Текст книги "Смерть Артура"

– Сэры, теперь мы можем ехать, куда хотим!

И еще сказала Фея Моргана:

– Признали ли вы Артура, брата моего?

– Да, – отвечали ее люди. – И вы бы это сразу поняли, будь в нашей власти хоть стронуться с места: перед его грозным воинственным ликом[57]57
  Перед его грозным воинственным ликом – в ориг. непонятный эпитет amyvestiall. – Как отмечает проф. Винавер, такого слова не было ни в старофранцузском, ни в среднеанглийском языке. Оно было непонятно и Кэкстону, который придал ему форму armyvestyall, осмысляя от «army». Позднейшие комментаторы так его и толковали. В действительности же, как показал проф. Винавер (V 1347), это слово – недоразумение. Оно «слеплено» из нескольких не понятых писателем рукописных французских слов, вместе выглядящих примерно так же. В соответствующем месте французского текста имеется выражение: ains estions del tout aussi comme mors (но мы все были как мертвые) – первые три слова и составили загадочный эпитет.
  Подобных примеров непонимания французских слов и чисто зрительного их истолкования в книге Мэлори немало, причем почему-то главным образом в разделе «Артур и Акколон». Так, вначале необычное выражение: «the kynge looked about the world» – образовано из фр.: regarde contre monte (а не monde) la riviere, т. е. «взглянул вверх по течению». Ниже, уже в начале поединка, «Accolon began with the words of treason» («начал словами измены», хотя Акколон не был в сговоре с Феей Морганой). В параллельном месте французского текста он пытается уговорить Артура не продолжать бой – фр. traire, т. е. «отойти», но Мэлори увидел здесь глагол traire – «предавать».


[Закрыть] мы не вытерпели бы и обратились бы в бегство.

– Верю вам, – сказала королева.

Немного спустя повстречался им рыцарь, который вез перед собой на коне другого рыцаря, спутанного по рукам и ногам и с повязкой на глазах. Он вез его топить в глубоком источнике. Увидела она его, так связанного, и спрашивает:

– Что хотите вы сделать с этим рыцарем?

– Леди, – отвечал он, – я его утоплю.

– Из-за чего же? – она спросила.

– Из-за того, что я застал его с моей женою, и ее тоже ждет вскорости такая же смерть.

– Это печально, – сказала Фея Моргана. – Ну, а вы, рыцарь, что скажете? Верно ли он на вас говорит?

– Нет, воистину, госпожа, неверно он на меня говорит.

– Откуда вы? – спросила королева. – Из какой страны?

– Я состою при дворе короля Артура, имя же мое – Манессен, кузен Акколона Гальского.

– Добро ты говоришь, и ради него ты будешь освобожден, а враг твой будет в твоих руках, как ты сейчас – в руках у него.

И был тот рыцарь Манессен освобожден от пут, а тот, другой, связан. Манессен снял с него доспехи и сам в них облачился, сел на коня позади него и столкнул его прямо в воду и так его утопил. Потом снова подъехал он к Моргане и спросил, не желает ли она что передать Артуру.

– Передай ему, – сказала она, – что я спасла тебя не его ради, но ради Акколона, и скажи ему, что я его не боюсь, ведь я могу обратиться камнем и всем своим людям придать обличье каменных глыб. И пусть знает, что я еще и не то сделаю, когда придет мое время.

И с тем отбыла она в страну Гоор и там была встречена с должным почетом, и она жила там, укрепляя города свои и замки, ибо велик был ее страх перед королем Артуром.

Исцелившись и набравшись сил в монастыре, король возвратился к себе в Камелот, и королева и все его бароны встретили его с превеликой радостью. Когда же они услышали обо всех его странных злоключениях, о коих здесь выше повествовалось, они очень подивились предательству Феи Морганы. Многие рыцари требовали для нее смерти на костре. Тут приехал ко двору Манессен и поведал королю о своих приключениях.

– Вот как, – молвил король. – Добрая у меня сестра. Жив буду, я ей отомщу так, что весь мир христианский будет о том говорить.

