Текст книги "Смерть Артура"

Вот едут Балин и девица, и углубились они в лес, и повстречался им там рыцарь, который возвращался с охоты. Спрашивает рыцарь у Балина о причине его великой скорби.

– Я не расположен отвечать вам, – говорит ему Балин.

– Ах так, – сказал тот рыцарь, – будь только я вооружен, как вы, я бы сразился с вами, раз вы отказываетесь отвечать.

– В этом нет нужды, – сказал Балин, – ведь я не со страху не хотел вам отвечать, – и он рассказал ему обо всем, что было.

– Ах, – сказал рыцарь, – и это все? В таком случае я клянусь вам верою своею и жизнью, что отныне никогда не покину вас, покуда я жив.

И они отправились на подворье, где он стоял, он там вооружился и поскакал дальше вместе с Балином.

Но когда проезжали они мимо хижины отшельника подле кладбища, снова приблизился невидимо Гарлон и поразил того рыцаря Перина де Маунт-Белиарда, пробив ему насквозь грудь пикою.

– Увы! – сказал рыцарь, – я убит этим предателем, который подъезжает невидимый.

– Увы мне, – сказал Балин, – это уже не первое оскорбление, которое он мне наносит.

Отшельник с Балином похоронили рыцаря под богато изукрашенным камнем, под надгробьем королевским. А наутро оказались на том камне золотые письмена о том, что сэр Гавейн отмстит королю Пелинору за смерть своего отца короля Лота.

После того поехали Балин и девица дальше и подъехали к замку. Спешился Балин и вошел в замок. Только он вошел, ворота за ним опустились, а на девицу набросились много людей и хотели ее убить. При виде того сокрушался Балин, ибо помочь он ей не мог. Но потом взбежал он на башню и перепрыгнул через стены прямо в ров, не повредив себе. Обнажил он меч и хотел вступить с ними в бой. Но они все сказали, что не станут биться с Балином, ведь они лишь исполняли старый обычай этого замка. Они рассказали ему, что владелица замка уже много лет лежит больная, и ей не поправиться, покуда не принесут ей серебряное блюдо, полное крови непорочной девицы и королевской дочери.

– И потому обычай этого замка таков, что ни одна девица не проедет мимо, не отдав серебряное блюдо своей крови.

– Ну что ж, – сказал Балин, – пусть она отдаст вам своей крови, сколько надо, но пока я жив, я не позволю вам лишить ее жизни.

Дала девица по доброй воле пустить себе кровь, но ее кровь не помогла владелице замка. В замке им было оказано доброе гостеприимство, и они провели там всю ночь, а утром отправились дальше. А потом, как рассказано в книге о Святом Граале, сестра сэра Персиваля спасла ту даму, отдав ей свою кровь, а сама оттого умерла.

Дня три или четыре ехали они без приключений. Потом случилось им заночевать у одного дворянина. Сели они за ужин, и вдруг слышит Балин, в соседнем покое громко и горько кто-то стонет.

– Что это за шум? – спросил Балин.

– Увы, – отвечал хозяин, – я расскажу вам. Был я недавно на турнире и бился там с одним рыцарем, который приходится братом королю Пеламу, и дважды поверг я его наземь. А он поклялся отплатить мне через того, кто мне всего дороже. И вот он нанес рану моему сыну, а она не заживает, покуда я не добуду крови того рыцаря. Он же подъезжает всегда невидимый, и имени его я не знаю.

– А-а, – сказал Балин, – зато я знаю имя этого рыцаря; его зовут Гарлон, и он уже убил таким образом двух рыцарей – моих друзей. И потому встреча с ним для меня желаннее, нежели все золото этого королевства, из-за того оскорбления, что он мне причинил.

– Тогда, – сказал ему хозяин, – я научу вас, как с ним встретиться. Король Пелам Листенойзский распорядился возвестить по всей стране, что через двадцать дней он устроит великое празднество, на которое ни один рыцарь не имеет права явиться без жены или возлюбленной. Там-то вы и увидите вашего и моего врага.

– В таком случае, – сказал Балин, – я обещаю вам его крови для исцеления вашего сына.

