Текст книги "Рыцарь пяти королей. История Уильяма Маршала, прославленного героя Средневековья"

Когда 1 декабря умер король Генрих I, эта клятва была забыта. Подражая своему покойному дяде, Стефан решил захватить власть для себя. Действуя с молниеносной скоростью, он немедленно прибыл в Лондон, английскую торговую столицу, и обеспечил поддержку города, вероятнее всего, в обмен на обещание торговых привилегий. Затем он отправился в Винчестер, древнюю резиденцию королевской власти, где его младший брат, Генрих Блуаский, в 1129 году стал епископом. С его молчаливого согласия Стефан сумел захватить контроль над королевской сокровищницей, а потом убедить архиепископа Кентерберийского, главу английской церкви, короновать и помазать его миром, что и было сделано 22 декабря. В начале 1136 года слух о неожиданном захвате власти дошел до Нормандии. Для большинства положение Стефана казалось неуязвимым. В глазах современников он был не обычным смертным, а человеком, прошедшим через священный ритуал и ставшим представителем Бога на земле. Наверняка существовали сомнения относительно его прихода к власти, но после коронации и выполнения всех церковных обрядов не могло быть сомнений в том, что он является законным королем Англии. Дело императрицы Матильды было безнадежным. Даже ее сводный брат и главный сторонник Роберт Глостер (незаконный сын Генриха I) был вынужден, пусть и неохотно, признать Стефана новым монархом.

Сначала Джон Маршал тоже предложил Стефану неограниченную поддержку, и к 1138 году эта демонстрация преданности уже дала плоды: он стал кастеляном замка Мальборо. Это была одна из самых стратегически важных крепостей в западной части страны, контролирующая главную транспортную магистраль, ведущую с востока на запад, между Лондоном и Бристолем, а также открытые пастбища северного Уилтшира. Должность смотрителя замка не была постоянным даром. Тем не менее она сделала Джона весьма влиятельной фигурой в регионе, и перед ним открылись новые возможности.

Правление короля Стефана

Таким образом, монарх, в руках которого впоследствии оказалась жизнь Уильяма Маршала, пришел к власти в 1135 году. И Стефан вполне мог сохранить свое положение надолго, если бы обладал более сильным характером. Его предки, от Генриха I до Вильгельма Завоевателя, захватывали и удерживали власть силой, а не получали по неотъемлемому праву. Стефан был человеком действия, обладал амбициями и хорошо зарекомендовал себя на поле боя, однако вскоре стало ясно, что ему не хватает многих необходимых качеств. Придворный хронист в конце XII века описывал Стефана как человека опытного в обращении с оружием, но в остальном – почти идиота. Еще он добавил, что Стефан склонен к злу. А Уильям Мальмсберийский считал, что новый король – человек действия, но неосторожный. Истина заключалась в том, что в обращении со своими подданными средневековые короли должны были находить баланс между безжалостностью и великодушием. У Стефана не было ни того ни другого.

Первое настоящее испытание его характера имело место летом 1136 года, когда на юго-западе Англии произошло восстание – не слишком масштабное. Стефан отреагировал быстро и осадил мятежников в замке Эксетер. После трехмесячной осады их сопротивление было сломлено и предложена унизительная капитуляция. Были все основания ожидать, что восставших постигнет суровая кара – конфискация земель, тюремное заключение, а то и физическое увечье или даже казнь. Король Генрих I был безжалостен. Современник назвал его «непримиримым врагом непокорных». Король применял против оппонентов суровые наказания, такие как ослепление и кастрация, одиозные меры, которые тем не менее вызывали уважение к нему – «льву правосудия».

У короля Стефана не хватало духу для такой беспощадной жестокости. По совету Роберта Глостера, который определенно понимал, что подталкивает Стефана к подрыву авторитета короны, он проявил удивительную снисходительность в Эксетере и позволил мятежникам свободно уйти, захватив с собой пожитки. Народ воспринял это как признак слабости. С тех пор компетентность Стефана оказалась под вопросом и никто не сомневался, что этому королю можно бросить вызов, не опасаясь сурового возмездия. Хронист отметил, что Стефан заработал репутацию «мягкого человека, который не налагает все наказания, дозволяемые законом». К лету 1138 года Роберт Глостер почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы возглавить собственное восстание, открыто объявив о поддержке сводной сестры Матильды.

