Текст книги "Мария Каллас. Дневники. Письма"

1949

От Эльвиры де Идальго – по-итальянски

Анкара, 3 января 1949 года

Дражайшая Мария,

твоя телеграмма пришла только вечером в воскресенье. Можешь вообразить, как опечалена я была, что не смогла послушать тебя хотя бы по радио. Цитаты из газет, присланные тобою, наполнили радостью мое сердце. Сама видишь, Мария, – я в тебе не ошиблась, и те решения, что ты приняла в последние годы в Афинах[70]70
  Имеется в виду решение Марии Каллас в 1946 году вернуться в Америку.


[Закрыть], ничему хорошему не послужили – разве только отсрочили твой успех, который по-хорошему и должен был состояться в Италии. Я была по-настоящему взволнована, когда читала в газетах о твоем триумфе, особенно в «Норме», которую мы разучивали с такой любовью. Мечта нас обеих – и вот теперь она сбылась. Я, пусть и немного поздновато, желаю тебе в новом, 1949, году новых триумфов и того удовлетворения от работы, которого ты заслуживаешь.

Баттисте – поклоны и самые лучше пожелания, а тебе – пламенный поцелуй. Всегда пиши о своих новостях. Очень хочется, чтобы ты приехала сюда дать два концерта, а еще два – в Стамбуле.

Эльвира де Идальго.

Джованни Баттиста Менегини – по-итальянски

Пятница, 28 января 1949

Мой дорогой,

пишу тебе несколько слов отсюда, из Палермо, где я так мучаюсь. Во-первых, потому что это далеко. Во-вторых, я не знаю, как мне удастся работать над «Парсифалем»[71]71
  Премьера которого должна состояться меньше чем через месяц в Риме.


[Закрыть]. И наконец, как здесь работают – это просто катастрофа. Вчера была генеральная репетиция. Мне не объяснить тебе в двух словах, во что я влипла. Ничего не было готово. На сцене не меньше трех десятков рабочих (зачем – не могу тебе сказать, потому что они ничего не делали, просто стояли и смотрели!). У меня не было шишака[72]72
  Шлем воительницы Брунгильды в «Валькирии».


[Закрыть], ни щит не готов, ни копье. Оркестр строил гримасы, маэстро много говорил и ничего не делал. Бас Нери не выучил роль! В общем, сегодняшний спектакль я надолго запомню! Представь, я, привыкшая к работе чистой и совершенной, заехала в такую даль, чтобы так влипнуть! Единственное, что со мной хорошо обращаются, ну прямо как с богиней! Все, что бы я ни делала, замечательно.

Дорогой Баттиста, на что он мне сдался, этот Палермо? Это пустая трата времени и очень тягостно. Одно утешение, что во вторник все кончится, и я смогу уехать восвояси. Тебе лучше не приезжать сюда. Это ни к чему. И, подумать только, мне говорили, что я застану здесь весну. Здесь очень-очень холодно, воздух такой сухой, и ветер дует прямиком из ада, если в аду бывает ветер.

Других новостей у меня нет, только с утра болит голова, я просто больше не могу. Будем надеяться, что к вечеру пройдет… Я прервала письмо, потому что кончились чернила, и, пользуясь случаем, вышла прогуляться и выпить двойной кофе, может быть, головная боль скорее пройдет. К счастью, погода хорошая, но не жарко… Снова перерыв в письме. Мне позвонили из театра, чтобы напомнить, что спектакль начинается без четверти десять! Представляешь? Я очень смеялась. Похоже, что здесь люди забывают о спектаклях, и им требуется напоминать. Короче!!!

Я прощаюсь с тобой, дорогой, напишу завтра, чтобы рассказать о спектакле и просто поздороваться. Скажу тебе правду, я немного устала. Не в вокальном плане, но в физическом. Как бы мне не помешал хороший отдых, на своем месте!

Баттиста, чао, скоро увидимся, ешь, спи и думай обо мне. Пиши, когда будет минутка, я всегда счастлива получить от тебя письмо.

Твоя Мария.

Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски

Палермо, воскресенье 30 января 1949

Любовь моя,

твой сегодняшний телефонный звонок стал для меня сюрпризом. Я и мечтать о нем не могла. Должна тебе сказать, что даже захоти я тебя забыть или рассердиться на тебя, мне бы это не удалось, потому что ты такой нежный и внимательный и хорошо знаешь мою слабость и благодарность за этот дар, который для меня – жизнь и счастье.

