Текст книги "Переселенцы Трансвааля"

Глава X. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Радость, которую испытывал молодой охотник по случаю неожиданного возвращения лошади, трудно передать. Во-первых, Пит любил Гильди, как каждый хороший хозяин любит свою лошадь, особенно, если она оказала ему много услуг, делила с ним труды и опасности и вообще отличалась верностью и преданностью. Во-вторых, Гильди была лошадь породистая, красивая, быстрая и легкая в ходу, делавшая честь своему всаднику. Поэтому вполне понятно, в каком был восторге Пит, когда убедился в спасении своей Гильди, которую он уже оплакивал, считая ее погибшей. Кроме того, возвращение лошади успокаивало и его самолюбие.

Кто бы поверил в лагере его рассказу, если бы он пришел туда пешком, без лошади? Неловкому всаднику, лишившемуся лошади, вообще редко верят. Во всяком случае он должен был сильно упасть во мнении всех, знавших его. Несчастливые охотники всегда подозреваются во лжи и подвергаются насмешкам, хотя бы и доказали свои неудачи стечением неблагоприятных обстоятельств.

Молодой ван Дорн особенно боялся уронить свое достоинство в глазах Клааса Ринвальда, отца Катринки.

Пит считал тайную симпатию к этой прекрасной девушке вполне сохраненной. Он открыл ее только своей матери, а сдержанная и серьезная госпожа ван Дорн всегда находила, что тайна другого – неприкосновенная святыня. Она вполне одобряла выбор сына и только убеждала его не спешить с выражением своего чувства Катринке, пока сам Пит не уверится в его прочности. К тому же и господин Ринвальд мог не доверять молодости Пита. Поэтому госпожа ван Дорн взяла с сына слово, что он, по крайней мере во все время путешествия, ничем не выдаст своей тайны.

– Да, я понимаю это, – отвечал Пит на советы матери. – Я всеми силами постараюсь убедить Клааса Ринвальда в том, что я уже не ребенок и на меня можно положиться. Он увидит, что я буду достоин его дочери.

И действительно, до этой злополучной охоты Пит ничем особенным не обнаруживал привязанности к дочери Ринвальда, исключая разве мелочных услуг. Но что было бы теперь, если бы он, став сначала причиною тревоги всего каравана, потом вдруг превратился в жалкое подобие рыцаря печального образа? Наверное, он тогда вынужден был бы уступить первенство Андрэ Блому, которого до сих пор во всем превосходил в глазах Катринки.

По свойственной ему скромности. Пит воображал, что с этого злополучного дня Катринка обязательно будет сравнивать его с Андрэ в пользу последнего. В таком случае Пит, как это ни было ему больно, даже решился молча уступить дорогу своему сопернику.

Но с той минуты, когда нашлась лошадь, дело принимало другой вид. Теперь он мог возвратиться в лагерь победителем. Все необходимое для спасения его репутации было налицо – и лошадь, и ружье, и даже хвост буйвола, служивший неопровержимым доказательством победы над страшным животным. Конечно, он не скроет ничего из своих приключений, даже падения с лошади. Падение это нисколько не повредит его репутации хорошего наездника. Какой же всадник может удержаться на лошади, когда она неожиданно упадет на передние ноги?

Да, вместо насмешек им будут теперь восхищаться. Его станут поздравлять с совершением настоящего подвига. Все захотят услышать его рассказ. Он даже начал уже придумывать, как бы поинтереснее и поярче этот рассказ составить, так чтобы у слушателей захватывало дух.

Понятно, что, находясь в таком возбужденном состоянии, Пит не мог спать. К тому же и лошадь требовала его немедленных забот. Необходимо было осмотреть, не ранена ли она, обтереть и накормить ее. Для той и другой цели он нарезал еще травы.

Почищенная и накормленная Гильди, в порыве благодарности к хозяину за его заботы, терлась мордою об его плечо и тихо ржала.