Положение Стефана пошатнулось, что придало храбрости императрице Матильде. Ее притязания на трон, к которым в 1135 году отнеслись с презрением, теперь, в 1139 году, получили широкую поддержку, и в 1139 году она переправилась через Канал и обосновалась в Бристоле, под боком у графа Глостера. После этого королевство раскололось на две части: король и его сторонники пребывали на юго-востоке, а Матильда и граф Роберт – на юго-западе.

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА

Следующие четырнадцать лет королевство последовательно разрушалось ожесточенным внутренним конфликтом, в котором ни одна сторона не была способна взять верх и одержать решающую победу. Стефан всячески держался за свой статус помазанного короля Англии, хотя его слабость и присущая ему некомпетентность были очевидны. Родословная Матильды давала ей законное право на трон, однако препятствием оставались пол и непопулярный брак. Да и свойственное ей высокомерие не могло не восстановить против нее даже вполне лояльных людей. Затянувшаяся борьба между Матильдой и Стефаном велась с переменным успехом, сопровождалась актами и мужества, и глупости. Она также представила множество благоприятных возможностей для человека, обладающего характером Джона Маршала, его темпераментом и амбициями. Когда началось противостояние, он оказался в идеальном месте, чтобы использовать конфликт себе на благо, находясь между двумя лагерями и нередко используя одну сторону против другой.

«История Уильяма Маршала» описывает этот период достаточно подробно, однако рассказ несколько искажен и содержит преувеличения, причем всегда в пользу Джона Маршала. Он изображен галантным, мудрым и достойным человеком, храбрым и надежным рыцарем, щедрой и вызывающей восхищение личностью, которая может служить превосходным примером для других воинов, хотя Джон не был ни графом, ни бароном и не обладал сказочным богатством. В действительности верноподданнические чувства Джона были далеки от идеала, особенно на первой стадии противостояния, но в «Истории» сказано, что он связал свою судьбу с законным наследником – Матильдой – с самого начала.

Временами «История» преувеличивает значение Джона до смешного. Если верить биографу, положение короля Стефана существенно ухудшилось именно из-за того, что достойный Маршал предпочел поддержать Матильду. Джон якобы провел много сражений и претерпел ради нее бесчисленные трудности, прежде чем все вопросы были решены. На практике Маршал оставался весьма незначительным игроком на исторической сцене, и теперь уже невозможно узнать, основывается ли это напыщенное представление на личных воспоминаниях Уильяма Маршала, или его биограф сознательно стремился приукрасить предков Уильяма.

Одна драматическая история о героизме Джона, приведенная в «Истории», определенно смахивает на старую семейную легенду, в которой сплетается правда и вымысел. Она происходит на фоне важного кризиса 1141 года. Тогда в течение короткого периода фракция Матильды оказалась на грани победы, а Стефан был захвачен в плен возле Линкольна. Короля препроводили в Бристоль и заковали в кандалы. Но уже в сентябре ситуация изменилась. Матильда и Роберт Глостер осадили Винчестер, рассчитывая развить свое преимущество, но столкнулись с армией, преданной Стефану. В ходе поспешного отступления на запад граф вступил в арьергардное сражение у форта Стокбридж, что на реке Тест, которое позволило Матильде спастись, но Роберт попал в плен. Впоследствии была достигнута договоренность об обмене Стефана на Роберта. Неудивительно, что переговоры велись в атмосфере взаимных обвинений и подозрений. И королю, и графу пришлось предоставить заложников, в том числе собственных сыновей, для гарантии условий сделки.

В предложенном «Историей» рассказе о бегстве Матильды Джон Маршал изображается ее главным защитником, а Роберт Глостер отсутствует вообще. Джон показан единственным надежным советником императрицы, который, собственно, и указал ей на необходимость бегства. В «Истории» сказано, что именно Джон посоветовал Матильде не задерживать их медленной ездой в дамском седле, а вместо этого раздвинуть ноги и скакать по-мужски, и он, а вовсе не Роберт прикрывал ее отход, но не в Стокбридже, а в форте Уэрвелл, расположенном пятью милями южнее.

Отсюда история становится более правдоподобной и частично подтверждается другими современными свидетельствами. Судя по всему, Джон Маршал действительно сражался на стороне Матильды в 1141 году возле монастыря в Уэрвелле, и, когда стало ясно, что поражение неизбежно – силы были неравными, – он спрятался в церкви аббатства. Сторонники короля Стефана подожгли ее, и, когда огонь распространился, жар расплавил свинцовую крышу. Согласно «Истории», капли горячего свинца попали на лицо Маршала и выжгли ему глаз. Джона бросили, посчитав его мертвым, но он впоследствии сумел выбраться из дымящихся руин и, несмотря на серьезные раны, оказаться в безопасности.