Дорогой, я написала тебе коротенькое письмо в день приезда, поделившись моими ужасными приключениями, но дальше было еще хуже. Представь себе, газеты пишут о Маньони[73]73
  Иоланда Маньони пела Зиглинду в «Валькирии».


[Закрыть], как будто это она героиня, а я статистка второго плана, более того, одна газета написала: «Мария Каллас в роди Брунгильды пела красочно, голос ее красив и приятного тембра, но ей так и не удалось стать варварской Валькирией». Какие глупцы! Сам понимаешь, как мне здесь весело! Если бы только я могла улететь первым самолетом. Сегодня здесь великолепная погода. Ах, да, чуть не забыла. Та же газета пишет: «Джулио Нери (Вотан) идеально музыкален». Я не смогу и не сумею пересчитать, сколько глупостей он наляпал и сколько взял фальшивых нот. Без преувеличения, будь опера лучше известна, его, не колеблясь, выставили бы за дверь. Я клянусь и еще раз клянусь, никогда больше ноги моей не будет в Южной Италии. Похоже, я слишком музыкальна и изысканна, чтобы меня здесь оценили. Они, наверное, хотят, чтобы мы вцепились друг другу в волосы на сцене! Я решительно возмущена и вымотана до предела.

Других новостей у меня нет, разве что повторю то, что сказала по телефону: я не знаю, как мне удастся за такое короткое время подготовить «Парсифаля», когда предстоит еще петь эти ужасные спектакли в Неаполе[74]74
  Четыре представления «Турандот» с 12 по 20 февраля, за считанные дни до премьеры «Парсифаля» в Риме.


[Закрыть]! Это скверный и тяжелый для меня период!

Дорогой, я прощаюсь с тобой и повторяю все, что ты и так хорошо знаешь. Когда приедешь в Рим, пошли мне письмо. Как ты поживаешь, что делаешь, ешь ли, видишься ли с друзьями Пиа и Джанни? Думаешь ли хоть немного обо мне и скоро ли приедешь?

Вся, вся, вся твоя Мария.

[75]75
  В этот период она подписывает свой первый контракт с Cetra на запись в студии на грампластинки 78 оборотов всех перечисленных арий, кроме арии из «Аиды».


[Закрыть]

От Эльвиры де Идальго – по-итальянски

Анкара, 15 марта 1949

Дорогая Мария,

прежде всего я должна тебе сказать, как была тронута, когда услышала тебя по радио Турина и назавтра по радио Рима в «Парсифале». Браво, Мария! Как видишь, я была права, когда говорила, чтобы ты никого не слушала, потому что с моей методикой ты сможешь однажды спеть практически любую оперу, в то время как все недоумевали, почему я заставляла петь драматическое сопрано в 16 лет «Золушку» и задавала тебе гаммы как лирическому сопрано: вот почему сегодня все удивлены и восхищены, что ты можешь петь в «Пуританах» и «Парсифале». Я очень горжусь тобой. Здесь все мои ученики без ума от тебя и просят твою фотографию. Назавтра после «Парсифаля» я послала тебе в Рим телеграмму, но мне сообщили, что она не может быть доставлена, так как ты уехала, не оставив адреса. Мне очень жаль, ведь ты могла бы погрешить на равнодушие или забвение с моей стороны, тогда как я столько о тебе думаю и не устаю говорить.

Я провела 20 дней в Афинах. Прочла все вырезки из газет, которые ты мне прислала. Друзья, разумеется, рады твоим триумфам, а враги лопаются от зависти.

Мой привет господину Баттисте, и целую тебя со всей сердечностью.

Э. де Идальго

Генри Дардику[76]76
  Близкий друг из Нью-Йорка.