– Ну, хорошо, хорошо, я понимаю, чего ты хочешь, – говорил Пит, ласково поглаживая ее рукою. – Теперь ты сыта, но хотела бы пить… Вот если б ты могла рассуждать и понимать мои слова, то я посоветовал бы тебе брать пример с меня. Я уже давно, с самого полудня, ничего не ел и не пил… Я с удовольствием отправился бы теперь с тобою «домой», тем более, что здесь и воды нет, но боюсь, как бы снова не заблудиться… Видишь, какие густые облака заволакивают луну. В двух шагах ничего не различишь. Долго терпели, потерпим и еще немного, моя добрая лошадка!

Действительно, луна совершенно скрылась, и наступил полнейший мрак. Вскоре засверкали во всех местах молнии, и вдруг разразилась буря, настоящая тропическая буря, отличающаяся особенною силою и стремительностью. Страшные удары грома следовали почти беспрерывно один за другим. Немного спустя полился сильный дождь.

Но молодой охотник отнесся совершенно спокойно к этой новой неожиданности и даже обрадовался дождю, лившемуся потоком.

«Вот я только что жалел об отсутствии воды для Гильди, – подумал он, отряхиваясь как мокрый пудель, – действительно, не было ни капли, а теперь ее вдруг появилось столько, что можно бы напоить тысячи лошадей».

Когда, наконец, буря и дождь прекратились, на Пите не было ни одной сухой нитки. Но это не особенно тревожило его. У него была другая, более важная забота: он боялся, что дождем размыло следы, по которым он надеялся добраться до лагеря. В таком случае положение его снова должно было ухудшиться. С нетерпением ожидая восхода солнца, молодой человек предавался самым мрачным мыслям.

С восходом солнца Пит убедился, что опасения его были вполне обоснованны – следы совершенно исчезли, точно их никогда и не было.

Хотя у него снова была лошадь, и это немного утешало, но он все-таки не знал, как пробраться в лагерь. За неимением другого указателя, он снова решился обратиться к солнцу. Вообразив, что лагерь находится на востоке, он смело направился навстречу восходящему светилу.

Но – увы! – прошло несколько часов ускоренной езды, всадник и лошадь почувствовали усталость, а лагеря не было и следа, даже мованы не было видно. Где же теперь искать его? Как сориентироваться на местности, всюду одинаково однообразной и плоской?

Блуждая по безграничной прерии, Пит наткнулся на многочисленные следы, сохранившиеся, несмотря на проливной дождь, благодаря тому, что почва в этом месте, не так изрытая муравьями, была потверже, нежели там, где он ночевал.

При ближайшем осмотре молодой боер убедился, что следы эти оставлены проходившим стадом буйволов.

В первую минуту после этого открытия Пит очень обрадовался и считал себя уже спасенным, но дальнейшее размышление показало ему, что радость его преждевременна: по следам трудно было узнать – шло ли стадо к реке, то есть по направлению к лагерю боеров, или от реки, в противоположную сторону. Нужно было, следовательно, выбирать наудачу: или ехать вперед, или назад.

По одному пути можно было совершенно отдалиться от места стоянки каравана, другой же прямо привел бы к нему.

Как же быть? Решать наугад было опасно: мало ли куда можно забрести, отдавшись на волю случая.

Молодой человек начал искать другого, более верного указания.

Счастье помогло ему. Немного в стороне он заметил лужу красноватого цвета. Окраска воды в красный цвет доказывала присутствие крови, и Пит совершенно основательно предположил, что это кровь буйволов, раненных накануне во время охоты за ними.

– Эге, вот оно что! – воскликнул он, снова обрадовавшись. – Теперь я уж наверняка знаю, какого направления мне следует держаться. До сих пор, как оказывается, я все только удалялся от цели.