А наутро прибыла туда девица с поручением к королю от Феи Морганы, и привезла она с собой богато изукрашенный плащ, каких при дворе и не видывали, – он так густо был расшит драгоценными камнями, как только умещались они один подле другого, и среди них были драгоценнейшие изо всех, какие только случалось видеть королю. Говорит девица:

– Ваша сестра шлет вам этот плащ и желает, чтобы вы приняли от нее этот дар, а в чем она против вас преступила, то она искупит по вашему желанию.

Королю очень понравился плащ. Но он ничего не сказал.

Между тем явилась ко двору та девица, что была от Владычицы Озера, и обратилась к королю:

– Сэр, я должна сказать вам кое-что по секрету.

– Говорите, – отвечал король, – что вам угодно.

– Сэр, – сказала девица, – не надевайте этот плащ, приглядитесь сначала повнимательнее и ни за что не позволяйте накинуть его на себя и ни на кого из ваших рыцарей, но сначала велите надеть его той, кто его привезла.

– Хорошо, – сказал король. – Как вы советуете, так и будет.

И говорит он девице, что прибыла от его сестры:

– Девица, плащ, который вы привезли, я желаю увидеть сначала на вас.

– Сэр, – отвечала она, – мне не пристало надевать королевские одежды.

– Клянусь головой, – сказал Артур, – вы его наденете прежде меня и прежде всех остальных, кто здесь находится.

И с тем набросил он плащ на девицу. В тот же миг она упала мертвая и, слова более не вымолвив, сгорела и рассыпалась угольями.

Разгневался король еще пуще прежнего и молвил королю Уриенсу:

– Сестра моя, а ваша жена постоянно замышляет против меня измену. Хотел бы я знать, не состоите ли вы сами или мой племянник, ваш сын, в сговоре с нею, чтобы меня погубить. Впрочем, что до вас, – так говорил король Артур королю Уриенсу, – я не думаю, чтобы вы были в этом заговоре, ибо от Акколона слышал я признание из его собственных уст, что она намеревалась и вас погубить, как и меня. И потому вас я считаю свободным от подозрений. А вот что до вашего сына, сэра Ивейна, то он остается у меня под подозрением. И потому повелеваю вам удалить его от моего двора.

Так был отослан от двора сэр Ивейн.

Узнав о том, сэр Гавейн поспешно собрался следовать за ним, ибо, сказал он: «Если кто изгоняет моего кузена, изгоняет и меня». Так уехали они оба и приехали в густой лес, а там оказался монастырь, и в нем расположились они на ночлег.

Но когда у Артура стало известно, что и сэр Гавейн отъехал от двора, то горевали все сословия.

– Вот, – сказал Гахерис, брат Гавейна, – мы лишились двух добрых рыцарей из-за одного.

А те наутро прослушали в монастыре обедню и поехали дальше, и приехали в другой лес, еще больше первого. Там в долине стояла башня, а подле нее сэр Гавейн увидел двенадцать прекрасных девушек и двух рыцарей в доспехах и верхами, и девушки те ходили вокруг дерева. И увидел он, что на дереве том висит белый щит, а девушки, проходя мимо, плюют на него, а иные бросают в него грязью.

Сэр Гавейн и сэр Ивейн подъехали к ним, приветствовали их и спросили, отчего такое надругательство учиняют они над щитом.

– Сэр, – отвечали девушки, – мы вам все объясним. Есть такой рыцарь в нашей земле – ему как раз и принадлежит этот белый щит, – он доблестен и искусен в бою, но ненавидит всех дам и девиц. И вот поэтому мы учиняем надругательство над его щитом.

– Вот что я вам скажу, – сказал сэр Гавейн. – Не к лицу славному рыцарю презирать дам и девиц; но, может быть, ненавидя вас, он имеет на то причину, а может быть, он любит и любим где-нибудь в другой стороне, раз уж он такой доблестный рыцарь, как вы говорите. А как его имя?

– Сэр, – отвечали они, – его имя сэр Мархальт, сын Ирландского короля.

– Я хорошо знаю его, – сказал тут сэр Ивейн, – он рыцарь доблестный, не много есть ему равных. Я видел один раз, как он выступал на турнире, где собралось множество рыцарей, но ни один не мог против него выстоять.