– Тогда отправимся в путь завтра же, – сказал хозяин. Наутро пустились они все втроем в путь к королю Пеламу и ехали пятнадцать дней, прежде чем добрались до места. А там как раз в день их приезда началось великое празднество.

Они спешились, поставили в стойла лошадей и пошли в замок, но Балинова спутника не впустили, ибо он был без дамы.

– Рыцарь, почто убил ты моего брата? За это не уйти тебе отсюда живым!

– Нет, – сказал Балин, – этого я не сделаю, ибо у меня на родине обычай таков, чтобы рыцарь не расставался со своим оружием. Иначе, – сказал он, – я отправлюсь туда, откуда прибыл.

Тогда ему позволили остаться при мече, и он вошел в залу и очутился на пиру в обществе благородных рыцарей, ведя перед собой свою даму.

И спросил Балин одного рыцаря:

– Нет ли здесь при дворе рыцаря по имени Гарлон?

– Да, сэр, есть такой. Вон он идет, рыцарь, черный лицом, равного ему рыцаря на свете нет. И он губит немало добрых рыцарей, ибо он приближается невидимый.

– Вот как, – сказал Балин. – Значит, это он? Потом задумался Балин и долго размышлял, как ему поступить: «Если я убью его здесь, мне отсюда не выбраться. А если я уеду так, то, быть может, другого случая встретиться с ним у меня не будет, и он, оставшись в живых, станет и дальше творить зло».

Но тут Гарлон заметил, что Балин разглядывает его, подошел и ударил Балина по лицу тыльной стороной ладони, сказав:

– Рыцарь, почему ты так смотришь на меня? Стыдись! Раз ты на пиру, то ешь, делай то, ради чего ты сюда пришел.

– Правда твоя, – отвечал Балин, – ведь это уже не первое оскорбление, какое ты мне наносишь. И потому я сделаю то, ради чего сюда пришел. – Поднялся он в ярости и раскроил ему голову до плеч.

– А теперь, – сказал он своей даме, – дайте мне острие того копья, которым он убил вашего рыцаря.

И она дала ему обломок копья, ибо всегда носила его с собой. Балин пронзил им ему грудь и возгласил во всеуслышанье:

– Этим копьем убил ты доброго рыцаря – теперь же оно торчит у тебя в груди!

Потом кликнул Балин того дворянина, что дал им приют и привел туда:

– Теперь мы можем набрать довольно крови, чтобы исцелить вашего сына!

Тут все рыцари повскакали из-за стола и хотели было наброситься на Балина. Сам король Пелам поднялся в ярости и воскликнул:

– Рыцарь, почто убил ты моего брата? За это не уйти тебе отсюда живым!

– Что ж, – сказал Балин, – убейте меня своей рукой.

– Именно так, – отвечал Пелам, – никто иной не вступит с тобой в поединок, но лишь я, во имя любви к моему брату.

Тут схватил король Пелам устрашающий меч и замахнулся яростно на Балина, но он выставил над головою свой меч, и удар пришелся по нему, так что разлетелся меч в куски. Оказавшись безоружным[43]43
  Оказавшись безоружным… – неувязка, особенно знаменательная, если вспомнить, что наличие двух мечей у Балина отражено даже в заглавии – «Рыцарь-о-Двух-Мечах».


[Закрыть], бросился Балин в замковые покои искать себе оружие и бежал из покоя в покой, но не мог сыскать себе меча. А король Пелам все гнался вслед за ним. Наконец очутился он в покое, чудесно и богато убранном; там была кровать под золотым покрывалом, какого богаче и не бывает, и в ней кто-то лежал, а рядом стоял стол из чистого золота. На том столе стояло чудесное копье, украшенное дивным узором.

Увидел Балин копье, схватил его, обернулся и бросился на короля Пелама. Он сбил его с ног и нанес ему тем копьем жестокую рану, так что упал король Пелам без памяти. Тут рухнул замок, и стены его, и кровли, – все обрушилось на землю. И Балин упал и не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой, и почти все, кто был в том замке, погибли через тот плачевный удар.

Так пролежали король Пелам и Балин три дня.

Потом прибыл туда Мерлин, поднял Балина, дал ему доброго коня, ибо его конь погиб, и сказал ему, чтобы он покинул ту страну.