Характер Джона Маршала

На протяжении последующих лет продолжались периодические и ничего не решающие сражения, не позволявшие ни одной стороне добиться убедительных успехов. В это тревожное время Джон Маршал процветал. Даже в «Истории Уильяма Маршала» содержатся намеки на темные аспекты участия Джона в гражданской войне. Его способность проявлять беспощадную жестокость видна в описании засады на рассвете, устроенной против легковооруженных сил противника возле Винчестера. Биограф гордо заявляет, что «ни один лев никогда не бежал за своей добычей так быстро, как те, кто были вооружены и гнались за безоружными». Далее он сообщает, что многие люди были убиты и изувечены, многие мозги выбиты из черепов и многие кишки разбросаны по земле. Суровая реальность заключалась в том, что использование слабости было обычной чертой анархического периода английской истории. Это было время волков, когда процветали агрессивные, деспотичные и хитрые военачальники. Возможно, автору «Истории» не хотелось это признавать, но всеми упомянутыми выше качествами Джон Маршал обладал в избытке.

Другие хронисты, пережившие гражданскую войну, тоже нелицеприятно изображали Маршала. В самых неприязненных рассказах он называется исчадием ада и корнем зла, человеком, который вверг королевство в непрекращающиеся беспорядки, человеком, который строил чудесные замки, но использовал их, чтобы навязать свою тираническую власть той или иной земле, изымать деньги и собственность у церкви. У некоторых авторов Джон изображался одним из многих жестоких алчных игроков в хаотичной игре. Это никогда не было очевиднее, чем в одном знаковом эпизоде, случившемся в начальной стадии гражданской войны, который отсутствует в «Истории Уильяма Маршала».

Ранней весной 1140 года Роберт Фицхьюберт, фламандский наемник, который искал работу у обеих сторон конфликта, решил захватить участок земли для себя. Фицхьюберт имел сомнительную репутацию. Его считали человеком крайней жестокости, не имевшим равных в злодеяниях и преступлениях. Говорили, что ему нравилось раздевать своих пленников догола, мазать их медом и наблюдать, как их жалят насекомые. Ходили слухи, что он немало повеселился, следя, как восемьдесят монахов, оказавшиеся в ловушке в церкви во Фландрии, сгорели заживо.

Ночью 26 марта Фицхьюберт возглавил нападение на королевский замок Девайз в Уилтшире. Наемники забрались на стены, используя самодельные лестницы, рассчитывая захватить крепость раньше, чем поднимется тревога. Ночные набеги такого рода были исключительно рискованными предприятиями и в Средние века довольно редкими, поскольку грамотно координировать такое нападение в непроглядной тьме невозможно. Шансы на то, что нападающие будут обнаружены, окружены и убиты, оставались чрезвычайно высокими. Однако на этот раз Фицхьюберту сопутствовал успех. Ему удалось обойти стражу и быстро справиться со спящим гарнизоном. По крайней мере, теоретически до этого момента Фицхьюберт действовал как агент графа Глостера, но, одержав победу, он объявил о своем намерении оставить Девайз себе – наемник пожелал обосноваться в Уилтшире.

Роберт Фицхьюберт совершил лишь одну ошибку – связался с Джоном Маршалом. Замок Мальборо находился в 14 милях на северо-восток. Их разделяло открытое пустое пространство, где были лишь древние могильные курганы и каменные круги – остатки забытого неолитического века. Фицхьюберт предложил своему новому соседу переговоры, хотя о его истинных намерениях судить сложно. Возможно, он рассчитывал на союз или собирался запугать Джона и подчинить себе. Предложение переговоров могло быть уловкой, призванной обеспечить Фицхьюберту и его людям доступ внутрь замка Мальборо. В общем, каким бы ни был план, Роберт Фицхьюберт оплошал, недооценив Джона.