– А, – сказал сэр Гавейн, – благородные девицы, видно, вы замыслили дурное, ведь тот, кто повесил этот щит, и сам должен здесь с минуты на минуту появиться, и эти двое рыцарей верхами на него нападут. Но не пристало такое благородным девицам, да и я долее не намерен смотреть, как бесчестят щит рыцаря.

С тем отъехали немного сэр Гавейн и сэр Ивейн. И вдруг видят: прямо на них скачет сэр Мархальт на могучем коне. А двенадцать девиц, увидев сэра Мархальта, бросились как безумные к башне бегом, иные даже попадали по дороге. Тут один из рыцарей, что были с ними, подтянул свой щит и вскричал громогласно:

– Сэр Мархальт, защищайся!

И сшиблись они, и тот рыцарь сломал о сэра Мархальта копье, а сэр Мархальт ударил с такой силой, что проломил ему шею, а лошади его спину. Увидел это второй рыцарь башни и изготовился против него, и с такой силой они сшиблись, что рыцарь башни рухнул мертвый на землю вместе с конем.

А сэр Мархальт подъехал к своему щиту, увидел, что он весь осквернен, и проговорил:

– За надругательство это я уже отчасти отомстил. И во имя любви к той, кто мне этот белый щит подарила, я буду теперь носить его, а старый мой щит повешу на место этого.

И повесил белый щит себе на шею. Потом поскакал он дальше и наехал прямо на сэра Гавейна и сэра Ивейна. Спросил он их, что они тут делают. Они ему отвечали, что едут от Артурова королевского двора на поиски приключений.

– Что ж, – сказал сэр Мархальт, – я, если пожелаете, к вашим услугам. Я тоже странствую в поисках приключений, и за мною дело не станет.

И с тем отъехал от них, чтобы было ему место для разгона.

– Пусть скачет своей дорогой, – сказал сэр Ивейн сэру Гавейну, – ведь он один из доблестнейших рыцарей на свете. Лучше бы нам, своею волею, не выходить против него один на один.

– Ну, нет, – отвечал сэр Гавейн, – этому не бывать! Позор нам будет, если мы с ним не сразимся, каким бы превосходным рыцарем он ни был.

– Что ж, ладно, – сказал сэр Ивейн. – Я выеду против него первый, ибо я слабее вас, и если он меня повергнет, тогда вы за меня отомстите.

Вот сшиблись два рыцаря с такой страшной силой, и сэр Ивейн так ударил сэра Мархальта в середину щита, что копье его раскололось от удара на мелкие куски. А сэр Мархальт столь жестокий нанес ему удар, что сшиб на землю и коня, и всадника и поразил сэра Ивейна в левый бок. Сэр же Мархальт повернул коня и отъехал туда, откуда начал поединок, и снова изготовился и поднял копье. Увидел это сэр Гавейн, перетянул наперед свой щит, уперли они оба копья в седельные упоры и ринулись друг на друга со всей мощью коней своих, и ударили друг друга что было силы прямо в середину щита. Тут копье сэра Гавейна сломалось, а копье сэра Мархальта выдержало удар, и рухнул сэр Гавейн наземь вместе с конем. Но вскочил сэр Гавейн проворно на ноги, обнажил меч свой и пеший бросился на сэра Мархальта. Увидел сэр Мархальт, что он обнажил меч, и стал конем теснить сэра Гавейна.

– Сэр рыцарь, – сказал тут сэр Гавейн, – должно тебе спешиться, иначе я зарублю твоего коня.

– Грамерси, – отвечал сэр Мархальт, – вы очень великодушны. Вы обучаете меня рыцарскому обхождению, ведь в самом деле не подобает, чтобы один рыцарь сражался пеший, другой – верхом.