– Сэр, пусть мне возвратят мою даму, – отвечал Балин.

– Взгляни: вон она лежит мертвая, – сказал Мерлин.

А король Пелам пролежал жестоко изувеченный много лет и не мог поправиться, покуда не исцелил его Галахад, Высокородный Принц, взыскующий Святого Грааля. Ибо в том сосуде содержалась толика крови господа нашего Иисуса Христа, которую привез в нашу землю Иосиф Аримафейский. Это он и лежал в той богатой постели. А копье это было то самое, коим Лонгин пронзил сердце господа нашего. Король Пелам приходился Иосифу прямым потомком, и был он благороднейшим мужем изо всех в те времена, и превеликой жалости достойно, что он был так покалечен, ибо через тот плачевный удар была великая скорбь, мука и страдание. А Балин распрощался с Мерлином.

– Ибо, – сказал тот, – никогда в этом мире нам больше не встречаться, не расставаться.

И поехал он прочь. Едет он по полям и лугам, по городам прекрасным, и везде валяются мертвые, а кто в живых остался, те стонут и кричат ему вслед:

– Ах, Балин! Ты причинил в наших краях великий вред и бедствия! Через плачевный удар, что нанес ты королю Пеламу, погубил ты три королевства. И знай, все равно падет на тебя отмщение!

И потому Балин был рад, когда те три королевства остались позади, он скакал восемь дней, прежде чем встретилось ему новое приключение. Въехал он в густой лес на дне долины и увидел там башню. Неподалеку от башни стоял могучий конь, привязанный к дереву, а подле него сидел на земле добрый рыцарь в великой печали, хоть был он собой пригож и ладен и строен. Балин сказал ему:

– Спаси вас господь! Отчего вы так печальны? Поведайте мне причину, и я помогу вам, если то будет в моих силах.

– Сэр рыцарь, – отвечал тот, – не мучай меня, ибо я погружен был в сладкие думы, ты же возвращаешь меня к страданиям.

Балин отъехал немного, чтобы поглядеть на его коня, и слышит, рыцарь говорит про себя: «О, прекрасная дама! Зачем, зачем нарушили вы данное мне обещание? Ведь вы обещали встретиться здесь со мною в полдень. А теперь да падет на вас проклятье, ибо этим мечом, что подарили мне вы, я решил себя убить». И вытащил он меч. Тут Балин к нему подошел и взял его за руку.

– Отпусти мою руку, – сказал рыцарь, – иначе я убью тебя!

– В этом нет нужды, – отвечал ему Балин, – ибо клянусь, я готов помочь вам найти вашу даму, если вы скажете мне, где ее искать.

– А как ваше имя?

– Сэр, мое имя – Балин Свирепый.

– О, сэр, это имя мне хорошо знакомо: вы – Рыцарь-о-Двух-Мечах, муж величайшей доблести, какого видел мир.

– А как ваше имя? – спросил Балин.

– Мое имя Гарниш-Горец, я сын бедного человека, но за храбрость мою и доблесть герцог возвел меня в рыцари и даровал мне земли. Зовут этого герцога Хервис, и это его дочь, которую я люблю, а она, как я полагал, любит меня.

– А далеко ль она сейчас отсюда? – спросил Балин.

– В шести лишь милях, – ответил рыцарь.

– Едем туда, – сказали оба рыцаря.

И поскакали они во весь опор и подъехали к прекрасному замку, крепкими стенами обнесенному и глубокими рвами окруженному.

– Я войду в замок, – сказал Балин, – и погляжу, там ли она.

Вот проник он в замок, стал шарить всюду, переходя из покоя в покой, нашел ее постель, но ее там не было. Потом заглянул Балин в прекрасный сад, и там, под лавровым деревом, на разостланном одеяле зеленого шелку лежала она, а в объятьях у нее рыцарь, и крепко обнялись они, а под головами у них – цветы и травы. Увидел Балин, что лежит она так с безобразнейшим рыцарем, какого свет видывал, хоть сама она собою прекрасна, прошел он назад через все покои и рассказал рыцарю, как нашел ее, крепко спящую, и привел он его в то место, где она лежала и крепко спала.