[Закрыть] – по-английски

Верона, пятница, 8 апреля 1949

Дорогой Генри,

ты должен извинить меня, что долго тебе не писала, много всего произошло, слава богу – хорошего. Во-первых, я приехала сюда в четверг утром, а утром в пятницу неожиданно нагрянула моя сестра. Так что я была очень занята с ней. А потом Баттиста решил, что мы должны пожениться до моего отъезда! Удивлен? Но, Генри, я должна тебя попросить о самой большой услуге, какую ты можешь мне оказать. Найди способ переслать мне мое свидетельство о рождении как можно скорее. Понимаешь, без этого клочка бумаги я не могу выйти замуж. Если я попрошу мать прислать его мне, она никогда не сделает этого вовремя, потому что плохо себе представляет, как это делается там. И я не могу довериться моим друзьям, они вряд ли сделают это немедленно. Боюсь, они замешкаются. Должна признаться, я доверяю тебе больше, чем кому-либо другому, зная, какой ты энергичный. Генри, ты можешь немедленно телеграфировать кому-нибудь в Нью-Йорке, чтобы получить фотокопию или оригинал моего свидетельства о рождении и послать мне его тотчас же авиапочтой? Могу я на тебя рассчитывать? Я была бы так счастлива, если бы могла выйти замуж, как только это будет возможно! Пожалуйста, Генри, и ты, разумеется, скажешь мне, сколько потратишь на эту катавасию. Все, что мне нужно, – получить эту бумагу по возможности в течение недели. Вот тебе информация о моих документах:

София Кекилия Калос (Калогеропулу)

Родилась 2 декабря 1923 в больнице Пятой Авеню

Родители Георгий Калос (Калогеропулу) и Евангелина Димитриадис.

Вероятно, они найдут свидетельство в записи актов гражданского состояния. Генри, я прошу тебя – тысячу раз прошу, – сделай это, как если бы речь шла о твоем собственном браке. Все зависит от этой бумажки, и, если она не придет вовремя, я умру. И я знаю, что она придет, непременно придет, если кто-нибудь займется там этим лично. Отдаюсь на милость твоей доброты, как всегда. Умоляю тебя, ответь мне быстро и еще быстрее телеграфируй в Нью-Йорк. До скорого, милый, сделай меня счастливой и не забудь написать мне твой сон. Я предпочла бы, чтобы ты пока не распространялся о моей новости, пожалуйста!

Поцелуй Брукса!!!

Мария.

Генри Дардику – по-английски

15 апреля 1949

Дорогой Генри,

я получила твою телеграмму и должна сказать, что ты еще энергичнее, чем я думала. Спасибо. Спасибо и еще раз спасибо. Я очень надеюсь, что свидетельство мы скоро получим. Как ты думаешь?

Скажи, что у тебя нового? Как поживает Брукс? Удивились ли вы? И ты не написал мне свой сон.

Других новостей у меня нет – кроме того, что я счастлива, – Баттиста нежен и внимателен как никогда, и, если так будет продолжаться после нашей свадьбы, я буду счастливейшей из женщин. Он хочет, чтобы я продолжала петь – разумеется, не так интенсивно, как раньше. Только вещи, которые того стоят, в местах, которые того стоят! Он шлет вам горячий привет и свою бесконечную благодарность.

Напиши мне побыстрее и скажи, сколько это стоило. Молюсь, чтобы мои бумаги прибыли.

До скорого и спасибо. Поцелуй Брукса.

Мария.

Эльвире де Идальго – по-итальянски

Верона, понедельник, 18 апреля 1949

Дорогая Мадам,

пишу вам всего несколько строк, чтобы поблагодарить за ваши прекрасные слова. Я вдвойне довольна, что смогла вселить в вас гордость за меня. Через несколько дней я отправляюсь в Буэнос-Айрес, где у меня контракт с театром Колумба. Мне пришлось согласиться в последний раз спеть там «Турандот», потому что они дают мне также «Норму» и, скорее всего, «Аиду». Я думаю, что буду там 14 мая. Если вы мне напишете, я буду рада, и вы можете писать мне в Театр Колумба.

Итак, сообщу вам мою хорошую новость. Я выхожу замуж за Баттисту. Мы решились на это, потому что любим друг друга бесконечно и ладим как никто. Я знаю, что вы будете рады, потому что вы рассказывали мне о вашем муже. Дорогая, пишите мне побольше, и обещаю вам отвечать тем же и посылать все отзывы. Будем надеяться, что они будут хорошими! Будьте здоровы и пишите мне.

С любовью, ваша Мария.

PS. от Дж. Б.Менегини: к любовным приветам и доброй памяти Марии, которая всегда думает с бесконечным благоговением о той, что открыла ей двери искусства, подарив сокровища знаний, я присоединяю мои, полные почтительной благодарности, с сообщением, что мы с Марией соединим наши сердца и наши жизни в браке.

Преданный вам

Дж. Б.Менегини

Генри Дардику – по-английски

Генуя, 22 апреля 1949

Дорогой Генри!

Пишу тебе, как ты догадываешься, из Генуи – куда после моего бракосочетания вчера в 18 часов мы сбежали.