И с тем сэр Мархальт прислонил копье свое к дереву, спешился, привязал к дереву коня и загородился щитом, и яростно ринулись они друг на друга. Ударили они мечами так, что от щитов щепы полетели, и рассекли они один на другом шлемы и кольчуги и нанесли один другому глубокие раны. Но у сэра Гавейна от девяти часов и до полудня сила прибавлялась и возрастала[58]58
  …У сэра Гавейна от девяти часов и до полудня сила прибавлялась и возрастала… – Один из типичных магических мотивов кельтской волшебной сказки (Thompson D 1836). У Мэлори возникает дважды в связи с Гавейном – ср. последний поединок с Ланселотом (кн. XX, «Осада Бенвика»); и один раз при описании Красного Рыцаря Красного Поля, у которого сила возрастает в семь раз (кн. VII, «Гарет Оркнейский»).


[Закрыть], так что к полуденному часу увеличилась его мощь втройне. А сэр Мархальт все это видел и очень дивился его возросшей мощи. И наносили они один другому жестокие раны. Но когда миновал полдень и день стал клониться к вечеру, сила сэра Гавейна начала убывать, и сделался он совсем слаб, так что едва мог уже ему противостоять, а сэр Мархальт все более укреплялся духом.

– Сэр рыцарь, – сказал тут сэр Мархальт, – я убедился вполне, что вы славный рыцарь и муж великой мощи, я испытал ее на себе, пока она у вас не иссякла. Причины нам враждовать нет, и потому печально было бы, если бы я нанес вам увечья, ибо чувствую, что вы совсем ослабели.

– О благородный рыцарь, – сказал сэр Гавейн, – вы произнесли слова, которые должен был бы сказать я.

И с тем сняли они шлемы, поцеловались и дали клятву любить друг друга по-братски. И сэр Мархальт пригласил сэра Гавейна провести ту ночь у него. Так сели они на коней и поскакали к дому Мархальта. Едут, и по дороге сэр Гавейн говорит:

– Очень дивлюсь я вам, сэр рыцарь, вы, столь доблестный, столь благородный муж, отчего же вам быть ненавистником дам и девиц?

– Сэр, – отвечал сэр Мархальт, – напрасно меня так называют, ведь это прозвание дали мне девушки из башни и прочие, им подобные. Я сейчас открою вам, что за причина мне их ненавидеть: среди них есть злые волшебницы и чаровницы, и даже самого храброго рыцаря, могучего телом и доблестного духом, могут обратить они в жалкого труса, чтобы получить над ним власть. В этом причина моей ненависти к ним. А благородным дамам и девицам я всегда готов служить, как это и надлежит рыцарю. А во Французской книге перечисляются те рыцари, которые одерживали верх над сэром Гавейном, несмотря на всю его втрижды возраставшую мощь, и то были: сэр Ланселот Озерный, сэр Тристрам, сэр Борс Ганский, сэр Персиваль, сэр Пелеас, сэр Мархальт, – эти шестеро рыцарей одержали победы над сэром Гавейном.

Вот проехали они немного и очутились во владениях сэра Мархальта, вблизи небольшого монастыря. Там они спешились, дамы и девицы помогли им снять доспехи и поспешили осмотреть их раны, ибо все трое они имели увечья. И были приняты они у сэра Мархальта с превеликим радушием, ибо когда он узнал, что они – племянники короля Артура, он постарался оказать им, какое только мог, доброе гостеприимство. Пробыли они там целую неделю, залечили надежно свои раны, а там и в путь собрались.

– Нет, – сказал им сэр Мархальт, – так вот сразу мы не расстанемся, я провожу вас через наш лес.

И поехали они все трое. А сэр Мархальт захватил с собой самое большое свое копье. Так ехали они по лесу день за днем чуть не целую неделю, прежде чем встретилось им на пути новое приключение.

Въехали они в большой лес, носивший название, как и вся та сторона. Аррой – страна чудесных приключений.

– В этой стране со времен, как утвердилась здесь христианская вера, – объяснил им Мархальт, – не проезжал еще рыцарь, чтобы не встретилось ему чудесное приключение.

Поехали они дальше и очутились в глубокой долине, усеянной камнями, а по долине бежал чистый ручей. Тут же поблизости он и начинался, бил светлым родником, и у того родника сидели три девицы. Подъехали рыцари, приветствуют девиц. А у старшей вкруг головы был златой венец, и от роду ей было шесть десятков зим, а то и более, и волосы у нее под венцом белы. Второй девице было тридцать зим, и вкруг головы у нее – золотой обручок. А третьей девице лишь пятнадцать лет, и на голове у нее венок из цветов.