Когда увидел ее Гарниш там, лежащую в глубоком сне, хлынула у него от горя кровь носом и ртом, и он мечом своим отсек им обоим головы. А потом стал горестно стенать и плакать и молвил:

– О Балин! Ты причинил мне великое горе, ведь, не приведи ты меня сюда, я еще сумел бы пережить мое горе.

– Но видит бог, – сказал Балин, – я сделал это с одной лишь целью, чтобы придать вам мужества и чтобы вы, увидев и поняв всю лживость этой дамы, перестали любить ее; воистину, я поступил с вами только так, как желал бы, чтобы вы поступили со мною.

– Увы, – сказал Гарниш, – теперь вдвойне возросло мое горе, и не под силу мне его вынести, ибо я убил ту, которую любил больше всех в моей жизни!

И с этими словами он вдруг вонзил себе в грудь меч по рукоятку.

Как увидел это Балин, тут же поспешил он оттуда прочь, чтобы люди не сказали, будто это он убил их. Ехал он, ехал и через три дня подъехал к большому кресту, а на кресте том золотыми буквами было начертано[44]44
  …а на кресте там золотыми буквами было начертано… – Большой Оксфордский словарь дает для слова Cross под 7) специальное значение: – «Монумент в форме креста или с крестом наверху, возводившийся на перекрестках и пр.». Такие каменные кресты играли в средние века роль верстовых столбов, дорожных указателей, памятников и т. п., кроме того, что у их подножия путникам надлежало молиться (ср. русские сказки). Сохранился, например, знаменитый Рутвельский крест на юго-западе Шотландии, на котором высечена руническая надпись – религиозное стихотворение.


[Закрыть]: «Ни единому рыцарю не должно в одиночку приближаться к этому замку». Потом увидел он, что подходит к нему седой старец и говорит: «Балин Свирепый, ты заехал сюда, свернув со своего пути, а потому возвращайся назад, ради своей же пользы». И, сказав так, вдруг исчез.

Потом услышал он звук рога, точно на охоте, когда забита дичь.

– Этот рог, – сказал Балнн, – трубит по мне, ибо дичь эта – я, однако я еще жив.

И тут он вдруг увидел сто дам и множество рыцарей, и они приветствовали его с любезным видом и выказали ему большое радушие и отвели его в замок, и там были танцы и игры менестрелей[45]45
  Игры менестрелей (mynstralsy) – слово и понятие, ввезенное в Англию норманнами (у кельтов были барды, у англосаксов – scop, но это были только эпические певцы. О том, какое видное место занимали они в обществе, можно судить по тому, что хроника, приписываемая Неннию, приводит вначале генеалогию англосаксонских королей, потом перечисляются боиттские короли, с которыми они воевали, и барды, жившие и творившие в их времена). Профессия менестрелей включала как певцов и музыкантов, так и всевозможных скоморохов, плясунов, фокусников и пр. Во главе ее стояли «трубадуры», они часто принадлежали к высшей знати. Трубадуром был, например, Гильом IX, граф Пуату (ум. 1127). По английским преданиям, во время битвы при Гастингсе (1066) в стане Вильгельма находился знаменитый трубадур Taillefer, который пел норманнам «Песнь о Роланде». Позже за менестрелями сохраняется только зависимое положение – ср. у Мэлори, когда Элиот-арфист говорит: «Я менестрель… и должен делать, как велят мне мои господа, чьи цвета я ношу на своем платье». Впоследствии менестрели организовывались в цехи и корпорации. Лондонский цех менестрелей был образован в 1469 г. и в качестве «Лондонской корпорации музыкантов» существует по сие время.


[Закрыть] и всяческое веселье. Потом владелица замка приблизилась к нему и промолвила:

– Рыцарь-о-Двух-Мечах, вы должны вступить в поединок и сразиться с одним рыцарем, что живет здесь поблизости и владеет островом, ибо никто не может здесь проехать, прежде не сразившись с ним.

– Это недобрый обычай, – сказал Балин, – если рыцарь не может проехать этим путем без боя.

– Вам надобно сразиться лишь с одним рыцарем, – сказала ему дама.

– Ну что ж, – отвечал Балин, – раз так надобно, то я готов; правда, путники нередко бывают усталыми, и кони их тоже, но хоть конь мой устал, сердце мое не устало. Да и если тут смерть моя, я с радостью ее приму.