Ты прав, дорогой, что гневаешься на мое молчание, но со всеми бумагами для паспорта и бракосочетания я думала, что сойду с ума. Что до моей экземы – я ужасно страдала. Она распространилась на всю шею & нос & уши. Но, хвала Господу, она наконец оставила меня в покое – но только три дня назад.

Новости с Арены я напишу тебе с корабля, потому что нам еще предстоит немыслимая бумажная волокита. Например, для регистрации багажа, плавания, обмена денег и т. д. Я напишу тебе побольше в следующий раз – скоро! Тысячу раз спасибо за свидетельство & не сердись на мое молчание.

Баттиста пришлет тебе возмещение расходов & тоже бесконечно тебе благодарен.

Вся моя любовь Бруксу & тебе еще больше.

Мария.

Добавлено Менегини

Рим, 23 апреля 1949

Достопочтенный господин, я благодарю вас за вашу доброту к нам. Мы поженились 21-го, а сегодня Мария уехала в Буэнос-Айрес. Мы надеялись встретиться с вами в Генуе, чтобы выполнить и наши обязательства. Остановитесь ли вы в Риме? Послать ли мне сумму в отель «Амбашатори»? В ожидании вашего ответа присоединяюсь к пожеланиям вашей доброй подруги.

Дж. Б.Менегини.

Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски

На борту «Аргентины», воскресенье, 24 апреля 1949

Мой дорогой Баттиста!

Из Барселоны посылаю тебе привет, думая о тебе больше, чем когда-либо, в эти дни, которые должны были быть нашими. Но, как я тебе сказала несколько дней назад, я уехала настолько окрыленная счастьем, что это путешествие для меня, может быть, наименее мучительно, потому что счастье принадлежать тебе всецело утешает меня до степеней невероятных!

Дорогой, а ты? Как ты добрался, как уехал и как нашел нашу комнату? Единственное, что я могу тебе сказать, не раздражайся, ешь и спи побольше. Прошу тебя и умоляю. Понимаешь, раньше у тебя не было никого, кроме твоих родных, но теперь у тебя есть жена, которая живет для тебя и только для тебя. Представь, если ты, нет, вернее, если один из нас уйдет… Так что, если ты хочешь, чтобы я всегда была счастлива, береги себя, себя и еще раз себя! Ты мой, я твоя, и мы счастливее всех на свете. Только представь! Я буду в добром здравии (если будет Богу угодно), для тебя я буду петь и прославлюсь для тебя! А ты должен быть в добром здравии для меня.

Дорогой, я вновь открываю письмо, чтобы послать тебе еще привет, после чего запечатаю его и отправлю. Мы немного прогулялись на стоянке в Барселоне, город мне безумно понравился. Конечно, воскресенье, все закрыто, но должна тебе сказать, что сумки и шарфы здесь по очень привлекательным ценам. Представляешь, шарфы за 1500-2000 лир! И красивые!

Теперь корабль скоро отплывет, уже через два часа. Любимый, почему ты не даешь о себе знать? Даже ни телеграммы! Сегодня я так тоскую по тебе. Больше мне нечего тебе рассказать. Вот еще: я повесила над кроватью нашу Мадонну[77]77
  Картина Чиньяроли «Святое семейство» (см. «Воспоминания», с. 47).


[Закрыть]. Каждую минуту дня я шлю тебе поцелуй и привет. К счастью, есть Серафины[78]78
  Елена Раковска, супруга Серафина, часто сопровождала мужа.


[Закрыть], и я с ними и со всеми остальными, я в хорошей компании, они не дают мне слишком предаваться грусти. Здесь неплохо кормят, и вообще на борту хорошо. Очень хорошо. Погода прекрасная, и я стараюсь побольше двигаться, чтобы немного похудеть. Все здесь передают тебе привет, а я еще раз прошу тебя, будь здоров. Пиши мне все, все и быстро.

Всегда твоя Мария.

PS: Ты знаешь все, что мне хочется тебе сказать. Думай обо мне, как я думаю о тебе.

Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски

На борту «Аргентины», вторник, 26 апреля 1949

Дорогой, дорогой, дорогой!

Подумать только, что мы плывем всего 4 дня, а я уже страшно по тебе скучаю. У меня нет слов, чтобы сказать тебе, как я истосковалась. Я лишь молю Бога, чтобы все скорее кончилось и я вернулась бы к тебе, потому что только подле тебя я чувствую себя довольной и счастливой. Даже если ты работаешь весь день, неважно!

