт для переговоров.

В Берлине заговорщики готовились к решительным действиям. Приближалась полночь 27 сентября. Фридрих Хайнц собрал около шестидесяти солдат, студентов, рабочих и социалистов. Хайнц хотел, чтобы все выглядело как народное восстание, а не военный путч. Он разбил своих людей на небольшие группы и разместил их в одном из надежных домов абвера, расположенном близ Рейхсканцелярии на Вильгельмштрассе. Переворот казался неизбежным.

На следующее утро людей Хайнца перевели в штаб армии в комплексе Бендлерблок, где майор выдал им пистолеты, ручные гранаты и патроны. Все было готово. В другой части Бендлерблока Ханс Остер, которого Канарис только что серьезно повысил, получал свежую информацию по Чехословакии от Эриха Кордта. Остер считал, что у них достаточно доказательств того, что Гитлер собирается начать войну, и они должны вмешаться. Он постоянно был на связи с Гальдером и Вицлебеном. Последний находился в кабинете Гальдера и ожидал приказа. Оба генерала умоляли главнокомандующего Браухича дать заговору зеленый свет. Как говорится, промедление смерти подобно. Но Вальтер фон Браухич навечно застрял где-то посередине. Он сказал Вицлебену, что хочет пойти в Рейхсканцелярию и еще раз ознакомиться с ситуацией, прежде чем начать действовать. Заговорщики замерли в неопределенности. Ожидание… Ожидание…

Накануне Гитлер сообщил Чемберлену, что готов к дальнейшим переговорам. Чемберлен мгновенно ответил предложением провести международную конференцию. Он написал Бенито Муссолини, приглашая дуче присоединиться к переговорам и убедить Гитлера. Когда Браухич вошел в Рейхсканцелярию, вся эта информация буквально обрушилась на него. В два часа дня Гитлер отправил Чемберлену вторую телеграмму – он предлагал провести переговоры на следующий день в Мюнхене. Чемберлен и Даладье быстро согласились. Муссолини выразил готовность стать посредником. Наспех организованная встреча в Мюнхене показалась Вальтеру Браухичу благословением. Теперь можно не принимать решения. Нельзя же начать переворот, когда переговоры возобновились и в Германию должны были прибыть главы трех европейских государств.

Возможность устранить Гитлера окончательно исчезла на следующий день, когда было объявлено о мирном соглашении. Радовались все, кроме Чехословакии. Гитлеру и его армии вновь удалось захватить территорию без единого выстрела. А солдаты победоносной армии, как выяснилось, не склонны рисковать собственными жизнями и идти на государственную измену. Генерал Вицлебен и майор Хайнс пришли в квартиру полковника Остера, чтобы обсудить ситуацию.

«Для этого несчастного, глупого народа он снова стал обожаемым фюрером, единственным и неповторимым, посланным Германии самим Богом, – сказал Вицлебен, скрывая за сарказмом глубокое разочарование. – А мы – мелкая группа реакционеров и обиженных офицеров и политиков, которые осмелились в момент величайшего триумфа величайшего государственного деятеля всех времен мешать его дальнейшему продвижению!»

Переговоры проходили в штаб-квартире нацистской партии в Мюнхене – в Фюрербау, «доме фюрера»[231]231
  Там же. С. 414.


[Закрыть]. Гитлер, Муссолини, Даладье и Чемберлен собрались в одном зале, периодически склоняясь над картами. Два представителя чешского правительства находились в другом помещении. Они ничего не решали. Их роль – безропотно подтвердить свое согласие, когда сделка будет заключена. Один из сопровождающих Чемберлена откровенно сказал им: «Если вы не примете наших условий, будете разбираться с немцами в одиночку».

Большая четверка[232]232
  То есть Великобритания, Германия, Италия, Франция – в 1930-е это были крупнейшие европейские державы.


[Закрыть]разделала Чехословакию, как рождественского гуся. Гитлер получил желаемое. Германия получала контроль над почти 30 тысячами квадратных километров чешской территории, где было сосредоточено 80 % текстильной промышленности, 70 % производства железа, стали и электроэнергии и 60 % угля. Венгрия получала порядка 20 тысяч квадратных километров, а еще почти 1,7 тысячи квадратных километров отходило Польше. Ни о каких финансовых компенсациях речь не шла – Гитлер и слышать об этом не хотел. Он заявил Чемберлену: «Наше время слишком дорого, чтобы тратить его на такие пустяки». То, что осталось от Чехословакии, недолго сохраняло независимость. Через неделю президент Эдвард Бенеш бежал в Лондон, а нацисты очень скоро организовали переход власти к прогерманскому правительству.