Последний с готовностью согласился на встречу, пригласив наемника и его людей в Мальборо. Но как только они вошли в замок, ловушка захлопнулась. Ворота закрыли, гостей окружили, разоружили и взяли в плен. Перехитрив Фицхьюберта, Джон бросил его в темницу, где тот подвергся пыткам. Вероятно, Маршал надеялся использовать пленника в качестве рычага, чтобы получить Девайз для себя. Предателя-наемника сначала передали графу Глостеру – за 500 марок, потом отвезли к Девайзу, показали гарнизону замка и пригрозили убить, если его люди не сдадутся. Те отказались, и Фицхьюберт, по словам Уильяма Мальмсберийского, был повешен, как обычный преступник, а Джон Маршал показал себя человеком удивительной проницательности.

Союз семейства Маршалов и Солсбери

Подобными махинациями Джон в течение всей гражданской войны добивался преимуществ для себя. На самом деле он не был ни великим героем этого затянувшегося конфликта, ни его главным злодеем. Это был просто амбициозный мелкий дворянин, хитрый, иногда неразборчивый в средствах и желающий использовать смутное время, чтобы забраться вверх по карьерной лестнице. Далеко не все планы Маршала имели успех. В середине 1140-х годов Джон вступил в конфликт с одной из самых могущественных семей Уилтшира – лордами Солсбери (Салисбери). Глава династии Патрик Солсбери управлял одним из главных укрепленных городов региона (Олд-Сарум), и его лояльность во время «анархии» тоже не оставалась неизменной.

Представляется, что ссора между этими видными фигурами западной части страны была вызвана попытками Джона расширить сферу влияния на восток за счет Солсбери. Он желал построить небольшую крепость Лагершолл. Началась междоусобица, сопровождаемая набегами и кровавыми стычками, и стало ясно, что нашла коса на камень. Подробности неизвестны, но представляется, что Джон в конце концов был вынужден пойти на мировую и даже принять какую-то форму подчинения графу Патрику. Между тем эпизод имел одно конкретное и весьма важное последствие: Джон согласился на союз с семейством Солсбери посредством брака.

У Маршала уже была жена, но эта проблема оказалась преодолимой. В XII веке строгая западная церковь всячески стремилась регулировать браки. Чтобы избежать вероятности кровосмесительных супружеств, были официально запрещены браки между членами одной семьи – вплоть до семиюродных братьев и сестер. На практике этот запрет оказался неосуществимым, учитывая чрезвычайно запутанную сеть браков и родства, связывавшую европейскую аристократию. Для многих поиск супруга, который не был бы дальним родственником, оказывался в высшей степени затруднительным. Вместе с тем это означало, что при необходимости кровное родство можно использовать как основание для аннулирования брака. Судя по всему, именно этот метод был использован для расторжения брака Джона с Аделиной (которая почти сразу вышла замуж за мелкого оксфордширского аристократа). А Маршал женился на сестре графа Патрика Сибилле. Этот союз стал эффективным средством примирения. Он положил конец вражде, укрепил социальный статус Джона и дал ему новых наследников. Всего Сибилла родила четырех сыновей и трех дочерей. Ее второй сын родился около 1147 года. Ему дали имя Уильям.

РАННЕЕ ДЕТСТВО

О его раннем детстве почти ничего не известно, за исключением одного бесспорного факта: он благополучно пережил первые годы жизни. В середине XII века это само по себе было немало. По оценкам ученых, в этот период треть младенцев умирала на первом году жизни и еще треть – до достижения пубертатного периода. Подавляющее большинство детей умирало от болезней, хотя их восприимчивость к всевозможным инфекциям усиливалась из-за плохой пищи, условий жизни и отсутствия медицинской помощи. Будучи сыном аристократа, Уильям, разумеется, находился в лучших условиях, но это преимущество, по крайней мере частично, нивелировалось беспокойным миром, в котором он родился.

Средневековые родители хорошо понимали, что их дети могут прожить недолго. Вероятно, они обладали фатализмом, неприемлемым для современных отцов и матерей. Поэтому всегда считалось, что большинство средневековых родителей не стремились к близости со своими отпрысками. Многие авторы полагали, что из чувства эмоционального самосохранения родители дистанцировались от детей. На первый взгляд этот вывод подтверждается свидетельствами, сохранившимися в записях средневековых дознавателей и сборниках, так называемых «чудесных историй» – популярных сказках о вмешательстве свыше, в которых обычно участвовали христианские святые. Такие истории в те времена рождались тысячами. В материалах содержатся рассказы о случайных смертях или ранениях детей, что говорило о недостатки заботы и внимания к ним. Дети падали в колодцы, тонули в реках, их насмерть затаптывали лошади и т. д. К этому следует добавить примеры более чем странной медицинской практики, граничащей с намеренным причинением вреда здоровью. Известный канонист XI века Бурхард Вормсский, к примеру, поведал, что некоторые родители пытались вылечить детей, страдающих от лихорадки, оставив их раздетыми на крыше или, наоборот, положив их в печь, имея в виду, что это было намеренное детоубийство. Можем ли мы сделать вывод, что Уильям Маршал, живший в те дни, когда лишь немногие родители боготворили своих детей, в детстве испытал их безразличие?