Чем ты занят? Как ты нашел дом? Что они тебе сказали? Что сказала твоя мама? И как ты себя чувствуешь? Я немного тревожусь, потому что не получила от тебя телеграммы. Ты должен был написать, что добрался благополучно, вот и все. Пиши мне побольше, это мое единственное утешение. Здесь на борту мы хорошо развлекаемся и едим отменно! Был вечер скачек. Я выиграла 6 песо! В другой вечер были танцы, а еще в один – кино. У Серафина случился печеночный приступ, так что мы еще не репетировали. Сплю я так себе. И скажу тебе странную вещь. Каждое утро в 6:30 или в 7:00-7:30 я просыпаюсь, как будто кто-то меня будит – мне каждый раз кажется, что это ты.

В Театре Колумба сделали ужасную вещь, они мне за нее еще заплатят. То есть они открываются «Аидой», но не со мной! Говорят, петь будет Эбрея Минкус!

Завтра мы прибываем в Лиссабон в 5 часов утра, так что мне надо проснуться очень рано, если я хочу увидеть город, потому что мы простоим на якоре всего несколько часов. Кажется, нам предстоит плыть еще как минимум 15 дней! Как я это переживу, не знаю!

Дорогой, других новостей у меня нет, только повторю, что обожаю тебя, еще больше, чем ты думаешь. Ты мой перед Богом и людьми, я горжусь этим и не прошу от жизни ничего другого, кроме как делать тебя счастливым. Только ты знаешь, что у меня на сердце и сколько я должна тебе сказать. Думай обо мне, как я думаю о тебе, и люби меня на ¹/₄ того, как я тебя люблю.

Ешь, спи и не нервничай, тебе это вредно. Я хотела бы знать, скучаешь ли ты по мне, как я по тебе скучаю?

Твоя Мария.

PS: Привет от меня Пиа, и Иоланде, и Джанни, и Марко.

Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски

На борту «Аргентины», среда, 27 апреля 1949

Любовь моя, мой дорогой,

я пишу тебе, потому что так чувствую тебя немного ближе. Мой дорогой, от твоей сегодняшней телеграммы я так счастлива, ты ведь знаешь, когда я путешествую, мне всегда страшно. Понимаешь, Баттиста, когда любишь и счастлива, как я, всегда боишься потерять это счастье. Оно кажется слишком прекрасным, чтобы в него поверить. И я тебя обожаю, очень, очень, помни об этом. Как я хочу, чтобы ты был рядом! Как скучаю по тебе, по твоим знакам внимания, ласкам, по колокольчикам, которые звонят по утрам, (по ванной!) и, наконец, по ангелочкам!

Наш кофе и мои звонки, на которые ты всегда охотно отвечал, как будто тебе до смерти надоело работать и мой голос приносил облегчение. Мой Баттиста, зачем ты меня отпустил? Я надеюсь, что ты больше не отпустишь меня надолго и далеко от себя. Помни, что я живу, только когда я с тобой, мой любимый!

Надеюсь, тебе еще не надоели все эти длинные и скучные письма. Просто, когда я пишу, мне кажется, что я ближе к тебе, дорогой. Что ты делаешь и, главное, как себя чувствуешь? Прошу тебя, пиши мне побольше, милый, у меня ничего нет, кроме твоих писем. Сейчас играют «Травиату». От этого я еще сильнее тоскую по тебе. Здесь на борту нет никого интересного, все безобразны и ужасны, парами или семьями. Мужчины выказывают мне уважение, и меня это радует. Сегодня море разбушевалось, корабль сильно качает, но морской болезни у меня нет. Позже будет кино, тоже способ скоротать время.

Милый, у меня плохая новость. Кажется, моя экзема вернулась. Мне пришло в голову нанести крем Bice! Надеюсь, это поможет. Других новостей у меня нет, скажу только, что мы заходили в Лиссабон, и стоянка мне не очень понравилась. Все дорого, очень дорого, и город не особенно красив. Послезавтра мы прибываем на Тенерифе, откуда я отправлю это письмо.

Я прощаюсь с тобой, чтобы не утомлять тебя своими глупостями. Повторю только, пиши мне много, много и много прекрасных вещей. Понимаешь, у меня нет праздника, и не будет еще так долго, а ты знаешь, какая это для меня мука.

Чао, думай обо мне и передавай всем от меня привет.

Твоя Мария.

Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски

На борту «Аргентины», понедельник, 2 мая 1949

Дорогой, дорогой, самый дорогой!