Поглядели на них рыцари и спрашивают, что за причина им так сидеть у родника.

– Сидим мы здесь, – отвечали девицы, – вот по какой причине: мы высматриваем странствующих рыцарей, чтобы нам научить их, где найти чудесные приключения. Вот вы, трое рыцарей, ищете приключения, а нас трое девиц, и потому пусть каждый из вас изберет себе из нас одну. Потом мы отведем вас туда, где разветвляется натрое дорога, и там каждый из вас поедет избранным путем, и девица его – с ним. А через двенадцать месяцев, день в день, съедетесь вы в том же месте опять, если даст вам бог дожить. И в том должно вам честью поклясться.

– Отлично сказано, – молвил сэр Мархальт. – Пусть теперь каждый из нас изберет себе девицу.

– Я так скажу, – выступил сэр Ивейн. – Я вас обоих моложе и слабее, и потому позвольте мне избрать старшую девицу, ибо она многое повидала на своем веку и всего лучше сумеет мне помочь, когда будет у меня в том нужда, ведь из нас троих я всех более нуждаюсь в помощи.

– Тогда, – сказал сэр Мархальт, – я избираю ту, которой от роду тридцать зим, она мне более всех приглянулась.

– Ну, что же, – сказал тут сэр Гавейн, – я благодарю вас за то, что вы оставили мне меньшую и собой прекраснейшую, она мне пришлась более всех по душе.

Тут взяли девицы за повод их коней и привели их туда, где дорога разветвляется натрое, и там дали рыцари клятву, что, живы будут, встретятся вновь у того родника ровно через год. Потом поцеловались они и разъехались, каждый рыцарь посадил свою девицу позади себя на коня. Сэр Ивейн поехал дорогою, что вела на Запад, сэр Мархальт избрал дорогу, что вела на Юг, а сэр Гавейн поскакал дорогой, что вела на Север.

Теперь мы начнем с Гавейна, который ехал своей дорогой до тех пор, пока не подъехал к прекрасному дому, где жил один старый рыцарь, рачительный хозяин. Спрашивает у него сэр Гавейн, нет ли поблизости каких приключений.

– Завтра поутру, – отвечает рыцарь, – я покажу вам удивительнейшие приключения.

Вот наутро поскакали они назад и углубились в лес, знаменитый чудесами. Выехали на поляну, увидели на ней крест, осадили коней, остановились, и в это время прискакал туда рыцарь собою статный и лицом прекраснейший, какого только случалось им видеть. Едет он и горько рыдает. Когда же заметил он сэра Гавейна, то приветствовал его и пожелал ему от господа чести да славы.

– Что до этого, – отвечал сэр Гавейн, – то я вас благодарю. И я тоже желаю вам от господа чести и славы.

– О, – сказал рыцарь, – бог с ней, со славою. Ибо вслед за нею пришли ко мне позор и печаль.

И с тем проехал он на край поляны, а в это время на другой край поляны выехали десять рыцарей, осадили коней, перетянули щиты и наставили копья и изготовились к бою с тем рыцарем, что проехал мимо сэра Гавейна. Тот рыцарь упер в седло большое копье, поскакал и на всем скаку сшибся с одним из своих преследователей. И так этот печальный рыцарь его ударил, что перелетел он через круп своего коня. Подобным же образом расправился грустный рыцарь со всеми десятью: повергал их наземь, – и коней и всадников, и все это одним копьем. Когда же они все десятеро очутились пеши, подбежали они к нему, а он сидит в седле неподвижно, как каменный, и, не сопротивляясь, позволил он стащить себя с коня, спутать веревкой по рукам и ногам и подвязать коню под брюхо. Так они повезли его с собою.

– О господи! – воскликнул сэр Гавейн. – Горько видеть, как обращаются с этим рыцарем. А ведь он, кажется, вовсе и не сопротивлялся, а позволил им себя связать.

– Так оно и есть, – отвечал его хозяин. – Ведь захоти он только, и им бы его никогда не одолеть.

