Текст книги "Пропавшая сестра"

6. ВСТРЕЧА С ТРУСОМ

Вскоре я получил ответ от двух шорных мастеров, которые знали мистера Лири. Мне сообщили, что Лири действительно жил в Ливерпуле, но года три или четыре тому назад уехал Австралию. Я отправился по адресам и лично расспросил обо всем шорников, чтобы найти какие-нибудь следы моей матери.

Мистер Лири уехал в Австралию один, но в скором времени в Ливерпуль приехала какая-то женщина, по-видимому, его жена, и все о нем разузнала. Без сомнения, это была моя мать. Но где она теперь и как жила в продолжении этих пяти лет? Все это было покрыто мрамором, рассеять который мне не удалось, несмотря на все мои старания. Я остановился на самом вероятном предположении, что она вслед за мастером Лири отправились в Австралию, и, следовательно, для розысков мне придется, в конце концов, ехать в Австралию самому.

Пока же я решил остаться в Ливерпуле и дождаться приезда мистера Адкинса. Надо было разоблачить этого негодяя. Я слишком дорожил дружбою миссис Хайленд и, должен сознаться, сильно и страстно полюбил Леонору, свою названую сестру.

Прошло уже около трех недель после моего посещения миссис Хайленд и ее дочери. Просматривая «Корабельный указатель», я прочитал о прибытии из Нового Орлеана «Леоноры», под командой капитана Адкинса.

Я отправился тотчас же на док и нашел «Леонору», но мистера Адкинса на корабле уже не было. По прибытии он сошел на берег и отправился в гостиницу, в которой обыкновенно останавливался, когда бывал в Ливерпуле.

В гостинице я его уже не застал. Мне сообщили, что, позавтракав, он утром ушел из дому.

Из гостиницы я в сильном волнении поспешил к дому миссис Хайленд. Как я и предполагал, мистер Адкинс был у миссис Хайленд. Когда я подошел к двери, Адкинс как раз выходил оттуда.

– Здравствуйте, мистер Адкинс! – сказал я, сдерживая, насколько возможно, душивший меня гнев. – Мы опять встречаемся, и уверяю вас, с моей стороны, с глубоким удовольствием.

Он хотел пройти не отвечая, но я загородил ему дорогу.

– Кто вы такой и что вам от меня нужно? – спросил он задорным тоном и с тем вызывающим видом, какой он любил принимать и прежде.

– Я Роланд Стоун, – ответил я, – и желаю вас видеть по чрезвычайно важному делу.

– Ну вот, вы видите меня! Что это за важное дело?

– Я могу сообщить это вам только в присутствии миссис Хайленд и ее дочери.

– Миссис Хайленд не желает вас видеть, – сказал Адкинс, – а еще менее ее дочь, я думаю. За себя скажу, что я не желаю иметь с вами никаких дел.

– Я могу поверить только последней части вашего сообщения, – ответил я, – но бывает такая необходимость, когда делаешь и то, что не особенно нравится. Если в вас есть хоть искра мужества, то вернемся в дом и вы повторите миссис Хайленд в моем присутствии то, что вы сказали за моей спиной.

– Я опять повторяю, что я не желаю говорить с вами. Дайте мне дорогу!

Сказав это, Адкинс сделал жест, как бы намереваясь отстранить меня с дороги.

– Я дам тебе дорогу, негодяй, когда ты исполнишь мое приказание, – и, схватив его за шиворот, я повернул его к дому.

Он сопротивлялся этой попытке и ударил меня. Я возвратил ему удар с таким процентом, что сам остался на ногах, а покачнувшись упал на порог.

Теперь я потерял всякое самообладание. Я позвонил и схватил Адкинса за волосы с целью втащить его в дом, но в это время подоспели трое полицейских.

После продолжительной борьбы с полицейскими, которым помогал Адкинс и какой-то случайный прохожий, я, наконец, был побежден, и мне на руки надели железные наручники.

Когда меня повели, я заметил, что миссис Хайленд и Леонора были у окна и, без сомнения были свидетельницами всего происшествия. Меня привели в участок и заперли в камеру.

На следующее утро меня привели к судье. Адкинс обвинял, а три полицейских и прохожий, принявший участие в борьбе со мной, были свидетелями. Я был приговорен к двум неделям тюрьмы.

На восьмой день моего заключения я был очень удивлен, когда мне объявили, что меня желают видеть два посетителя.