Видно, Бог хочет еще помучить меня в моей любви. Почему я должна быть в разлуке с тобой, когда я и дня не могу прожить вдали от тебя? Сколько раз я спрашивала себя: если ты меня любишь так же, как я тебя, как же можешь ты жить без меня? Клянусь, в последний раз я уезжаю от тебя так надолго и так далеко! Понимаешь, когда я в Италии и мне хочется тебя увидеть, ты приходишь, и потом я могу продержаться неделю. Но не проси меня больше оставаться неделю без тебя! Я не могу жить без тебя. Чем больше людей я встречаю, тем больше горжусь тобой, больше ценю тебя и обожаю! Я вижу вокруг столько глупости и легкомыслия, что меня тошнит!

Чем ты занят, любовь моя? Что ты думаешь обо всей нашей ситуации? Я не знаю, счастлив ли ты, женившись на мне. В телеграммах ты говоришь мне, что да. Надеюсь. Но я-то по-настоящему счастлива! И не жалею ни одной минуты. Может быть даже, эта разлука к лучшему. Потому что, понимаешь, я всегда одна, когда путешествую. Сейчас силою обстоятельств мы вынуждены путешествовать все вместе, и клянусь тебе, я вижу вокруг столько вульгарности и банальности, что счастлива быть как я есть и благодарю Бога за то, что дал мне спутника, которого я хотела, и столько любви. Я не знаю, что еще сказать, я тебя обожаю, уважаю и чту. И, дорогой, я так горжусь моим Баттистой!! Нет женщины счастливее меня! Я прославилась в пении, и, главное, со мной мужчина моей мечты! Какая женщина может похвастаться, что столько имеет?

А теперь новости! Здесь Серафин слушал меня в «Силе судьбы»! И сказал мне, что он негодяй, тот тип из Триеста, то есть Баризон! Он находит, что роль идет мне божественно, это не комплимент, сказал он, и Раковска[79]79
  Елена Раковска, сопрано польского происхождения, жена Серафина.


[Закрыть] говорит то же самое. И маэстро готов поклясться, что этот контракт был составлен, чтобы уничтожить меня, чтобы все говорили, мол, да, она имела успех в «Тристане», но никуда не годится в Верди. И чтобы дать оплеуху Серафину.

Ты был прав, когда говорил, что «Сила судьбы» создана для меня! Сам видишь, какие они гадкие (в Триесте). Наверняка они сговорились с Гиринджелли[80]80
  Директор Ла Скала (см. «Воспоминания», с. 43).


[Закрыть] и Лаброкой[81]81
  Артистический директор Ла Скала, который слушал Марию, но приглашения не последовало.


[Закрыть].

Милый, сегодня вторник, 3 мая. Мне так все это надоело. И вот я уже начинаю вычеркивать. Ты знаешь, когда я на нервах, не могу писать. Я прощаюсь с тобой пока и только прошу Бога, чтобы он дал мне сил выдержать. Клянусь, я больше не могу, и подумай, впереди еще 2 месяца!!

Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски

На борту «Аргентины», пятница, 6 мая 1949

Дорогой, я тебя бросила. На днях я была неспособна написать ни слова. Сразу лились слезы! А о вчера не будем даже говорить. Если бы душа в разлуке могла общаться с другой душой, тебя бы разбудил мой плач о тебе. Я была в отчаянии.

Нам показали ужасный фильм. Это был фильм о войне, о пытках и т. п., ты знаешь, как это на меня действует, я разрыдалась и не могла успокоиться. Сколько раз я звала тебя! Потом вспоминала фразы, которые ты бы сказал, чтобы успокоить меня, и мне стало еще хуже! Почему мы должны быть в разлуке, когда так обожаем друг друга? Особенно сейчас, когда ты отдал мне всего себя, имя, честь, положение, доверие, обожание, все. Да, дорогой. Я люблю тебя еще больше за твою веру в меня. Я люблю тебя и за то, что, женившись на мне, ты дал мне самое большое доказательство твоей любви. У меня нет слов, чтобы выразить мои мысли и чувство абсолютного обожания и безмерной гордости тобой!

Мой дорогой, я в тысячу раз больше с тобой в чувствах, потому что ты дал мне все, я чувствую радость, отдавшись, как я сумела отдаться тебе. Ты дал мне величайшую веру в моей жизни.

Ты понимаешь меня, это правда.

Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски

На борту «Аргентины», суббота, 7 мая 1949

Дорогой,

в этот день я счастлива. Меня разбудила твоя обожаемая телеграмма. Любовь моя, как я тебе повторила в письме от 5-го, около 23:30-полуночи я думала о тебе как никогда. Не смейся надо мной, но твоя телеграмма пришла как ответ. Дорогой, кто еще может так любить и понимать друг друга, как мы? В этом мой смысл жизни. Поэтому береги себя, если не для себя, то для меня, потому что жить без тебя значило бы жить без души. Моя душа вся твоя, мой любимый, так, как ты и представить себе не можешь!

Я прошу тебя писать все те же фразы, что я пишу тебе, пусть даже это покажется тебе преувеличением. Но если ты любишь меня так, как я тебя обожаю, а я знаю, что ты чувствуешь то же самое, ты должен меня понять. Я прошу тебя только не расставаться со мной надолго. Я просто не могу, и все. Я твоя жена, это и мой долг, и превыше всего воля и желание быть рядом с тобой. Я буду петь, да, но не как прошлой зимой и этим летом – себе на погибель. Мы должны жить вместе, в счастье и радости, и пусть весь Мир завидует нашему счастью и любви!

Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски

На борту «Аргентины», вторник, 10 мая 1949

Любовь моя!

Сегодня мне очень грустно, потому что я подхватила, сама не знаю где, сильную простуду! Я была совсем здорова, в прекрасной форме. Но когда ты получишь это письмо, все уже пройдет.

Пятница, 13 мая 1949

Я не смогла продолжить письмо третьего дня, мне было очень плохо, так плохо, что я немедленно легла в постель и не вставала до сегодняшнего дня, три дня я пролежала в постели! Представляешь себе мой гнев и печаль. Я проклинаю тот день, когда уехала, и в ярости, что ты отпустил меня! Я не могу без тебя, и все! Пойми это теперь!

Итак, в Рио люди из Оперы поднялись на борт и повели нас обедать в город. Они сказали мне, что у них уже есть контракт с Барбато, но они хотят дать «Норму». Я ответила им, что не хочу, потому что должна вернуться в Италию. Теперь, если ты действительно хочешь, чтобы я вернулась к тебе, ты должен написать Серафину, и мне тоже, чтобы я могла показать Серафину, что ты непременно хочешь моего скорейшего возвращения, иначе не дашь мне петь этой зимой, или что-нибудь в этом духе. Немедленно! Потому что в Монтевидео меня тоже зовут. Ты должен написать, что в нашем положении ты позволил мне уехать с уговором вернуться как можно скорее и без всяких других ангажементов. Напиши это сейчас же, если ждешь моего возвращения, иначе я решу, что ты не хочешь, чтобы я была с тобой!

Мы прибыли с опозданием на день, и плавание было ужасным. Корабль раскачивался, как безумный.

Сейчас я прощаюсь с тобой и напишу, как только решу, где остановиться. Повторю только, что я так тебя обожаю и живу с мыслью о тебе. Пиши мне побольше.

Твоя Мария.

Джованни Баттисте Менегини – по-итальянски

Буэнос-Айрес, 14 мая 1949

Моя дорогая, великая, вечная любовь,

у меня нет слов, их не хватит, чтобы высказать и объяснить все, что я испытала, читая твои письма. Любимый, понимаешь, у меня нет твоего дара, я не могу писать и говорить так хорошо, как ты. Но я скажу тебе только, что ты делаешь меня самой счастливой, самой гордой, самой любимой женщиной на свете! Я не могу сказать тебе, что я испытала, я не сумею все это высказать. Если ты любишь меня, как я тебя люблю, то ты испытал то же самое. Только мне пришлось 20 дней ждать вестей от тебя. Вообрази же, какую безмерную радость, какую любовь и божественную нежность я испытываю к тебе сейчас.

Дорогой, возможно ли, чтобы моя любовь стала еще больше? Мне кажется, что я все тебе отдала, однако же я понимаю, что каждое твое слово, каждый жест любви делает еще больше эту райскую любовь, которую я чувствую к тебе. О, дорогой, не смейся над этими словами, это так и есть. Никогда ни одна женщина не знала такой любви, как твоя. Никогда ни одна женщина так не гордилась своим мужем, как я. Никогда ни одна женщина не знала такой взаимной любви во всех проявлениях, каких ей только захочется, как та любовь, что ты даришь мне. Все, чего я ни пожелаю, ты делаешь, и мне никогда не приходится тебя просить.