Он круто повернул лошадь и поскакал назад, придерживаясь следов. Ошибиться теперь было невозможно. В некоторых местах вся почва была буквально изрыта копытами буйволов. Вообще везде виднелись признаки недавнего прохода большого стада.

Если бы Гильди не была так измучена, Пит пустил бы ее галопом, но ему было жаль бедное животное, он старался обуздывать свое нетерпение и довольствовался легкой рысцой.

После нескольких часов езды попались два полуобглоданных трупа буйволов. По этим трупам Пит догадался, что это как раз то место, где накануне отделился от стада убитый им буйвол, из-за которого ему пришлось столько вынести. Шакалы, наслаждавшиеся прекрасным завтраком, как будто нарочно для них приготовленным вчера охотниками, сейчас же убежали при виде приближающегося всадника. Кружившиеся вокруг коршуны тоже отлетели в сторону, тяжело хлопая крыльями.

Как только всадник удалился, хищные четвероногие и птицы поспешили возвратиться к прерванному лакомому завтраку.

Теперь Пит мог уже высчитать расстояние, отделявшее его от «дома».

Он заметил уже и мовану, и реку, и даже самый лагерь.

Вдруг внимание молодого человека было привлечено видом двух всадников, во весь опор скакавших к нему навстречу. Всмотревшись в них, Пит узнал своего брата Гендрика и Людвига Ринвальда, брата Катринки и любимейшего из своих друзей. Трудно описать радость, которою наполнилось все его существо, когда он увидел дорогих ему людей.

Со своей стороны Людвиг и Гендрик тоже были вне себя от восторга, узнав Пита.

Пока молодые люди мчались навстречу друг другу, они все время обменивались радостными приветствиями.

Наконец, они встретились. В первые минуты ничего нельзя было разобрать. Говорили все сразу, задавали бессвязные вопросы, перебивали друг друга восклицаниями, обнимались и целовались и вообще производили впечатление сумасшедших, вырвавшихся на свободу.

Наконец, когда все несколько успокоились. Пит спросил:

– Неужели вы всю ночь искали меня? Это было бы ужасно!

– Нет, нет, не беспокойся! – с живостью ответил Гендрик. – Правда, господин Ринвальд и господин Блом предлагали вечером отправиться искать тебя. Они говорили, что если послать во все направления по три-четыре человека, то кто-нибудь из них должен же наткнуться на тебя. Но отец объявил, что он очень благодарен за участие, но не желает унижать тебя, позволяя отыскивать как пропавшего ребенка. Он сказал, что бояться за тебя нечего. «У него, – добавил он, – превосходная лошадь, лучшая во всем караване, отличное ружье и большой запас зарядов. Кроме того, он не из трусов и сам сумеет вывернуться из всех случайностей». После этих слов отец еще раз поблагодарил наших друзей, но таким тоном, что Клаас Ринвальд и Ганс Блом уже не решились более настаивать на своем предложении. Только сегодня утром отец разрешил мне и Людвигу поехать к тебе навстречу, следуя по вчерашнему пути… Если ты, Пит, провел дурно ночь, то и нам спалось не лучше твоего. Рихия и Анни все время плакали, слушая вой бури и шум дождя. Крики гиен, бродивших вокруг, доводили их чуть не до обморока. Только мать казалась спокойнее всех. Мне показалось, что она даже спала. Но когда я встал, она была уже на ногах и дала мне с собою лепешек и тыквенную бутылку с вином для тебя. Ты наверное сильно проголодался. Хочешь подкрепиться?

– Как не хотеть! – воскликнул Пит, жадно схватив лакомые лепешки и бутылку с вином. – Большое спасибо матери, что догадалась прислать! Я голоден как волк, да и жажда измучила… Вот, кому придет на ум позаботиться об этом, кроме матери? – продолжал он, хватив добрый глоток превосходного брандвейна и закусывая лепешкой.