Премьер Невилл Чемберлен вернулся в Лондон триумфатором. Он сумел добиться «почетного мира», который обеспечит стабильность в Европе[233]233
  Webb Miller, «Chamberlain and Hitler Announce Czech Agreement». United Press International wire story. 30 сентября 1938 года. Чемберлен сообщил, что они с Гитлером «продолжат работать ради устранения возможных разногласий, что поспособствует установлению мира в Европе».


[Закрыть]. Уинстон Черчилль, присутствовавший при этом, назвал Мюнхен «полным и неприкрытым поражением» Британии. Барон Джордж Ллойд, который в августе встречался с заговорщиком Эвальдом фон Кляйстом, оценивал ситуацию примерно так же, но обошелся без публичных заявлений. В письме к другу он так охарактеризовал дипломатические усилия Чемберлена: «Если не уступил вначале, лети снова и снова»[234]234
  Lukes and Goldstein, Munich Crisis. С. 289.


[Закрыть].

Государственная измена напоминает театр, где у каждого одна, а то и две роли. Чтобы участвовать в заговоре против Гитлера в Третьем рейхе, нужно было постоянно играть роль истинного нацистского патриота – только так удавалось огородить себя от нежелательного внимания. Третьего октября 1938 года адмирал Вильгельм Канарис и полковник Ханс Остер приняли на себя эту роль и покорно присоединились к военному каравану, который отправился в торжественный путь по новым немецким территориям – Судетской области.

Близ города Эгер на реке Огрже они наткнулись на кортеж Гитлера. Канарис и Остер вышли из машины и принялись управлять движением и сдерживать толпу. Проезжая мимо, Гитлер крикнул: «Это Канарис!» Он приказал водителю остановиться, чтобы поздороваться с адмиралом, который всего несколько дней назад планировал его свержение.

Вечером Остер вернулся в Берлин и остановился у генерала Эрвина фон Вицлебена. Там же находились Ялмар Шахт и Ганс Гизевиус, заговорщик из Министерства внутренних дел. Они обсудили все еще напряженную обстановку в Европе. Опасаясь за свою судьбу, они разожгли камин и сожгли все документы, связанные с неслучившимся переворотом. Они с грустью смотрели, как мечты о Германии без Гитлера превращаются в прах.

И все же заговор не умер. Пришлось решать важную проблему – как быть, потеряв важного участника. Отказ Ганса фон Донаньи тянуть за «нужный» конец веревки во время расследования дела Вернера фон Фрича не остался незамеченным – на это обратили внимание и отъявленный нацист Роланд Фрейслер из Министерства юстиции, и личный секретарь Гитлера, интриган Мартин Борман[235]235
  Bethge, Dietrich Bonhoeffer. С. 624.


[Закрыть]. В конце сентября Борман написал министру юстиции Францу Гюртнеру письмо с вопросом, почему Донаньи занимает такой высокий пост, не являясь членом партии[236]236
  Deutsch, Hitler and His Generals. С. 375.


[Закрыть].

Сигнал был понят правильно: Гюртнер сообщил Донаньи, что и ему самому, и его семье стоит «сменить обстановку». Мюнхенское соглашение еще обсуждалось, а Донаньи уже начал работать судьей верховного суда в Лейпциге, в 160 километрах к югу от Берлина[237]237
  Bethge, Dietrich Bonhoeffer. С. 624; Sifton and Stern, No Ordinary Men. С. 64.


[Закрыть]. Остракизм через повышение. Донаньи переехал, но продолжал по четвергам читать лекции в Немецкой академии политики в Берлине. Это помогло ему остаться в рядах заговорщиков, потому что Людвиг Бек и Остер каждый четверг собирались для обсуждения дальнейших шагов. К ним часто присоединялся Карл Гёрделер, дипломат Ульрих фон Хассель и другие.

Когда в конце октября 1938 года Гитлер начал устанавливать контроль над всем, что осталось от Чехословакии, Канарис поручил Остеру передать Донаньи сообщение: нужно быть готовым вернуться в Берлин. Если ситуация достигнет пика и Гитлер начнет войну, адмирал знал, что нужно сделать в первую очередь: он хотел просить, чтобы Ганса фон Донаньи перевели в штаб абвера.