– Сэр, – сказала тут девица сэру Гавейну. – Мне кажется, ваш рыцарский долг – помочь этому грустному рыцарю, ибо, по-моему, он из лучших рыцарей, когда-либо мною виденных.

– Я бы вступился за него, – отвечал сэр Гавейн. – Но, кажется, он не желает принимать помощь.

– Нет, – возразила девица. – А мне кажется, вы просто не хотите ему помочь.

Но пока они так говорили, появился вдруг на поляне с одной стороны рыцарь, весь закованный в латы, но с обнаженной головой. А с другой стороны выехал на поляну карла на коне, тоже весь в латах, только голова открыта, рот до ушей, нос – обрубок. Подъехал к ним карла и говорит:

– Где же эта дама, что должна нас тут встретить?

И тут выходит из лесу дама. Сразу затеялся между ними спор, ибо рыцарь потребовал, чтобы она досталась ему.

– Правильно ли мы поступаем? – сказал тогда карла. – Вон там, у креста, стоит рыцарь, давайте возложим решение на него, – как он рассудит, так тому и быть.

– Я согласен, – отвечал рыцарь.

Подъехали они втроем к сэру Гавейну и рассказали, о чем у них спор.

– Что же, сэры? Вы желаете предоставить решение вашего спора мне?

– Да, сэр, – отвечали они оба.

– В таком случае, девица, – сказал сэр Гавейн, – встаньте вы между ними, и тот, к кому вы предпочтете подойти, вас и получит.

Когда же ее между ними поставили, она отвернулась от рыцаря и подошла к карле. И тогда карла поднял ее к себе в седло и ускакал, весело распевая, а рыцарь поехал своей дорогой, горько плача.

Тут выехали на поляну два рыцаря в полных доспехах, и громко вскричал один:

– Сэр Гавейн, рыцарь Артурова королевского двора! Не медли, готовься сразиться со мною!

Сшиблись они с силою и оба вылетели из седел. Тогда пеши схватились они за мечи и рубились отчаянно. А тем временем второй рыцарь подъехал к девице и спрашивает ее, отчего она с этим рыцарем, и говорит:

– Если согласитесь вы уехать со мной, я буду вашим верным рыцарем.

– Я охотно уеду с вами, – отвечала девица, – мне не по душе дальше оставаться с ним, ибо у него на глазах только что один рыцарь победил десятерых, но под конец его подло уволокли отсюда. Потому давайте уедем, покуда длится поединок.

А сэр Гавейн еще долго бился с первым рыцарем, но под конец они помирились. И стал рыцарь приглашать Гавейна, чтобы он остановился у него на эту ночь. Сэр Гавейн с ним поехал, а по пути и спрашивает:

– Что за рыцарь в вашей стороне один смог победить десятерых? И после такого мужественного подвига он позволил им связать себя по рукам и ногам и увезти прочь.

– А, – отвечал рыцарь, – это, как я полагаю, лучший на свете рыцарь и доблестнейший муж, и он достоин превеликого сострадания, – ведь то, что произошло сегодня, уже было с ним более десяти раз. Имя же ему – сэр Пелеас; и он любит одну знатную даму в этой стране по имени леди Этарда. Случилось однажды, когда он ее полюбил, что стали сзывать рыцарей по всей стране на трехдневный турнир, и съехались туда все рыцари этой страны и все дамы. Тому, кто выказал бы себя лучшим рыцарем, назначен был в награду добрый меч и золотой венец, и тот венец победитель должен был вручить прекраснейшей из дам, какие собрались на турнире. Всех рыцарей там намного превосходил силою и искусством этот самый сэр Пелеас, а было там пять сотен рыцарей. Но из них не было ни одного, кого бы сэр Пелеас ни вышиб из седла или ни сбил бы с ног; он каждый день в течение трех дней побеждал по двадцать рыцарей. И за то награда была присуждена ему. А он в тот же миг поскакал туда, где сидела леди Этарда, и преподнес ей венец, объявив ее прекраснейшей из всех дам, а кто не согласен, тому готов он доказать это с оружием в руках.