– Ну, если ты так уверен, что о тебе некому позаботиться, кроме матери, – заметил Людвиг Ринвальд, – то я уж не решаюсь предложить тебе провизию, которою снабдили меня моя мать и сестра Катринка. Ты, пожалуй, теперь не обратишь на это внимания, а между тем мать и сестра тоже были очень огорчены мыслью, что ты страдаешь от голода и жажды. Когда я объяснил им, что, вероятно, госпожа ван Дорн пошлет тебе что-нибудь с Гендриком, они сказали, что лучше будет, если мы оба запасемся чем-нибудь съестным на тот случай, если мы с Гендриком разъедемся в разные стороны во время поисков… Если ты не желаешь оказать честь стряпне моей сестры, то я сделаю это вместо тебя, чтобы не огорчить ее твоим пренебрежением. Пусть она подумает, что все приготовленное ею пошло на тебя… Бедная Катринка! Немало, должно быть, она мучилась в эту ночь, думая, что ты заблудился или что тебя нет уже и в живых… Я не понимаю, из-за чего собственно она-то так сокрушалась… Хотя она вслух и не выражала своего горя, но глаза у нее опухли от слез – этого она скрыть не могла.

– Правда? – спросил Пит с сияющими от радости глазами.

Глядя на радость Пита, можно было подумать, что горе Катринки приводит его в восторг. Оно так в действительности и было. Горе молодой девушки было лучшим ответом на взаимность чувства, и это приводило его в полный восторг. Невзирая на то, что он был уже почти сыт, он все-таки принялся и за пирожки с мясом, которые специально для него приготовила Катринка, и, конечно, нашел их даже вкуснее лепешек матери.

Глава XI. НОВОЕ ПРЕПЯТСТВИЕ

Когда Пит окончил свой завтрак, запив его настойкою, тоже присланною Катринкою, молодые люди поспешили к лагерю.

К сожалению, они не могли ехать так быстро, как им хотелось. Гильди шаталась от изнурения. Пит вынужден был сойти с нее и повел ее на поводу.

– Садись на мою лошадь, а я поведу твою, – предложил Гендрик брату.

– Нет, спасибо, милый Гендрик, – ответил Пит, – я теперь отлично подкрепился и могу пройти сколько угодно.

Он сам едва держался на ногах от усталости, но отказался от предложения брата просто из самолюбия. Отец в первый раз, публично, признал его способным самостоятельно вывернуться из затруднительных обстоятельств, и вот ему захотелось подтвердить это лестное мнение до конца, а это и заставило его отказаться от помощи, которая была бы для него далеко не лишнею. По той же причине он умолчал и о ранах, нанесенных ему колючками акации. Между тем раны сильно болели.

Гендрик более не стал настаивать на своем предложении.

Нельзя сказать, чтобы Пит двигался очень скоро – усталость все-таки брала свое. Людвигу и Гендрику приходилось ежеминутно сдерживать своих лошадей, чтобы не опережать его, и поэтому расстояние между ними и лагерем уменьшалось очень медленно.

Это выводило их всех из терпения, особенно Пита.

– Да когда же, наконец, покажется лагерь?! – воскликнул Пит.

– Не поехать ли мне вперед, чтобы обрадовать наших известием о твоем благополучном возвращении? – предложил Гендрик.

– Отлично! Поезжай, пожалуйста, вперед, – согласился Пит.

Ради того, чтобы успокоить домашних часом раньше, он жертвовал радостью видеть, как просияют милые лица при его неожиданном возвращении.

В то мгновение, когда Гендрик хотел уже пришпорить лошадь, Людвиг схватил ее за узду и сказал:

– Погоди, Гендрик! Мне кажется, будет благоразумнее, если ты не покинешь нас. Нам угрожает опасность, с которой, может быть, и втроем мы не справимся.

– Опасность? Какая? – в один голос спросили Пит и Гендрик, с удивлением глядя на Людвига.

– А вот посмотрите! – ответил молодой Ринвальд, указывая назад на целое скопище хищных зверей, собравшихся вокруг трупов убитых накануне буйволов.