Оказалось, что это были мои старые приятели. Один был Вильгон, второй подшкипер капитана Хайленда, а другой – плотник Мейсен, тоже с «Леоноры».

Когда я был на «Леоноре», оба эти человека относились ко мне очень хорошо, и я очень обрадовался их приходу, но я еще больше обрадовался, когда узнал причину их посещения. Мейсен сказал мне, что он до сих пор плотник на «Леоноре». Недавно мисс Хайленд приходила к нему на борт, чтобы узнать всю правду об отношениях между Адкинсом и мною и о причинах, заставивших меня покинуть «Леонору» после смерти капитана Хайленда.

– Я был очень рад, когда узнал что вы вернулись, Роланд, – сказал Мейсен, – но в то же время был огорчен, узнав о ваших теперешних злоключениях. Я решил вывести вас из того затруднительного положения, в котором вы находитесь, хотя я могу за это потерять свое место. Я рассказал ей всю правду, сказал, что Адкинс человек дурной, и что я докажу это. Я обещал ей также посетить вас. Вильтон теперь служит шкипером на другом судне, и я взял его с собой, зная, что он тоже может помочь вам.

– Ничто не доставит мне большего удовольствия, как увидеть Адкинса потерявшим место командира «Леоноры», – сказал Вильтон, потому что я знаю, что он обкрадывает вдову. Мы должны доказать миссис Хайленд, что она доверяет негодяю.

Вильтон и Мейсен пробыли со мной почти час: мы решили не предпринимать ничего до моего освобождения. Когда же я выйду из тюрьмы, мы узнаем время, в которое можно будет застать Адкинса и миссис Хайленд вместе, и явимся все трое, чтобы окончательно изобличить его.

Освободившись, я в тот же день повидался с Вильтоном и Мейсеном. Тут я узнал, что Леонора сама обещала известить нас, когда Адкинс будет у матери.

7. РАЗОБЛАЧЕНИЕ

Леонора не обманула меня. Через два дня после выхода из тюрьмы я получил от нее известие, что Адкинс будет у ее матери на следующий день, и чтобы я со своими приятелями явился около половины десятого.

Получив это известие, я немедленно уведомил Мейсена и Вильтона, и мы назначили друг другу свидание на следующее утро. Утром я встретил своих приятелей в назначенном месте, и около девяти часов мы направились к дому миссис Хайленд.

Когда мы подходили к дому, я увидел Леонору у окна. Она заметила нас и встала со своего места. Я позвонил, и дверь отперла сама Леонора. Без колебаний она ввела нас всех троих в гостиную, где мы увидели Адкинса и миссис Хайленд.

– Что нужно этим людям? – вскричала, увидев нас, миссис Хайленд, голосом, выражавшим не столько негодование, сколько тревогу.

– Эти джентльмены желают видеть вас по делу, мама, – сказала Леонора.

– Опасаться их нечего. Они наши друзья.

Сказав это, Леонора пригласила нас сесть.

Адкинс ничего не сказал, но я видел по выражению его лица, что он считает игру проигранной, а себя погибшим человеком.

– Миссис Хайленд, – сказал Вильтон после короткого молчания, – я пришел сюда по чувству долга, который мне следовало выполнить давно. Я был другом вашего мужа, с которым я проплавал около 9 лет. Я был на «Леоноре», когда капитан Хайленд умер в Новом Орлеане: я услыхал о том, что рассказал вам мистер Адкинс про этого молодого человека. Все это – ложь. Когда в Новом Орлеане заболел ваш муж и затем умер, мистер Адкинс все это время пьянствовал и пренебрегал своими обязанностями. Роланд не убегал с корабля и не оставлял капитана Хайленда, он один только из всей команды был с ним и заботился о нем до самой смерти. Мистер Адкинс никогда не любил Роланда. Когда Адкинс сделался командиром, он не пустил Роланда на корабль, мало того, он не дал ему даже вернуться на родину. Я сделал с Адкинсом только одно плавание после смерти капитана Хайленда и увидел, что оставаться с ним не могу, если не хочу сделаться таким же негодяем, как он. Вот причина, почему я оставил «Леонору». Миссис Хайленд, – продолжал Вильтон, в упор смотря на Адкинса, – не колеблясь, говорю, что он дурной человек, что он обокрал вас и продолжает обкрадывать.