По правде говоря, судя по характеру дошедших до нас источников, эмоциональный ландшафт того времени полностью реконструировать не удастся никогда. Нам не постичь глубины любви или горя, которые испытывали в семьях. Тем не менее более поздние исследования предполагают, что родители, жившие девять веков назад, ценили и любили своих отпрысков ничуть не меньше, чем мы с вами. В конце концов, довольно опасно экстраполировать обобщенные выводы на основании произвольных свидетельств, таких как отчеты дознавателей, которые, естественно, имели дело с мрачными сторонами жизни, и чудесных историй, которые имели успех, потому что были шокирующими и трогательными. Более широкие исследования показали, что многие родители испытывали страх и боль, когда их дети заболевали, и жестоко страдали, если дети умирали. Такие эмоции могли быть выражены матерью, рвущей на себе волосы, и отцом, парализованным горем. Начиная с XII века церковь начала предостерегать родителей от «избыточного» траура по умершим детям, поскольку он подразумевал недостаточную веру в Божью волю, – такое действо означает, что эти чувства были широко распространены.

В целом представляется, что имеется небольшая, но важная разница в формах привязанности к детям, существовавших в Средние века и в наши дни. Много свидетельств предполагает, что родители горевали больше при потере единственного или единственного уцелевшего ребенка. Отпрыски высоко ценились, поскольку являлись потенциальными продолжателями родословной. Поэтому смерть единственного наследника, тем более мужского пола, ощущалась особенно остро.

Лорд Шатору

Это чувство нашло мощное выражение в истории, рассказанной энциклопедистом XII – начала XIII века Гиральдом Уэльским, который писал на самые разные темы, интересуясь историей, географией, естественными науками и т. д. История Гиральда создана вокруг замка Шатору, расположенного в исторической провинции Берри (Центральная Франция). Эта крепость тесно связана с карьерой Уильяма Маршала. Согласно Гиральду Уэльскому, безжалостный лорд Шатору взял в плен одного из врагов и, чтобы от него больше никогда не исходило угрозы, ослепил его и кастрировал. Это были жестокие наказания, впрочем небезызвестные в жестоком средневековом мире. Они гарантировали лишение мужчины возможности продолжить свой род и отсутствие перспективы появления мстительного наследника. Изуродованный человек оставался в плену еще много лет, но имел право ходить по крепости. Со временем он изучил все закоулки, проходы и даже лестницы, ведущие на башни. О нем уже давно забыли, окружающие его не замечали, но пленник пылал жаждой мести.

Его гнев в конце концов перелился через край. Когда представилась возможность, искалеченный мужчина предпринял решительные и ужасные действия. Он захватил единственного сына и наследника лорда Шатору, затащил его на вершину одной из башен, закрыв за собой все двери. Там он стоял, отлично видный на фоне неба, угрожая сбросить мальчика со стены. В замке начался хаос. Все бегали и кричали. Согласно Гиральду Уэльскому, «прибежал отец мальчика, и его горе было безмерно. Он предложил пленнику все, что только мог придумать, в обмен на освобождение сына, но тот ответил, что не отпустит мальчика, пока его отец сам не оскопит себя. Отец мальчика продолжал просить, но все было напрасно».

Оказавшись перед страшной дилеммой, лорд Шатору решил пойти на хитрость. Он сделал знак одному из жителей, чтобы тот нанес ему сильный удар в живот, дабы создать впечатление нанесенного увечья, а остальным приказал стонать. Но слепого оказалось нелегко обмануть. Он спросил отца мальчика, где тот чувствует самую сильную боль, и, когда лорд ответил, что в паху, подошел ближе к краю стены, ведя за собой мальчика. Лорда Шатору ударили еще раз, и на тот же вопрос он ответил, что сильнее всего у него болит сердце. И снова пленник ему не поверил. Теперь слепой и его заложник стояли на самом краю. Наконец, отец понял, что больше не должен колебаться. На третий раз, чтобы спасти сына, он действительно отрезал себе тестикулы и крикнул, что сильнее всего у него болят зубы. Слепой сказал, что на этот раз он ему верит, поскольку прошел через это сам. Он сказал: «Теперь я отмщен за все, что со мной сделали… по крайней мере частично. Ты никогда не сможешь произвести на свет другого сына и не будешь радоваться этому».