– Сэр, – сказал Балину один рыцарь, – мне сдается, что ваш щит не хорош; молю, позвольте мне сменить его вам на больший.

И взял Балин щит, никому не ведомый, а свой оставил и поскакал на остров. Вошел он с конем своим в большую ладью, а когда вышел на другом берегу, то повстречалась ему благородная девица и сказала:

– О рыцарь Балин, зачем оставили вы ваш собственный щит? Увы! великой опасности подвергли вы себя, ибо по вашему щиту вас можно было признать. Жаль вас, как никого из рыцарей, ибо в храбрости и доблести нет тебе равных на свете.

– Я сожалею, – сказал Балин, – что заехал в здешние края; но теперь я уже не могу повернуть назад, это был бы позор, и что бы мне ни было суждено, жизнь ли, смерть ли, я готов принять любое испытание, какое выпадет на мою долю.

Оглядел он свои доспехи, увидел, что снаряжен хорошо, и, благословясь, поднялся в седло.

Вскоре видит он: скачет ему навстречу из замка рыцарь, конь его под красным чепраком, и сам он облачен в одежды того же цвета. Увидел его тот рыцарь в красном, и по двум его мечам подумалось ему, что это брат его Балин, но потом, раз не узнал он его щита, то и счел, что это не он. И вот наставили они копья и ринулись друг на друга со всей силою, ударили один другого по щиту, и так крепок был этот удар и копья их так крепки, что рухнули и кони и всадники, и остались оба лежать без чувств на земле.

Из них сильнее пострадал Балин, когда падал с коня, ибо он устал с дороги. А Балан первым поднялся на ноги, обнажил свой меч и пошел на Балина, но тот также вскочил и пошел на него. Балан разил первым, загородившись щитом, он пробил Балину щит и рассек ему шлем. Но тут и Балин нанес ответный удар злосчастным своим мечом и едва не сразил своего брата Балана. Так они бились друг с другом, покуда совсем не задохнулись.

Тут взглянул Балин вверх и увидел, что на всех стенах и башнях замка стоят дамы. И снова схватились оба рыцаря и прежестокие наносили друг другу раны, и дышать они стали громко и часто, и так бились они, что все кругом было красным от крови. У каждого из них к тому времени зияло на теле по семи ужасных ран, из коих наималейшая одна причинила бы смерть огромнейшему из великанов на свете.

А они все продолжали биться, да так, что не верили люди потом, слушая рассказы об их поединке, столько было тогда пролито крови. Латы их расклепались, и тела их были обнажены. Наконец, Балан, младший из братьев, отступил и повалился на землю. Тут спросил его Балин Свирепый:

– Кто ты, рыцарь? Ведь до сей поры не встречал я рыцаря, равного себе.

– Имя мое, – отвечал тот, – Балан, я брат славному рыцарю Балину.

– Увы! – вскричал Балин, – лучше бы не дожить мне до этого дня!

И с тем рухнул он наземь без чувств.

А Балан приподнялся на четвереньках, подполз к брату своему, снял с него шлем, но не мог его признать по лицу, так оно было все изрублено и окровавлено: но тот, придя в себя, воскликнул так:

– О Балан, мой брат! Ты зарубил меня, а я тебя, из-за того весь белый свет будет говорить о нас с тобою.

– Увы мне! – сказал Балан. – Зачем дожил я до такого дня, когда по воле злого случая я вас не смог признать! Ведь я видел ваши два меча, но из-за того, что вы были при другом щите, я судил, что это не вы, а другой рыцарь.

– Увы! – сказал Балин, – во всем этом виноват тот злосчастный рыцарь в замке, который уговорил отдать ему мой щит, к моей и твоей погибели. Если б только остался я жив, я бы разрушил тот замок за злой их обычай.

– И хорошо бы сделали, – сказал Балан, – ибо вот уже сколько времени я не мог покинуть эти места, в которые заехал, ибо так случилось, что я убил здесь рыцаря, владевшего этим островом, и с тех пор меня отсюда не выпускали, как и вас не выпустили бы, брат, если бы вы, убив меня, сами вышли бы из поединка живым.