– Эти люди составили заговор, чтобы погубить меня! – вскричал Адкинс, вскакивая на ноги. – Я подозреваю, что они подкуплены. Трое мужчин и одна женщина – это слишком много, чтобы я мог состязаться с ними!

Миссис Хайленд не обратила ни какого внимания на это замечание, но, обернувшись к Мейсену, сказала:

– Я знаю вас давно, мистер Мейсен. Что вы можете сказать?

– Подтверждаю справедливость того, что сказал вам сейчас мистер Вильтон, – отвечал Мейсен. – Роланд и в моих глазах не сделал ничего такого, за что стоило бы его лишать вашей дружбы. Я давно знаю, что капитан Адкинс негодяй, и меня удерживала высказать вам все это только боязнь лишиться места и подвергнуть свою семью нищете. Услыхав, что, благодаря этому разбойнику Роланд лишился не только вашей дружбы, но и посажен под арест, я не стал больше колебаться и решил открыть вам все Адкинс бесчестный, злой человек и я могу доказать это.

– Продолжайте! Продолжайте! – вскричал Адкинс, – ваша цель теперь ясна. Конечно, мое слово ничего уже не значит.

– Он сказал единственный раз в жизни правду, – сказал Мейсен миссис Хайленд. Действительно, его слово не имеет никакой цены для тех, кто его знает.

– Очень немного, – отвечал я. – Я бы не хотел, чтобы вы думали дурно обо мне. Мучительна была мысль, что вы меня считали неблагодарным. Ваше прежнее ласковое отношение ко мне побуждает меня доказать вам, что я не был неблагодарным. Вы теперь видите, насколько справедливы обвинения Адкинса. После этого объяснения я не буду больше беспокоить вас. Я не хочу настаивать на возобновлении дружбы, которую я по вашему мнению поколебал. Я только желал, чтобы вы знали, что я не был ее достоин.

– Теперь, джентльмены, – сказал Адкинс, – вы достаточно утешились всем сказанным обо мне, и я могу себе позволить оставить вас, – и, обратившись к миссис Хайленд, прибавил. – Я снова увижусь с вами, сударыня, когда вы совершенно освободитесь от этой компании.

Он встал и направился к выходу.

– Стоп! – сказал Мейсен, загораживая ему выход. – Миссис Хайленд, я знаю достаточно об этом человеке и об его бесчестных делах. Справедливо будет отдать его в руки полиции. Угодно ли вам послать за нею?

Миссис Хайленд молчала. Я посмотрел на Адкинса и увидел, что мой триумф над ним был полным. Его собственный вид обвинял его. Дополнила мою победу Леонора, которая с величайшим интересом отнеслась ко всему происшедшему перед ее глазами не скрывала своего удовольствия при виде полного поражения Адкинса.

На предложение Мейсена отдать Адкинса в руки полиции, как мошенника, она ответила:

– Отпустите его, мама, с тем, чтобы он никогда и близко к нам не подходил.

– Да, отпустите его, – повторила миссис Хайленд. – Мне нужно подумать, прежде чем что-нибудь предпринять.

Мейсен отворил дверь, и Адкинс с опущенной головой вышел.

После его ухода миссис Хайленд заговорила первая. Она сказала:

– О вас, мистер Вильтон, и о вас, мистер Мейсен, я часто слышала от моего покойного мужа самые лучшие отзывы, и я не имею причин не верить этим отзывам. С вами Роланд, – продолжала она, посмотрев на меня взглядом, напомнившим мне нашу старую дружбу, – с вами я знакома много лет. Главная причина моего сомнения относительно вашей честности и благодарности была следующая. Я думала, что благодаря нашему отношению к вам, которое было вам хорошо известно, вы должны были после смерти моего мужа вернуться к нам. Вы этого не сделали, и факты, как вы видите, были сильно против вас. Я теперь имею много оснований поверить, что кругом была обманута Адкинсом, но тогда я не знала правды. Кроме того, я не знала отношений Адкинса к вам и не могла себе представить причины, для чего ему необходимо клеветать на вас. Об Адкинсе я не знала ничего дурного. Он пользовался полным доверием моего покойного мужа, который отзывался об Адкинсе всегда хорошо.

Вильтон и Мейсен уверили миссис Хайленд, что оба они действовали под влиянием чувства долга и воодушевленные добрыми воспоминаниями о ее муже.

Мы скоро после того ушли. Прощаясь, миссис Хайленд первый раз по возвращении моем подала мне руку и пригласила меня прийти на следующий день. Леонора ничего не сказала, но я видел по ее прелестному лицу, что мой приход будет ей приятен.