С этими словами слепой бросился вниз со стены и увлек за собой мальчика. Оба погибли. В заключение этой мрачной истории Гиральд Уэльский сообщает, что лорд Шатору приказал построить монастырь на том месте, где разбились эти двое, чтобы спасти душу сына, религиозный дом, который, предположительно, еще стоит.

Большая часть этой истории может быть вымыслом. Ее детали не подтверждаются ни одним историческим текстом, и в пересказе Гиральда стилистически она напоминает истории о чудесах, за исключением того, что закончилась не божественным спасением, а только смертью и отчаянием. Тем не менее Гиральд мог предположить, что безжалостное взаимное насилие, на котором строился сюжет, и центральная драма любви отца к сыну покажется достоверной для аудитории XII века. Этот рассказ был намеренно построен так, чтобы быть правдоподобным. Поэтому некоторые авторы считают, что он показывает, на какие жертвы заботливый родитель мог пойти ради своего отпрыска в Средние века. Однако этот тезис следует уточнить. История Гиральда была основана на идеях наследования по отцовской линии и огромной ценности единственного живого наследника. Отцовский страх, его готовность пойти на жертвы и глубина его горя были понятны именно потому, что мальчик был единственным сыном и другого уже никогда не будет. С его смертью закончилась родословная. Будучи младшим сыном, Уильям Маршал довольно скоро узнал, что его ценность отнюдь не так высока.

ОСАДА НЬЮБЕРИ

Представляется вероятным, что ранние годы Уильяма прошли в зажиточном аристократическом доме. Он, скорее всего, жил в семейном поместье Хамстед-Маршал, к этому времени включавшем не меньше одного замка типа «мотт и бейли». Речь идет об обнесенном частоколом дворе, внутри которого находится увенчанный деревянной крепостью холм, вокруг – ров. Уильям редко видел своего отца, но у мальчика была сильная эмоциональная связь с матерью – Сибиллой Солсбери. Так было далеко не всегда, потому что знатные и королевские семьи часто использовали кормилиц, и эти женщины играли основную роль в воспитании детей. Ричард Львиное Сердце, современник Уильяма и будущий король Англии, так сильно полюбил свою кормилицу Годирну, что впоследствии подарил ей землю, и небольшое уилтширское поселение было названо ее именем. Вероятно, у маленького Уильяма была возможность играть в простые детские игры, известные нам и сегодня. Гиральд Уэльский вспоминает, что ребенком любил играть на Пембрукширском побережье юго-западного Уэльса, где его братья строили песочные замки, а сам Гиральд – песочные церкви, словно уже тогда выбрал будущую церковную карьеру. Дети, наверное, играли и с обычными игрушками, причем мальчики получали рыцарей, а девочки – кукольные домики.

В 1152 году, когда Уильяму Маршалу исполнилось пять лет, его детство было прервано. Завершалась гражданская война. Неистовство конфликта начало сходить на нет в конце 1140-х годов, и стало очевидно, что тупиковая ситуация, сложившаяся между Стефаном и Матильдой, не сможет разрешиться одной только силой. Стефан, к тому времени разменявший пятый десяток, оставался королем, но его положение было ослаблено из-за событий на континенте. Там супруг императрицы Матильды Жоффруа Анжуйский, воспользовавшись беспорядками в Англии, вторгся в Нормандию. К 1145 году он захватил все нормандские владения Стефана и был провозглашен герцогом Нормандии – с молчаливого согласия французского короля. Джеффри не рискнул переправиться через Канал и вторгнуться в Англию, но и оккупация Нормандии нанесла смертельный удар по династическим амбициям Стефана.