– Ну, на эту дрянь нечего обращать внимания! – презрительно заметил Пит. – Ты что-то очень боязлив сегодня, Людвиг. Гиены и шакалы нам не опасны. Эти звери слишком трусливы, чтобы напасть на нас.

– А это тоже шакал или гиена? – возразил Людвиг, указывая на громадного зверя, отделившегося от группы пировавших и приближавшегося к молодым людям, тихо рыча.

Это был лев необыкновенной величины. Переселенцы еще никогда не видали такого крупного зверя.

Явившись слишком поздно к месту пиршества, царь зверей не нашел ничего, кроме уже обглоданных костей. Конечно, этого было мало для него.

Окинув гордым, презрительным взглядом группу почтительно отошедших в сторону гиен и шакалов, лев заметил людей на лошадях и решил, что они должны вознаградить его за досадное разочарование, которое он только что испытал.

Не доходя нескольких сот шагов до всадников, лев остановился в полусогнутом положении, поднял кверху хвост, оскалил зубы, бешено потряс великолепной гривой и грозно зарычал.

Эти приемы, хорошо знакомые охотникам на львов, доказывали боерам, что зверь смотрит на них как на свою законную добычу и выбирает первую жертву, на которую ему было бы удобнее напасть.

Львы опасны всадникам только в лесной чаще или в джунглях, где движения лошади стеснены.

Будь у молодых людей все лошади в порядке, им стоило бы описать галопом несколько кругов, чтобы сбить с пути льва. Но так как у них только две лошади годились в дело, а третья, и так уже совершенно истощенная, могла упасть и тем погубить всадника, то этот способ нельзя было применить в данном случае.

Оставалось только помериться силами со страшным врагом и постараться сохранить присутствие духа.

Пит снова сел на лошадь. Сделал это он, вероятно, совершенно машинально: за минуту перед тем он отлично сознавал, что бедная Гильди едва ли может быть ему теперь полезна. Увидя льва и сознавая свою слабость, она вся дрожала.

Трое друзей выстроились в одну линию, приложили к плечам ружья и не сводили глаз со льва.

Будь трава высока, они и не заметили бы опасного соседа.

Через несколько минут, устав, очевидно, ждать, лев подошел так близко, что в два-три прыжка мог достичь молодых охотников.

– Как стрелять – всем сразу или одному за другим? – шепотом спросил Людвиг.

– По-моему, всем вместе, – ответил Пит.

– Нет, нет, лучше одному за другим! – поспешил сказать Гендрик.

Но лев, сделав гигантский прыжок, прекратил это разногласие. Три охотника почти одновременно спустили курки своих роеров. Гендрик и Людвиг промахнулись. Это было вполне естественно: их испуганные лошади не стояли на месте. Обоим молодым людям едва удалось прицелиться, и пули их полетели в пространство.

Что бы они стали делать, если бы и лошадь Пита начала так волноваться? Но, против ожидания, именно эта бедная полуживая лошадь и спасла всем троим жизнь. Гильди была утомлена до такой степени, что у нее не хватало даже сил сделать попытку спастись бегством. Ужас совершенно парализовал ее. Она не сделала ни малейшего движения, а это дало возможность Питу спокойно прицелиться и выстрелить в льва.

Пит одержал победу, достойную прославленного охотника на львов. Лев упал, как подкошенный, насмерть сраженный его пулею, моментально пробившею ему череп, так что куски мозга вылетели из головы вместе с хлынувшим потоком крови. Таким образом, смерть зверя была мгновенной. Теперь он был уже не опасен. Можно было безбоязненно подойти к нему и рассмотреть поближе.

У всех жителей Южной Африки – туземцев, колонистов, боеров и других – победа над львом считается самым славным охотничьим подвигом. Подобный подвиг составлял эпоху в жизни того, кому удалось совершить его.