Мой Баттиста, в эту минуту моя душа с тобой. И ты это почувствуешь, я уверена. Есть моменты, когда я чувствую тебя в себе, в моих мыслях, жестах, во всем, и я знаю, что с тобой происходит то же самое!

Я благодарна тебе за то, что ты уступил моему желанию соединить наши судьбы перед отъездом. Ты понимаешь, что я имела в виду, когда настаивала. Видишь, до какой степени ты лучше понимаешь и чувствуешь любовь? Ты впервые даровал мне великий покой, нетерпеливое желание вернуться, гордость за мою любовь, веру в сердце и все такое. И говорю тебе снова, моя любовь к тебе стала больше. Ты дал мне лучшее доказательство своей привязанности, доверия и любви. Я благодарю тебя за это. И я буду жить с целью сделать тебя самым счастливым и гордым на свете. Мы должны говорить о нашей любви всему миру, нести ее как символ!

Любимый, к счастью, у меня нет репетиции завтра, потому что я продолжаю плакать от радости весь день, как дитя. Потом я получила письмо от твоей мамы и еще сильнее плакала от радости. Я счастлива!

Забыла тебе сказать, что в шкафу я оставила на месте мою самую красивую ночную сорочку для тебя. Она принадлежит исключительно тебе, это значит, что я надеваю ее, только когда я с тобой. Я надену ее в первую ночь по возвращении. Ты думаешь об этой ночи?!!! Больше я ничего не могу сказать. Мы оба взорвемся от любви и нежности.

Сегодня я послала тебе очень длинное письмо, так как в Рио не смогла его отправить и продолжала писать почти весь день. Правда, я не очень хорошо себя чувствовала. У меня был тот самый больничный грипп. Помнишь, кашель и все такое, температура тридцать восемь, три дня в постели. Но, благодарение небу, сегодня мне лучше. Только совсем нет аппетита. Я заставляю себя есть хотя бы одно блюдо без супа, но даже это не могу доесть. Но ты не беспокойся. Я уже на пути к выздоровлению. Я не могу даже заболеть, потому что и это навевает мне множество воспоминаний. Все во мне и столько же в тебе связано и глубоко прочувствовано, до такой степени, что любой жест, любая глупость напоминают мне о тебе, и я тебя зову.

А теперь хорошая новость. 20-го открывают сезон «Турандот», на которую я подписала контракт. Они должны были открыться «Аидой» с сопрано Ригал, тенором Дель Монако, Росси и т. д. Но Господь всегда мне помогает. Сезон открою я. Я сегодня же пошлю тебе газеты!

Милый, жизнь здесь очень дорогая. Эта квартира была слишком мала для маэстро, так что мы съехали. И я не могла остаться, мне пришлось поселиться в этом отеле «Крильон», он красивый, но номер крошечный, с ванной, как во Флоренции, 38 песо[82]82
  Примерно 2 доллара (по курсу 2020 г.).


[Закрыть] в день без питания. В обед я опробовала ресторан отеля. Представляешь, 16 песо за бульон, маленькое филе, овощи, салат и кофе. Это слишком. Я должна встретиться с остальными и узнать, где они едят. Сегодня вечером я пошла в другой ресторан, не такой роскошный, но с хорошей пищей, и потратила 7 песо. Большая разница. Мошенники!!!

Беда, если меня заставят остаться здесь на три месяца. Я их убью. Мне не терпится вернуться. Я вернусь самолетом, потому что потерять еще 20 дней просто неспособна. Я сойду с ума!

Но ты окажи мне милость: если намерен приехать, не лети самолетом. Я слишком боюсь. Неважно, если что-то случится со мной, но если что-то случится с тобой, я не выдержу. Вместе еще куда ни шло. Я умираю от желания тебя увидеть, но не хочу, чтобы ты летел так далеко самолетом.

15 мая 1949

Дорогой, любимый, сокровище мое, дар Божий!!!

Сегодня я была в ярости! Ты знаешь, когда приходится выходить поесть, это меня раздражает больше всего. С моей простудой, как нарочно, выходить поесть!! И вот, к счастью, Серафины оставили мне квартирку, которой пользовались, со спаленкой и маленькой гостиной, крошечной кухонькой – только согреть молоко, чай или что-нибудь, в основном днем и после репетиций, – ванной и большим прекрасным балконом. Квартирка маленькая, но главное, что можно есть дома, и я плачу 1400, столько я платила раньше только за жилье. Надеюсь, мне здесь будет хорошо.