Почти все сторонники короля владели землями и в Англии, и в Нормандии и понимали, что, продолжив поддерживать Стефана, они могут лишиться поместий на континенте. Необходим был компромисс. Лучшей перспективой урегулирования представлялся старший сын Матильды и Жоффруа – Генрих. Этот рыжеволосый темпераментный юноша обладал наследственными (по материнской линии) правами на английский престол и мог править как мужчина и воин, что и было нужно. Генрих трижды бывал в Англии, и, когда Жоффруа даровал ему титул герцога Нормандии, его перспективы стали вполне определенными. Осталось только задвинуть Стефана в угол и навязать ему соглашение. Ну или сразу захватить власть.

Именно в эти годы Джон Маршал переступил черту и установил конфликт с неудачливым королем. Как всегда, желая увеличить свои владения и расширить сферу влияния, Джон построил новый укрепленный форпост. Его цель – установить контроль над важным пересечением дорог, где путь из Лондона на запад перекрещивался с трассой между Оксфордом и Винчестером, тянувшейся с севера на юг. Точное местоположение этой крепости весьма спорно. «История Уильяма Маршала» помещает ее в Ньюбери. Но там нет никаких археологических остатков. Поэтому замок, вероятно, может идентифицироваться с большим холмом, который до сих пор стоит на вершине естественного склона, расположенного в миле к востоку от существующего замка Джона в Хамстед-Маршал.

Желая удержать хотя бы остатки власти, король Стефан решил наказать Джона за самонадеянность. В 1152 году он выступил на Ньюбери во главе большой армии и осадил новую крепость Маршала. Самого Джона в тот момент в крепости не было; ею командовал коннетабль – главный военный из людей Маршала. Стефан нанес быстрый и сильный удар и предложил озолотить того, кто сумеет прорвать оборону. Первая яростная атака оказалась неудачной. Защитники гарнизона забрасывали нападавших камнями, заостренными кольями и массивными кусками дерева, пока те перебирались через ров и карабкались вверх по насыпи. В сражении наступило временное затишье.

Узнав об осаде, Джон Маршал принял взвешенное решение. Через посланников он связался с королем Стефаном и попросил о коротком перемирии, возможно пообещав сдаться. Зная свою репутацию, Джон понимал, что одного его слова будет недостаточно, и потому он, как король Стефан и Роберт Глостер в 1142 году, предложил одного из своих сыновей в качестве заложника, что должно было гарантировать выполнение его обещаний. Для этой роли он выбрал не старшего сына от Сибиллы Солсбери, а младшего (на тот момент) – Уильяма. Мальчика передали королевским войскам, и Стефан отошел на некоторое расстояние, чтобы Маршал мог связаться с коннетаблем и организовать капитуляцию замка. И разумеется, король был обманут.

Угроза жизни Уильяма Маршала

Как только Джон получил доступ в замок Ньюбери, он начал поспешные приготовления к возобновлению обороны, привлекая к ней доблестных рыцарей, тяжеловооруженных воинов и лучников, то есть людей, которые не пожелают сдаться. В «Истории Уильяма Маршала» сказано: у Джона не было времени, чтобы рассматривать идею о мире, и это поставило под угрозу жизнь его сына, поскольку король довольно скоро понял, что обманут. Автор «Истории» живо и очень подробно описывает этот эпизод, открыто не порицая ни короля Стефана, ни Джона. Если же дело все-таки доходит до критики, она направлена против якобы трусливых и вероломных советников короля. Их биограф именовал не иначе как слабаками и обманщиками. Именно они посоветовали королю повесить ребенка. Советников за это предложение биограф назвал злобными и порочными людьми, но, что удивительно, не высказал ни слова порицания в адрес Джона, который, узнав, что его сыну угрожает гибель, заявил, что его не волнует судьба ребенка, поскольку у него еще есть молот и наковальня, чтобы выковать других детей, еще лучших. Обозленный таким оскорблением и обманом, Стефан приказал схватить мальчика и отправить на виселицу для повешения.

Так в нежном возрасте пяти лет Уильям Маршал оказался перед лицом смерти. Откровенное и грубое пренебрежение жизнью сына достойно сожаления, и даже в XII веке, вероятно, вызвало шок. Использование детей в качестве дипломатических заложников было обычной практикой в Западной Европе, а вот отказ от детей ради военных преимуществ – нет. Джон имел давнюю репутацию двурушника, поэтому сам факт приема королем Стефаном юного Уильяма в качестве залога добросовестности его отца показывает, что такой заложник считался безусловной гарантией. Пусть Уильям и не был самым ценным и оберегаемым перворожденным законным сыном, но тем не менее он был его ребенком. Никто и подумать не мог, что отец так легко от него отречется.