Трудно описать гордость и счастье Пита. Положив на месте льва, да еще таких размеров, он становился героем и смело мог надеяться получить руку Катринки.

Товарищ и брат осыпали его комплиментами. Они так любили его, что совершенно искренне поздравляли молодого охотника с таким блестящим подвигом и от души разделяли его радость. У них в сердцах не было к нему ни ревности, ни зависти.

Скромность очень красит победителя. Пит вполне доказал, что и он обладает этим прекрасным качеством, ответив брату и другу:

– Отказываюсь от половины ваших похвал в пользу Гильди. Не стой она неподвижно, подобно статуе, я тоже не мог бы прицелиться, как следует… От души желаю и вам испытать такую же удачу при первой встрече со львом.

– Благодарю за пожелание, – сказал Людвиг. – Но, я полагаю, ты не желаешь оставлять добычу здесь? Давайте-ка снимем скорее шкуру с этого грозного царя пустыни и лесов. Мы и так уже сильно запоздали, а это новый повод для наших к беспокойству.

– Отправляйся-ка вперед, Людвиг, – предложил Гендрик. – Теперь путь совершенно свободен. Пора утешить наших. Мы с Питом и одни снимем шкуру.

– Ну, так до свидания! – проговорил Людвиг. – Лечу герольдом славных вестей… Ну, и прием же будет тебе, друг Пит!

Он приподнял шляпу, пришпорил лошадь и быстро поскакал по направлению к лагерю.

Братья так преуспели в работе, за которую взялись, что через какие-нибудь четверть часа шкура была уже снята и переброшена на спину лошади Гендрика.

Однако Пит работал далеко не так быстро, как обычно. Гендрик только по этому обстоятельству понял, как сильно был утомлен брат. На этот раз он заставил-таки его сесть на свою лошадь, а сам повел Гильди.

Менее чем через час путешественники были уже так близко к лагерю, что могли видеть там движение людей.

– Что там такое? Что случилось во время нашего отсутствия? – воскликнул Гендрик, тревожно всматриваясь в сторону стоянки каравана.

Под мованой, действительно, происходило что-то необыкновенное. Люди бегали взад и вперед, очевидно чем-то сильно встревоженные, даже животные беспорядочно метались во все стороны, точно бешеные.

Поняв, что в лагере происходит что-то недоброе, молодые люди, охваченные тревогою, поспешили прибавить шагу.

Они слышали крики, видели, как слуги сгоняли животных в одно место, но никак не могли понять причину этой суматохи. Повозки были выдвинуты за ограду, и в них впрягались быки. Лошади седлались. Женщины и дети поспешно тащили разный скарб. Очевидно, боеры готовились покинуть место своей стоянки, на котором думали пробыть еще недели две.

– Да в чем же, наконец, дело? – недоумевал и Пит, тщетно стараясь понять причину этого внезапного решения переселенцев. – Неужели тебелы напали на караван с целью грабежа, несмотря на данное их предводителем нашему отцу обещание беспрепятственно пропускать караван через свои земли?

– Ну, едва ли, – возразил Гендрик. – Ведь из укрепленного лагеря легче отбить нападение дикарей, чем в пути. Тут что-то другое, но что именно – никак не могу понять.

– Да, это верно, ты прав, – задумчиво произнес Пит. – Господи, но что же, в таком случае, делается там?

Людвиг, быстро мчавшийся к ним навстречу, объяснил, наконец, загадку.

– О, бедные друзья мои! – еще издали закричал он. – Наши начали было готовить настоящее празднество в честь возвращения Пита, но все пришлось бросить, и в лагере теперь ужас и смятение!

– Но, ради Бога, что же там случилось? – поспешно спросили Пит и Гендрик в один голос.

– Цеце напали на наш лагерь!

Этим сказано было все. Оба молодых ван Дорна были страшно поражены. Все трое поспешно направились к лагерю.