Адкинс после всех разоблачений скрылся, опасаясь, что все мошенничества раскрыты и не желая подвергаться за это законной ответственности. Наша старая дружба с миссис Хайленд и Леонорой возобновилась. Я каждый день посещал их дом и с каждым разом все более и более влюблялся в Леонору. Но на что я мог надеяться? Я не имел ни состояния, нм положения в обществе. Я был бездомным бродягой. Кроме того, меня терзала мысль о матери, брате и сестре. Я до сих пор ничего не сделал, чтобы освободить их от мистера Лири. Даже больше того, я потерял их совершенно из виду и не знал, где они находятся. Меня мучили угрызения совести. Но расстаться сразу с Ливерпулем я не мог. Одна мысль о том, что я не буду видеть Леоноры, делала меня несчастным. Но, увы, мой кошелек истощался, и я, наконец, принял решение отправиться в Америку, составить себе там состояние и найти своих близких. В один прекрасный день я сообщил Леоноре о своем решении.

– Я не буду пытаться удерживать вас, Роланд, – ответила она мне, – но не покидайте нас навсегда. Возвращайтесь к нам. Вы найдете здесь всегда людей, которые вас любят. Я буду молиться, чтобы с вами не случилось никакой беды, и чтобы вы поскорее вернулись к нам.

Через несколько дней я уехал. Воспоминание о последних словах Леоноры вливало в мою душу надежду и вносило свет в мрачные часы моей последующей жизни.

8. НЕУДАЧНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ

Я снова поплыл в Новый Орлеан – опять, как три года тому назад, почти без копейки денег. По дороге в Америку и в Новом Орлеане я видел множество людей, устремляющихся в Калифорнию искать золото. Множество примеров быстрого обогащения искателей золота подействовало на меня возбуждающим образом. Я решил также попытать счастья и отправиться в Калифорнию. Но у меня не было денег даже на дорогу. В это время набирались волонтеры для охраны поселенцев в Калифорнии от набегов индейцев. Я опять поступил в волонтеры. Наш отряд был назначен в пограничный форт Ливенворт. Но на этот раз я недолго пробыл на военной службе. В одну темную ночь, будучи послан проверить сторожевые посты, обратно в отряд не возвратился – дезертировал. Дорогой я встретился с семейством переселенца Джонсона, подружился с ним, и мы с его сыном, молодым Джонсоном, отправились в Калифорнию.

Мы пошли по направлению к Юбе. Прибыв туда и осмотревшись день или два, мы вступили в товарищество с двумя другими золотоискателями и начали разрабатывать прииск, находящийся на берегу реки.

Мы прибыли в удачное время – летом 1849 года, когда каждый диггер зарабатывал хорошо. Наше товарищество, проработав 4 недели, имело уже порядочно золота. Никогда мое будущее не казалось мне таким блестящим. Никогда Леонора не казалась мне такой близкой.

Зимою работа на Юбе прекращалась, так как вода подымалась слишком высоко, и работать было невозможно. К нам присоединилось еще трое человек, и мы решили, не бросая наших приисков на Юбе, искать новые, чтобы можно было работать целый год.

Один из наших новых товарищей сказал нам, что он знает такие прииски в 40 милях от Юбы и обещал указать их. Он побывал там раньше во время одной охотничьей экспедиции.

Предложение было принято, и меня выбрали сопровождать его в новой экспедиции в те места. Мы запаслись провизией, взяли с собой необходимые инструменты и тронулись в путь. Караван наш состоял из трех мулов. На одном из них был сложен багаж, а на двух других мы ехали сами.

О своем спутнике я знал только, что его зовут Хирам. Я вскоре должен был прийти к убеждению, что более неприятного компаньона мне не приходилось встречать. Он был крайне малообщителен, по целым часам не произносил ни одного слова. Когда же я обращался к нему с каким-нибудь вопросом, то он отвечал мне таким тоном, что пропадала всякая охота пытаться с ним разговаривать.