В это самое время спустилась к ним владелица замка с четырьмя рыцарями, шестью дамами и шестью при них прислужниками и услыхала, как они оплакивают друг друга, говоря: «Из одного лона вышли мы, из чрева одной матери, и потому лежать нам в одной могиле». И Балан испросил у этой дамы милости, чтобы за верную его службу она повелела похоронить их обоих на том самом месте, где они сражались, и она со слезами пообещала ему, что так и будет все сделано, и похоронят их богато и достойно.

– А теперь пошлите за священником, дабы было свершено над нами последнее таинство и мы причастились священного тела господа нашего Иисуса Христа.

– Хорошо, – отвечала дама, – все будет исполнено, – и послала за священником, и они приняли последнее причастие.

– Ну вот, – сказал Балин, – когда похоронят нас в одной гробнице и сверху на камне напишут о том, как убили друг друга два брата, то не найдется рыцаря славного или доброго человека, который, проходя мимо нашей могилы, не помолится о спасении наших душ.

И все дамы и кавалеры плакали от жалости. Вскоре умер Балан, но Балин прожил еще до полуночи. После того похоронили их обоих, и владелица замка повелела записать на камне имя Балана и как он был убит рукою брата своего, Балинова же имени она не знала.

Наутро прибыл туда Мерлин, и по его указанию было на камне начертано золотыми буквами имя Балина: «Здесь лежит Балин Свирепый, что звался Рыцарем-о-Двух-Мечах и нанес плачевный удар». И еще Мерлин сделал тогда волшебную кровать, в которую кто бы ни лег, становился безумным. Но Ланселот Озерный разрушил те чары своим благородством. Когда умер Балин, взял Мерлин его меч, снял с рукояти и насадил на другую. И сказал рыцарю, подле стоявшему, чтобы взял он тот меч, но рыцарь, как ни старался, не мог его поднять. Мерлин засмеялся.

– Почему смеешься ты? – спрашивает рыцарь.

– Вот какая тому причина, – отвечает Мерлин, – никому на свете не владеть этим мечом, кроме лучшего из рыцарей, какого видел свет, и то будет сэр Ланселот или же сын его Галахад. Ланселот же мечом этим убьет того, кто ему всех на свете дороже, и то будет сэр Гавейн.

И все это записал он на рукоятке меча.

После того распорядился Мерлин перекинуть на остров мост из железа и стали всего лишь в полфута шириною. «Перейти же этот мост сможет и ступить на него отважится лишь тот, кто добр душой, кто не ведает подлости и измены». А ножны от Балинова меча Мерлин оставил на острове, чтобы Галахаду их там найти. И еще искусством своим сделал Мерлин так, что Балинов меч оказался воткнут в мраморный камень высотой с верстовой столб, который торчал из воды, и в нем меч оставался долгие годы. Но в конце концов случилось так, что столб смыло и принесло потоком в город Камелот, по-английски именуемый Винчестер, и в тот же самый день Галахад, Высокородный Принц, прибыл к королю Артуру; он привез с собою ножны и извлек тот меч из мраморного столба, торчавшего над водою. Он достал тот меч в Троицын день, как о том повествуется в «Книге о Святом Граале».

Мерлин же после того, как сделал все это, явился к королю Артуру и поведал ему о плачевном ударе, что нанес Балин королю Пеламу, и как сражались Балин и Балан в неслыханном поединке и что похоронили их обоих в одной могиле.

– Увы! – сказал король Артур, – это самая печальная весть, какую случалось мне слышать о двух рыцарях, ибо на этом свете не знаю я других таких двух рыцарей.

Так кончается повесть о Балине и Балане, двух братьях, рожденных в Нортумберланде, которые были лучшими рыцарями изо всех в свои дни.

Explicit[46]46
  Explicit – слово, широко употреблявшееся средневековыми переписчиками книг, а позднее и печатниками для обозначения конца рукописи или ее части. Осмыслялось как латинская глагольная форма 3 лица единственного числа (множественное – expliciunt). Однако в действительности, по-видимому, представляет собой сокращение от формы пассивного причастия в выражении explicitus est liber, буквально: «книга раскатана, раскручена, развернута» (лат. explicare). См. OED s. v.


[Закрыть].