Дорога была очень трудна, и мы продвигались вперед очень медленно, а так как нам приходилось постоянно уклоняться от прямого направления, то путь наш значительно увеличивался. В первые два дня мы прошли не более 15 миль. На третий день, вечером, нам пришлось переходить вброд поток. При переходе мул, несший наш багаж, запутался в ветвях упавшего дерева. Пытаясь освободить мула, Хирам упал в воду между ветвями дерева и получил довольно серьезные ушибы. На ночь мы расположились недалеко от места нашего перехода через поток. Проснувшись перед рассветом, я пошел к своему мулу и хотел отвести его в другое место на свежую траву. Вдруг животное внезапно чего-то испугалось и бросилось бежать, вырвав из моих рук лассо с такою силою, что не только была сорвана кожа с моих пальцев, но на одном или двух даже мясо было сорвано до самой кости.

Мул, почувствовал себя на свободе, бежал во всю свою прыть. Два остальных мула, увидев своего товарища на свободе, также оборвали привязи и последовали за ним. Со своими больными руками я один ничего не мог сделать и, вернувшись, сообщил Хираму о случившимся.

– Глупое сообщение, – сказал он, – потому что вы знаете – я не глухой.

Такой ответ не особенно успокоительно подействовал на меня, но я решил, насколько возможно, оставаться в хороших отношениях со своим путником и ответил ему спокойно, что серый медведь или бродящие вокруг индейцы могут лишить нас мулов.

– Конечно, могут, – сказал Хирам тоном, еще более суровым, чем раньше.

Я ничего больше не сказал, но, посмотрев на свои окровавленные пальцы, лег и попытался немного заснуть. Встав, я перевязал израненные пальцы, развел огонь и сварил кофе.

– Вставайте, Хирам, – сказал я приветливо. – Мы должны разыскать наших мулов.

– Сами ищите, – ответил он. – Я их не терял.

Мне стоило большого труда сдержать себя и не ответить Хираму какой-нибудь резкостью. Избегая дальнейших разговоров с ним, чтобы не произошло столкновения, я вернулся к огню и принялся за свой завтрак. Кончив завтракать, я отправился разыскивать мулов. После шестичасового поиска мне не удалось напасть их след, и я вернулся к стоянке. Я застал Хирама в том же положении, в каком его оставил. Он спал или казался спящим. Я подошел к нему, дотронулся рукой до лба. Он был весь в жару! Он был болен и этим объясняется все его поведение. А я так небрежно к нему отнесся и бросил его одного, больного, беспомощного!

Вскоре Хирам проснулся.

– Хирам, – сказал я, – вы больны? Простите меня. Я боюсь, что мое поведение причинило вам много огорчений.

Он ничего мне не ответил. У него была сильная лихорадка. Он метался и просил пить. Я принес ему целую чашку воды. Он выпил с жадностью. Потом он сказал мне, что очень рад моему возвращению, так как хочет попросить меня взять его золото и переслать его жене и детям, если он сам не будет в состоянии написать им. Он говорил с большим трудом и скоро потребовал опять воды. Я ему приносил ее еще несколько раз, но, казалось, что жажда его только увеличивалась. Я знал, что при подобном состоянии столько пить представляло большую опасность и убеждал его потерпеть немного.

– Принесите мне теперь воды! Принесите! Вы не хотите больше принести мне воды? – кричал он.

Но я решительно отказался.

– Принесите мне хоть немного воды! – воскликнул он с большей энергией, напоминавшей его прежнюю манеру обращения со мной.

Я ответил отрицательным покачиванием головы.

– Безжалостный злодей! – вскричал он диким голосом. – Вы отказываетесь? Отказываетесь принести умирающему человеку кружку воды!

Я попытался убедить его, что в таком положении очень опасно пить так много воды, тем более, что надежда на выздоровление не потеряна. Он с большими усилиями приподнялся и осыпал меня такими проклятиями и ругательствами, каких я никогда не слышал от умирающего человека.

Через несколько минут он опять упал и замолчал, а вскоре предо мной уже лежал холодный труп.

Остаток дня я провел в поисках убежавших мулов, но без всякого успеха. Тогда я решил вернуться обратно на Юбу пешком, рассказать обо всем случившимся своим товарищам и прийти сюда опять с двумя товарищами, чтобы предать тело Хирама христианскому погребению. Я попытался, но безуспешно, вырыть своими больными руками ему могилу один.

Обратный путь на Юбу потребовал несколько дней, и я прибыл туда больной и разбитый как от усталости, так и от всего пережитого. Предсмертного желания Хирама – отослать его золото жене и детям, исполнить не удалось. Он не успел сообщить своего адреса, а из товарищей его никто не знал, откуда он, да и самое имя его было кажется, не настоящее.